(don't) let me go

Отличное субботнее утро, думает Химчан, пока не замечает у порога квартиры пьяного к чертям собачьим Ёнгука. Ким по привычке закатывает глаза и идёт к своему возлюбленному, чтобы помочь тому встать. Ёнгук вредничает, пытается освободиться из рук Химчана, ведь «отцепись, я и сам дойду». Это бесит и надоедает всё сильнее. Химчан давно планирует закодировать Бана. Ёнгук спит в прихожей на неудобном диване, который Ким по дешевке забрал у каких-то знакомых. Вертится на нём, недовольно матерится сквозь сон, в то время как Химчан готовит омлет и сладкий-сладкий облепиховый чай. — Проснись и пой, принцесса-алкашка, уже 3 часа дня, у тебя скоро запись. — Отъебись. Киму хочется вылить этот мерзкий чай на не менее мерзкое лицо Ёнгука, но он молча ставит еду на журнальный столик и идёт собираться по делам. Заранее готовит Гуку чистую одежду, также находит телефон Бана в одном из тысячи карманов его куртки и заботливо ставит 5 будильников, потому что бухать всю ночь напролет — это классно и очень по-взрослому, но работу и оплату коммунальных услуг никто не отменял. Ёнгук всё же просыпается с жизнеутверждающим «да бляяять», когда на всю квартиру будильник разрывается в третий раз. Есть абсолютно не хочется, поэтому он отпивает немного чая и думает, что облепиха — самая мерзкая ягода на всём белом свете. Тащиться в студию звукозаписи тоже мерзко, особенно с такой головной болью, думает Бан. Как же хорошо, что Химчан подготовил одежду и разложил нужные бумаги по папкам, это знатно сэкономило время. Нужно будет сказать ему «спасибо». Но Ёнгук, конечно же, не скажет. Намного лучше снова вернуться домой под утро, упасть спьяну и, повернув голову, увидеть на кухне остывший ужин и Химчана со слезами на глазах. Бан мысленно матерится, а потом начинает смеяться, словно умалишенный, закрывая лицо ладонями. «Когда я успел так проебаться?». Этим вопросом Ёнгук задаётся чуть ли не каждый день, сам же понимая, что всё это ненормально. Его жизнь ненормальная и он сам давно уже с катушек слетел. Финальной точкой становится вечер, когда Химчану ближе к полуночи звонит его друг, Чоноп, и говорит какие-то глупости, вроде «хён, тут такое дело. даже не знаю, стоит ли об этом говорить, но раз уж я позвонил.. Ёнгук-хён сейчас в том же клубе, что и я. знаешь, вокруг него весь вечер ошивается какая-то девка и Ёнгук-хён, кажется, совсем не против её компании». Химчан знал. Знал, что Бан время от времени шлялся с одним пареньком из студии, который был на пару лет младше. Он даже перестал обращать внимание, когда Ёнгук приходил домой с засосами на шее. Поиграется и бросит, в это искренне верил Ким. Но сейчас-то что, ёбаный Бан Ёнгук? Что с тобой, блять, такое? Женщина? Серьёзно? Химчану хотелось исчезнуть, ведь услышать новость о том, что теперь Ёнгук ещё и по бабам шляется — это безумие. Ему нужно было самому убедиться в этом, поэтому Ким ловит первое попавшееся такси и едет по адресу, который продиктовал ему Чоноп. Химчан думает, что данное место с трудом можно назвать клубом, а скорее «купи мне две водки и я тебе отсосу». Он замечает руки Ёнгука на бедрах какой-то рыжеволосой шалавы, что вплотную прижалась к нему своим силиконовым тельцем, и после этого думать больше не хочется вообще. Химчана тошнит и он мигом вылетает на свежий воздух. Чоноп замечает это и выходит следом, чтобы хоть немного подбодрить друга. — Хён, даже не вздумай снова пиздострадать из-за этого мудак.. — А? — Говорю, хён, тебе уже лучше? Я тебе водички взял на всякий случай, хочешь? — Давай сюда. — Если честно, Ёнгук не особо виноват, ведь это она к нему прилипла и.. — Плевать. — Но.. — Чоноп-а, давай я тебя домой отведу, тебе ведь завтра на первую пару. — Да, хён. Спасибо. Чоноп нравится Химчану. Этот ребёнок трудолюбивый и честный. Временами даже слишком, за что и получает от Кима. Химчан чувствует с ним некую духовную связь, отсюда и давно возникшее желание заботиться о Муне, словно о младшем брате. Ким иногда помогает ему с особо сложными докладами по истории зарубежной литературы, покупает клубничную сладкую вату и соджу, если Чонопу не продают. В последнее время Мун особо пристрастился к выпивке и клубам, но это не проблема, ведь есть любимый Химчан-хён, которому можно смело позвонить среди ночи и попросить