Выйти из тьмы

Багровое солнце висело в пустоте, лаская своими лучами доверчиво прильнувшие к нему планеты. Когда-то, миллионы лет назад, на одной из них зародилась жизнь: странная, троеполая. От далёких предков остались всего лишь несколько рудиментарных функций и органов: короткие тонкие хвостики, ночное зрение, шёрстка, спускающаяся вдоль позвоночника. Но самыми стойкими оказались свойства, связанные с размножением: узел у альфы, течка у омеги и полная стерильность бет. Годы шли, и эпохи сменялись, уже и солнце стало медленно гаснуть, случались и катастрофы, подобные последней, отбросившей цивилизацию далеко назад. Загрязнённый воздух, ядовитые испарения, болезни — всё сделало своё дело, но шарме — так звался этот народ — жили по-прежнему, укрывшись от опасности в городах. Не все: кое-кто решил уйти в пустыни, и про них рассказывали страшное, что едят они друг друга, а омеги не знают супружества, отдаваясь всем альфам в племени. Что слабых там убивают, а сильные получают всё самое лучшее. Годы шли, а шарме жили и жили, не собираясь ничего менять. *** Темный переулок, зажатый между глухими стенами домов, насквозь пропах кошачьей мочой, гнилью и мышами. Под ногами тускло поблескивали маслянистые, противные даже на вид, лужи. Скрипела, покачиваясь, ржавая дверка на темном проеме, ведущем в подвал. Оттуда тоже доносились не самые приятные запахи – будто где-то внизу сдохло немаленькое животное и теперь медленно разлагается в уголке. По сторонам, у самых стен, валялся мусор вперемешку с осыпающимися камнями, песком и штукатуркой. Налетел ветер, принёсший чуть заметный пряный и чистый, без примеси альфы, аромат: где-то рядом был девственный омега в охоте. А вот и он: по мусору и грязи осторожно, чтобы не оступиться и не наделать лишнего шума продвигалась худощавая гибкая фигурка. Омега оглянулся, замер, прислушиваясь, и вдруг метнулся в проем старого входа, дернул за ручку в тщетной надежде скрыться от опасности, но всё напрасно - дверь с облезлой краской не поддалась. Она словно смеялась над слабыми попытками победить ее сопротивление. Юноша что-то неразборчиво проговорил, в тихом голосе слышалось отчаяние и страх. Пнул с досадой неподдающуюся дверь и пошел дальше, время от времени оглядываясь назад. Как оказалось, омега оглядывался не зря. Позади отчетливо послышались грузные шаги. Много. Преследователи не скрывались, ломились прямо по центру переулка, сшибая на своем пути крупные обломки стен, ржавые мусорные баки и прочий хлам. Омега всхлипнул и бросился бежать, пытаясь скрыться от них, хоть и понимая, что всё напрасно – его нашли. А что он хотел, когда сунулся в Нижний Город? Тут процветает проституция, криминал и нищета, открыто торгуют наркотиками и оружием. Здесь всё происходит с позиции силы, а местные банды постоянно выясняют, у кого круче яйца. Теперь он здесь, среди воров, разбойников и шлюх. Не по своей воле, вернее, не совсем по своей: просто выхода не было. И если он пострадает во время своего вынужденного пребывания в мрачных кварталах Нижнего Города, то это будет только его вина. Переулок кончился внезапно – ржавой и погнутой, но всё такой же крепкой решеткой, запертой на крепкий замок. Беглец кинулся к ней, дернул цепь, скрепляющую створки. Посыпалась труха, хлопья сгнившего железа и грязь, но звенья держались крепко, и выход был прочно перекрыт. Шарме оглянулся, потом быстро оценил высоту решетки, и уже было полез по ней, цепляясь тонкими пальцами, срываясь и снова принимаясь карабкаться вверх. Ему не хватило нескольких секунд, чтобы спастись, когда чьи-то грубые ладони ухватили его за щиколотки и потянули обратно. В руках преследователя забился стройный, если не сказать — худой, юноша, туника задралась, обнажив впалый живот с ямкой пупка. Заключительным аккордом оказался крепкий удар по затылку, погрузивший беглеца в темноту. - Догнал… - голос у