Серебро и сталь

Король Драффарии Фернанд Второй приговорил Джоната Карпера к смертной казни через отрубание головы. Кристину это нисколько не удивило. Впрочем, она бы, наплевав на все законы, его повесила — или вообще оставила гнить в темнице до конца дней. К тому же, какое-то странное чувство, змеёй сдавливающее сердце, мешало ей радоваться тому, что справедливость наконец-то восторжествовала. Девушке казалось, что что-то не так, что всё закончилось слишком хорошо… Или наоборот — слишком плохо. Эти мысли отвлекали от дела. Оторвавшись от созерцания рассвета за окном, она подняла со стола первый попавшийся пергамент и уставилась в криво начерченные буквы. Всю ночь Кристина провела в отцовском кабинете — пожалуй, единственном месте в замке, где за всё время её отсутствия хорошо топили. Сначала она собственноручно избавилась ото всех следов пребывания Карпера: он оставил в кабинете кое-какие свои вещи, несколько писем и даже стихов. Девушка надеялась найти также какие-нибудь магические артефакты, но, видимо, Джонат предусмотрительно их либо уничтожил, либо спрятал, либо как-то отправил в Краухойз. Побросав всё найденное в очаг, Кристина занялась делами, что требовали её срочного вмешательства. Собственная комната стала казаться ей какой-то чужой, ненавистной, неуютной. Здесь, в отцовском кабинете, было лучше. Здесь она чувствовала себя спокойнее. С самого вечера и до рассвета она сидела с различными документами и указами. Прогорело не менее десятка больших свечей, было сломано столько же перьев и истрачено много чернил. И лишь к рассвету Кристина поняла, что более-менее справилась. Поставив последнюю подпись, она с улыбкой посмотрела на неровные чёрные письмена и подвела итог своей работе. Разумеется, казна Эори значительно, хотя и не полностью, опустела. Ещё вечером они с Альбертой рассчитали, сколько денег придётся потратить на восстановление Вэйда. Герцогиня вежливо благодарила Кристину и уверяла, что вовсе не торопит, но леди Коллинз понимала, что дело не терпит отлагательств. Берта во время битвы командовала вторым засадным флангом и, как ни странно, отделалась лишь небольшой царапиной, проходившей через левый глаз и чудом его не задевшей, да новой седой прядью в чёрных волосах. Она уехала сегодня утром — в Смит, к сестре. Ну, слава Богу, им пока есть где жить… А на месте руин Вэйда рано или поздно возникнет новый замок. Нужно было также где-то взять денег на восстановление и других замков тоже, а ещё как-то наградить вассалов, с помощью которых была выкована победа. Так как из Бейкеров не осталось никого (Кристина чувствовала, что осознание этого факта до сих пор причиняло боль и заставляло испытывать чувство вины), то их землю можно распределить между живущими вблизи феодалами. Да и с Софией нужно что-то делать… Конечно, молодая баронесса хорошо доказала свою самостоятельность, но в заботе и защите она и её брат всё ещё нуждались. Впрочем, Кристина уже знала, как быть с Даррендорфом. Чтобы достать денег на восстановление земли, придётся наладить торговлю с Фареллом — впервые со времён войны. Всё-таки северные каменоломни работают исправно, а Серебряный залив, некогда принадлежащий Бейкерам, всё ещё богат рыбой. А вот подати с крестьян увеличивать нельзя, так и бунт можно спровоцировать. Народу нужно прийти в себя после войны. Возникла мысль занять у лорда Штейнберга, но Кристина и так слишком много ему должна… Он-то, конечно, не откажет, но Кристине было уже попросту неудобно. Да и лорд Киллеан непременно заплатит контрибуцию, так что собрать денег и восстановить казну можно. Леди Коллинз