Путь свободы

Проходит два месяца после его пробуждения и начала отчаянных поисков Шона, и он оказывается в тупике из-за своего нездорового пристрастия к тяжёлому оружию. Пожалуй, всё же следовало убить Келлога более изящным способом, а не разносить его на куски из пушки-переростка. Ну, как говорила жена: «Век живи, век учись». — Чип слишком повреждён, — говорит учёный, по совместительству знакомая Валентайна, когда он передаёт ей необходимое… оборудование. — Допустим, даже если я вообще смогу его починить, на это уйдут недели. А может, и месяцы. Если не повезёт. У меня и помимо этого полно работы, знаешь ли, и даже более важной. — Но вы сможете его починить, да? Она вздыхает: — Возможно. Поживём — увидим, но ждать тебе лучше где-нибудь в другом месте. Я не очень люблю работать, когда кто-то постоянно пытается заглянуть мне через плечо. На этом разговор окончен, и он выходит на улицы Добрососедства, грязные, но неожиданно приветливые, пытаясь найти себе занятие на это время. Он зарабатывает немного крышек, делая самую чёрную работу: убивает рейдеров, занимается доставкой, охраняет. С разрешением мэра Хэнкока работу найти несложно. С Псиной — так вообще проще простого. Даже на пустошах люди не могут даже представить, что у такой славной собаки может быть бесчестный хозяин. Его нанимают: он доставляет, сторожит, убивает по приказу. Впервые у него появляются лишние крышки в карманах. Он позволяет себе немного расслабиться. Покупает лапшу без радиации вместо мяса болотника, запасается патронами и стимуляторами, и даже пытается завязать знакомство с местными. Никто из опрошенных не узнаёт человека по описанию: огромные солнцезащитные очки, дорожная одежда, красивые плечи, легко сходится с людьми. Но он особо и не рассчитывал: с момента последней встречи с Дьяконом в этом районе прошло почти две недели, и вряд ли этот человек станет надолго где-то задерживаться. Однако было бы неплохо найти какую-нибудь зацепку. Возможно, у Дьякона есть и другие задания, не связанные с ним лично. Может, выходец из Убежища, у которого нет ни друзей, ни денег, и не является смыслом его жизни. Или, чёрт возьми, он просто куда-то смылся. Может, босс подкинула ему более интересного человека для слежки. Через три дня после того, как доктор Амари говорит ему съебаться и не показываться до тех пор, пока не позовут, он оказывается втянут в перестрелку в баре. И это даже не самое странное, что он делал за последний месяц. Псина похож на смертоносный вихрь; сначала практически сливается с выцветшим полом, а затем вгрызается в оказавшиеся рядом ноги с видом очень довольной акулы. Он явно наслаждается этим, в отличие от рейдеров. Их, кстати, значительно больше, чем он ожидал, когда брался за это задание — доставить робота в отель «Рексфорд». «Небольшое сопротивление, — говорили ему. — Я бы пошёл сам, но эти супермутанты на улицах… Понимаешь, о чём я? Я оставлю эту работу профессионалам». Когда десятый по счёту рейдер прыгает с балкончика и целится бейсбольной битой ему в голову, он задумывается, что имелось в виду под «небольшим сопротивлением». Лучше бы этому роботу стоить тех скудных денег, что предложили ему за доставку его в отель. У него заканчиваются патроны для дробовика, (и, скорее всего, на пополнение запасов в Добрососедстве уйдут практически все его сбережения), и в этот момент одна из боковых дверей распахивается. Он поворачивается, готовясь к нападению, пытается пригнуться пониже, чтобы не подставляться рейдерам со снайперскими винтовками. Оттуда, подняв руки, шаркающей походкой выходит протектрон. — Нарушение безопасности, — говорит он. — Бип. Бип. Я. Робот. Вы. Должны. Умереть. — Он спотыкается о лежащую на полу балку: — Сука. Это. Было. Больно. При всём идиотизме ситуации, протектрон вооружён до