преследователя был хриплым, то ли от долгого курения, то ли от постоянных простуд. - Какой сладкий омежка… - подхватил второй, жадно вдыхая запах чистоты и невинности. – Нетронутый. - А тебе-то что? Ты же бета, тебе всё равно, куда член пихать. - Ну не скажииии, Жиль, - протянул его собеседник. – Даже мне приятно трахнуть невинного омегу. - Не суетись, Инк, его еще Хавр не видел, - оборвал мечты Жиль. Судя по сразу поскучневшему лицу беты, пресловутый Хавр был местным авторитетом. Рослый Жиль закинул пойманного омегу на плечо и кивнул на решетку. Инк с готовностью прошмыгнул под рукой и, достав из штанов не менее ржавый ключ, открыл замок. Жиль, подкинув омегу и поправив, направился вглубь переулка. *** Сознание возвращалось медленно, рывками. Вот появился запах, забивающий ноздри, вот грубые голоса, вот тонкий комариный писк над ухом. Или не комариный – с закрытыми глазами не понять. Потом стало холодно – казалось, что вся одежда куда-то подевалась. Беглец приоткрыл глаза и попытался осмотреться. Он лежал на ворохе грязного белья, совершенно голый и замерзший. Рядом бубнило радио, рассказывая усталым голосом диктора последние новости, его перекрывал визгливый голос одного из похитителей, время от времени прерываемый грубым голосом второго. - Жиль, ну смотри какой омежка, ну давай его трахнем? Хавр и не узнает, он же в течке, они в это время всем подряд подставляются. - Ты совсем идиот, Инк, или притворяешься? Хотя нет, ты просто никчемная бета. Омега ещё невинный — всего лишь первая или вторая течка. Если хоть кто-то, пусть даже ты сунешь в него свой вонючий член, запах изменится. И любой альфа это поймет на раз. - Но я же всего лишь бета! И ему уже есть восемнадцать, — Инк развернул паспортную карточку, — Вот, посмотри! Ему поди уже и мужа подобрали! - И что? Держи свой член в штанах, пока Хавр не оторвал его тебе по самые яйца. - А если заставить его отсосать? Ведь жопа-то уцелеет. Жиль задумался: попробовать хоть так настоящего течного омегу из Среднего, а то и Верхнего города было очень заманчиво. Местные были на порядок менее привлекательными, а запах от них другой и выглядят они не так, все-таки отбор по качеству давал о себе знать. Столетиями самым сильным альфам доставались самые красивые и чистые омеги, способные выносить здоровый зародыш. А отлично поставленная система позднего донашивания ребенка выдавала больший процент полноценных детей, чем в Нижнем городе. Здесь, в отличие от Верхнего, использовали устаревшее, а то и списанное оборудование, уже не нужное в Центрах Репродукции наверху. - Худосочный он какой-то, - с сомнением, будто уговаривая самого себя, протянул Жиль. Вопреки своему бедственному положению омега обиделся. Вот ведь как, сначала зачем-то похитили, а теперь он им не нравится! И только потом до него дошло, что сейчас их отвращение благо для чистого омеги. И всё равно, в глубине души тлела обида – он настолько не привлекателен, что даже бандитам из Нижнего Города не нравится. Правда недолго, ровно до той минуты, пока Жиль, наконец решивший, что привлекательность омеги не играет особой роли, не сдернул его с кровати. - Открой рот. Омега смотрел на громилу широко распахнутыми глазами, время от времени смаргивая слезы, и еле заметно мотал головой, отказываясь выполнять приказ. Жиль зажал пальцами одной руки нос жертвы, вынуждая открыть рот. Вторая меж тем крепко сжимала тонкие светлые пряди, причиняя дополнительную боль. Омега не успел оглянуться, как оказался заткнут огромным, в его понимании, толстым членом. - Вот так… какой сладкий ротик, соси давай. Видя, что перепуганный омега ничего не делает, Жиль схватил его за уши и стал грубо и незатейливо трахать в рот, не обращая внимания, что лицо омеги заливают слезы и слюна. Некоторое время слышалось невнятное поскуливание, хлюпанье, хриплое дыхание и завистливые вздохи беты. Короткий рык и