Из раба в пираты

      Безумие.       Казалось, даже жучки, вгрызающиеся в старую гнилую древесину, смеялись над черноволосым мальчиком. Все тело затекло от веревок, болячки ныли и чесались. Его фрукт не помогал выбраться — веревки слишком туго затянули. Луффи до сих пор видел перед собой ту картину. Тело, в луже крови и россыпь алых бус вокруг.       Эйс.       Мальчик беззвучно заплакал, из-за чего почти сразу грудь свело в болезненном спазме, и он хрипло закашлял.       Во рту было ужасно сухо, он не помнил какой уже день не пьёт. Третий, четвёртый? Даже тенрьюбито не были так жестоки, и обливали его водой раз в день, благодаря чему он мог пить с пола. Однако, Луффи больше не пытался просить что-либо у пиратов.       Стоило ему заговорить со странным желтозубым и длинноносым человеком, он получал пинок в лицо. Больше десяти ударов в живот, когда попросил объедков, что они бросили в мусорную урну. Страшную удушливую темноту, за то, что умолял ослабить веревки.       Так мальчик понял, что говорить ему нельзя. Он не знал, зачем нужен этим ужасным людям. Но один, именуемый капитаном, пообещал выкинуть его за борт, если услышит от него еще один звук.       На следующий день они высадились на каком-то острове. Песчаный берег был такой большой! Такой теплый и мягкий песок! Мальчик даже забыл, что несколько минут назад умирал от жажды. Это вам не прогнивший трюм угнанного баркаса с морской водой на полу, и маленькими, больно кусающимися, жучками. Луффи снова захрипел, но это не был плач, нет. Мальчик впервые за все это время смеялся. Так громко, как только мог и на него обратили внимание.       Ребенок еле шевелился и задыхался. Глупые. Ему было очень хорошо. Так хорошо, что Луффи был готов умереть.       Высокий, бледный мужчина подошел, собираясь снова его пнуть, хоть и казалось, что мальчик развалится от любого прикосновения.       — Стой. — Сказал желтозубый и наклонился, нависая над мальчиком, грозной-грозной смертоносной тучей, из-за чего складок на его животе стало больше. Человек ужасный, страшный и опасный. — Посмотри на него, он же свихнулся!       — И что? — Раздраженно спросил мужчина. Он любил бить Луффи, и его старые кожаные сапоги впитавшие в себя литры чужой крови, в том числе и Луффи, жаждали еще. Они ненасытные звери, брось кусок мяса — сожрут, не заметишь.       — И то. — Гаркнул Тич и отпихнул его. — Мертвым он Дозору не нужен.       Тич остановил катающегося по песку ребенка и насильно влил ему в рот пресной воды. Лу задыхался, кашлял, мычал и цеплялся за толстую руку, когда его развязали, но флягу осушил до последней капли. Живая вода давала ему сил, вливала в него жизнь, огромными непокорными потоками. Океан в его душе снова ожил, снова хочет могущества и свободы.       Когда Луффи очнулся, он не понимал сколько еще дней прошло. Но первые секунды, не чувствуя никакой боли, мальчик чуточку обрадовался и поверил в то, что все это был просто дурной сон. Однако, это была не его каюта на Моби Дике и даже не его рабский сарайчик. Вновь просыпаясь в незнакомом месте, он попытался встать, тут же чувствуя боль во всем теле.       Издав приглушенный страдающий стон, он повалился на кровать и закрыл глаза. Не понимая, что происходит Луффи попытался вспомнить события прошедших дней и ужаснулся.       Война, кровь, убийства.       «Лучше бы я никогда его не встретил…»       Он не знал, что значит свобода до появления того человека. Судьба его изменилась, но, что теперь? Эйс мёртв, а он тут один, совершенно один. Слишком мучительно.       Луффи не вешал ярлыки, и никогда не задумывался о том, что же значит жить. Он был жив и это главное, разве не так? Но сейчас мальчишка сомневался в правдивости происходящего. Внутри была необъяснимая пустота, и казалось, что все это вранье. Чем больше он думал, тем больше его окутывала тоска. Тоска по друзьям, по Эйсу, по Моби Дику, по морю.       Дверь заскрипела, и он инстинктивно уставился в проход. Холодок, напуганный, вызывающий дрожь в руках, пробежал по телу, и он закусил губы, дабы не издать позорные звуки испуга.       — Очнулся, сопляк. — Чудовище, никак не иначе, держал в руках верёвку и гадко ухмылялся. Эйс вот, ухмыляется приятно. Ухмылка — и сразу ясно, что будет что-то интересное. Шутка-прибаутка, или щекотка, горячая, приятная; а может быть объятья, тягучие и бесконечные, плавно переходящие в поглощение друг друга. Словно душу высасываешь, а в обмен отдаешь свою. Но тут вот совсем по-другому, сразу ясно, ничего хорошего не будет.       Луффи попытался отползти подальше. Как хотелось, чтобы силы его не подвели, и он смог хотя бы выпрыгнуть в окно. Плевать, что больно, главное бежать подальше, рассказать дядьке Белоусу, что этот ублюдок сотворил, а потом заставить поплатиться.       