зубов. Он стреляет лазером по ближайшему рейдеру, потом по следующему. Вдвоём, да ещё при поддержке Псины они быстро зачищают здание. И он даже не ранен, не считая пары заноз. Приятное разнообразие. — Спасибо, — говорит он протектрону, опускаясь на колени рядом с Псиной и аккуратно осматривая его голову — не ранен ли. Глаза чистые, уши не в крови, он дышит, как счастливый пёс, только что покусавший пятерых человек и в мгновение ока вернувшийся назад. Хороший мальчик. — Всегда. Пожалуйста. Он колеблется. Что-то определённо не так. Не из-за Псины: с ним явно всё в порядке, и ему уже не терпится двигаться дальше. Но вот робот — другое дело. Он стоит в нескольких метрах от него, смотрит — и это неправильно, он уже должен был открыть огонь. Он его не взламывал. У протектрона нет никаких оснований делать различие между ним и только что убитыми рейдерами. — Всё в порядке? — спрашивает он. Медленно встаёт, тянется к дробовику. — Аб-со-лют-но. Эта машина в полном порядке и готова вам служить. Бип. Бип. Вжж. Теперь это похоже не на робота, а на человека, который притворяется роботом. По наитию, он подходит к протектрону и резко бьёт в лицевую пластину прикладом дробовика: — Открывайся, — приказывает он. — Или, видит бог, я прострелю тебе коленные чашечки. Какое-то время, показавшееся ему бесконечно долгим, ничего не происходит; он начинает сомневаться, не выставил ли он себя полным идиотом. Не решит ли робот, что теперь он — новая угроза, и не пристрелит ли его на месте. Затем лицевая пластина поднимается. — Окей, вот это уже просто за гранью, — говорит Дьякон. — Чёрт возьми, как ты догадался? Он ошарашенно смотрит на другого человека. Даже внутри робота Дьякон всё ещё в солнцезащитных очках. — Ну, — отвечает он, когда молчание откровенно затягивается, — возможно, потому что из тебя отвратительный актёр. Как ты вообще туда забрался? Разве в корпусе не было начинки? Механизмов и прочего? — Не-а, рейдеры давным-давно выпотрошили его, — Дьякон, насколько это возможно в его ситуации, пожимает плечами. — Он был почти пустой, а у меня, должен признаться, талант использовать для маскировки всё, что окажется под рукой. Думаю, этот случай будет в топе, наряду с Когтем смерти и гулем-проституткой. — Господи. — А это идея! Его я ещё не делал, но определённо стоит попробовать. — Нет, не надо, я просто, — он трясёт головой, пытаясь сосредоточиться. — Я и подумать не мог, что ты выкинешь что-то настолько безумное. Несмотря на то, что убрали механизмы и провода, остались же ещё усиленные сочленения, и ещё много всякого для укрепления конечностей… Я знаю, потому что я убил многих. Неужели тебе не больно? — Мои локти никогда не будут прежними, — мрачно отвечает Дьякон. — А ещё есть странная и слишком заострённая штука, которая впивается прямо мне в… — Мне не нужно об этом знать. — Я хотел сказать «в плечо», но тебе обязательно надо всё опошлить. Мои поздравления! Теперь я не могу поделиться этой потрясающей историей с первым встречным ребёнком. Ну ты понял, там, на пустошах. Где дети толпами носятся, ища тех, кто мог бы рассказать им байку. — Ты самый странный человек из всех, кого я когда-либо встречал. Просто… самый ебанутый. Пожалуйста, сними этот корпус протектрона, мне от него не по себе. — Я не могу сделать этого, пока ты на меня смотришь, — возражает Дьякон. — И это не потому, что под ним я абсолютно голый. Смена облика — это… это искусство, понимаешь? — Нет. — Справедливо. Слушай, просто отвернись, или уйди в другую комнату, или ещё что-нибудь. На это может уйти несколько минут, но уверяю тебя, я стопроцентно в порядке, и я ни в коем случае тут не застрял. Иди обыщи трупы, я догоню. Просто, наверное, не уходи слишком далеко. И если ты услышишь, как я зову на помощь — я буду благодарен, если вернёшься