План Оптимуса или Средиземье, мы столкнулись

      Как можно перевернуть все с ног на голову, как может сбывшееся желание стать проклятием или тревогой, как можно возненавидеть то, что любила когда-то? Наверное, это и называется «повзрослеть» — когда в мире не остается не то, что прочной земли под ногами — когда мир превращается в палубу чужого и чуждого корабля. Мирриан смотрела на гладь реки, опостылевшую за эти несколько дней: как же она когда-то любила реку, купание. А сейчас от серебристо-черного мерцания укачивало, желанное и сказочное Средиземье оказалось реальным. С такой же реальной болью, тяжестью и муторным ощущением качки. Нет, она ни за что бы не хотела вернуться обратно, но почему не может быть сказки? И даже ее принц, который сейчас так тепло обнимал, так заботливо предупреждал все желания, смущал девушку до такой степени, что хотелось повернуться, всмотреться в глаза темно-голубого, тревожного, цвета и требовать объяснений.       И не получить. Даже Гимли, смеясь, рассказал, как унимали их с Эйовин, как принц унес ее наверх, а утром нашли его уже в кузнице, возившегося с кольцами. Так почему же он прячет взгляд? От того, что она могла натворить или наговорить впору стыдиться ей, а не ему, уговорили же, мелкие хоббиты! Но обиды не было — только жгучее желание увидеть их. Мэрри, Пина, Эйовин — смеющихся, веселых, как тогда, на празднике, когда все было отброшено в сторону. И Сэма с Фродо… Чтобы всем вместе сидеть на лугу возле костра, когда на небе несмело зажигаются звездочки, бросать друг другу в ладони горячую печеную картошку, смеяться над сверканием стекляшек-глаз «консервной банки». И чтобы тихо и незаметно подошли Эмма и Боромир, рассмеявшись в ответ на их растерянные лица.       Холодный ветер заставил вздрогнуть, и Леголас тут же, словно и не перешептывался о чем-то с Гимли, оказался рядом с ней, набрасывая на нее еще и свой плащ. Приобняв девушку, синда бережно пригладил волосы и снова отошел к гному. — Боишься? — конечно же, Арагорн. Даже эльфийский слух не помог, видимо, тренировался с Леголасом. — Да. А разве можно не волноваться? Есть ли у нас шансы победить? — даже сейчас, даже зная наперед все, что должно произойти, она боялась. Столько уже изменилось, что еще пойдет не так? — У нас есть Эстель, — улыбнулся Арагорн. — Причем во всех возможных вариантах, и в воплощенном в том числе, — глаза лихолесца на мгновение сверкнули прежним озорным огоньком, а дунадан смущенно опустил взгляд: — Долго мне будут моим детским прозвищем тыкать? — Пока коронационное имя не примешь, — хором ответили эльф и гном, а Мирриан робко улыбнулась, снова заметив, как Леголас потянулся к ней и сдержался. Да что же… — Гондор… — шипение теней, звук боя, визгливый крик назгулов… Они замерли все. Мгновение — и на лицах не было улыбок или мечтательности. Эллет поймала взгляд жениха, словно повторяющего то единственное, что он твердил во время коротких тренировок. «Будь рядом в бою, прошу, что бы ни случилось. Я должен, я обязан знать, что ты цела». Он учил ее, учил не сражаться как герой, учил, как выжить и отбиться, и она запоминала все. Когда-то хотелось смелой воительницей ворваться, побеждать, вершить судьбы, но сейчас… Когда в кровавом кипении смешались небо и земля, когда тени восстали на тьму… Проклятые — на Искаженных. Люди были всего лишь малой частью, хотя именно их отвага хранила Гондор, отражала удары воинства Саурона. И пусть сейчас Призрачное Воинство уничтожало орков куда лучше, не оно, а защитники Белого Города были душой боя.       