Он был обычным человеком, но с огромным желанием жить. Луффи был не таким классным, как Эйс, не таким великим, как Белоус, не таким умным, как Марко; но он был настоящим человеком. Он просто не нашел цель, вот и все. Пока что, ему достаточно колесить моря. Океан ведь так прекрасен, и плевать, что он не умеет плавать. Но все же, видеть его, чувствовать себя с ним единым целым…       Эйс.       Больно от этого имени, но зато внутри поднимается ярость. Такая обжигающая, черная, гневная. Хочется заставить ответить, страдать, как он, и главное, чтобы этот человек больше никому не навредил.       Луффи вскочил на ноги и побежал к единственному возможному выходу, ведь пролететь мимо Тича невозможно, он загородил собой весь дверной проем. К черту всех, и тенрьюбито, и Тича, он их больше не боится.       А лететь-то недалеко, всего второй этаж. Свобода пьянит, на лице улыбка, и ветер бьет в лицо, чередующимися потоками взъерошивает волосы, кидает пыль в глаза. Прощай, чудовище. Совсем не страшный, лишь толстый и грязный, никакой не пират, жалкий разбойник. А вот Луффи, он пират. Белоус сам его пригласил, принял, как сына, как брата Эйса.       — Помогите! — Закричал мальчишка стоило ему приземлиться на землю, но холодные, костлявые руки обхватывают за талию и поднимают над землей. — Отпусти, ублюдок! — Крича, что есть сил, он вырывался, метался, пытаясь, как можно больнее ударить. Умри!       Одни чудовища вокруг, смотрят пустыми глазами на пленение свободного человека. Не раба какого-то, а юного пирата.       — Отпусти! Я должен вернуться назад! Отпусти!       Лу заехал кулаком по лицу, и радостно завыл, кидаясь, словно бешеный пес. Однако, едкий горячий воздух, сжигает все усилия, а сильные руки-тиски вытягивают силы.       Мужчина сжал руки на его горле, и всепоглощающий страх зародился в его душе, ведь ему совсем не хотелось умирать. Не после того, что он узнал и увидел. Кряхтя и царапая руки, Лу закатил глаза и судорожно пытался дышать. Больно, ужасно, кажется еще чуть-чуть и горло раздавит, как какую-то сухую гнилую ветку. А потом все внезапно прекращается, воздух снова поступает в легкие. Тени возвышаются над ним, грозные титаны скалятся получив свою добычу. Поднимают с земли, связывают руки и тащат невольника по улице.       Туманная дымка постепенно спадает с глаз, и вскоре Луффи смог вяло шаркать ногами. Хотя его до сих пор и не отпустили, но так немного легче, ведь хватка их рук ослабла. Люди шарахаются, прячут взгляд, но он знает, что им стыдно за свою трусость и слабость.       «Если бы я был сильнее.»       «Ах, ужасные разбойники!»       «Вот дозора на них не хватает, бедный мальчик».       Тихие недовольные возгласы и ни одного действия, ни одной попытки помочь ему и спасти.       Внезапно они остановились перед неизвестным ему зданием. Но подняв взгляд, Луффи увидел синий знак чайки и большую надпись «MARINE». Ликования в душе не было, лишь непонимание. На что они рассчитывали? Мальчик даже обрел надежду на то, что этих негодяев схватят, а у него будет шанс сбежать. Он даже не упирался и более уверенной походкой зашел внутрь, все еще в сопровождении Тича и неизвестного, но жестокого худого человека. Его гнедая, такая же болезненная, как и он, и на вид недоедающая лошадь осталась снаружи.       — Пираты! Застрелить! — Взвился часовой, но Тич отпихнул его лицо рукой, из-за чего совсем зеленый дозорный повалился на пол. Оружие треском разлетелось на части и черное дымное щупальце заползло обратно Тичу под рубаху. Ошарашенные взгляды, пики и пистолеты, а Луффи лишь завороженно смотрит на место, где скрылась эта штука. Он понял, что все эти приступы, заканчивающиеся пустотой и темнотой, были лишь результатом силы этого человека. Тич фруктовик.       — Тише! Мы пришли с миром! — Сделав неуклюжий и невежественный поклон, скорее чтобы ввести присутствующих в заблуждение, Тич засмеялся. Луффи не покидало предчувствие чего-то ужасного. Он судорожно пытался понять, почему разбойник смеется, почему не бежит. — Я нашел потерю Тенрьюбито.       Все понятно, ясно, как день. Теперь мальчик действительно боится. В голове всплывают воспоминания. Пытки, холодные ночи, больнючие удары, отвратительная комната с гнилой едой и сухой водой, смердящие руки высшего человека и головы друзей на пиках. Луффи попытался вырваться, но все тщетно. Как же сильно его держал худой человек, откуда в нем столько сил?       Мальчик оглядывался и кричал, пытаясь найти помощи у дозора, охранников, уборщиков, милой девушки на вахте, но никто не откликался.       Лу замер, увидев портрет на стене.