посмотреть, как у меня дела. — Пойдём, — говорит он устало Псине, отворачиваясь от придурка в корпусе протектрона. — Давай посмотрим, не получится ли окупить расходы на дорогу за счёт этих рейдеров. Давай, малыш. Ищи. Псина радостно гавкает и бежит к трупу, который кажется ему наиболее интересным. В баре нечем особо поживиться, на стойке он находит голографическую запись с рецептом пива «Гвиннет Лагер» и забирает себе. Возможно, ему удастся убедить Престона, что домашняя пивоварня в Сэнкчуари поможет сплотить поселенцев. Всё остальное в полном хаосе и запустении; клиентов тут не было добрых двести лет. Половицы скрипят под его весом. Само здание дрожит от ветра. Какая жалость: наверное, когда-то это было очень популярное заведение, с балкончиками, отделкой деревом, уютными кабинками и открытой танцплощадкой. Он бы с удовольствием пришёл сюда в пятницу вечером. Раньше таких мест было полно, теперь же найти подобное заведение — большая удача. В конце концов он находит лестницу, ведущую в подвал. И останавливается. Он мог бы просто пойти дальше. Псина нетерпеливо топчется рядом с ним, машет хвостом с таким рвением, что на его левой ноге наверняка останется синяк. Если уж на то пошло, они с Псиной с лёгкостью справятся со всем, что их может ждать. Они команда. А Дьякону он ничего не должен. «Вот дерьмо»,— думает он. — Стой, — говорит он Псине. — Охраняй… лестницу. Я скоро вернусь, надо проверить, как там поживает наш идиот номер три. Он застаёт Дьякона почти полностью высвободившимся из каркаса протектрона: осталась лишь металлическая левая нога, которую он, очевидно, не может снять. Весьма забавно наблюдать за его попытками. Оказалось, что он солгал насчёт того, что под каркасом протектрона он голый. Впрочем, как всегда. — Можешь подойти помочь в любое время, — говорит Дьякон, не глядя на него. Он нетерпеливо пытается вытащить ногу из металлической оболочки. — Не то что бы я не мог этого сделать сам. Просто тогда это будет больше похоже на командную работу, слышал про такое? Считай это упражнением на укрепление командного духа: ты, я, и этот бесполезный кусок металла, который никак не хочет сниматься, мать его. — Наверное, проржавело насквозь, — его так и подмывает остаться на своём месте, прислонившись к дверному косяку. Дьякон успел конкретно его заебать, и поэтому полностью заслуживает то, что с ним случилось. Помимо этого, становиться ближе к человеку, которому он всё ещё не уверен, что доверяет — плохая идея; ему не следовало этого делать в Банкер-Хилл, определённо не стоит и сейчас. Дьякон ему не союзник. — У меня в рюкзаке есть отвёртка, — говорит он, тут же жалея о своих словах. — Подожди минутку, посмотрю, что тут можно сделать. И перестань его так тянуть. Ты скорее вывихнешь себе что-нибудь. — Я тебе уже говорил, что я обожаю тебя больше всех на свете? — Нет. Но мы оба знаем, что ты бы солгал, так что. Забей. — Он находит отвёртку и опускается на колени рядом с Дьяконом. Касается металлической ноги, внутри которой скрыта настоящая, поворачивает к себе и пытается разглядеть. — Вау, конкретно так застряло. Как ты вообще умудрился в него влезть? — Талант, — говорит Дьякон. — А также чрезмерное любопытство и тот факт, что я хотел стать роботом с момента, когда мама повела меня на завод по производству роботов, когда я был совсем маленьким, и… — Пиздишь. — Ты абсолютно прав, друг мой. Но не то что бы у меня сейчас было, чем заняться, помимо этого. Ну хотя бы здесь он не лжёт: металл охватывает его ногу до середины бедра, коленный сустав проржавел напрочь. Удивительно, что Дьякон вообще мог ходить. Наверное, только благодаря чистому упорству. Упрямству в желании выглядеть как можно более странным. — С тебя причитается, — раздражённо говорит он, вгоняя отвёртку в шуруп, и всеми