Этот долгий путь к мечте

      Интересно, а почему считается, что эльфы — поголовно высокородные богатенькие писаные красавцы? Ну откуда взялась подобная информация? Со смазливой мордашкой у ведущего по деревенской улице коня представителя остроухого племени все было — в полном порядке, а вот с происхождением… Происхождение хромало на обе стройные, длинные, стертые в кровь босые ноги. Так же, как и их юный владелец.       Хозяин лесов выглядел на редкость усталым и замученным, его поношеную, хранящую следы умелой починки, пропыленную одежду не украшали изысканные вышивки, да и оружие, хоть и отменного качества, не сверкало редкими каменьями. Короче, неправильный по брусчатке ковылял ушонок, не классический, без каскада шелковистых локонов по плечам и без драгоценностей. И конь у него был неправильный — пусть и боевой, но загнанный не хуже хозяина, в простецкой потрепанной сбруе. Ну и что? Кому не нравится, пускай не пялится.       Вот только развалившийся на скамеечке в ленивой позе оборотень все равно пялился, игнорируя посылаемые пятой точкой настойчивые предупреждения об исходящей от светловолосого путника опасности. Этот очень молодой красавчик-оборотень родился без чувства самосохранения и никого и ничего не боялся — совершенно, между прочим, напрасно.       Поравнявшись с отдыхающим кошаром, эльф тормознул и придержал коня.       — Извините, — обратился он к парню с мягким, певучим акцентом. — Вы не подскажете, где здесь можно остановиться на ночлег?       Оборотень отчаянно, с риском вывихнуть челюсть, зевнул и плавно перетек в сидячее положение.       — А зачем тебе? — нагло фыркнул он, щуря бесстыжие топазовые глазищи.       Эльф нахмурил идеальные пшеничные бровки, выдохнул и, похоже, мысленно сосчитал до десяти. На его точеном личике на мгновение мелькнуло раздражение, но тут же снова спряталось под маску безразличия.       — Чтобы не спать под открытым небом и поесть нормальной горячей еды, — ответил юнец с поразительным спокойствием, не отводя взгляда.       Выдержка хозяина леса произвела на кошара впечатление.       — У нас переночуешь, — сообщил он, вскакивая с нагретой лавочки, и поманил блондина за собой. — Ма тебе койку найдет.       Приведя едва что не падающего от усталости эльфа на родной двор, оборотень определил лошадь в конюшню и потащил гостя в огород — освежиться.       — Закончишь — кликнешь, — велел парень, вручая замершему над бочкой с приготовленной для полива водой гостю полотенце и кусок мыла.       Остроухий лишь кивнул.       Кошар присел на крылечко и приготовился ждать. Вскоре эльф пришел сам — обмотанный вокруг узких бедер мокрым полотенцем, отмытый до скрипа, с закрученной узлом на макушке влажной после купания косой. Одна потемневшая от воды, выбившаяся из общей массы прядка, завиваясь на конце в колечко, спускалась от виска на шею, к амулетам.       — Забыл тебя попросить, — проговорил юноша чуть смущенно, покрываясь пупырышками на свежем ветерке. — У тебя не найдется чистой одежды? Только попроще — с деньгами не очень…       Мальчишка явно испытывал неудобство, демонстрируя незнакомцу собственную, пусть и вынужденную, наготу, и оборотень решил проявить милосердие: уже болтающаяся на языке скабрезная шуточка осталась непроизнесенной.       — Заходи в дом, замерзнешь, — приказал парень.       Ушонок продолжал в нерешительности топтаться у порога.       — Чего жмешься? — прикрикнул оборотень. — Простыть хочешь?       Эльфик не заставил повторять дважды, и, старательно придерживая норовящее свалиться полотенчико, бочком проскользнул мимо парня в полутемные сени. Он двигался удивительно легко и изящно, будто танцуя, и кошар невольно залюбовался: оборотню всегда нравились стройненькие тонкокостные блондинчики, а тут — считай, голенькая бесхозная красота маячит перед носом!       — Сюда, — шепнул оборотень, подхватывая гостя под локоток и посылая в нужном направлении.       Ушастик приостановился и высвободил руку.       — Ты обещал мне одежду, — напомнил юноша, розовея скулами, но не опуская загоревшихся недобрым пламенем глаз. — Мне холодно, вообще-то.       Пойманный с поличным кошар и не подумал отворачиваться.       — Раз обещал — значит дам, — недовольно мявкнул он и, уже на тон ниже, примирительно. — Мое имя — Майер. Заходи уже в комнату, пожалуйста, пока сестренки не набежали!       — Лейри, — в ответ представился эльф.       С улицы донеслись звонкие детские голоса, по деревянным доскам крыльца застучали маленькие босые пяточки — прибыли обещанные Майером сестренки.       — Ой! — растеряв в миг свое королевское достоинство, пискнул хозяин лесных чащоб, шмыгнул испуганной мышей в приоткрытую оборотнем дверь и — замер, осматриваясь.       Выделенная гостю комнатка оказалась небольшой, но уютной и светлой: неширокая, застеленная ярким клетчатым покрывалом кровать, крошечный столик под белоснежной скатертью, фиалки в горшочке, деревянный, грубовато сработанный стул, на окне — цветастые занавесочки. Дощатый пол приятно ласкал босые ступни.       — Нравится? — поинтересовался оборотень. — Тут мой старший брат обитал до свадьбы, теперь пустует…       Эльф вскинул увенчанную тяжелым узлом волос голову и впервые с момента встречи улыбнулся — тепло и благодарно, демонстрируя ровные белые зубки. На левой щечке у него образовалась прелестная ямочка.       — Очень! — искренне воскликнул блондин. — Здесь так славно! — и сразу сник, словно вспомнив о чем-то неприятном.       — Я не уверен, что смогу расплатиться, — печально вздохнул юноша, опуская длиннющие веера ресниц.       Майер хмыкнул, сдернул с кровати плед и накинул на его уныло поникшие, худенькие плечи. Эльф вздрогнул, перехватывая импровизированный плащ, и руки хозяина и гостя встретились. Оборотень поймал в ладонь чужие тонкие, холодные пальчики и прижал к щеке. Ушонок непонимающе смотрел снизу огромными, темными очами.       — А-а? — спросил он тихо.       Зрачки кошара дернулись и сузились в вертикальные хищные щелочки, запахло хвоей, чем-то невыразимо притягательным и сексуальным. Казалось, сам воздух вокруг парня завибрировал.       — Не «а», а почему, — голос Майера резко изменился — стал бархатным, чувственным. — Иди ко мне, Лейри…       Эльф продолжал смотреть, словно завороженный.       — Не надо, — невольно подаваясь навстречу, едва слышно выдохнул он в приближающиеся жадно приоткрытые губы. — Я не хочу…       Незапертая дверь распахнулась, с грохотом шарахнув о бревна стены, и мальчишка, очнувшись и прервав едва начавшийся поцелуй, буквально отпрыгнул прочь. Комната моментально наполнилась вопящими детьми.       — Ма! — прокричала в коридор самая темненькая из девочек. — Майер эльфенка одуряет!       И, уже хором, скача вокруг шипящего от злости взрослого брата:       — Суккуб! Суккуб! Суккуб!       На шум явилась высокая, статная, красивая женщина в простом льняном платье. Вытирая о фартук испачканные тестом руки, мать-кошара холодно осведомилась:       — Чего разорались, оглашенные?       Потом хозяйка дома соизволила заметить в углу ушонка — юнец замер (краснее рака), судорожно сжимая у горла одеяло, и смотрел ошалелыми, все еще затуманенными желанием глазищами.       Короткий взмах, звон оплеухи…       — Мя! — жалобно вякнул прибитый Майер к восторгу кошанят, закрываясь локтем от второй пощечины и поспешно пятясь. — Мама, я нечаянно! Оно само получилось!       Мать-кошара хладнокровно ухватила сыночку за ухо, и, не слушая его подвываний, уволокла прочь из комнаты. Вслед за ней рванули детишки. Эльф — вдруг, остался один.       Еще немного постояв, юнец отлепился от стены и без сил присел на краешек постели.       — Как же так? — растерянно пролепетал он, дотрагиваясь кончиками пальцев до еще хранящих вкус поцелуя оборотня губ. — Не почувствовать суккуба? Что-то я совсем замотался…       Когда кошара вернулась, ушонок уже спал, завернувшись в одеяло как в кокон. Женщина долго смотрела на мирно посапывающего чужого ребенка, подметила и худобу, и бледность, и сбитые в кровь ноги, повздыхала, принесла большой меховой плащ и укрыла гостя потеплее.       — Отдыхай, бедняжечка, — прошептала она, нежно убирая со лба мальчишки локон. — Жалко, что лег без ужина …       Наутро, пока Лейри еще крепко спал, мать-кошара перетряхнула сундук с тряпьем, которое когда-то не успели сносить ее сыновья; когда мальчишка наконец, продрал глаза, на стуле его ждали четыре комплекта не новой, но добротной одежды и теплая куртка, под кроватью обнаружились крепкие, по размеру, башмаки, а дорожная сумка изрядно потяжелела, набитая снедью. Перед дорогой Хозяйка накормила эльфа свежим хлебом, овечьим мягким сыром и фруктами и наотрез отказалась брать с него деньги.       — Прибереги монетки, — попросила добрая женщина. — Они тебе еще ой как пригодятся.       На прощание кошара надела Лейри на шею небольшой амулет — вырезанную из черного камня фигурку прыгающей кошки.       — Это — особая вещица, малыш, — промурлыкала оборотень, улыбаясь. — Защитит тебя от чар хитрецов вроде моего Майера. Полезная штучка.       Не избалованный лаской ушонок сжал камушек в кулаке и расплакался. Он горячо поблагодарил Хозяйку за оказанное гостеприимство и подарки, расцеловал в обе щеки, вскочил на отдохнувшего за ночь сытого коня и продолжил свой путь. Несколько раз мальчишка оглядывался и махал рукой провожающей с крыльца женщине, но вскоре дорога повернула, и дом скрылся из виду.       Лейри вновь остался один.       Юноша ехал, вытирая рукавом катящиеся по щекам слезы, вспоминал мать-кошару и гадал, что ждет впереди и удастся ли живым и здоровым добраться до (увы) еще более чем далекого пункта назначения. Ему уже удалось преодолеть половину нужного расстояния, оставалось еще почти столько же.       Новый амулет грелся на груди под рубашкой.