Монки Д Луффи.       Разыскивается беглый раб, убивший сотни людей.        Особо опасен, владеет дьявольским фруктом. Цена 100 миллионов белли. Живым.

      И на портрете изображен кто-то другой, никак не он. Такой гневный тусклый взгляд, черный шрам под глазом, острые черты лица, тонкая линия сжатых губ. Но, что больше всего его удивило, так это не просто имя. Фамилия, инициал. Зачем они это приписали? Чтобы напугать? Вруны проклятые кругом, и хозяин пытается вернуть его в клетку.       Луффи прикусил язык, ведь снова неосознанно подумал о том тенрьюбито так, как зарекался больше никогда ни о ком не думать. Он не имеет над ним власти, никогда не имел.       — Пустите, гадюки! — Закричав вовсю глотку, мальчик пнул бледного по животу и подпрыгнув, ударил Тича затылком в подбородок. — Эйс!!! Спаси меня, Эйс! — Отчаянно кричит, когда на руки цепляют металлические наручники. Опять этот треклятый морской металл, он только от него отвык. От этого и падает безвольной тушей, вытащив язык. Больно.       По телу стаей, проносятся клевки невидимых птиц, пожирающих его плоть, жизненную энергию и волю к свободе. И Эйс так и не появился, не сжег их дотла, не подхватил на руки и не унес на большой прекрасный корабль с китовой рожей, к лучшей команде на свете и огромному великану-капитану. Ему нужен еще глоток живой воды, и он побежит, даже с этими гадкими наручниками.       — Его могут искать, ублюдки уже в городе. — Тихо шипит Тич дозорному, но Луффи все равно услышал. Надежда загорается внутри, ведь без нее у него ничего не остается. Марко сильный, прилетит, спасет.       — Доплатим, если проведете до корабля. — Дозорный, явно пьяный и немытый, подходит и осматривает мальчика. Луффи покрывается гусиной кожей, и смотрит донельзя презрительно. Отвратительные люди, ведь поклялись же защищать невинных! Сотрудничают с пиратами?       А Луффи ведь пират? Они враги, имеют полное право? Знают ли они, что он пират?       — И это сучка Святого Кристоффера? — Презрительно сплюнув на пол рядом с лежащим мальчишкой, мужчина выпрямился и пошел к двери. — Поднимай его, парни.       Что-то невнятно прохрипев, парень зашипел, задергался, и закричал, гневно, срываясь на рычание. — Ну что еще? — Повернулся к нему мужчина и замахнулся для удара.       Луффи посмотрел на него так, словно сейчас убьет. Он и вправду готов был это сделать, так сильно он был разгневан. — Я пират. Понял, жалкий ты, ублюдок?       Дозорный опасно ухмыляется. — Вздернул бы тебя прямо сейчас. — Мужчина подошел ближе и посмотрел на смелого мальчишку сверху вниз. — Вот только твои старые друзья ждут на Сабаоди.       Внезапный прилив сил, и юный пират снова мечется, дерется, пинается. Удары его не успокаивают, лишь подстегивают бороться.       Огонь в душе. Горячий, сумасшедший, огромный, совсем, как один спасший его пират.       Луффи больше не раб, он свободный человек, сын моря. Он не позволит вернуть себя в ту комнату, на тот душащий остров. Может быть Эйса больше нет, но он все еще пират и должен отстоять свое самое большое сокровище — свободу.