по подбородку омеги потекло густое семя. - Хорошо… - удовлетворенно проговорил Жиль, неохотно выпуская добычу. - Тебе-то хорошо, - завистливо буркнул Инк, подтягивая к себе жертву уже для собственного удовольствия. Насильники даже не заметили стеклянных глаз омеги, как не обратили внимания, что в комнате появился ещё один персонаж. Он замер на пороге, втягивая носом густой запах течного омеги, секса и спермы. Рывок и Инк отлетает в сторону, а над омегой рычит, нависая, мощный альфа. Резкие звуки вырвали впавшего в оцепенение омегу, и он сморгнул, фокусируя глаза на лице альфы. А посмотреть там было на что: естественный отбор, когда приоритет отдавался силе и мощи в ущерб всему остальному, вывел ширококостного, плосколицего самца. Ярко выраженные надбровные дуги, крепкая нижняя челюсть с чуть выступающими клыками, длинные руки – все это указывало на низкий интеллект, когда желание превыше осторожности. - Мы не тронули его, Хавр, он чист, - подобострастно пролепетал Инк, отползая в сторону двери. - Агррррр, - альфа провел носом по тонкой шее омеги, готовый вонзить клыки, поставить метку, подчинить, сделать своей собственностью. Но сквозь затуманенную течкой похоть, проступала звериная хитрость и осторожность: слишком чистый был омега, слишком чужой. Пометь такого, и за ним скоро придут родственники, и тогда чужаку не поздоровится. В Нижнем Городе ходили легенды, когда похищенного много лет назад омегу из Среднего Города взял себе один из лидеров банд, за его головой пришли родичи. Тогда был вырезан целый клан, не оставили никого, мстители с особой жесткостью убили покусившегося альфу, напоследок распяв его тело на стене кланового дома. Скелет насильника долго висел в назидание всем остальным. С тех пор чистых «верхних» омег, если и трогали, то не метили. Правда, такое случалось очень редко, только если кто-то заблудился, как вот этот омега, наверное. Альфа ухватил омегу за волосы и потянул к кровати, член уже болезненно ныл, яйца подтянулись и чуть не звенели от желания, а ведь он еще даже не приступал. Рыкнув на остальных, чтобы убирались, он раздвинул ноги жертвы и нырнул пальцем во влажное отверстие. Собственно говоря, назвать его только анальным было нельзя. Природа, создавшая три пола: альф - производителей, омег - созидателей и бесплодных бет, задумала всё мудро. У омег внутри клоаки имелся слепой конец – омежья сумка. Вход в нее открывался исключительно в период течки, а узел на члене альфы, в момент оргазма, закупоривал клоаку так, чтобы ничего постороннего не попало к зародышу. А дальше уже вступали другие законы – развитие зародыша шло своим чередом в течение целых семи месяцев, и только потом происходило рождение ещё слабого и беспомощного детеныша, которого и человеком-то назвать было трудно. Новорожденный был настолько хрупким и уязвимым, что для лучшей адаптации и выживания его помещали в бокс, где держали еще два с половиной месяца, питая специальными растворами и создавая оптимальную температуру и влажность внутри капсулы. Конечно, так стали делать недавно, всего лет семьсот назад. Именно в те времена и произошло разделение Города на Верхний, где жили богатые, способные оплатить оптимизацию своего ребенка, и Нижний, где дети по-прежнему развивались по старинке. Постепенно оборудование устаревало и списывалось, поступая сначала в Средний, а затем и в Нижний ярусы города. Но во все времена чистый невинный омега из хорошей семьи был пределом мечтаний любого альфы. Хавр пошуровал пальцем, проворачивая им, чтобы раздвинуть сжатые стенки, но нетерпение было настолько велико, что он не разработав, как следует, приставил член и медленно, с трудом протиснулся внутрь. - Сладкий… невинный… был, - он резким толчком вошел до конца и простонал от восторга, от чувства, что первый, кто получил этого омегу. – Просто создан для меня… жаль, что придется с тобой