Глава 6
16 мая 2016 г. в 21:25
Прибыв в Лондон, решил сразу идти в госпиталь и пытаться решить проблему поскорее. Задумался над вопросом, как найти что-то в незнакомом городе? Мне в плюс было то, что замечательно владею английским, хотя раньше не замечал за собой подобного. Честно говоря, по иностранному языку у меня стояла тройка и та за красивые глаза. Но что удивительно, уже сколько общаюсь на этом языке, а задумался о странности этого только сейчас. Такое ощущение, будто для меня естественно говорить как на русском, так и на английском. Интересно, а на каком языке я читаю заклинания? Ведь для меня и он естественен. И почему в голове мелькает что-то, связанное с Шумером? Про Шумер я читал в энциклопедии в школьной библиотеке, там так интересно было написано про древние страны. Но ведь Шумер существовал пять тысяч лет назад!
Итак, возвращаясь к вопросу ориентирования. Мне нужна карта и выяснить, где находится детская больница. Маловероятно, что подобное знает каждый встречный, но попытаться спросить стоит. Мать говорила: «Язык до Киева доведёт, и за спрос не бьют». Кстати о матери, надеюсь у них всё в порядке. Интересно, мой рюкзак магические менты тоже обшмонали? Если да, то почему не задавали вопроса о деньгах? Или прикарманили их? Если не нашли, то это замечательно, очень надеюсь, что деньги найдут родители и используют по назначению. Там хватит, чтобы дом построить и купить пару квартир.
Расспросив пятерых человек, так и не получил вменяемого ответа. Никто не знал. Придётся воспользоваться справочной вокзала, а она, сволочь, платная. Купил карту и в справочной выяснил адрес детских госпиталей и хосписа. На всё это у меня ушло полтора фунта и прекрасное настроение. Расставаться с деньгами тяжело, особенно, если это единственные твои деньги и не знаешь, где будешь сегодня ночевать и что кушать. Конечно, всегда можно организовать тарелку каши, но пока не буду в совсем уж безвыходной ситуации, ни за что не притронусь к овсянке! Задача номер один — раздобыть еды и снять с неё матрицу. Задача номер два, завести книгу заклинаний, хотя бы, чтобы хранить матрицы в рунном виде, а то память не самое надёжное хранилище.
Первым пунктом решил посетить Грейт Ормонд Стрит Госпиталь на улице Грейт Орманд. Опросив аборигенов, выяснил, что до этой больницы от вокзала ехать на метро всего ничего. Да что там метро, тут, судя по карте пешком всего полтора — два километра, то есть полчаса ходу. Пожалуй, сэкономлю деньги и прогуляюсь пешком.
В госпитале подошёл к рецепшен и выяснил, где находится отделение интенсивной терапии. Начитал и накинул на себя заклинание отвода глаз, после чего поднялся на нужный этаж. Оказалось, я попал в отделение для новорожденных. Покрутившись, с трудом, но нашёл другое крыло, в котором лежали дети и подростки. Проблема была в том, что я нахожусь тут незаконно и под действием заклинания, поэтому сделать, как поступил бы в подобной ситуации ранее, то есть спросить у докторов — не могу.
Попав в нужное крыло, активирую духовное зрение и иду по коридору мимо палат. Внимательно осматриваю сквозь стену ауры. У всех детей в палатах, мимо которых проходил, души были на месте. Блин, как жалко-то их. С одной стороны очень хочется помочь, и я могу это сделать. Да мне хватит недели, чтобы поднять на ноги всех пациентов. С другой стороны, я точно знаю, что в этом мире есть маги, и подобная помощь, даже паре человек, может навести на меня этих товарищей. Когда стоит выбор либо моя свобода, жизнь и здоровье, либо здоровье незнакомых мне людей, то я выбираю первое. А маги, конечно, те ещё гады, они, похоже, скрывают своё существование от простых людей, и, имея такую силу, не помогают людям. Думаю, что они ещё и сажают в магические тюрьмы тех, кто пытается помочь. Наверняка же находятся добрые маги, которые хотят использовать свою силу во благо, но раз мы о них не слышим, значит, их быстро ставят на место власть имущие.