Звенели трубы Рохана, неслись боевые кличи Лоссарнаха, Дол-Амрота, Цитадели. Мирриан хотелось пробиться туда, где сражались рохиррим, где были Эйовин и Мэрри, но трое друзей, словно молчаливым сговором оберегали ее, не выпуская из виду даже в кипящем котле битвы. Отвернулся Леголас — и рядом Гимли, не уследил гном — и Арагорн прикрывает ее, отвлекся он — и снова прозрачные льдинки голубых глаз. И пробраться к витязям Марки не было возможности.       Сколько боли, сколько погибших, сколько раненых… Вот только сознание победы, пусть и временной, пусть и оплаченной так дорого, сжимало всё внутри. Тейодред соскочил с коня, бросил поводья кому-то и ринулся туда, где сражался братишка. Эйомера он увидел сразу — хвала Высшим за рост Третьего сенешаля. Крепкие объятия, проверка — не ранен ли, и вдвоём — на ту часть поля, куда умчался отец.       Вот только не это они ждали увидеть. Не страшный труп непонятного то ли зверя, то ли птицы, не кучу темных доспехов и не конунга, приваленного рухнувшим конём.       Тейоден ринулся было к сыну и племяннику, но часть сбруи, вонзившаяся в шею, выскользнула, а из раны фонтаном брызнула кровь. Тейодред успел первым, пережал пальцем, понимая, что лишь отсрочит смерть. Долго так не прижмешь, а донести до лекарей невозможно. Мысли бились и сверкали, как вдруг в памяти всплыл разговор эльфов.       « — Повязку надо вот так крепить, — Эленион чуть ослабила бинт. — Это не жгут и не перетяжка. — Ага, жгут на шею — и проблем нет, — рассмеялся Морохир. — Не ерничай. Как, по-твоему, перевязывают при ране на шее? Жгутом. — Но ведь так задушить можно… — Тейодред представил себе перетянутую шею. — Поднимаешь раненому руку со стороны, противоположной ране, между шеей и рукой — валик. И жгут накладываешь на шею в обхват руки. И прижато, и дышать можно. Военно-полевая хирургия… — Офигеть… — прокомментировал Морохир. — А мы ржали с этой фразы». — Эйомер, дай твой пояс, я перетяжку на шею наложу, — Тейодред поднял неожиданно тяжёлый взгляд. Выхода не было. И если его спасли, то может, и отца… — Что ты сделаешь? — отчётливо ощущая, как после битвы болит каждая мышца в руках и спине, как туманится от паники за Конунга перед глазами, Сенешаль изумлённо взглянул на брата. Хотелось пощупать его лоб, чтобы проверить, нет ли жара от минувших ран, ведь виданное ли это дело — горло родному отцу ремнями перетягивать. Ускорить самое страшное задумал? — Погоди, я сейчас за лекарем пошлю. — Снимай ремень и держи штаны покрепче! — едва не рявкнул рохиррим, второй рукой срывая плащ и сминая его в комок. — Меня учили. Быстрее! — Интересно кто? Гэндальф, что ли после эля чудил? — заметив, что от лица брата отлила вся кровь Эйомер, приподняв край своей кольчуги развязал пояс. — Держи, но если навредишь ему, я тебя своими руками вот им же и прикончу!       Тейодред не стал даже говорить о том, что он и на минуту не переживёт отца. Действуя словно во сне, воин быстро и точно выполнял всё так, как тогда показывала эльфийка, а когда оторвал палец от раны — отец дышал, едва заметно, но дышал, а кровь не вытекала.       