улыбнулась. Отец предупреждал, что править сложно и невыразимо скучно, но Кристине начинали нравиться эти бесконечные заботы. От войны она смертельно устала, а вот мирными делами заняться — в самый раз. Да, восстановить можно всё. А вот вернуть погибших за неё людей она уже не сможет. Последняя свеча на её столе потухла, и через мгновение в дверь громко и настойчиво постучали. Кристина положила пергамент в ящик стола, вытерла о влажную тряпицу испачканные чернилами пальцы, поправила широкий ободок в волосах и негромко пригласила пришедшего войти. Барон Штольц, одетый, как всегда, с иголочки, буквально светился во всех смыслах. В счастливо сияющих глазах читалось вечное самодовольство, бледные губы изогнулись в усмешке, длинные пальцы в чёрных кожаных митенках сжимали пустые ножны — видимо, меч потребовали оставить стражники… Хотя в нём сейчас и так не было необходимости. — Миледи хотела меня видеть? — спросил он весёлым голосом, будто действительно рад был лицезреть Кристину живой и относительно невредимой. — Да, — улыбнулась она сдержанно. — Присаживайтесь. Он уселся в резное, обитое чёрным бархатом кресло напротив неё. Кристина предложила ему вина, но Штольц отказался: — Нет, я не пью, — покачал головой он и усмехнулся, словно вспомнил что-то забавное. Тогда Кристина заметила на его верхней губе небольшой, едва заметный шрам, которого не видела раньше. Видимо, во время битвы заработал. — Давайте сразу к делу, нечего ходить вокруг да около. Сегодня после казни я сразу возвращаюсь домой, много дел, сами понимаете. — Да, должно быть, ваша сестра вас заждалась… — Несомненно. «Он как-то подозрительно вежлив и дружелюбен», — пронеслось в голове у девушки. — Даже не знаю, с чего начать, — опустила глаза она и заметила на серебристо-серой юбке чернильное пятно. — Напомните, ваша светлость, сколько вам лет? Такой неожиданный вопрос барона Хельмута явно ошеломил. Однако он снова ухмыльнулся, закинул ногу на ногу и взглянул на висящий на стене щит с гербом Коллинзов — чёрные скрещенные мечи на белом поле. Кристине не повезло с геральдическими цветами: чёрный считался траурным цветом, а белый — свадебным. — Тридцать, миледи, — наконец ответил он. — И вы до сих пор не женаты? Стараясь скрыть нарастающее удивление, Штольц коротко хохотнул в кулак и пригладил и без того идеально причёсанные золотые кудри. Кристину забавляла эта игра, и теперь она улыбалась не только из-за элементарной вежливости. С наступлением утра в комнате становилось светлее. В шерстяном платье было не слишком тепло, и девушка поёжилась. Побелевшие пальцы сжали скользкую ткань, размазывая проклятое пятно по подолу. — А вы хотите предложить мне жениться на вас, леди Кристина? — стараясь сделать свой тон серьёзным, спросил Штольц. Вот мерзавец, решил бить в обратную… — Брось, Хельмут, — парировала она со смехом, болтая ногами и стараясь согреть замёрзшие в кожаных домашних туфельках пальцы ног. Как жаль, что этикет не позволяет снова надеть мужское платье и сапоги… — Мы слишком многое пережили вместе, чтобы продолжать обмениваться остротами. — И всё-таки? — Он, кажется, и не заметил, что она перешла на «ты». И про пощёчину до сих пор не заикнулся, странно… — Нет, этого я тебе, к сожалению или к счастью, не предложу. Но я знаю девушку, которая бы тебе… подошла. Штольц взглянул на Кристину заинтересованно, но так, словно речь шла не о браке, а о новой войне. Хотя, пожалуй, для мужчин семейная жизнь всё равно что битва. — Ты же помнишь Софию Даррендорф? — Кристина выдержала короткую паузу, наблюдая за тем, как меняется лицо барона Хельмута. — Она