В одной из палат обнаружил две тусклые ауры, у которых по косвенным признакам не было душ. Осмотрелся, вроде на меня никто не обращает внимания, значит, заклинание действует на всех и, соответственно, магов в пределе видимости не наблюдается. Захожу внутрь и оказываюсь в палате, в которой стоит всего две кровати. Здесь много оборудования, среди которого сумел распознать аппарат для слежения за пульсом, аппарат для искусственного дыхания. Кинув взгляд, сразу понял, что эти пациенты мне не подходят. Один был мальчик десяти лет, вторым пациентом была девочка примерно пятнадцати лет. Полагаю их вместе положили только потому, что они в коме, так-то они во-первых разного возраста. Насколько я разобрался в этой больнице, детей до одиннадцати лет кладут в детское отделение, от двенадцати до шестнадцати в подростковое, а с семнадцати лет во взрослую клинику. Естественно, мальчики и девочки находятся в отдельных палатах. А тяжелые пациенты, вот они, разных возрастов и пола в одной палате. Ну да, не будут же доктора таскать дорогое и капризное (а дорогое оборудование обычно всегда капризное) ради каких-то абсурдных норм морали?
Опечаленный выхожу из палаты, разворачиваюсь и иду назад по коридору. Думаю, куда двигать дальше. Тут открывается дверь с надписью «Реанимация» и оттуда выходят два доктора и пара медсестер. Доктора были мужчинами, одному лет сорок, второй молодой парень, ему лет двадцать пять.
— Доктор Самерс, кто сообщит родственникам печальную новость? — спросил молодой доктор.
— Я сам, Джеймс, — печально вздохнув, ответил взрослый врач. — Ты ещё молодой, успеешь за свою практику наговориться с родственниками.
— Жалко парня, всего пятнадцать лет, — вздохнул молодой доктор. — С виду вроде здоров. А почему мы не стали делать вскрытие?
— А зачем? Там и так всё ясно, кровоизлияние в мозг, — ответил доктор Самерс. — Мы бы ничего не смогли сделать, это вотчина нейрохирургов, а до них парень так и так не дотянул.
— Доктор Самерс, вызвать санитаров, чтобы отвезли тело в морг?
То есть это что получается, парень, практически мой ровесник с неповрежденным телом. Интересно, большой скандал поднимется, если он вдруг оживёт в морге?
Итак, у меня есть два варианта. Первый долгий, изменить тело при помощи метаморфизма. Второй быстрый, но до крайности противный ритуал, для проведения которого заклинатель должен сорвать лицо с определённого человека, после чего высушить его и приложить к своему, прочитав определённое заклинание. Ещё один плюс данного ритуала, что копируется не только внешность, но и аура. Но блин, я не могу себя заставить срезать кожу с лица трупа, а потом накладывать её на себя… Фу, гадость! Меня от одной мысли чуть не стошнило. С другой стороны, чем раньше оживёт пациент, тем меньше подозрений…
И всё же, чудесное исцеление с выходом из комы и оживление, это несколько разные вещи. Второе может привлечь внимание магов. Мало ли, подумают, что кто-то некромантией балуется, вколют опять сыворотку правды и понеслась душа на прокорм дементорам. Эх, как хочется поскорее легализоваться, но всё же лучше не рисковать. Поеду в другую больницу.
Покинув госпиталь, направился в сторону метро. Через турникет прошёл благодаря продолжающему действовать заклинанию отвода глаз, а ещё оно действовало как защита от толчков и отдавленных ног. Хорошее заклинание, люди вас видят, но их мозг вас полностью игнорирует, и вас пытаются обогнуть, не задев, тем самым создавая приватную зону даже в час пик, в который я угодил. Ну да, времени сейчас начало седьмого, в Лондон я прибыл полпятого, в пять был в госпитале, значит, по больнице гулял около часа.
Доехал с пересадками до станции Вайтчепел роуд. Выйдя из метро, нашёл свободную лавку, достал из рюкзака бутерброды и поужинал. Сильно захотелось пить, нашёл автомат, торгующий напитками, и, потратив двадцать пенсов, купил газировки.
После вынужденного перерыва добрался до Лондонского королевского госпиталя. Я оказался на огромной территории больничного комплекса. Среди больничных зданий находился музей королевского госпиталя для туристов, где пенсионеры, переодетые в форму королевских гвардейцев девятнадцатого века, завлекали и развлекали туристов, но меня интересует лишь одно из зданий больничного комплекса — «Лондонский Королевский Детский Госпиталь». Пришлось снять маскировку и расспрашивать у людей, как попасть в нужное место, потом зачитывать заклинание и вновь активировать отвод глаз. Прием посетителей был до половины пятого, те, кому необходимо попасть внутрь, проходили через приемный покой, поэтому без подобного ухищрения меня бы просто не пропустили.
Поплутав по большому холлу приемного покоя, наконец, обнаружил план здания с пометками для посетителей на каком этаже, какое отделение. Так, вот оно, отделение интенсивной терапии. Поднимаюсь на необходимый этаж на лифте. Выходя из лифта на нужном этаже, удивил медсестру, ожидающую лифт. Медработник, наверное, не успела нажать кнопку вызова лифта, а тут он прибыл, раскрылись двери, и внутри «пусто», но девушка встала в сторону, выпуская меня. Она не поняла, зачем так поступила, хмыкнула, пожала плечами и зашла в лифт.