Даже на то, чтобы подняться, особых сил не было, благо, подоспевшие воины помогли убрать коня, кто-то подтащил носилки и бережно, стараясь не нарушить странную, но спасительную повязку, переложили конунга. Тейодред глухо застонал, закрывая лицо руками. — Ну вот, будешь новым врачевателем Эдораса, кажется, действует, — молча наблюдавший всё это время за его действиями Сенешаль положил руку на плечо брата. Хотелось поддержать его поделиться силами, но тут взгляд упал на поверженного монстра в чёрном тряпье, а затем переместился на лежавшего рядом с ним воина. Голова его была неестественно повёрнута, рядом валялся шлем, а рассыпавшиеся прямо по влажным комьям земли пшеничные волосы… было в них что-то до боли родное. Такое, что в один миг спёрло дыхание и охватил такой ужас, о котором прежде и помыслить не мог. — Быть того не может… Тейодред…       Это казалось сном. Кошмаром, в котором не было места воздуху. Эйовин! Их сестрёнка, их кроха! Тейодред едва успел перехватить брата, удержать, не дать ему рухнуть рядом. — Эйомер! Эйомер! — он прижал младшего к себе, вглядываясь в белое лицо сестрёнки. — Не может быть! — прохрипел тот, отталкивая его руки, чтобы броситься к самой родной, самой светлой девочке ради которой держался после смерти родителей, жил все эти годы. Жил, чтобы быть защитой, уберечь от любых бед, а она… Как могла, как посмела так поступить с ним? Ноги воина подкосились, стоило приблизиться к казавшемуся бездыханным телу сестры. Рухнув на колени, не сдерживая рвущихся из горла рыданий, он прижимал к груди хрупкую девушку, ощупывал её тело, пытался услышать хотя бы слабый стук сердца, а рядом в лучах показавшегося из-за туч солнца сверкал меч который он сам когда-то вложил в её руки. — Как же это? Что же?       Рука Тейодреда скользнула к поясному подсумку, нащупав там те самые болючие эльфийские лекарства. Вспомнились и слова Эленион «если совсем плохо — вот этот малиновый, он заставит сердце сильнее биться, а тело бороться, а если просто боль трудно терпеть — желтоватый, он остановит боль.» — Эйомер, я… Я должен попробовать! — чуткие пальцы уловили лёгкое, едва заметное пульсирование жилки на шее. — Что? Да пошёл бы… Где ты это взял? — уже не понимая находится ли в реальности, или в воспалённом бреду сын Эйомунда наблюдал за тем, как брат достаёт странные штуковины, вводит тончайшую иглу под кожу на безвольной руке девушки. Хотелось оттолкнуть, наорать на него, но сил совсем не осталось, зато были свежи воспоминания о том, как только что Тэйодред спас Конунга, может и сейчас у него получится? — Аккуратнее! Что это? — То, что спасло меня, — сейчас Тейодред мог только безмолвно благодарить небо за то, что сберёг эти непонятные вещи. Потому что он ещё не вытащил иглу, а сестрёнка вздрогнула, задышала, пусть едва-едва, пусть всё ещё белая как мел и не пришла в себя… — Её надо отнести к целителям… Нужны носилки!       Он жестом подозвал своих воинов, княжну так же быстро переложили на натянутый на копья плащ, а сам Тейодред протянул один из шариков, которые эльфы называли «таблетка» брату: — Глотай! У тебя губы синие. Не приведи небо сейчас тебя потерять — я рядом лягу!       Попытавшийся было отказаться Эйомер, под его тяжёлым взглядом всё же проглотил незнакомое снадобье и, ощущая предательскую слабость во всём теле, поднялся на ноги. Нужно было сделать ещё так много: выяснить сколько воинов эореда без ранений закончило бой, приказать отнести к стенам города тела погибших, пересчитать уцелевших лошадей, а хотелось лишь одного — поспешить вслед за носилками чтобы быть рядом с сестрой и Конунгом. Самым главным сейчас казалось видеть, что они живы, дышат, а остальное — значит слишком слаб он, раз не может взять себя в руки и не думать ни о ком кроме родных. — Иди в город, — Тейодред внезапно помрачнел. — Здесь справлюсь сам, а рядом с ними надо хоть кому-то родному быть. — Нет, — качнув головой, чтобы прояснилось в мыслях, Эйомер ещё раз взглянул на удаляющиеся носилки. — Я тебе здесь нужнее. Управимся, а потом вместе пойдём туда. Нужно действовать, а не путаться под ногами у лекарей.       