такая… красивая, с рыжими волосами… Вообще, браки между представителями разных земель были редкостью, но сейчас и так всё перемешалось. — Конечно, — отозвался Штольц и, как показалось Кристине, облегчённо выдохнул. — Её ещё чуть не прирезал ублюдок Хейли, которому я вогнал нож в глаз… Если честно, я целился в шею, но он очень удачно повернулся. Кристине были не очень интересны подробности, и она продолжила: — Ей семнадцать, её брату четыре. Столь молодым людям, как ты понимаешь, тяжело будет поднять свою землю после войны. Хельмут, — девушка встала, опираясь руками о столешницу, и заглянула ему в глаза. Высокий массивный стол скрывал пятно на платье. Она больше не улыбалась: настало время для решения серьёзного вопроса и от ответа Штольца зависит многое, — могу ли я рассчитывать на твою помощь? Барон Хельмут замолчал. Улыбка пропала с его лица, спина выпрямилась, пальцы сжались в кулаки. Воцарилась гробовая тишина, и было слышно, как в холодном остром зимнем воздухе порхает ветер, в очаге трещат поленья, а под крышами воркуют замёрзшие голуби. — Ты предлагаешь мне жениться на этой девочке? — почти не шевеля губами, тихо спросил Штольц, выделив последнее слово. Действительно, для него она и есть девочка, но в том-то и суть… — Таким образом ты поможешь не только ей, но и мне. Ещё раз, — едва заметно улыбнулась Кристина. — Но я понимаю, что этот вопрос требует тщательнейшего рассмотрения, поэтому… Штольц жестом прервал её, сначала улыбнулся, потом усмехнулся, а потом и вовсе расхохотался. — А, собственно, почему бы и нет? *** — Мы никогда не держали палача, — пожала плечами Кристина, натягивая на пальцы меховые перчатки. Становилось всё холоднее, с неба валил хлопьями снег, а ветер лишь распалялся с каждой секундой. — Смертная казнь в Эори случалась редко. А если и были прецеденты, то отец всё выполнял сам. Простите, ваше величество, но сама я вряд ли смогу… Если бы возникла надобность месяцем раньше — Кристина бы не задумываясь совершила казнь. Отрубить голову с первого раза ей бы, может, сил не хватило: у палачей это умение передаётся от отца к сыну. Но казнить Карпера собственноручно она бы всё равно не отказалась. Сейчас же звон стали и вид крови напоминали девушке о битве, возвращали её в те ужасные часы, когда она убивала и каждое мгновение сама рисковала быть убитой. Речи о том, чтобы снова лишить кого-то жизни, и быть не могло. Король, ещё молодой и не слишком опытный, взглянул на неё удивлённо и пожал плечами. — Тогда, может быть, ваше величество позволит мне исполнить приговор? — сказал вдруг лорд Штейнберг. Фернанд, кажется, растерялся ещё больше. — Если миледи не против… — Разве я могу быть против, — опустила глаза Кристина, стараясь сдержать ухмылку. Нерешительность короля её забавляла. Когда его величество вернулся на открытый балкон Южной башни, девушка тихо попросила лорда Штейнберга: — Только, пожалуйста, сделайте это Праведным. Он молча кивнул и принял из её рук заметно потяжелевший меч. Кристина надеялась, что это — последний раз, когда его лезвие обагрится чьей-то кровью. Карпера вывели на эшафот, облачённого, по традиции, в белую рубаху, совершенно не вязавшуюся с его видом. Ноги его держали плохо, голова была опущена — безуспешная попытка спрятать изувеченное лицо… Интересно, что он чувствовал сейчас, за считанные мгновения до смерти? Смирился со своей участью или ещё на что-то надеялся? Жалел о том, что развязал войну, или был счастлив, что хоть как-то отомстил за жену, пусть даже ценой собственной жизни? Теперь этого никто не узнает. И слава Богу. Кристине подумалось, что сил на смотреть на