Как уже проделывал сегодня, активирую Духовное зрение и начинаю идти по коридору, через стены вглядываясь в ауры. В четвертой по счёту палате обнаружил телесную ауру без души. Раскрываю серого цвета дверь и захожу внутрь палаты. В палате полутьма, свет не горит, окна закрыты жалюзи, лишь приборы искусственного жизнеобеспечения освещают помещение. На кровати лежит парень, на вид примерно пятнадцать лет, блондин почти одного со мной роста. Подхожу ближе и внимательно осматриваю ауру. Странно, но он полностью здоров, но все связи тела с душой разорваны. Причём произошло это не так давно, не больше суток назад. Похоже на применение заклинания Авада Кедавра, за которое кое-кто, не буду показывать на себя пальцами, угодил в тюрьму. Но кому надо использовать аваду на обычном человеке? Хотя, глупый вопрос от начинающего мага, использовавшего это заклинание против обычного человека — повод всегда найдётся.
Вообще странно, что тело живо, после авады сердце должно было остановиться. Хм… Может, его откачали? Дефибриллятором запустили сердце, подключили к оборудованию поддержания жизнедеятельности? А что, вполне реальный вариант.
Вопрос номер раз, стоит ли занимать место человека, убитого заклинанием? Для простых людей будет непонятно, почему он впал в кому, также непонятно, почему очнулся, но особых проблем с этой стороны быть не должно, поскольку организм полностью здоров. А вот у магов могут возникнуть вопросы. Но, раз этот парень тут, в обычной больнице, значит маги попросту могут не знать об этом парне, допустим, о том, что он убит, никто из магов не знает. Так-так, какие могут быть допущения в подобном вопросе, надо точно знать.
Покинул палату и зашёл в ординаторскую, где стал рыться в папках. Потратив примерно полчаса времени, я, наконец, нашёл дело этого парня. Из папки почерпнул следующую информацию. Джон Стэнфорд, дата рождения 24 декабря 1980 года. Остановка сердца во время прогулки, причина не выяснена. Тут ещё много медицинских терминов, назначения врачей, анализы и прочее.
Какой вывод можно сделать? Если бы я был Шерлоком Холмсом, то сказал бы: — Элементарно, Ватсон! Мальчик гулял или шёл по своим делам, мимо проходил маг-отморозок под заклинанием невидимости или отвода глаз, и чем-то мальчик ему не понравился, то ли ногу отдавил, то ли ещё что, и маг запустил в пацана аваду. Пацана почти сразу обнаружили люди, вызвали скорую и там его тушку откачали, но без души это Сизифов труд. В общем, главное тут, что магические менты скорее всего не среагировали или среагировали слишком поздно, когда уже нет тела. Нет тела, нет дела, а значит решено — займу место этого парня.
Возвращаюсь в палату и начинаю при помощи метаморфизма преображать свою внешность. К двум часам ночи устал, и уснул на второй кровати, установленной в палате. Периодически в помещение заглядывала медсестра, проверяла катетеры, ставила капельницу, переворачивала тело пацана. На меня никто не обращал внимания. Хорошо хоть туалет был в палате.
Пару раз прерывался и выходил в местное кафе-столовую на первом этаже, чтобы покушать, на что потратил все оставшиеся средства ещё в первый раз. Чтобы поесть во второй раз, пришлось под чарами отвода глаз в этой же столовой заняться воровством. Стал наблюдать за посетителями кафе. Увидел, что мужчина расплатился, положил кошелек во внутренний карман пиджака, а заняв столик, небрежно накинул на спинку стула пиджак. Тихо подойти, будучи прикрытым чарами отвода глаз и вынуть из бумажника купюру достоинством десять фунтов, не составило никаких проблем. В этот раз я поел от пуза, в отличие от утра, когда пришлось экономить.
Днем в палату к пациенту, чью внешность я перенимал, зашла женщина примерно тридцати пяти — сорока лет, у неё были темные круги под глазами, выглядела дама осунувшейся, поверх теплой черного цвета юбки и теплого вязаного свитера коричневого цвета был накинут медицинский халат. Голубоглазая блондинка, в молодости, должно быть, очень красивая, но переживания не прибавляют людям красоты.
— Сынок, но как же так? — запричитала женщина. — Ты же всегда был здоровым. Я когда узнала, что ты в коме от остановки сердца, поначалу не поверила, думала, кто-то зло шутит. — Женщина заплакала.
