Семьдесят процентов чувств

Звенящий шум в ушах, не переставая резал несчастную барабанную перепонку. Тело явно говорило о том, что его потрепали, так как болело правое плечо, а под руками было нечто твердое и горячее. Адриан приоткрыл один глаз, затем второй. Всё вокруг приобрело серые краски. Черно-белый мир казался каким-то грубым и не естественным, будто был нарисован неумелой рукой художника. В сером пространстве цветными оказались только три фигуры: Маринетт, Натаниель и еще какой-то подросток. — Кто ты такой?! — спросил рыжий, прикрывая собой изящную фигурку Маринетт. Девушка же, схватившись за плечо друга, испуганно оглядывалась по сторонам. — Оу? — с издевкой в голосе воскликнул неизвестный подросток в черном фраке стиля готика с неуместными ярко-фиолетовыми вставками. Парень держал в руках скрипку и смычок, почти наверняка именно инструмент является оружием. Тонкие губы, бледная кожа и темно-русые волосы, зачесанные назад. Казалось, будто молодой человек пришел прямо с концерта. - А это еще небось твоя краля! Как ее имя? - Парнишка приложил худощавый палец к подбородку в показной задумчивости. - Маринетт??? Натаниель продолжил пятиться, прикрывая собой девушку. Она же, в свою очередь, усиленно крутит головой, вероятно, ища место, где можно спрятаться. «Правильно» — подумал Адриан. — «Если ты будешь спрятана, мне легче будет задержать его до прихода Леди». Парень и сам не заметил, как обшарил взглядом окружающее пространство на предмет укрытия для трансформации. Тщетно. Прятаться негде, их окружал какой-то пузырь, в который безуспешно долбился Горилла, пока взволнованная Натали что-то кричала. Что было по ту сторону шара Адриан разглядеть не сумел, все было будто в сером тумане. — Краля? — с вызовом в голосе переспросил Натаниель отодвигая от себя Маринетт. — Совсем умом тронулся Госс? — Ха, — выплюнул парень, — тронулся? Да! Именно так! Почему? Почему ты занял мое место в списке на поступление в национальную музыкальную академию?! Ты же бросил обучение у деда, наплевал на вековые традиции семьи и, как говорит учитель, гробишь свой талант рисуя всякую непотребщину! — Художник заметно покраснел. — Это искусство... — ответил он, прячась за челкой. — Оууу даааа... — с издевкой протянул музыкант. — Смысл заниматься музыкой, если ей нельзя никого раздеть... — лицо Маринетт так же приобрело бардовый оттенок. А Адриан, наконец, встал с асфальта и пошел навстречу к музыканту. Перевоплотиться на месте не было возможности, но действовать надо было. Экстрасенсом быть не надо, чтобы понять, что в первую очередь опасность грозит именно Маринетт. — Не приплетай ее сюда! — крикнул Натаниель, чем на время ввел врага в ступор. — Отпусти ее и поговорим. — Тем временем девушка спряталась за лестницей, ведущей в центральный холл колледжа. — Госс, ты же знаешь, что я никогда не любил музыку. Ненавидел! Эти чертовы флейту, пиано и контрабас. И отказался от карьеры музыканта три года назад. — Ха, ха, — с сарказмом отчеканил музыкант. Скрипка легла на правое плечо, а левая рука нежно прикоснулась смычком к струнам. Инструмент издал прекрасный, высокий звук, который тут же материализовался в виде музыкальной письменности. Добрый десяток нот окружили музыканта. — Тогда почему твое имя в списке абитуриентов на следующий год? — Музыка стала играть куда оживленней, отчего Адриан, уже приближаясь к злодею, ощутил некий вихрь, что отталкивал от акумузированного. — Ты отобрал у меня все, — со взглядом полным наслаждения сказал музыкант. Натаниель же прикрывшись руками, пошагал к злодею. Взгляд Адриана шмыгнул в сторону Маринетт. Девушка пыталась вжаться в стену, чтобы