Крепко обняв брата, Тейодред сжал губы, понимая, что сейчас надо бы действительно вместе действовать — и сам Второй Всадник нетвердо стоял на ногах. — Эйомер, пойдем, — хоть этот рядом, жив и цел. И надежда на то, что его спасла эта эльфийская медицина — и отца с сестрой вытащит.       Дрожал Минас-Тирит, вспыхнуло что-то, алой искрой слетая со стен Белой Башни, в безумном вихре боя даже страх исчезал, или, точнее, было настолько страшно, что исчезло ощущение реальности. Мирриан и не заметила, как медленно, по капле, истекал смешавшейся кровью запал боя, как ее приобняли сильные руки любимого. — У меня весь костюм в крови, — она пошатнулась и ее едва не стошнило. — Мэрри, Эйовин… Я должна найти их…       Но Леголас подхватил ее на руки раньше, чем она окончательно потеряла сознание. Передав кому-то из воинов, он снова ринулся за отходящими силами противника, да так быстро, что даже Арагорн не успел удержать.       К Цитадели Аранен вернулся уже когда встревоженный Странник готов был бросить все дела и лично разыскивать друга. Быстро узнав, что Мирриан цела, просто спит, он вошел в палатку, разбитую для Арагорна и близнецов, но застал там только дунадана, присаживаясь прямо на пол. — Леголас, — Арагорн устало посмотрел на друга. — В последний раз прошу, не рискуй ты так. Твой отец меня не простит, что я его мальчика не уберег. — Да я сам скоро отцом стану! — Аранен отшвырнул в сторону кружку и тут же понял, что именно он произнес вслух. — Эстель, ты помнишь пир в Медусельде? Я и Мирриан… Мы… Я помню разговор о детях и мы проснулись обнаженными. А ее тошнит. Ты не мог бы осмотреть, у меня же не получится… — Наставник, ну у тебя и шуточки, — рассмеялся Странник, но тут же осекся. Глядя в потускневшие за последние недели глаза эльфа, Арагорн понял — друг не шутит, не острит. И то, что он сейчас услышал — правда. — Леголас! Ты… Я… И кто мне еще за пьянки в походе выговаривать будет! Единый, да как ты мог? Какие дети? Чем ты вообще думал?       Но эльф не отвечал, даже не отводил взгляда, смотря не на друга, а сквозь него, и дунадану перехотелось и читать нотации, и взывать к благоразумию. — Ответь мне только на один вопрос, — Арагорн качнул головой. — Если выбор между ней и отцом… — Не оскорбляй его, Эстель, — тихо попросил Леголас. — Он первый примет любой мой выбор, но, Эру, как я ему в глаза посмотрю…       Арагорн кивнул и вышел, а когда вернулся — отвесил шутливый подзатыльник: — Нет. Заснули вы тогда оба, судя по всему. Теперь только попробуй отцу после свадьбы внука не обеспечить — лично расскажу, — и, глядя на расстроенное лицо эльфа, крепко обнял. — И все тебе не так, капризный принц. Ничего, успеешь еще.       Мирриан проспала почти сутки, придя в себя уже в комнатке с видом на сад. Об итогах битвы ей рассказал Гимли, как и о том, что едва удалось спасти Эйовин и Мэрри, что конунг тяжело ранен, но жив — при этом известии девушка едва восторженно не завизжала. Леголас заглянул буквально через минуту, ткнулся носом в ее ладонь и тихо прошептал: — Ни на миг от себя не отпущу. Прости, прости, милая!       А увидев Арагорна, девушка поняла, что он так, как и было написано, заглянул в палантир: в серых глазах читалась тяжесть принятого решения, тяжесть выбора, безмолвная вина полководца, ведущего других на смерть, пусть и ради жизни. Он не постарел, он всего лишь принял на себя ту тяжесть, нести которую было предначертано. И видя это, за ним шли воины, видя это, поднимали оружие друзья.       