то, как свершится казнь, у неё нет. Девушка закрыла глаза, прижала левую ладонь к ране, а правую просто сжала в кулак, стараясь даже не представлять себе то, что происходило сейчас на эшафоте. Слишком много смертей она пережила на своём веку, причём смертей близких ей людей, чтобы наслаждаться видом смерти врага. Но что-то не позволило Кристине не смотреть. Глаза распахнулись словно сами собой. С ужасом она осознала, что рада видеть то, что видела. Двое гвардейцев заставили Карпера опуститься на колени и приложить голову к плахе. Лорд Штейнберг извлёк меч из придерживаемых Диконом ножен, обхватил рукоять двумя руками и снёс голову преступнику одним верным ударом. Кристина даже не вздрогнула, лишь наблюдала за тем, как кровь хлынула на припорошенные снегом доски эшафота. Когда всё было кончено, Кристина поспешила вернуться в замок, но лорд Штейнберг её задержал. Он вернул ей меч и спросил: — Вы не могли бы подойти со мной к королю? — Генрих улыбался, но в глазах читалось странное беспокойство. Интересно, как ему далось убийство Карпера? Ведь именно ему он врагом не являлся… Девушка хотела спросить, но не решилась. — Конечно, — отозвалась она неуверенно. Не успела Кристина опомниться, как лорд Штейнберг взял её под руку и повёл к Южной башне. Чтобы не запутаться в собственных юбках, ей пришлось приподнять ткань свободной рукой. Да уж, высокие сапоги из тёмно-коричневой потёртой кожи вместе с довольно нарядным голубым платьем смотрелись, мягко говоря, странно, да и грубый меховой плащ тоже не подчёркивал его достоинств… Но уж лучше выглядеть нелепо, чем мёрзнуть на морозе. Лорд Генрих же, как всегда, выглядел превосходно: чёрный камзол поверх серого дублета, в прорезях которого виднелся зелёный бархат, подчёркивающий цвет глаз, чёрный с серебром пояс с прикреплёнными к нему ножнами, сверкающие и буквально скрипящие чёрные сапоги и грязно-серый, подбитый соболем плащ. Вот в каком виде следует представать перед королём, подумала Кристина. Фернанд задумчиво смотрел в серое утреннее небо, опираясь руками о грубоватые перила балкона. О чём думал король, угадать было сложно. Девушка предполагала, что он явно собирался покинуть Эори в ближайшее время и вернуться в столицу, чтобы продолжать наводить порядок в стране уже оттуда. Да и в любом случае, скоро все разъедутся и оставят её одну. Она не знала даже, что думать по этому поводу. Разумеется, она будет скучать по ставшему ей по-настоящему дорогим и близким лорду Штейнбергу, по вечно сомневающемуся пессимистичному герцогу Гидельштосу, даже по самовлюблённому, эгоистичному, но по-настоящему преданному и отважному Штольцу. Но ведь расстаются они не навсегда, верно? Да, не навсегда, в отличие от тех, кого она потеряла. Ей жутко не хватало герцога Рэйкера, всегда такого дружелюбного, вежливого и ответственного… А в смерть Оскара она до сих пор не могла поверить. — Ваше величество? — начал Генрих, поклонившись. Кристина тоже сделала реверанс, отгоняя печальные мысли, и опустила глаза, как и подобает истинной леди при разговоре с мужчиной вообще и королём в частности. — Могу я попросить вас об одной услуге? — Разумеется, милорд. — Фернанд вытянулся, словно струна, и обеспокоенно сглотнул. — В пределах разумного, конечно, сами знаете, какое сейчас время… — Мы с леди Кристиной всего лишь просим вас дать разрешение на объединение земель Нолд и Бьёльн, — чётко выговорил лорд Штейнберг и усмехнулся. Кристину словно облили добрым десятком литров ледяной воды. Она почувствовала, что её сердце сначала пропустило удар, а потом забилось так, что чуть не разрушило всю грудную