скрыться из виду, сильно прижимая к груди розовую дамскую сумочку. Но она все еще оставалась в зоне видимости. А Госс все еще играл чарующую мелодию, набирая ритм, с которым усиливалось поле вокруг. Вихрь музыкальной письменности будто выплюнул из себя музыканта, а обоих парней отшвырнуло в сторону ударной волной. Однако, они быстро подскочили с асфальта оглядываясь по сторонам. — Ха, ха, ха! — донесся сверху голос акумузированного. Два парня с взволнованными глазами устремили взор в сторону, из которой доносился звук. — Из вас выйдут паршивые телохранители! — объявил музыкант и злобно расхохотался внутри купола. Ведь вихри, окутавшие его, держали будто связанную хрупкую девушку. Он уже не играл, но музыка по-прежнему разносилась вокруг уже в более медленном ритме. Маринетт повела плечами, пытаясь, освободится от магических пут, но тщетно. Где-то в районе бедра то же самое пыталась сделать Тикки, о чем свидетельствовало легкое пихание маленьких лапок на филейной части ноги, однако, безуспешно. Более того, звук вокруг будто вытянул из девушки возможность закричать. Она подобно рыбке открывала рот, но не слышала своего голоса. По всей видимости, Тикки тоже не услышала хозяйку… Потому даже отчаянная попытка превратится в Ледибагг была провалена. «Что же делать?...» — отчаянно подумала Маринетт, глядя на мальчишек, которые пытались пробраться к озлобленному музыканту сквозь звуковой вихрь. — «Бегите…». Она ощутила слезинку, уже готовую скатиться по щеке. За тот год, что Маринетт носит маску героини Парижа, она впервые испытала полную безнадегу. «Я не хочу терять вас,» — обратилась девушка сама к себе. Хотя нет, такое же отчаяние она испытывала тогда, когда лже-Вольпина собиралась скинуть с башни иллюзию Адриана. Но… Но тогда было легче. Тогда с ней был Нуар. Напарник и друг, неизменный и незаменимый. Он был всегда рядом и помогал. Даже когда злился, он всё равно шел на помощь, выручал, кривлянием или дракой отвлекал пыл врага на себя. Но сейчас рядом нет даже его. В пузыре лишь она. Обезоруженная, обездвижнная и бесполезная. А в паре метров её одногрупники пытаются вытащить её из лап музыканта. Оба смотрят отважным и целеустремленным взглядом на врага. Видно, что парни не отступятся и во что бы то ни стало сделают всё возможное, чтобы освободить её. Но… Что они могут? Что может сделать талантливый художник злодею? Натаниель никогда не отличался особенными физическими данными. По физкультуре вечно хватал стандартную «троечку» и, кажется, был ей вполне доволен. Его сильной стороной была развитая фантазия, отличная интуиция и предрасположенность к гуманитарным наукам. Но разве фантазией можно убить человека? Воспоминания тут же услужливо предоставили девушке картинки Злоллюстратора в исполнении Натаниеля. Да… И что уж греха таить… Её собственная развитая фантазия и элементарные знания законов физики не раз выручали, когда «СУПЕРШАНС» выкидывал что-нибудь эдакое. Да. Если бы у Натаниеля была Тикки, он бы смог выручить, но вся беда была именно в том, что как раз квами у него не было и быть не могло. А значит, сейчас он так же беззащитен, как и сама Маринетт, подвешенная в воздухе чёртовой нотной письменностью. Адриан… Эх, Адриан… Девушка устало выдохнула воздух, что боялась сделать в панике. Он ловкий, хорош в фехтовании, но тут даже элементарной палки нет. Более того, мальчик живет размеренной жизнью: всё по расписанию, никакой спешки и форс-мажорных обстоятельств. Вряд ли он сможет или захочет ей помогать. В это время Адриан скинул с себя пиджак и помахал руками. Глаза одногрупника были полны той же самоотверженности и желания помочь, но почему? Почему