силами пытаясь заставить его поддаться. — Мне нужна помощь. Когда вытащу тебя, пойдёшь со мной в подвал. — Звучит интригующе. Но я не жалуюсь, не думай, мне даже нравится. Извращенец. — Пожалуйста, не доводи до абсурда. Дьякон вздыхает: — В следующий раз ты мне скажешь, что я не могу отвешивать дебильные шутки про отвёртки. Ты же был таким весёлым, чувак; что случилось? — Конец света. Даже Дьякону трудно найти на это подходящий ответ. Он резко замолкает, сжав губы в тонкую линию. Смотрит вместо этого на потолок. По крайней мере, он может спрятаться за стёклами очков. Должно быть здорово заставлять других людей гадать, что за ними скрывается; некоторым людям не так повезло с умением скрывать свои эмоции. Без болтовни Дьякона слышно, как что-то потрескивает в глубине помещения. Где-то за пределами видимости подтекает водопроводный кран, и отвёртка скрежещет по неподатливому металлу. Он чувствует, что руки начинают трястись, и это ему не нравится. Полученная во время битвы доза адреналина подходит к концу. Он останавливается и делает глубокий вдох: — Прости, — говорит он. — Делаю, что могу. Ты можешь продолжать пиздеть, если тебе это по душе. Или напевать мелодии из сериалов, или что ты обычно делаешь, чтобы развлечься. Дьякон ухмыляется: — Могу сделать кое-что получше, если хочешь. Сейчас то самое время года, и все дела: я могу попробовать более-менее прилично спеть «Тихую ночь». Или… «Украсьте зал»? Моему бывшему партнёру нравилась эта песня, а потом у него пошла кровь из ушей. Я сделал её немного джазовой. Чуть более современной, понимаешь? И кажется, я более-менее помню, что там было. «Зал украшен Когтем смерти, тра-ла-ла…» Что, чёрт возьми, я зарифмовал со словом «смерти»? — Не получается, — бормочет он, но один из болтов наконец поддаётся. Дальше уже легче, будто столкнул первую костяшку домино. Дьякон продолжает болтать. Он создаёт шумовой фон, его болтовня по большей части не несёт никакой смысловой нагрузки, но у него приятный умиротворяющий голос, который легко слушать. И к его чести, он не стал на самом деле петь рождественские песнопения. Может, он понял, что лучше не рисковать рядом с человеком, держащим отвёртку рядом с его коленом. — Готово, — говорит он, когда последние шурупы поддаются и металлический каркас снимается с ноги Дьякона. — В следующий раз, когда ты посмотришь на протектрона и подумаешь: «Мне точно нужно залезть внутрь», — сделай мне одолжение и не лезь. — Ну если ты так говоришь… — Дьякон медленно встаёт и морщится. Пошатывается. Кажется абсолютно естественным обхватить рукой его талию и поддержать в вертикальном положении, пока тот не восстановит равновесие; но даже после этого он не отстраняется. Наверное, проблемы с кровообращением. Нога затекла, и всё такое. Онемела. Кому-то надо присматривать за этим долбанутым человеком, потому что сам он с этим явно не справляется. — Хм, я смотрю, у тебя такие мышцы. Это просто нечестно, — Дьякон в открытую пялится на него, это заметно несмотря на солнцезащитные очки. — Если хочешь вынести меня из здания на руках, как принцессу, то я только за. — Может, позже, — он осторожно высвобождается и делает пару шагов в сторону, пытаясь не тосковать по ощущению тела Дьякона рядом с ним. У него есть, чем заняться. Надо заработать крышек. И Псина всё ещё ждёт его у лестницы. — А теперь выполни свою часть сделки и помоги мне. Этот робот сам себя не приведёт. — Ты здесь босс, Босс, — вздыхает Дьякон и следует за ним в подвал. Робот внизу — странная конструкция: проржавевший коричнево-зелёный аппарат с разнообразными кнопками на груди. На нём написано «Собутыльник», и Выживший надеется, что это не эвфемизм для «Смерть всем человекам». — Привет, — неуверенно говорит он, и робот начинает шуметь, включаясь. Позади Дьякон уверенно