В таких условиях определенно невозможно работать. Вот как можно сосредоточиться на изменении лицевых мышц при помощи метаморфизма, выслушивая женский плач? А я ещё не разобрался, как изменить цвет волос при помощи метаморфизма или биомагии. Теоретически, для этого необходимо достаточно простое зелье. Хорошо, хоть прическа у парня простая, короткая стрижка под ёжик. Да, пожалуй, надо постричься налысо и сварить зелье для роста волос. Для зелья надо немного елея, розмаринового масла, стебель тысячелистника, пару листьев дуба, бутон гвоздики и десяток кошачьих волосков, но лучше использовать волосы этого парня. Для варки нужен огонь, кастрюля и всего десяток минут. Только где раздобыть все эти ингредиенты? А что, если я пока побуду лысым, допустим, в больнице постригли, пока мать отсутствовала? Естественно, будет неразбериха, будут разбираться, кто постриг мальчика и для чего, но крайних в итоге не найдут и медики будут думать друг на друга. Хотя, зачем неразбериха, если можно всё решить при помощи магии? Потом, когда покину клинику, раздобуду ингредиенты и сварю зелье. Раз тут есть маги, значит должен где-то быть черный рынок, где торгуют нужными для магов вещами, это закон рыночных отношений, спрос рождает предложение. Хотя, такие ингредиенты запросто можно раздобыть в простых магазинах, рынках и аптеках, а листья дуба так вообще просто, найти дерево и сорвать пару листиков.
Через час женщина наплакалась и покинула палату, а я, наконец, смог сосредоточиться и продолжил преобразования.
Вскоре в палату зашла медсестра.
— Конфундус. — Накладываю на медсестру заклинание. — Ты получила приказ от руководства и должна побрить пациента наголо для процедур. После того, как побреешь пациента, вспомнишь, что ошиблась.
Вырвал пучок волос для варки зелья. Надо было решить и вопрос с анализами, вдруг у меня потом решат взять кровь? Через несколько минут в палату зашла медсестра с машинкой для стрижки волос и бритвой. Она побрила пациента наголо. После чего с ужасом уставилась на то, что сотворила. Оглянулась, словно ища свидетелей своей ошибки и не найдя никого, прибрала за собой и покинула палату. Ну, по крайне мере, попыталась.
— Конфундус. — Наложил на медсестру заклинание. Кажется, оно становится моим любимым. — Ты должна взять анализ крови у этого пациента и забыть шприц с кровью на тумбочке.
Медсестра вернулась, набрала из вены парня большой шприц крови и, «забыв» его, покинула палату. Накладываю на шприц заклинание стазиса, которое продержится несколько часов, и заклинание отвода глаз.
Проблему с бритьём своей головы решил просто. Мысленно очертил волосы на голове как объект для воздействия, зачитал и применил к ним заклинание Дематериализация. К восьми вечера, наконец, удовлетворился результатом. Моё лицо стало почти идентичным лицу парня в коме, теперь мы были почти как братья близнецы, но я имел более развитую мускулатуру. Гробить с трудом заработанные мышцы было жалко, поэтому решил, что и так сойдёт. Даже цвет глаз удалось изменить на точно такого же ярко-голубого цвета, как и у пацана.
Теперь наступил самый сложный этап. Так, щегол, соберись, это всего лишь кусок мяса, без души он труп, в котором непонятно для чего поддерживают жизнь. Ты разве жалел кур, когда рубил им головы? Или свинью, которую резали у дяди Коли? Нет и нет, это было всего лишь мясо. Вот и тут перед тобой мясо!
Для начала мне пришлось побороть брезгливость и вынуть из парня все катетеры. Он лежал голым, поэтому мне пришлось раздеться и наложить на свою одежду заклинание отвода глаз. Прикасаться к чужому мужскому половому органу было до ужаса противно, мне хотелось плеваться и ругаться, но будет странно, если вместе с пациентом растворятся катетеры и присоски. Последними срываю присоски аппаратов, отслеживающих жизнедеятельность, и они начинают противно пищать, демонстрируя отсутствие жизнедеятельности пациента. В этот момент в ординаторской должно сработать экстренное оповещение и сюда сейчас спешат врачи, поэтому времени нет, пора действовать, причем быстро.
Жаль, что не могу прочитать его мысли, парень слишком давно мертв. Разве что призвать его душу и расспросить? А вдруг подобные заклинания каким-то образом отслеживают? Ведь как-то вышли на меня. Хотя, на меня вышли скорее всего через обычных ментов. Мать, наверное, рассказала, как всё было, а мимо такой паранормальщины магические менты не могли пройти. Нет, лучше не буду рисковать, как-нибудь вживусь в его роль и без этого, а призыв души могу осуществить в любой момент, используя волосы.