расстаться… такой сладкий… так сильно течешь, аж хлюпаешь… Альфа получал свое, не обращая внимания на безвольно мотающееся под ним тело омеги, на закатившиеся глаза, на тихие, полные муки стоны. Что ему до проблем омеги? Главное – получить свое. И лишь помнил, что метка под запретом, и что узел лучше оставить снаружи. Так он сможет взять его не один раз, а потом можно будет отвезти на окраину Нижнего города и бросить там. Захочет – найдет выход и будет жить. Не сможет – кости незадачливого омеги обглодают крысы. И тогда никто не сможет доказать, что произошло с чистым юношей из Верхнего Города. Омега молчал, содрогаясь в такт движениям. Он не сопротивлялся – зачем? Всё равно насильник уже начал своё дело, уже нарушил девственность омеги, уже порвал тонкую перегородку, закрывающую невинный вход в омежью сумку. Ещё немного и альфа сольет свое семя, и первенец будет зачат от вонючего трущобного бандита. Вся привычная жизнь чистого омеги закончилась на этом матрасе, и теперь отец или отправит его в деревню, прикрывая грех. Или продаст кому-нибудь в младшие мужья – равным ему больше никогда не быть, после утраты невинности не с супругом, а первым попавшимся проходимцем. Следующее пробуждение для юноши было не менее страшным, чем предыдущее. И ощущения схожие, и состояние тоже, даже хуже. Мокрая одежда липла к заледеневшему телу, зубы выбивали дробь, руки и ноги так замерзли, что уже ничего не чувствовали. А еще болело и тянуло внизу живота. Омега поднялся, сначала на четвереньки и ухватился рукой за очень кстати оказавшееся рядом дерево. Спину прострелило болью, сзади, между ягодиц пекло и дергало, и это напомнило о произошедшем. Омега застонал от ужаса и стыда. Хотелось остаться здесь и тихо умереть, похоронив свой позор. Осознание того, что он потерял невинность под грязным трущобным альфой, навалилось тяжким грузом. С трудом, цепляясь за шершавый ствол дерева и ломая остатки ногтей, он поднялся, и постоял, прижимаясь к коре щекой. С листьев деревьев сыпались капли, на мокром песке дорожки оплывали следы босых ног, а вдалеке, сквозь завесу дождя, виднелась шатающаяся щуплая фигурка, упорно двигающаяся в сторону границы между ярусами. Омега брел по задворкам элитного района, так называемой «черной» улице – по ней ходили слуги, доставлялись продукты и товары, вывозился мусор. Сейчас она была пуста, и юноша только порадовался, что оказался здесь поздно вечером, может так его позор не станет известен всему району? Идти домой не хотелось, ничего хорошего это не принесет. Омега не должен ходить по улицам так поздно, тем более чистый и невинный. А во время течки вообще запрещено появляться на публике, это опасно в первую очередь для самого омеги. И хоть никто не покусится на повязанного, но течной запах может спровоцировать альф и пострадают другие – свободные. Потому и бежал он сегодня домой из школы, потому и сунулся в кварталы Нижнего Города, хотел дурачок путь сократить. Угу, всё у него получилось, как же! Лучше бы Службу вызвал, потом отец наказал бы, конечно, но так хоть невинность бы уберег. А теперь он порченый товар и поделом будет, если опять отправится в нижние ярусы, теперь уже навсегда. Город располагался в огромной, почти идеально круглой котловине. По внешнему краю располагались ярусы Верхнего Города, ниже – Среднего, а на самом дне копошились трущобные жители Нижнего. Ни один человек из чистых ярусов по доброй воле не сунется туда, где на самом дне концентрируются все пороки, вперемешку с миазмами от гниющих отходов и трупов. Никто, кроме таких же глупцов, как он. Дом Тин Ремула Син Валея появился внезапно. Не было и вдруг за поворотом показались ухоженные кусты живой изгороди, узкая тропинка вела к сараю – там хранился садовый инвентарь, на ухоженных клумбах печально повисли цветы, вздрагивая лепестками под косыми струями дождя. Тротуарная плитка блестела от воды и