Хоббиты вцепились в Мирриан, требуя, чтобы их взяли, доказывая, что там — Фродо и Сэм, да и сама Мирриан едва выдержала упреки Леголаса, напомнив, что он грозился не отпустить ни на шаг. Она как никто понимала сейчас Эйовин, но ей повезло больше, и, простившись с подругой, эллет лишь мельком оглянулась на Белую Башню. Почудилось, или к маленькой фигурке в белом подошел кто-то с рыжеватыми волосами? Что же… Не та блондинка, не тот рыжий, но… Хоть немного, хоть на миг забыться. Перед боем. Страшным и роковым Пелленорским полем. И только рассказы Мэрри и Пина помогали расслабиться: о Фарамире и Дэнеторе, о Тейодене, о том, как сражались с Ангмарцем и как Тук искал друга… ***       За эти несколько дней почти все союзники уверились в том, что этих двоих эльфов послали сами Валар, вот только в том, как помощь или как наказание — мнение частенько менялось, в зависимости от того, насколько въедливыми и дотошными были Морохир и Эленион, и от приключений, которые они ухитрялись себе найти. Лишь однажды сопроводив юношу на вылазку с отрядом Барда, Тауриэль уже готова была вспомнить все те словечки, которые слышала от него. Никто из ее Стражей не был настолько безрассудным, этот эльда как будто считал себя неуязвимым или не воспринимал опасность всерьез.       Не лучше было и с Эленион, которая каким-то чудом оказывалась рядом с Трандуилом в те моменты, когда сила Дол-Гудура предпринимала очередную «темную атаку» на сознание короля лесных эльфов. Ферен, лучше других осведомленный о том, чем это заканчивалось для других смельчаков, да и сам король каждый раз после подобного вежливо благодарили и не менее вежливо намекали, что это опасно, но девушка только упрямо сжимала губы, не отвечая. Она видела, что ее до сих пор считают мальчишкой: приглядываться некогда, Трандуил разрывается в войне на два фронта, да еще и эти волны мрака, а остальные просто не считают нужным обращать особое внимание. Порой это смешило, но чаще вызывало легкую досаду, да и чем это обернется?       И первая же неловкая ситуация не заставила себя ждать после одного из советов. Из эльфов, как обычно, были Эленион и Морохир — Трандуил разбирался с донесениями Южных Рубежей — и это придавало немного неофициальный характер посиделкам, поэтому Бранд и предложил всем отдохнуть в парилке у гномов. Даин и Торин гостеприимно поддержали идею, Бард тоже не отказался, а вот Морохир и Эленион переглянулись, что сразу вызвало шуточки на тему «да ладно вам, особо смотреть не будем, у всех одинаково». На короткое замечание Эленион, что она — эллет приличная и с таким количеством мужчин разных Народов в баню не ходит, потому что на всех ее не хватит, а драку между союзниками за несколько дней до сражения допускать нельзя, все, кроме Морохира ответили густо покрасневшими лицами. Еще бы — на тренировках не заметили, песни, которые звучали по всему лагерю, иногда выходили не то что за грань «девичьей лирики», а и воины тихо хихикали и заучивали выражения. И тут подобное… Пообещав друг другу, что эта история за полог командирского шатра не выйдет, все участники совета вернулись к картам, но Эленион с улыбкой предложила доверить их окончательную срисовку ей и спокойно отправиться в баню. Во всех доступных пониманию смыслах.       