— Дематериализация. — Вслух активирую зачитанное заклинание.
Заклинание начинает быстро действовать, почти мгновенно превращая тело Джона Стэнфорда в облачко маны, невидимое простому обывателю, да и магам без специального заклинания либо артефакта тоже не увидеть ману, даже настолько концентрированную. Я тут же ложусь на койку и делаю это очень вовремя, поскольку в палату врывается спешащий доктор и медсестра. Сажусь на койке и изображаю, будто сам только что освободился от присосок.
— Эй, парень, ты чего творишь?! — гневно вопросил доктор. — Ты зачем снял с себя все датчики и катетеры? Боги, как ты вообще сам это сделал? — Доктор подошёл ко мне и стал осматривать и ощупывать. — Ты как себя чувствуешь? — спросил он.
— Замечательно. Такое чувство, будто неплохо выспался. Только вот ничего не могу вспомнить, и кушать хочется сильно и пить.
— Странно, — задумчиво протянул доктор. — У тебя ничего не болит?
— Ничего. Ну, только от тех штук, от которых избавился, немного некомфортно, а так, в целом, чувствую себя замечательно.
— Как ты их вообще сумел вытащить? — с удивлением спросил доктор.
— Ну, они были такие неприятные, а я сильно хотел от них избавиться и делал всё аккуратно, я же не враг своему здоровью.
— Как тебя зовут? — спросил доктор.
— Джон Стэнфорд.
— Хорошо, Джон. Где ты живёшь? — продолжил задавать вопросы врач.
— Эм… Простите, но я не помню.
— Хм… — протянул врач. — Как зовут твою мать?
— Не помню. Я помню только, как она выглядит, она блондинка примерно моего роста, но не помню, как её зовут, — стараясь выглядеть расстроенным, отвечаю врачу.
— Ничего парень, не расстраивайся, ещё всё можешь вспомнить, — приободрил меня доктор.
Дальше началось обследование, ещё множество вопросов и сдача анализов. Пришлось наложить парочку конфундусов, и пока они действовали, подсунул медсестре кровь Джона и убедил, будто она только что взяла её у меня.
Доктор спрашивал меня, что произошло перед тем, как оказался в больнице, но я на все подобные вопросы отвечал, что не помню.
Как только покину больницу, сделаю волшебную палочку, с ней чары продержались бы гораздо дольше и Конфундус выходит мощнее.
Следующим утром мне выдали больничную пижаму и перевели в другую палату. Покормили почти нормальной едой. Чтобы стать нормальной, она должна перестать быть столь жидкой и её должно быть раза в три больше, но врачи посчитали, что после нескольких суток внутривенного питания вредно сразу давать нормальную пищу. В любом случае, это лучше азкабанской овсянки. Ко мне заходили другие врачи, психолог и невролог, провели опросы, тесты, пообщались. В итоге поставили диагноз «Частичная амнезия».
Вещи в другую палату пришлось переносить, предварительно наложив на те, на которых не было, чары отвода глаз, а на прочих, их обновив.
После обеда приехала мать Джона и в компании доктора с недоверчивым видом влетела в палату. В этот момент я сидел на кровати и тренировал навык медитации преобразования материи в ману.
— Джон, сыночек! — Кинулась меня обнимать женщина, увидев, что сижу на кровати, а не лежу куском мяса. — Наконец, ты поправился!
— Здравствуй, мама, — ломающимся подростковым голосом произнёс я.
— Что с тобой случилось? — Женщина ухватила меня за плечи и стала внимательно осматривать. — Ты как себя чувствуешь?
— Замечательно. Ещё лучше будет, если ты не будешь пытаться меня задушить. — Говорю шутливым тоном.
— Что с твоими волосами? И что с голосом? Он сильно изменился! — спросила мать Джона.
— Не знаю. — Пожимаю плечами. — Если бы я помнил, какой у меня был голос, то возможно сумел бы ответить.
— Не беспокойтесь, мисс Стэнфорд, — произнёс доктор. — Это всего лишь подростковая перестройка организма, голос ломается. Такое часто случается с подростками в период гормональной перестройки и всегда происходит довольно неожиданно. А мальчика побрили для проведения процедур. — Доктор выгородил медсестру, которая, скорее всего, повинилась в «своей ошибке» врачу. — И не стоит наседать так на мальчика, я же вас предупреждал, что у него частичная амнезия.
— Сынок, ты помнишь меня? — спросила женщина.
— Эм… — протянул я. — Исключительно визуально. Я знаю, что ты моя мама, но не помню ни как тебя зовут, ни сколько тебе лет, ни где мы живём. Я вообще много чего не помню.