наставил на робота винтовку. Его даже не пришлось просить. — Привет, приятель, — говорит робот. Металлический люк на его груди медленно открывается, и он достаёт стакан, до краёв наполненный бронзовой жидкостью. Протягивает его, как подарок. Вопреки здравому смыслу, он берёт этот стакан. Это пиво. Холодное, так что немеют кончики пальцев; от запаха его накрывает волной ностальгии. — Ты же не собираешься на самом деле… — начинает Дьякон и замолкает, когда он делает именно это. — Ох. Ты только что это сделал. Что ж, забудь всю хуйню, что я тебе говорил. Если ты и дальше будешь пить жидкости, которые предлагают тебе рандомные роботы, когда ты не имеешь понятия, где они были, что в них подмешано, и какие побочные эффекты… — Как бы вы описали предоставленный тестовый образец? Он чувствует, как покалывает во рту. Как сводит челюсть; он напрягся, когда глотнул пива, и всё, о чём он сейчас может думать — это «господи, почти что как дома». Он шумно глотает: — Холодный и освежающий, — наконец с трудом отвечает он. — Очень хорошо. Кажется, мои настройки оптимальны. — Эй, нет, подожди, — вмешивается Дьякон, опуская винтовку. — Если ты раздаёшь бесплатно алкоголь на дегустацию, то вам необходимо мнение эксперта. Кстати, это я, я имею в виду себя. Давай, дружище, наливай! — Параметры запроса не опознаны. Пожалуйста, попробуйте ещё раз. — Похоже, Собутыльник думает, что с тебя хватит. — Я был трезв, как стёклышко, месяцами! — протестует Дьякон. — Потому что парень, за которым мне поручено следить, не ходит ни в какие интересные места. Серьёзно, чувак, ну что плохого в том, чтобы изредка посещать пивоварню? Заглянуть в бар? Провести вечерок в безделье, для разнообразия не бегая по всему Содружеству и не помогая людям? Я понял, ты хочешь, чтобы все думали, что ты сильный независимый одиночка, бродящий по миру со своей собакой, но периодически общаться с людьми определённо не помешает. А он в чём-то прав. — Мне и в компании Псины хорошо, — неуверенно говорит он. Псина, услышав своё имя, садится и гавкает. — Псина — лучшая собака в мире, и никто и не думает это оспаривать, — соглашается с ним Дьякон. — Но он не может быть полноценной заменой человеческому общению. Вот так. Конец нотации. А теперь будь другом и уговори этого милого робота поделиться тем, что у него есть, ладно? Благодарности моей не будет предела. — Я подумаю, — он снова поворачивается к терпеливо ждущему роботу. — Итак, я должен был доставить тебя в отель «Рексфорд». — Так точно. — Да. Это был изначальный план. Но я, похоже, передумал. Да, точно передумал, я оставлю тебя себе. — Понял, — говорит Собутыльник. — Желаете установить местоположение «дом»? — Предлагаю сверхсекретный штаб моей организации, — влезает Дьякон. — Если вам интересны предложения. — Местоположение не опознано. Пожалуйста, попробуйте ещё раз. — Ты ему и правда не нравишься. Понятия не имею, почему. Ладно, эм… — он знает, что идёт на риск. Путь долгий, учитывая скорость, с которой движется робот. На него могут напасть. Он может заблудиться. Его могут забрать себе менее щепетильные люди, которым тоже нужна будет его бесплатная выпивка. Но опять же, он может и дойти — а что сейчас нужно Сэнкчуари, так это повод для радости. Что-то, ради чего проходящие мимо люди будут задерживаться, чтобы посмотреть. Так что он принимает окончательное решение. — На северо-западе есть поселение, называется Сэнкчуари-Хиллз. Хм, когда-то это было маленькое поселение, я не знаю, если ты… — Местоположение принято, — говорит Собутыльник. — Сохранено как «дом». Хотите, чтобы эта машина немедленно начала перемещение к точке назначения «дом»? — Возможно, не сейчас. Иди за мной, я хотя бы провожу тебя через пригород. Прослежу, чтобы не попался супермутантам. — Так точно. — Похоже, это самый