Закончив с бумагами, девушка забрала экземпляр для лихолесцев и снова отправилась в Северный Форт. Там было спокойнее, не так мучили сомнения и страх предстоящей битвы, то ли потому, что ей среди эльфов было легче, то ли из-за присутствия Трандуила — почти все твердили, что там, где король, нет места пустым страхам, что он держит в своем сердце весь лес и каждого. Эта четкая уверенность окружала всех, кто находился рядом, вот только сама девушка все чаще то ли чувствовала, то ли думала, что чувствует тревогу Арана. Поэтому иногда, словно невзначай упоминала о путешествии с Братством, рассказывая те моменты, в которых особенно проявил себя Леголас. И всегда ответом был благодарный взгляд, всегда в бирюзовых глазах зажигались такие теплые огоньки, что хотелось сохранить их, сберечь. Хоть немного…       Библиотека заставы была, по утверждению самих лихолесцев, очень маленькой, но для Эленион и этого было достаточно, чтобы проводить там большинство свободного времени, пытаясь наконец-то выучить синдарин не так, чтобы краснеть каждый раз, когда кто-то из эльфов тактично подсказывал нужную форму слова или исправлял неверное ударение. — Ты странно держишь перо, — голос Трандуила, подсевшего незаметно и легко исправившего положение пальцев, совершенно не напугал девушку. — Так лучше. — Спасибо, Ар-Трандуил. Вы не хотите отдохнуть, раз уж выдалось свободное время? — Хочу. Но здесь меня не будут искать. — Тогда я оставлю вас… — Нет, расскажи еще что-то о вашем походе. Или о себе, — синда поймал себя на мысли, что этот мальчик по-прежнему был для него загадкой. — Как могло случиться, что кто-то из эльфов, пусть даже и голдо, мог бросить свое дитя? — Вы так уверены, что это не ваши подданные? — серые глаза гневно сверкнули. — Столько лет распрям, Эндорэ снова на грани гибели, а вы выплевываете «голдо» как «орк». — Уверен, — Трандуил улыбнулся, видя, как юнец испугался собственной вспышки. Нет, тут уж точно ошибок нет. — О судьбе всех своих подданных я знаю до самого конца. До Чертогов или до Валинора. А что касается нелюбви… — У вас есть полное право, Ар-Трандуил! Простите. Я знаю…       Они замолчали оба, склонившись над картами. Короткие реплики, сухие фразы, порой дополняемые друг другом. — Боишься битвы? — король внимательно посмотрел на собеседника, словно чувствуя какую-то загадку, словно что-то было неправильным. — Боюсь за каждого из тех, кто в ней будет сражаться, — Эленион едва успела разделить с Трандуилом новый удар Тьмы, а то, что король удержал чуть больше, чем обычно, позволило ей почувствовать и позвать Ферена. — Вот оставляй вас наедине! — капитан королевской охраны придерживал их двоих сразу, пытаясь помочь встать. — Прихожу, а вы на полу в обнимку, хвала Валар, в полных доспехах. А если бы при ком-то из лориэнцев? — Сплетен бы нахватались — как Хуан блох на Тол-ин-Гаурхот, — король, пошатываясь, встал. — Мы его тогда чем только не мыли: и полынью, и пижмой, и лимонной травой… Эленион, ты как? — Бесполезно таким мыть, — девушка поймала встревоженные взгляды и тоже поднялась, принимая флакон с настоем. — Это же блохи Саурона, что им травы. Надо было мировурэ облить. Сами бы передохли. Или дорвионским. — Такое вино — и на собаку? — Трандуил картинно возмутился, но тут же рассмеялся. — Хуан и так его лакал тайком от Элу Тингола. Самым обидным было то, что наши запасы. Нет чтобы в королевский погреб залезть.       Теперь рассмеялись все трое. Очередной сбор командиров — без Морохира, пропадавшего в войсках людей вместе с Бардом — очередные заботы об экипировке, снаряжении, разговорах с гномами и людьми… И такие короткие посиделки у костров, всегда заканчивающиеся тем, что кто-то из эльфов дергал гитару, очередной песней и спокойным взглядом бирюзовых глаз короля. Для него Эленион всегда пела «Мирквуд» и балладу о Нэссе, а вот исполнить «Женитьбу Трандуила» не хватало смелости. Слишком много для нее было в этой песне, особенно сейчас, когда герой сидел неподалеку.       