Украденная жизнь

      Ннойтора смотрит Гриммджоу вслед с растущей злостью, но ноги будто примёрзли к полу. Он не может шевельнуться, не может произнести ни слова. Только чувствует, как изнутри едкий удушливый дым обволакивает сгоревшую когда-то дотла душу. Всё его существо задыхается в агонии, а он не в состоянии заставить двигаться ни один чёртов мускул. Спустя тягучую вечность злоба уступает место бешенству, опаляя сознание.       Гранц вздрогнул, ощутив рейацу Ннойторы поблизости. Было в ней что-то непривычно отчаянное, терпкое. У Октавы свело скулы от концентрированного вяжущего привкуса на языке. Он специально вводил себе собственноручно разработанную сыворотку, чтобы острее ощущать состояние жителей Лас Ночес по их рейацу. На самом деле одного жителя. На остальных ему было абсолютно плевать, как и им на него.       Квинта, как всегда бесцеремонно, ворвался в лабораторию. Дикий взгляд отправил адреналин гулять по каждой клетке Заэль-Апорро. Ощущение близости бушующей рейацу подводило его к грани между восторгом и полнейшим экстазом. Он машинально подаётся навстречу, алчно впитывая, словно губка, неотвратимость желаемого. Он, наконец, вспомнил. Прошло так много времени. Так много душных бессонных ночей. — Ннойтора…       Квинта никогда нежностью не отличался. Но сейчас ссадины и отметины от пальцев по всему телу доставляли Гранцу особый кайф. Слишком долго он этого ждал. Надежда умирает последней. Кровь на губах запекается быстро. Ннойтора горяч, груб и жаден. Каждый срывающийся с губ Октавы вздох — его. Каждый собственнический алый кровоподтёк и ватные от адреналина ноги — тоже. Заэль-Апорро Гранц — его.       Кровавая корочка на губе Октавы лопается под напором Квинты уже который раз. Горячее дыхание обжигает и без того разгорячённую плоть. Обволакивает, присваивает, душит. Октава поначалу даже сдерживается, только порочные рваные вздохи рвут грудную клетку на части. Чувства к нему тут ни при чём, ведь понятно всё до предела. Эта отчаянно клубящаяся духовная сила, горькая нелюбовь, оседающая на коже тонким слоем. Болеутоляющее. Но сейчас можно позволить себе забыться. И Заэль-Апорро падает ниц перед этой возможностью.       Подчиняется, отдаётся длинным пальцам. Холодные… Кажется, ещё немного — и Октава покроется ледяной корочкой. Вены вот-вот зарастут злым колючим инеем, но жаркая жестокость Квинты сметает лёд с положенного места. На время. Он ожил сейчас не для того, чтобы задыхаться от боли. Пусть потом она сожрёт с потрохами, заставит засыпать через силу и просыпаться от кошмаров в поту. Но это будет потом.       Сейчас учёный не желает видеть дальше своего изящного носа. Он хочет лишь растекаться в руках Ннойторы послушной лужицей и забываться, впиваясь в кожу ногтями, дыша в выпирающие ключицы с наслаждением сминать в кулаке собственное "Я".       Розовые волосы собраны в кулак, Гранц дышит жутко громко и это заводит Квинту. Не ощущая ни капли сопротивления, он распаляется всё больше. Давит, грозя бесследно уничтожить и без того сломленную волю. Стены лаборатории Октавы многое видели.