стала привычно скользкой, пришлось пробираться по ней с осторожностью. Омега посмотрел на грязные следы на мокрой веранде, потом медленно помыл ноги в корыте, куда стекала по желобу с крыши вода, и, снова уцепив сумку за оторванный ремешок, вошел в двери. Дом встретил его сытым теплом, пряным запахом хорошего вина – видимо альфа-отец снова был в ресторане. Вообще дни, когда отец сразу шел домой, можно было пересчитать по пальцам – почти каждый вечер заканчивался то в клубе, то в доме Удовольствий, то на бегах или в казино. - Где ты был? От громкого голоса омега вздрогнул и сжался: сейчас отец увидит его и всё поймет. - Где ты шлялся до сих пор? - Простите, отец и господин, - прошептал мальчишка. - Тааааак… - теперь тон не предвещал ничего хорошего. Горячие потные пальцы вздернули лицо омеги наверх, выставляя напоказ синяки и ссадины. - Так. Теперь тон стал жестким и ледяным. - Ты всё-таки лег под альфу, мразь. Такой же шлюха, как и твой отец. Пощечина обожгла щеку, чуть не сбив с ног. Омегу от падения удержала стена коридора. В голове загудело от удара, во рту появился вкус крови, перебивший, наконец, мерзкое ощущение толстого члена за щекой. - Иди к себе. Я подумаю, что с тобой делать. Приказ был четким и недвусмысленным и юноша привычно подчинился. Темная комната, такая тихая и обычная. На столе стопкой лежат книги, с кровати спрыгнул черный кот, прошелся мимо, мазнул по голым ногам пушистым хвостом, как всегда, будто ничего не произошло. Омега медленно опустился на пол, поднял кота, прижал к себе, зарываясь лицом в пушистую шкурку. Мерное мурлыканье успокаивало, ласкало слух. Острые коготки довольного кота ритмично вонзались в колени, добавляя новые царапины. Омега поднялся и побрел в ванную – отец наверняка придет проверить, чем занимается нечистый сын, не нужно его снова злить. Сладкий запах геля для душа, мягкая губка, горячая, почти обжигающая вода. Он тер свое тело, стараясь убрать с него все следы чужого альфы. А вот как стереть их из памяти? Как забыть жесткие пальцы, сжимающие бедра, сильные толчки, член, таранящий внутренности, хриплые стоны удовольствия и грязные слова, которыми альфа называл его. А может просто лечь на дно и закрыть глаза? Пусть жизнь утечет вместе с водой. Нельзя, отец может войти в любую минуту, а за попытку самоубийства он будет наказан ещё больше. Уйти нераскаявшимся, значит переложить тяжесть греха на другого, на близкого. На альфу-отца. И если тот догадается, то сын больше никогда не останется один – рядом всегда будет кто-то из слуг, и даже если вдруг кто-то захочет взять его в мужья, о постыдном поступке будет доложено в первую же минуту. Выбрался из ванны, натянул тёплый халат с капюшоном, старательно отворачиваясь от зеркала, чтобы не смотреть на себя, не вспоминать снова. В спальне уже ждал отец, похлопывая по руке сложенным ремнем. Рядом на столе стоял портативный анализатор, которым проверяют состояние тела, не полное, как в медицинских учреждениях, а выборочно. По крайней мере, выяснить в тягости омега или нет, его возможностей хватит. Омега снял халат, аккуратно повесил его на спинку кровати и лег на неё ничком, пряча лицо в сгибе руки. Отец ещё никогда не щадил его во время наказания, и приходилось сдерживать крики – за них следовало дополнительное наказание. Свистнул ремень, обнаженных ягодиц коснулся сначала холодный воздух, а затем на них обрушился первый обжигающий удар. - Я не спрашиваю, кому ты подставил свою задницу, сейчас важно другое, то, что он не осмелился повязать тебя. Я проверю твое состояние и буду искать тебе мужа. И как ты понимаешь, предпочтение отдам самому строгому из претендентов. Хотя я не думаю, что их будет много – потасканные купюры мало кому интересны, и вряд ли ты теперь останешься на верхнем уровне. Каждое слово сопровождалось новым ударом, и с каждым ударом всё труднее было сдерживать