Но эти мысли, накануне боя могли разве что заставить оружие дрогнуть. Если бы ей дали его применить.       А скандал с Морохиром был. Юноша четко дал понять, что сейчас не восьмое марта, что БМП сама стрелять не будет, и что Тауриэль туда тоже не сядет. Решающим аргументом стала его фраза о том, что, поскольку некоторые острожо… остроу… остроумные лучше всех знают, что должно произойти, то и прямой контроль распределения снарядов — лично на некоторых х…рупких плечах.       Силы эльфов-лучников разместили как и планировали — на высотах возле Эребора, сам Трандуил с небольшим отрядом занял позицию фланга будущего поля боя, в неприметном леске. Гномы не отходили от горнил и наковален, эльфы и люди проверяли, все ли готово к битве, а отряды разведки и «тыловых ударов» под командованием Барда тратили все время на вылазки. — Звери! — продолжал ругаться молодой воин, когда они проходили по сожжённой деревне, пятой на их пути. — Подонки! Ублюдки восточные!       Они планировали пополнить здесь припасы, но нашли лишь мёртвых селян и пепелище… А ведь еда и вода были почти на исходе. Да и в целом отряд потерпел немало потерь. Из той сотни, что выехала из Дейла неделю назад, в живых осталась половина, у выживших были пробиты кольчуги, поломаны копья и стрелы, а лошади измотаны едва ли не сильнее всадников. Большинство воинов погибло во вчерашней засаде, которую не смогли предугадать ни Морохир, ни Бард.       Альгхир — один из вождей вастаков — подстерёг их, когда они переходили брод небольшой реки, и напал в самый разгар переправы… Это была не битва, а настоящая резня.       Лучший друг Барда Галдор пытался пробиться со своими людьми на тот берег и достать Альгхира, но их постигла ужасная участь. Бард с того момента почти всё время молчал и приказы отдавал Квит, старый кряжистый мужчина лет пятидесяти, который, несмотря на свои года, сохранил былую удаль и силу, оставаясь грозным воином. Там же погиб один из трёх лихолесцев, сопровождавших Морохира. — Заночуем здесь, — сказал Квит. — Обшарьте всю деревню, может что-нибудь и осталось. Остальные пока разгребут завал в том доме и попробуют закрыть крышу. Наберите дров на костёр, сегодня вастаков можно не опасаться, здесь они искать нас не будут. Раненых в самые целые развалины. Повезло нам, что дождь не дал домам сгореть дотла. Морохир, вы не откажетесь добыть хоть чего-то в лесу? — Хорошо, — ответил эльф, оборачиваясь в сторону уже спустившихся с коней эльфов, — Арас, Брог! Пошли на охоту.       Вернулись они уже затемно, но охота того стоила. Они загнали двух оленей и Арас подстрелил пару куропаток. — Господин Морохир! — налетел на него молодой парнишка как только они вошли в дом где расположилось большинство воинов, — Простите! Но вас искал командир Квит, он в комнате наверху. — Хорошо, спасибо, что передал. — сказал ему Морохир, а после повернулся к своим, — Отнесите еду Эду и расстелите плащи. До завтра. — Удачи на совете, — ответил Арас, и они понесли оленей к повару.       Морохир поднялся на второй этаж и уже собирался открыть дверь, как та отворилась сама и оттуда вылетел разъярённый принц, что было очень удивительно для его недавнего состояния. — … Ваше Высочество! — донёсся до него голос Квита. — Послушайте же меня! — Нет! — яростно ответил принц привлекая к себе лишнее внимание солдат, но его это не заботило, — Я принц! И будет так как я велю! — Ваше Высочество! — попытался остановить его старый военный, но Бард уже облачился в свой плащ и вылетел на улицу. — Догнать его? — спросил Морохир. — Нет, — вздохнул вояка, — пусть остынет… Пошли, нужно переговорить.       