худший день в истории, — мрачно говорит Дьякон. Он щёлкает пальцами, и Псина подходит, позволяя потрепать себя по ушам. — Нам с тобой, малыш, надо сваливать отсюда и найти того, кто нас по-настоящему ценит. Но он следует за Собутыльником вверх по лестнице, в бар. Снаружи темно, Как оказалось, уже поздно: взглянув на Пип-бой, он понимает, что они умудрились провести в полуразрушенном баре «Трилистник» несколько часов. Уже за полночь. Фактически, новый день. — Ого, — говорит он, когда обращает внимание на дату. — 25 декабря. Я совсем забыл. — Распознано сезонное событие, — откликается Собутыльник. — Сегодня Рождество. Счастливого Рождества. — И куропатку на грушевом дереве, — соглашается Дьякон. — Что бы это ни значило; никто до сих пор не мог объяснить, что это такое. — А Рождество всё ещё имеет значение? — он поворачивается к Дьякону, вопросительно поднимает брови. — Или это просто не твоё? — Я не слишком люблю праздники, — говорит Дьякон. — Хотя я рад любому поводу отложить работу на день или около того и просто сесть, расслабиться с пивом. А что, для тебя всё это Рождество много значит? — Уже нет. Это всегда было больше про семью; не то что бы у меня кто-то сейчас остался. — Чёрт, — с чувством отвечает Дьякон. — Прости, что заговорил об этом. — Не извиняйся. Когда-нибудь я всё же смогу забыть об этом. — Но это не обязательно должно произойти сегодня. Требуется время, чтобы прийти в себя после такого, — Дьякон задумывается. — Эй, может, хочешь выпить? — Он широким жестом обводит улицу перед ними. Они сворачивают в пустой переулок, по которому ветер гоняет газеты. Парочка мёртвых рейдеров живописно размазана по брусчатке. Вдалеке кто-то воет. — Само собой, — говорит он. — Только где? — Это, — отвечает Дьякон, — охуенно хороший вопрос. Позади них звякает стекло. — Холодный и освежающий, — скрежещет Собутыльник. Он стоит, вытянув перед собой руки; в каждой из них зажато по бутылке пива. Холодного, пенящегося. — Если тебе интересно, — говорит Дьякон, — я помог тебе спасти этого парня. Значит, вместе будем опекать его. — Тут с тобой не поспоришь. — Мы с тобой, дружище, будем лучшими родителями для робота-пивовара, о которых он и мечтать не мог. Они возвращаются в бар вместе с пивом, Собутыльник весело шаркает позади. Псина устраивается в проходе, положив голову на лапы. Дальше в зале есть кабинка, которая не выглядит слишком разрушенной; Дьякон занимает одну сторону, со вздохом устраиваясь на выцветшем сиденье из искусственной кожи. Подносит руку к солнцезащитным очкам. Замирает на мгновение, как будто что-то обдумывает. И опускает руку с почти извиняющейся улыбкой. Не в этот раз. Это первое его Рождество за двести лет, и он изо всех сил старается сдержать обиду. — Весьма неплохо, — пиво холодное, как и обещал Собутыльник; пьётся легко, на языке остаётся приятное послевкусие. Как своего рода Причастие. — Счастливого нам Рождества. Дьякон поднимает своё пиво, салютуя: — И пусть наступающий год будет не таким дерьмовым, как предыдущий. — И это тоже. — Вам повторить? — спрашивает Собутыльник. Он мнётся около кабинки, не уверенный, куда себя деть. — Холодный и освежающий. — Нам надо серьёзно поработать над расширением твоего словарного запаса, — задумчиво говорит Дьякон. — Несколько дней пути в компании меня и моего оксфордского словаря английского языка должны всё исправить. Думаю, я окажу услугу всему человечеству. — Запрос не распознан. Хотите услышать шутку? — Не-а, нам и так хорошо, спасибо. О, кстати, Собутыльник, видишь ту барную стойку? За ней есть коробка мелков, я заприметил их ранее, пока я ждал, когда же появится наш герой, и раздумывал, не разрисовать ли весь бар непристойными картинками, чтобы развлечься. Принеси, пожалуйста, зелёный? — Рад служить, — говорит Собутыльник, и