— Ну ничего, ты всё вспомнишь! — уверенно сказала женщина, погладила меня по голове и расплакалась. — Скажите, доктор, что с ним? Когда его выпишут?
— За исключением амнезии, ваш сын полностью здоров. Выписать можно было бы и сегодня, но мы хотели бы ещё понаблюдать его и оставить ещё на сутки.
— Мам, — жалобно протянул я. — Я не хочу оставаться в больнице. Можно, мы поедем домой?
— Доктор. Если мой мальчик здоров, значит, я могу забрать его домой уже сегодня? — Спросила женщина.
— Ну, если напишите отказ от дальнейшей госпитализации, то можете, — ответил врач. — Вообще, случаи частичной амнезии в последнее время встречаются довольно часто, и пока очень редки случаи, когда пациенты что-либо вспомнили из утерянных воспоминаний. Так что лучше не рассчитывайте на то, что память вернётся, лучше обучайте сына тому, что он забыл, заново расскажите о семье и…
Дальше доктор с матерью Джона вышли в коридор, и я больше ничего не мог расслышать.
Пока никого не было, отработанным методом уничтожил одежду, полученную на ферме. Она без проблем обратилась в ману. На рюкзак наложил заклинание отвода глаз и начертил своей кровью рунный накопительный круг, который будет подпитывать заклинание. Почти вся выделенная дематериализацией мана впиталась рунным кругом. Теперь даже магам будет очень сложно увидеть мой рюкзак. Я вижу его только потому, что использовал для нанесения рун свою кровь.
Меня всё же оставили в больнице ещё на ночь, с утра приехала мать с моими вещами, точнее, вещами Джона, но я старался приучить себя к мысли, что теперь я — это Джон Стэнфорд, его вещи — мои, его мать и родственники теперь мои. Был Русским Иваном, стал Английским Иваном, то есть Джоном, так что по сути ничего не изменилось.
Вообще, было тяжело вспоминать о родителях. Неудержимо тянуло уехать назад в Волгоград, но я прекрасно понимаю, что тем самым подставлюсь и, возможно, подставлю их. Поэтому, проплакавшись, сжал зубы и постарался убедить себя, что поступаю правильно. Хотелось хотя бы подать весточку о том, что жив и здоров, но воспоминания об азкабанском уюте как-то на раз прочищали голову от глупых мыслей и заставляли мыслить рационально. Пройти через ад, провернуть невероятные схемы и всё ради того, чтобы в итоге завалиться на мелочи? Ну уж нет! Родители, они люди взрослые. Да, будут переживать о потере сына, но в итоге смирятся, время лечит. Думаю, если бы родители знали, что весточка им о моём здоровье будет стоить мне этого самого здоровья и жизни, то сами бы сказали никогда и ни за что не вступать с ними в контакт.
Сегодня, пятнадцатого октября 1996 года, в полдень, меня выписали, и мы на метро поехали домой.
Мы приехали в район Лондона под названием Северный Финчли. Это, скажем так, не самый респектабельный район, серединка на половинку. Есть улицы, застроенные коттеджами, имеются многоквартирные дома, а есть и вовсе старое жильё и заводы ещё прошлых веков постройки. В некоторых местах лучше не гулять ночью, если ты не местный. В районе, застроенном коттеджами, обычно тихо, поскольку там проживает средний класс. Всё это я выяснил путем множества наводящих вопросов. Конечно, моя «новая мама» отвечала не прямо так, но я, выросший на улицах родного города, полагаю, что сделал верные выводы. А местность успел оценить визуально.
Выяснилось, что женщину, невольно ставшую мне второй матерью, зовут Мэри Жаклин Стэнфорд. Её мама была родом из Франции, поэтому, в отличие от большинства Англичан, она довольно симпатична. Но последнее — уже мои выводы. Мужа у неё нет, поскольку они развелись, когда Джон был ещё маленьким, в итоге после развода, раздела имущества и продажи коттеджа, в котором они с мужем жили, Мэри купила эту квартиру. Бывший муж вообще нас не навещает, живёт где-то в Кардиффе, но исправно платит алименты. Мэри работает поваром в ресторане, поэтому с едой у нас проблем нет, но из-за её графика работы, два дня с десяти утра до полуночи, и два дня выходных, она редко видит сына, лишь во время выходных. Последние дни ей приходилось отпрашиваться с работы, чтобы навестить меня, поэтому следующую неделю будет отрабатывать отгулы.
Главное, что меня беспокоило — это не быть раскрытым. Мэри очень хотела, чтобы сын был жив и здоров, поэтому закрыла глаза на многие несоответствия в поведении, списав на амнезию. Спасибо доктору за разумные объяснения по поводу голоса, прически и амнезии, иначе мне пришлось бы воспользоваться Конфундусом, а это заклинание явно не панацея и имеет ограниченный срок воздействия. Да и кому в здравом уме может прийти в голову, что его ребенка могли подменить на двойника? Человек — такое существо, что скорее придумает себе и окружающим сотни оправданий, чем поверит в подобное.