довести домой. Однажды Чоноп ласково зовёт Кима «мааам» и пьяно лыбится во все 32, а Химчан усмехается, крепче держа друга, и думает «что, блять, подмешивают в эти сраные разноцветные коктейли?» и «еще один алкаш в моей прекрасной жизни, за ч т о». Ёнгук возвращается домой в 3:51. Следы дешевой красной помады от шеи до ключиц, одежда и волосы пахнут приторным женским парфюмом. Химчан на грани истерики, но несколько секунд молча смотрит на Бана. — Понравилось? — спрашивает Ким, не получая ответа. — Ёнгук, сколько мы уже вместе? — 3 года и 7 месяцев, — почти шепотом отвечает Бан. — Тебе не кажется, что наша любовь себя исчерпала? — Прости, я не хочу тебя терять. Я ещё не готов. Химчан слишком часто начинает оставаться в доме своих старых друзей, много думает и «портит весь настрой». Тратит бешеные деньги на рестораны и коллекционное вино, потому что ненавидит клубы всей душой. Но в итоге именно в каком-то каннамском клубе, названия которого он не помнит, Ким отдается парню явно младше него самого. Химчану вовсе не хочется бродить по улице, наслаждаясь ночным пейзажем, поэтому он возвращается домой, где его снова никто не ждет. Ёнгук приходит с рассветом и сейчас он пахнет лишь сигаретным дымом. Улыбается, видимо, запись прошла хорошо. Подходит к Химчану и неуместно нежно целует в висок. — Как прошел твой день? — Неплохо, а твой? — Новые ребята оказались очень талантливыми, так что мы записались практически сразу. А ты чем занимался? — немного сонно спрашивает Бан. — Сначала поехал выпить вина, потом мне позвонил Чоноп и позвал в “Ellui” (Химчан нашел визитку в кармане брюк). Я не планировал идти, но голос у донсэна был такой, будто он уже половину бара осушил. Его друзья познакомили меня с менеджером клуба, минут 20 назад я узнал, что его зовут Со Минки. Он милый, знаешь? — голос Химчана становится тише. — Ха, звучит так, будто вы переспали, - говорит Бан без особого интереса. Ким молча смотрит на лицо напротив. — Ты же не.. — Да, Ёнгук. Я с ним переспал. — Что, прости? — Ну, как это обычно называют? «Мимолётный порыв»? — Какой к хуям мимолётный порыв, Химчан? — Я на самом деле не могу понять, почему ты злишься. Не прошло и недели, как ты выебал ту рыжую тёлку, а сейчас у тебя какие-то претензии ко мне. Серьезно, мой дорогой? — У нас ничего не было. — О чем ты? — Я с ней не спал. Блять, понятно тебе? — А что тогда? Она тебе просто подрочила или отсосала, тебе не понравилось и ты, как хороший мальчик, предложил остаться друзьями? — Химчан, перестань, ради бога. — Нет, это ты перестань. Перестань вести себя так, словно за все эти годы ни разу не изменял мне. Ты правда думаешь, что я не знаю о том малолетке? Я понимаю, что дети нынче раскрепощены больше нужного и всё такое, но чего тебе не хватало, Ёнгук? Тебе было недостаточно моей любви или моего тела? — Всё не так, просто.. — Ты хотя бы задумывался о том, как мне не хватало тебя последние месяцы? Я не знал, где ты, с кем и вернешься ли ты домой. Слишком многое изменилось, Ёнгук. У нас не осталось никаких воспоминаний, а ведь они были так прекрасны, что могли рассеять даже мрак. Эти чувства причиняют мне боль, но ты ведь этого и добивался? Бан ничего не отвечает и лишь до боли закрывает глаза, чтобы не заплакать, словно мальчишка. — Если не можешь любить меня, то хотя бы дай мне уйти. Ты меня не держишь, но и не отпускаешь. За что ты так со мной? — Химчан говорит уже сквозь слезы, боясь своих дальнейших мыслей. — Я сегодня первый раз за полгода почувствовал, что действительно кому-то нужен. — Ты о том парне из клуба? Может, ты еще скажешь, что влюбился в него? — с усмешкой, но дрожащим голосом спрашивает старший. — Не знаю. Может. — Что за хуйню ты несешь, Химчан? Ты готов разрушить наши отношения из-за какого-то смазливого уёбка? Он что, был так хорош? Химчан помнит случившееся лишь отрывками, но эти отрывки неистово яркие и живые. Минки был с ним нежен, будто это не просто случайный секс. Ким вспоминает почти все прикосновения и до одури сладкие губы. — Ты сам всё разрушил, Ёнгук. Бан тянется к нему. Единственное, чего он сейчас хочет — это обнять Химчана и сказать «ты же ведь шутишь, скажи, что это всё было шуткой и пойдем спать». — Прошу, оставь меня, просто уйди. Ёнгук уходит и думает, что сейчас неплохо было бы умереть.