клетку. Что, чёрт возьми, происходит? — Я извиняюсь, по причине брачного союза или?.. — замялся Фернанд, округлив глаза. — Именно, — отозвался Генрих и бросил короткий взгляд на Кристину. Девушка уверенно закивала, чувствуя, как дрожащие холодные пальцы сжимают кожу штейнберговского дублета. В голове словно что-то взорвалось и уничтожило к чертям все мысли. А лорд Штейнберг улыбался как ни в чём не бывало. — Разумеется, вы только… — Король явно был ошарашен новостью не меньше Кристины. Он переминался с ноги на ногу, а глаз у него задёргался. — Только до вечера принесите мне все бумаги… Я подпишу. Чтобы всё было официально, понимаете? Лорд Штейнберг кивнул, не сказав ни слова. — Вот и прекрасно, — кивнул Фернанд. — Мои поздравления… И он тут же покинул балкон, не попрощавшись. Тогда-то Кристина и очнулась. Она выпустила руку Генриха и вопросительно на него посмотрела. Он же взглянул на неё со всё той же нагловатой самодовольной ухмылкой. Господи, ну вылитый кот… Тогда Кристина вышла с балкона и, дождавшись, когда лорд Штейнберг догонит её, задёрнула плотные алые шторы с бахромой. В коридоре стало темно, лишь оранжевый свет факелов слегка прорезал густой мрак. — Знаете что, милорд, — вздохнула девушка, сцепив руки в замок и сверля взглядом носки своих сапог. — Так предложения не делают. — Но ведь ты согласна? — спросил Генрих, и в его голосе зазвучала неподдельная надежда. Сначала она хотела отказать и дать понять этим самоуверенным мужчинам, что и сама способна справиться со всеми последствиями войны. Теперь-то помощь ей точно не нужна. Но потом Кристина вспомнила, как не хотела оставаться одна, и… — Вы не оставили мне выбора, спросив сначала его величество, а уже потом — меня, — стараясь выдерживать соответствующую обиду в голосе, отозвалась она. — Если хочешь, я на колени встану… — Не надо, — засмеялась девушка. — Я согласна. А потом он прижал её к себе, и она окончательно передумала отказывать. *** До полудня они сидели в полутёмном тёплом кабинете лорда Джеймса в главной башне, который облюбовала Кристина, разговаривали и пили вино. Точнее, Генрих пил, а Кристина молча смотрела в наполненный красной жидкостью бокал, борясь с желанием осушить его до дна. — И когда же вы приняли это решение? — робко спросила она. — «Ты», — мягко поправил лорд Штейнберг. — Теперь ты моя невеста, и все эти формальности ни к чему. Господи, как же это странно звучит… Она ведь не собиралась становиться невестой в ближайшее время, а уж о том, чтобы стать невестой лорда Генриха, и мечтать не смела. Да и теперь Кристине не верилось. Может, это сон? Очередной кошмар, и сейчас точно должно произойти что-то страшное? Но ничего не произошло. Всё так же кожаные перчатки лорда Штейнберга лежали на столе рядом с каким-то пергаментом, всё так же светилось огромное круглое солнце за окном, всё так же падал снег и звенела сталь во внутреннем дворе. Кристина поёжилась — слышать это было отчего-то страшно. Почувствовала, что у неё дрожат руки, и зажала их между коленками. — На самом деле всё не так просто. — Он поставил бокал на стол и откинулся на спинку кресла. — О нашем браке думал ещё твой отец. — Да, он говорил. Хотя в итоге выдал меня за барона Даррендорфа, — протянула Кристина и всё-таки сделала небольшой глоток за компанию. Вино оказалось слишком сладким, и она поморщилась. — Да, но, понимаешь… После Фарелловской войны мы с твоим отцом слегка повздорили. — Лорд Штейнберг усмехнулся, но и в этой его усмешке, и во взгляде сквозила горечь. — Причина настолько глупа, что я даже не буду её называть. И то ли мне назло, то ли, может, ещё