он всё равно хочет оказать ей помощь? Тем более после всего, что случилось сегодня. Маринетт от чувства безнадежности опустила глаза на землю. Она не может даже выкрикнуть, что-то подсказать, посоветовать, даже болтовней отвлечь. Парням грозит слишком большая опасность. А она, как безвольная игрушка, висит болванчиком и ничего не может. «Так вот какого это… Молчать…» — на глаза вместе с непрошенными слезами ворвался образ двух кислотно зеленых глаз с расширенными зрачками. «Да что ты, вообще, можешь знать о ТОМ, как это - все время молчать!» «Я… Я не знаю какого это… Но… мне страшно…» — подумала Маринетт. — «Прости меня… Кот.» Во время самобичевания девушки, парни обменялись лишь парой взглядов и без слов распределили свои роли внутри купола. Да и что распределять-то? Тому, за кем охотится акума, куда легче отвлечь злодея, чем безголосому инвалиду. Адриан снял пиджак, чтобы тот не ограничивал свободу движений. Да, он сейчас не Нуар, в нём нет и половины той ловкости, силы и быстроты, что присущи герою Парижа. Но ему есть, кого защищать. Адриан сделает все, чтобы уберечь Маринетт. «Может, всё таки плюнешь на конспирацию и перевоплотишься тут?» — прозвучал голос Плагга в голове. «Они же тут… Я не могу…» — сказал сам себе Адриан. Ответом ему послужило лишь краткое ни то обращение, ни то констатация факта: «Дурак». И как ни странно, Адриан был целиком и полностью согласен со своим хранителем. Глупо что-то пытаться сделать немому калеке против способного злодея. Однако, Маринетт была знакома с Ледибаг. Она могла рассказать ей, кто такой Кот-Нуар. И тогда Леди будет смотреть на него не как на равного, а как на никчемного или обузу, которому без маски жить тяжело. Тем временем Натаниель. Говорил со злодеем? Разболтал злодея? Нет, не так. Тот раскрутил парнишку (Как там его звали? Госс, да!). Раскрутил Госса на самый, что ни есть злодейский монолог. Парень во фраке высокопарно распинался пред художником, мол, «Да ты мне и в подметки не годишься. Да я больше ради карьеры пахал. Ты деда своего кинул, а я нет». И сплошное Я, Йа и еще раз Иа. «Удивительно. И это сделал тихоня-Нат?» — слегка выпал в осадок модель, за что был награжден хмурым взглядом бирюзовых глаз. — «Точно!» — хлопнул по лбу Адриан и начал уходить за спину злодею. — Ты никчемный выродок своего семейства! В тебе нет и капли той самоотверженности, что проявили твои прародители. Ты не достоин носить фамилию своего отца! — все так же надрывался паренек. Адриан еще раз бросил взгляд на окружающее пространство и увидел неподалеку довольно-таки увесистый булыжник. — Мне к черту не сдалась отцовская фамилия и музыкальная династия, — почти шепотом отвечал Натаниель по привычке спрятавшись за челку. — Они не стоили ни моих усилий, ни страданий. — Да, да, — Госс начал задыхаться от возмущения, — да как ты смеешь такое говорить! — похоже, паренек начисто забыл, сколько человек находится внутри купола… Потому Адриан не теряя бдительности тихонько пошёл в сторону камня, приглянувшегося ему совсем недавно. — Смею, — сквозь зубы процедил Натаниель. — Это моя семья, — похоже, заявление давнего знакомого тронуло его сердце. — И только я вправе её оценивать и осуждать. — Адриан взял в руки камень и, подбросил в воздух, чтобы прицениться к тяжести получше. — Ты! Неблагодарный ублюдок! Я уничтожу тебя и докажу деду, что я его лучший ученик! — Взревел музыкант и схватился за смычек, пристраивая скрипку на правом плече. Инструмент сразу издал пронзительный скрип, отчего очень захотелось бросить все и зажать уши. Адриан с большим усилием подавил внезапную панику и уставился на злодея. «Скрипка… Его оружие — скрипка. Если целится в нее или в руку, он не сможет использовать силы». Струнный инструмент начал набирать обороты, и Натаниель прикрыл руками лицо, укрываясь от штормящих нот. Волна накатами сносила парня с ног, отчего тот прикрыл глаза. Нет, Натаниель не боялся ни шторма, ни злости кузена, ни даже того, что тот мог швырнуть что-то увесистое в него. Да, сейчас это был не совсем его брат, но всё же. Госс вряд ли обидит родственников, династия воспитывает покорность не хуже чем в XIX веке. «Маринетт слишком близко, ее может задеть…» — пронеслась паникерская мысль в голове Натаниеля, но он тут же отшвырнул её подальше, всем сердцем надеясь, что Адриан нашел, как остановить Госса. Неожиданно музыка начала нещадно резать перепонки безыскусной игрой. Потом раздался глухой звук, второй и третий. — Нееееет! — услышал художник не свой голос. Натаниель с замиранием сердца открыл глаза. Прямо перед ним лежало тело Госса, из губы подростка медленно текла красная вязкая жидкость. Дыхание на миг сбилось. Художник обернулся. Перед его взором предстало безвольное тело Маринетт, с огромным количеством синяков и неестественно вывернутым плечом. Не раздумывая, парень кинулся к девушке. Впопыхах Натаниель споткнулся на ровном месте и шлепнулся всем телом на брусчатку. Но он тут же подскочил, швыряясь к безвольно лежащей фигурке Маринетт. Трясущиеся руки приподняли голову, и Нат попробовал привести подругу в чувство легкими шлепками по щекам. Через долю секунды другая фигура приземлилась напротив парня, и золотистые колосья волос прильнули к груди девушки. — Маринетт! — выкрикнул немой, но та все так же оставалась без сознания. — Маринеееет! — невесть откуда появились взрослые и оттащили его от девушки. Только сейчас Натаниель понял, что купол вокруг них исчез. — Нет! — выкрикнул Адриан хрипяще-сопящим голосом. — Она жива! Отпустите! Ей нужна помощь! Обескураженная Натали подошла к своему подопечному и остановила лицо Адриана обеими ладонями. После чего доверительно заглянула в глаза и сказала: — Адриан. Ты говоришь, — в ответ подросток резко вздернул подбородок и опять начал крутить головой в стороны, силясь вырваться из рук телохранителя. Но Натали вновь поймала его голову и сквозь слезы повторила. — Адриан. Ты говоришь. На этот раз до парня все-таки дошло, что именно сказала секретарь. И наравне с безжалостным отчаянием в сердце посилилась надежда. Надежда на то, что уж вместе с голосом, его мольба уж точно будет услышана. Сейчас ему мог помочь только один человек в Париже. Только Она могла исцелить Маринетт и уничтожить акуму. Только Ледибаг может в одну секунду вылечить девушку и вернуть музыканта в норму. К Натаниелю и Маринетт уже подходили школьные медики, где-то вдали выла сирена скорой помощи. Но Адриан все равно набрав полную грудь воздуха выкрикнул: — Ледибаг! Помоги мне! — а вокруг тишина, прерываемая перешептыванием учеников, которые не решались спуститься с лестницы и шумом проезжающих мимо автомобилей. — Ледибааааг! — Адриан безвольно повис в обхвате своего телохранителя. «Неужели это конец?» Натаниель слышал все. Тот же шум дороги, вой сирены вдалеке, ровное дыхание девушки, чья голова в данный момент покоилась на его коленях. Страшно. Безумно страшно видеть ту, что дорога сердцу, в таком состоянии. И еще надо было позаботится о Госсе. Не ясно, что Адриан сделал, но кузен уже минуту пятую не подавал признаков жизни. Подоспели медики и переложили тело девушки на носилки, производя какие-то свои манипуляции и оттесняя паренька куда подальше. Натаниель попробовал, спросить хотя бы в какую больницу её отправят, но получив короткое «не мешай» все же решил