рвущийся из груди крик. - Ты сам виноват во всём произошедшем – течной* омега должен находиться дома, под строгим присмотром, а не бродить, где попало. «Я бы сидел, да у меня началось внезапно, откуда же мне знать-то было?» - омега сжимался, в глубине души подозревая, что сегодняшнюю течку спровоцировало несколько факторов – субботнее наказание, сначала поркой, а потом суточной голодовкой. Видимо организм, и так истощенный еженедельными «воспитательными мерами», просто решил сам и выдал течку не вовремя. По графику она должна была начаться только к вечеру, и завтрашний день он бы провел, как положено, запертым в собственной комнате, без посторонних. И ничего бы из этого ужаса не случилось. - Раздвинь ноги, - последовал новый приказ, и омега поспешно выполнил его. Прикосновение холодного наконечника анализатора вызвало непроизвольную дрожь, вот он нырнул внутрь, несколько томительных секунд и удовлетворенный голос отца заставил сделать вдох – только сейчас омега заметил, что не дышал во время этой процедуры. - Ладно, тебя хотя бы не обрюхатили. Заключительный шлепок, вызвавший новую боль, стук двери и наконец, блаженное одиночество. Омега свернулся клубком и разрешил себе немного поплакать. Немного потому, что слезами ничего не исправить, а его лицо сейчас последний товар, и его нужно постараться сохранить более или менее в нормальном виде. Омега тронул рукой прокушенную альфой губу – это не заживет за пару дней. Да и синяки, запятнавшие его тело, тоже потребуют немало времени пока сменят свою окраску и исчезнут. События жуткого дня слились в непрекращаемую карусель и постепенно омега, измученный ими, уснул, вздрагивая и всхлипывая во сне, снова и снова переживая произошедшее. В окно светила луна с тем же равнодушием, как и несколько часов назад, освещая сжавшуюся на кровати фигурку. Что за дело ей, холодной и ледяной богине ночи, до обычного омеги? А на первом этаже, в кабинете у камина сидел хмурый альфа, раздумывающий кто бы из его знакомых согласился прикрыть позор глупого омеги. Как он надеялся, что найдет ему мужа, отправит из дома сына, в котором, возможно нет ни капли его крови. Уже в который раз альфа вспомнил недобрым словом мужа, изменившего с чужим. И кто знает, как давно длилась их связь? Муж давно мертв, умер и его любовник и никто до сих пор не узнал, от кого забеременел помеченный омега. Тин Ремул предпочитал думать, что сын не его, ведь он сам обязательно зачал бы сильного альфу, а не эту бледную немочь. Он покрутил в руках бокал с вином, вспоминая, как валялся в его ногах муж, умоляя не трогать любовника, и с каким наслаждением Тин Ремул убил его. Труп был выставлен на всеобщее обозрение, изменник понес заслуженное наказание – публично выпорот, обрит наголо и сослан в монастырь, где и повесился спустя всего несколько дней. Свой грех он, по словам настоятеля обители, перед смертью успел искупить. Тин Ремул не знал, правда ли это, но охотно поверил словам старца – так выгоднее. Но сына оставил, всё равно омега, да и до брачного возраста мальчишки тогда оставалось всего-то пара лет. Вот спихнет его замуж и найдет себе чистого и невинного супруга. Вот у пары знакомых как раз сыновья в пору вошли. И тут Тин Ремул встрепенулся, вспомнив еще одного своего старинного приятеля. Тот недавно упомянул, что кто-то из его знакомых ищет себе мужа, за которого не попросят большого выкупа, мол, небогатый, и жизнь на юге трудная и безденежная. И спустя уже несколько минут Тин Ремул довольно потирал руки – порченный сын пристроен. А после заключения брака он вообще уедет из Города, далеко в пустынные земли, где вместо земли горячие камни, да песок, а солнце жарит так нещадно, что вода испаряется почти мгновенно. Наверху, в маленькой комнате, тихо спал измученный омега, не подозревая, что судьба его уже решена. _________________ *НЕ исправляйте! Он не слишком образован!