почему-то он больше об этом не говорил. — Маттиас Даррендорф во время Фарелловской войны предоставил отцу самую большую армию, — сказала Кристина, напрягаясь. — Я была своеобразной наградой. Ей бы посчитать это оскорблением, да вот только не получалось. Кто она такая, чтобы осуждать действия отца? Однако неприятный осадок всё равно был, и Кристина запила этот осадок вином. Сладко. Слишком сладко. — На самом деле я догадываюсь, в чём дело, — хмыкнул Генрих. — Лорд Джеймс прекрасно знал, что барон Маттиас его не переживёт и консортом стать не успеет. И что ты бы… — Он запнулся, пытаясь подобрать слово. — И что с ним ты бы точно осталась девушкой. Кристина почувствовала, как её щёки краснеют, и наклонила голову. — Твой отец явно присмотрел для тебя кого-нибудь получше старика Даррендорфа, — продолжил мужчина, кажется, совсем не обращая внимания на её смущение. Тут ей пришла в голову странная мысль. Отец говорил, что не виделся с лордом Генрихом Штейнбергом со времён окончания Фарелловской войны. Закончилась она, когда Кристине было шестнадцать. Замуж же она вышла в восемнадцать, и лорд Генрих Штейнберг утверждал, что был на её свадьбе. Что-то в их словах явно не сходилась, и Кристина не могла понять, кто из них врал и, главное, зачем. Словно услышав её мысли, он сказал: — Я и на свадьбе твоей с ним не поговорил. Полагаю, он даже не видел меня. До сих пор жалею об этом. До сих пор жалею, что так и не попросил у него прощения… — Как и я, — вздохнула девушка. — Надеюсь, перед смертью он простил нас обоих. Молча они выпили в память об усопшем. Кристина с трудом сдержала слёзы, хотя и так уже не было никаких сил. Слишком долго она внушала себе, что не имеет права плакать, хотя не очень понимала, почему. Пожалуй, сейчас стоит всё-таки приберечь слёзы до ночи и выплакаться в одиночестве. — Когда всё началось, — прервал гнетущую тишину Генрих, — то есть, когда Карперы приехали в Нолд, он сразу написал мне. Кратко и точно объяснил, что нужно делать. Тебя он выдворил из Эори не потому, что не хотел видеть или решил наказать за поединок. Он спас тебя таким образом. — Но зачем? — выдохнула Кристина, окончательно растерявшись. Пальцы нервно забарабанили по столешнице. — Я бы могла помочь, когда Джонат… — Ты бы погибла, — покачал головой он и, как это часто бывало, накрыл её ладонь своей. — Что бы ты смогла сделать в одиночку? Ты бы определённо погибла. Лорд Джеймс написал, что ты будешь в монастыре, а я должен забрать тебя оттуда и… — Так это не ваша… твоя инициатива? Это отец тебе приказал? — Не приказал, а попросил, — улыбнулся Генрих, заметив её растерянность, недоумение, гнев… И обиду на то, что ей ничего не рассказали заранее. — И нет, он не приказывал и не просил собирать армию и отвоёвывать Эори, нет. Лорд Джеймс просто попросил оберегать тебя, если возникнет необходимость. Ему казалось, что Нолд уже не вернуть. Я же решил поступить немного иначе. Твой отец был готов потерять свою землю, но сохранить дочь. Я же подумал, что ты, несомненно, стоишь всего этого, но… Землю терять тоже не стоит. Подожди-ка. Он снял со спинки кресла свой плащ, порылся во внутреннем кармане и извлёк оттуда скомканный свиток. Кристина нервно сглотнула — если это письмо отца… Она не была готова его прочитать, но Генрих протянул ей свиток, и она всё-таки взяла. Письмо было уже давно распечатано, и девушка дрожащими руками развернула тонкий пергамент. Она узнала почерк отца, и на душе сразу стало тепло — как будто вернулась в детство… Пожалуй, теперь читать будет не так уж и страшно. Дорогой мой Хайнц, пришло время забыть старые обиды — настали нелёгкие времена. Я, моя земля и моя дочь в большой опасности, и если своей жизни мне уже не жалко, да и земли тоже, то Кристина должна выжить любой ценой. В Нижнем городе обнаружились младшие Карперы, и я уверен, что приехали они сюда не просто так. Грядёт война, которую Кристина не должна даже видеть. Поэтому я отправил её в бьёльнскую женскую обитель — когда ты получишь это письмо, она, скорее всего, будет уже на полпути к ней. Ты знаешь, что нужно делать. Прошу тебя, защити мою дочь. Она — всё, что у меня есть, и всё, что останется от Нолда. Шингстен силён, и Нолд уже не спасти, но Кристину я спасти обязан. Помоги мне с этим. Считай это моей последней просьбой. И кривоватая размашистая подпись рядом с красно-коричневой печатью. Дочитав письмо, девушка несколько секунд хранила молчание. Прочитанное не укладывалось в голове, внутри всё буквально горело от противоречивых чувств, а слёзы и какой-то истерический смех душили её. Слишком много новой и столь неожиданной информации заставило её эмоции смешаться: она чувствовала гнев и облегчение, горе и странное веселье, озадаченность и эйфорию. Ещё один глоток вина, ещё одна попытка справиться и обуздать чувства, ещё один мучительный приступ тошнотворной сладости. Отец за неё отдал свою жизнь… Генрих рисковал всем, чтобы вернуть Нолд законным правителям… А она… А она дура, что с неё взять. Наконец справившись с собой, Кристина смахнула с ресниц одинокую слезинку. — Кто-то ещё знал об этом? — спросила она. — Капитан Эдит с самого начала был в курсе, — сказал Генрих, вздохнув. — На следующий день после твоего приезда мы с ним обсуждали это. Всё пошло немного не по плану: ты сама решила приехать ко мне, а не ждать в монастыре. Но по большому счёту это ничего не изменило. Кристина так и не поняла, можно ли было считать причиной начала войны смерть Анабеллы, и спросила: — Почему вы… ты не сказал мне сразу? — Пожалуй, я и сам не могу ответить на этот вопрос, — вздохнул он. Кристина залпом осушила свой бокал. Что ж, теперь это всё уже неважно. Теперь всё закончилось, теперь не будет больно, плохо и страшно. Ей хотелось верить, что ничего подобного больше никогда и ни за что не повторится. — Да, я кое о чём забыл… Мы же теперь помолвлены, — заметил Генрих, улыбнувшись. Девушка взглянула на него с недоумением, а он быстро снял со своего безымянного пальца тонкое золотое кольцо с тёмно-серым камнем, взял Кристину за руку и осторожно надел кольцо на её большой палец. — Моё потом отдашь, — улыбнулся он снова, не выпуская её руки. Кристина не знала, что на неё нашло. Какой-то стихийный порыв, подобный тому, что охватил её тогда, перед битвой, заставил все мысли и переживания словно покрыться пеленой тумана. Она встала и наклонилась через стол прямо к лицу Генриха. Но на этот раз поцеловал её он. Поцеловал настойчиво, глубоко, но всё-таки по-особому нежно. Девушка блаженно прикрыла глаза, опираясь локтями о жёсткую столешницу. Кажется, на платье от резкого движения порвалась шнуровка, но её уже перестало что-либо волновать. Кристина, конечно, знала, что прошедшая война так легко её не отпустит. Что кошмары ещё долго будут будить её по ночам. Что тяжёлые болезненные воспоминания продолжат свой гнёт. Что чувство вины так и будет глодать и терзать её сердце, пожалуй, всю оставшуюся жизнь. Но сейчас ей было не до этого. Сейчас она была счастлива — так, как не была счастлива, пожалуй, никогда. Думать о будущем и прошлом Кристине не хотелось, да она и не думала, забывшись в объятиях любимого человека. А за окном в замковом храме Эори гулко и протяжно звонили колокола.