Мы подошли к кирпичному пятиэтажному многоквартирному дому серого цвета. Возможно, кирпич, из которого был построен дом, когда-то был светло-желтым, поскольку в некоторых местах под многолетней пылью можно было различить кирпичи желтых оттенков, но в целом создавалось впечатление о доме, как о сером. Наша квартира оказалась в первом подъезде на третьем этаже. Подъезд, как ни странно, оказался чистым и ухоженным. Дом напоминал хрущевку как внешне, так и размерами квартир. Никаких лифтов, исключительно лестница.
У нас оказалась небольшая двухкомнатная квартира, правда, в отличие от хрущевки, комнаты были раздельными. Кухня миниатюрная, примерно шесть — семь квадратных метров, комнаты маленькие, примерно по десять квадратных метров. Моя комната могла похвастать небольшой застекленной лоджией с видом на ровный ряд коттеджей, перед которыми были ярко-зеленые газоны и ровно подстриженные зеленые кусты, и это в середине октября месяца! Они деревьям что, листья на клей момент приклеивают и красят? В общем, комната больше, чем азкабанские апартаменты, и, несомненно, комфортнее, что меня весьма радовало. Но что убило, так это отсутствие батарей отопления.
— Мам, — протянул я, привлекая внимание женщины. — Скажи, пожалуйста, а у нас что, нет отопления?
— Конечно, нет, сынок! — уверенно заявила она, словно так и должно быть. — Отопление, это очень дорогое удовольствие, его могут позволить себе лишь богачи. — С улыбкой и медленно, словно маленькому ребенку или умственно отсталому поведала «мама».
— Но… — протянул я. — А как же зимой жить? Холодно же!
Вообще, если быть объективным, то уже сейчас было ни разу не тепло, градусника не нашёл, но по ощущениям в доме было градусов восемнадцать по Цельсию. Привык, что у нас кроме лета всегда в хате двадцать три — двадцать шесть градусов. Один раз зимой холода жуткие были, и у нас за половину зимы закончились дрова, заготовленные на всю зиму, и в хате температура опускалась до плюс пятнадцати градусов. Это была самая ужасная зима, мы ходили по дому в двух штанах и надевали по нескольку пар шерстяных носков. На улице мороз стоял за минус тридцать. Тогда на две недели отменили занятия в школе, я все эти две недели занимался заготовкой дров. Одевал трое штанов, два свитера, ватную фуфайку, шапку-ушанку, валенки, брал топор с ножовкой и шёл к лесополосе возле железнодорожных путей. Пилил тополя, затем распиливал на бревна, которые обвязывал веревкой и волок домой. Дома при помощи стальных и деревянных клиньев раскалывал бревна, затем пилил на циркулярной пиле, которую от мороза периодически клинило.
Вот так выбежишь, одно дерево срубишь, домой приволочешь, забегаешь в хату греться и горячий чай пить. Затем выскакиваешь, раскалываешь бревна, и опять греться и так с утра и до самой ночи, обливаясь потом, растягивая мышцы и натирая мозоли даже через две пары перчаток. Перчатки постоянно приходилось менять на сухие, а мокрые бросать сушиться в духовку в печи. Самая проблема была — не допустить, чтобы в валенки снег попал, тогда хана, валенки приходилось подолгу сушить. Я так в первый день влетел, и переобулся в зимние сапоги, так уже через двадцать минут ноги задубели так, что пришлось срочно домой бежать, чтобы не обморозить.
Тогда помню, срубил здоровенный тополь, в обхвате почти метр и высотой метров пятнадцать, он упал почти до автомобильной дороги. Пилю, рублю и ничего не слышу за шумом топора.
— Пилишь? — спросил кто-то сзади грозным мужским голосом.
— Ага, — отвечаю, не оборачиваюсь. Вот ещё, буду отвлекаться от такого важного занятия ради простого разговора.
— Что, сильно холодно? — участливо спросил тот же голос.
— Вообще дубак! Все дрова, запасенные на зиму, кончились.
— Ну, вообще-то тут нельзя рубить деревья, это защитная лесополоса, — сказал тот же голос.
Оборачиваюсь и вижу перед собой сержанта милиции. На дороге стоит милицейский бобик.
— За подобное положен штраф, полмиллиона рублей, — сказал сержант. Оказывается — это его голос я слышал. — Мы должны отвезти тебя в отделение, составить протокол, затем твоим родителям присудят выплатить штраф.