отступиться и проверить, какое самочувствие у брата. Художник подошел к музыканту и присел на корточки. Госс лежал животом на асфальте, Натаниель его перевернул и бегло осмотрел на предмет повреждений. «Жить будет,» — сделал спешное заключение подросток и вытер струйку крови с губ. Его брат очень любил музыку и деда. «Мое имя в списках было для него равносильно предательству,» — подумал парень, после чего перевел взгляд на инструмент. Скрипка валялась в метре от брата. Он прекрасно помнил ее. Она была семейной реликвией, которую передавали от сына к сыну тогда, когда признавали его наследником династии. Очень важная вещь для ГОсса. Перед глазами всплыло веселое личико Маринетт. — Ты представляешь! — выпучив глазки, рассказывала девушка, — а оружием твоим был графический планшет и стилус! Невольно глаза отыскали и смычок. Натаниель привстал, подбирая с брусчатки инструментальный тандем. — Сэр? — будто из воздуха материализовался полицейский, - вы не имеете права прикасаться к вещественным доказательствам. — Прошу прощения, офицер, Вы не имеете права изымать у меня данный инструмент, — сказал парень без тени сомнения, после чего развернул скрипку так, чтобы на ней высветилась подпись «Страдивари». — Эта скрипка является не только национальным достоянием Франции, но и семейной реликвией семьи Куртцберг. Изъять её у представителя нашей семьи можно только после официального уведомления о передаче реликвии в доверенные руки. В противном случае вы нарушаете мои права, как владельца и хранителя Национального достояния и… — Хорошо, хорошо, — примирительно поднял руки офицер, — оставляй у себя свою балалайку, возражений не имею. Но парня мы все равно забираем. — Безапелляционно заявил полицейский. — Ни в коем разе, — раздался мужской голос за стражем порядка, — девушка пока не приходит в сознание и нуждается в госпитализации. Нам необходимо осмотреть молодого человека. Если его здоровью ничего не угрожает, мы передадим его правосудию, — полицейский отодвинулся в сторону, и сухопарый мужчина преклонных лет приступил к осмотру Госса. — Так множественные ушибы по всему телу, следы непонятного происхождения, огромная гематома в затылочной части. — Медик открыл так же рот пациента, — дыхательные пути чистые, при беглом осмотре серьезных травм не наблюдается. С какой высоты он упал? — Обратился цирюльник к Натаниелю. — Метра три-пять, — ответила за Натаниеля только подошедшая Мадам Бюстье. — Ясно, — кивнул головой доктор, — большой риск сотрясения или ушиба головного мозга. Офицер? — Полицейский кивнул в ответ, обозначая, что он услышал обращение, — боюсь молодой человек вне вашей юрисдикции, по-крайней мере до того времени, как придет в сознание, — офицер кивнул и отошел, позволяя докторам полноценно приступить к своим непосредственным обязанностям. — Мадам? — по завершению подготовительного процесса обратился доктор к Мадам Бюстье. — Будьте добры, передайте родственникам, что обоих молодых людей мы повезем в Сальпетриер, — после чего доктора, подняв Госса на носилках, ушли в сторону кареты скорой помощи. Натаниель еще раз окинул взглядом площадь. Где-то там, уже визжа сиреной, отъезжала первая скорая, в которой, вероятно, находилась Маринетт. Адриана Агреста телохранитель уже усадил в его машину, и черная иномарка неспешно направлялась в сторону от колледжа. Никто не знал, что только в этот самый момент, до мозга девушки, пострадавшей в этой передряге донесся, отчаянный вопль охрипшего Кота-Нуара. — Ледибааааг! В тяжелой, будто чугунной голове, наполненной вязким дегтем, постепенно кое-как из глубины самого существа девушки вырвался лишь один вопрос. «Это конец?»