ковыляет в том направлении. Они наблюдают за ним. — Думаешь, он различает цвета? — Этот бар называется «Трилистник», — отвечает Дьякон. — Тебе стоит поверить, что они научили своего робота различать все оттенки зелёного. Как, по-твоему, он узнал бы лепрекона, когда тот прошёл бы мимо с карманами, полными золота? Как и говорил Дьякон, Собутыльник возвращается с зелёным мелком. Он передаёт его ухмыляющемуся от уха до уха Дьякону и вновь становится около их кабинки, сцепляет свои металлические пальцы: — Холодный и освежающий? — в надежде интересуется он. Дьякон игнорирует это, но у кого-то из них всё же есть чувство сострадания. — Конечно, — говорит он. — Мы возьмём ещё. Но на этом хватит, нам ещё надо подумать, как после этого возвращаться в Добрососедство. — Наше фирменное, — говорит Собутыльник и передаёт им пиво. Дьякон этого даже не замечает. Он встаёт, забирается с ногами на сиденье, чтобы быть выше, и вытягивается; тянется к деревянной балке над их головами, чтобы нарисовать что-то зелёное. Он даже снял перед этим ботинки. И почему-то это кажется очень милым, хотя, по идее, не должно. — Твою мать, ты что делаешь? — А ты не видишь? — зелёная клякса наконец приобретает форму, на деревянной балке проступают листья. — Это же омела! На Рождество без неё никак. — Я не уверен, что нарисованная мелом считается. — Если бы Дьякон ему не сказал, он в жизни бы не догадался, но теперь… ему кажется, что это весьма неплохо. Если прищуриться и допустить, что Дьякон, наверное, в жизни не видел омелы. — Вот так. Готово, — Дьякон снова садится на свою сторону кабинки, откидываясь на спинку и торжествующе жестикулируя. — Смотри. Это, друг мой, искусство. — Ну это как посмотреть. Но он определённо восхищён наброском, и это заставляет Дьякона улыбнуться ещё шире. — А сейчас, — говорит собеседник, тянется за своей второй бутылкой пива и делает долгий глоток. Жидкость блестит на его губах. — Если я правильно помню порядки Старого Мира, есть один обычай, который мы должны соблюсти. Если ты, конечно, понимаешь, о чём я. Дьякона можно описать по-разному: загадка, досадная помеха, не совсем друг. Но помимо этого, он источник харизмы, бьющей через край и пропитывающей любого, кто к нему приблизится. Если он хочет, чтобы на него смотрели — он звезда первой величины. Если он хочет, чтобы его заметили, невозможно смотреть на что-то ещё. Не самая худшая компания, чтобы провести этот день. — Да. Есть обычай. Хм… — Верно, — говорит Дьякон, кивая. Он отставляет пиво, кладёт ладони на деревянный стол между ними и наклоняется вперёд. Понижает голос. — Я отправлю Собутыльника за человеческой жертвой. Это придаёт делу неожиданный поворот: — Что? — Ну, ты понял. Жертвоприношение под омелой? Красная кровь, зелёные листья, именно от этого пошли традиционные цвета Рождества. Погоди, вы так не делали? Хм. Должно быть, это какой-то специфический местный обычай. — Я не знаю, откуда ты это взял, — честно говорит он, а потом Дьякон смеётся, и до него наконец доходит. — Ах ты ублюдок. Я на это купился! — С потрохами, и это было потрясающе, — говорит Дьякон, не переставая смеяться. Он всё ещё не отстраняется. На таком расстоянии почти что можно разглядеть его глаза за стёклами солнцезащитных очков. — Больше такого не повторится. — Лжёшь. — Лжец. — Так и есть, — говорит Дьякон. Он больше не смеётся, но улыбка всё ещё при нём. — После войны было утеряно много знаний о Старом Мире, но некоторые вещи до сих пор не устаревают. Вроде омелы. — Ну конечно, — он неосторожно вновь смотрит наверх, на зелёные каракули с листьями над их головами. Когда он опускает голову, Дьякон совсем рядом. Протягивает руку, касается его волос, чёлки; обхватывает другой рукой его затылок. — И всё-таки тебе понравилось, — мягко говорит он и подаётся вперёд.