— Дяденька милиционер, — печально вздохнув, отвечаю я. — Вы посмотрите на меня. Ну откуда у нас такие деньги?
А выглядел я колоритно. Дедова потрепанная ушанка, завязанная под подбородком, и рваная фуфайка, на которой выделяются три драных полосы, из которых торчит вата. В этой фуфайке дед, однажды напившись со сторожем в зоопарке, полез в клетку обниматься с тигром. Если перевести взгляд ниже, можно увидеть запачканные старые штаны, заправленные в валенки. Стоит добавить ещё слезы, текущие от жуткого мороза и шмыгающий красный нос, после этого картина станет полной.
Милиционер окинул меня взглядом, прикрыл глаза, глубоко вздохнул.
— Короче, мы сейчас уезжаем и едем очень медленно по маршруту. Если через пятнадцать минут ты и дерево ещё будете тут, то поедешь в отделение. И чтобы больше не смел пилить деревья там, где их можно заметить с дороги, — с намёком сказал сержант. — Ты бы ещё на второй продольной магистрали додумался тополя пилить!
На секунду я даже представил себе эту картину, как спиливаю дерево вдоль главной автомобильной дороги. А тополя там и правду здоровые, метров по тридцать в высоту, руками и вовсе не обхватишь. Я даже прикинул, как бы оттуда их… Нет-нет, действительно слишком палевно, да и волочить оттуда далеко!
Вот это понимаю — мужик! Я до сих пор припоминаю того милиционера добрым словом, ведь вошёл в положение. Мне, правда, пришлось пулей лететь домой и быстро созвать всех друзей. Обвязали веревкой ствол и поволокли его. Не то, что через пятнадцать, через десять минут его там уже не было.
И вот узнаю, что буду жить в каменном шалаше! Зима на носу, а что в Азкабане, что тут, каменный неотапливаемый мешок! Если дома у нас печка была, то тут ни буржуйки, ни обогревателя. Вот же англичане варвары! Как так жить можно? Что за ерунда, экономить на комфорте? Можно вызвать магическое пламя, как делал это в лесу, но никакой маны не хватит на его постоянное поддержание. К тому же, решил притворяться простым человеком и не высовываться, а значит, столь явные проявления магии стоит исключить.
Моя комната была обставлена просто. Односпальная кровать, возле неё стоит книжная полка, перед кроватью стоит письменный стол и простой деревянный стул, а справа от двери трехдверный шкаф. Между шкафом и письменным столом окно и выход на балкон.
— Сын, на зиму у нас есть электрические батареи, мы достаём их, когда наступают холода, — после некоторой паузы выдала Мэри.
— Ох, мамуль, ты меня обрадовала.
— Сынок, тебе завтра надо в школу. Ты не забыл? — сказала Мэри.
— Школа? А где я учусь? В каком классе? Что мне надо брать с собой? Ну там, какие учебники и тетради?
— О боже! Я совсем забыла, что ты ничего не помнишь! — запричитала Мэри. — Как же быть? Я завтра должна обязательно выйти на работу и не могу тебя отвести в школу. Хотя… — Она задумалась. — Да, думаю, могу тебя отвести, показать дорогу в школу. Заодно объясню директору ситуацию с твоей памятью. Как раз успею перед работой!
— И далеко идти до школы?
— Нет. Всего минут пятнадцать пешего хода. Ты учишься на последнем году обучения в государственной смешанной средней школе Финчли, поскольку там бесплатное обучение. После обучения в государственной младшей школы Финчли у нас был выбор — или католическая школа, или государственная, но в католической мозги промывают, хоть там и лучше образование, — стала объяснять Мэри. — Надеюсь, ты будешь учиться достаточно хорошо, чтобы поступить в высшую школу и отучиться на «А уровень», чтобы потом поступить в колледж или университет. Я отложила тебе на обучение в высшей школе, но на колледж, к сожалению денег нет. Ты уж постарайся, сынок, учиться хорошо, может быть, сможешь получить контрактное место в колледже с последующей выплатой за обучение.
Пожалуй, ванная комната заслуживает отдельного описания. В ней установлен «титан», который нагревает горячую воду. Этой воды на раз хватает только чтобы быстро помыться, потом надо ждать, пока нагреется следующая порция. Напор душа такой, что легче омываться своими слезами, а реветь иногда охота от холода. В принципе, это лучше, чем фонтанчик ледяной воды из стены в камере, но могло быть намного лучше. Насколько понял, это проблема всех старых многоквартирных домов, а у нас он именно такой.
Ещё забавен тот факт, что в ванной установлен кран со смесителем, а на кухне кран с одним барашком, только для холодной воды.