Для Морохира это стало уже привычно. Люди действительно старались советоваться с ним: чуть ли не по любому вопросу тактики, стратегии, перемещения, питания и даже стирки вещей обращались к нему. Когда Морохир их красноречиво посылал, начинали доставать его спутников… теперь их на одного меньше. А ведь они даже не смогли похоронить Тириэла, быстрые воды реки унесли его тело далеко вниз по течению… — Морохир, идёшь? — вновь окликнул его командир. — Да. Извини, задумался. Так что случилось с принцем? — спросил он, заходя в комнату. — Он хочет выследить и убить Альхира, — горестно вздохнул Квит. — Что?! — поразился Морохир, — У Альхира две сотни профессиональных головорезов, если не больше. Да нам даже искать его не надо! Достаточно просто остаться здесь на вторую ночь и он сам нас найдёт! — Именно, Морохир! Хотя нам пора бы убираться отсюда… Альхир не первый такой, да и не последний. К тому же нас сильно потрепало и больше мы сделать ничего не сможем… Пора возвращаться, но как? Принц полон желания отомстить за Галдора, бедный мальчишка… — Бедный и глупый, — фыркнул Морохир, — ему было сказано отступать, а он помчался в атаку и умер, прихватив с собой на тот свет почти половину отряда! — Успокойся, я знаю, что, вас, эльфов осталось мало и каждая смерть для вас — трагедия… Но нам сейчас нужно придумать, как разубедить принца… — Поговорить, как видно, ты уже пробовал, — устало вздохнул Морохир, когда они обсудили дорогу до Дейла. — Осталось самое сложное. Успокоить принца. — Есть идеи? — спросил Квит, после чего сел на стул и налил себе вина. — Хмм… Попробую с ним поговорить, но предупреждаю, что может быть применён крайний метод. — Какой это? — обеспокоенно спросил Квит: ещё бы, тут дело касалось его принца. — Если он не захочет слушать. Я его «усыпляю» и мы едем в город. Для любопытных говорим, что у принца была рана, и она оказалась серьёзной. — Не страшно тебе? Это же скандал. — Да плевать. Я солдат и дело моё простое — вернуться домой и вернуть других. Не беспокойся о своём принце, меня в подобном деле наставлял сам Владыка Элронд, всё с Бардом будет хорошо. — сказал Морохир, отходя к двери. — Мне так много сказало это имя! — усмехнулся человек, отпивая рубиновую жидкость. — Не нервничай, дитя человеческое, — усмехнулся Морохир, выходя в общий зал и закрывая дверь, из-за которой в последний момент донеслась фраза Квита: — Кто бы про возраст говорил, господин эльф.       Общий зал уже наполнился ароматом дичи, которая готовилась над полуразрушенным очагом. Большинство бойцов из отряда сейчас были здесь, но некоторые разместились в соседних домиках, оставшиеся стояли в дозоре. В одном углу устроились спать раненые, большинство из которых навряд ли переживёт их последний марш-бросок… А то и эту ночь. Морохир помогал им всеми своими силами, но его на всех не хватит… уже не хватило. Этой ночью, по его подсчётам умрёт ещё трое, остальные пять, если переживут дорогу, оклемаются. Как бы он не хотел их исцелить, но осознавал, что сам находится почти на грани, ведь без сил он свалится так, как и эти восемь парней, только припарками это не вылечить. — Господин Морохир, — подлетел к нему Эд, — как лучше готовить оленя? Арас говорит, что надо… — Готовьте вкусно, — несколько раздражённо ответил эльф и поспешил дальше, но Эд не отступал: — Но как же нам решить. — Молча!       Подобные вопросы выводили Морохира из себя. Да, поначалу это было очень лестно, но теперь начало надоедать. И как Арас с Брогом ещё держатся? — Бард! — выйдя за дверь позвал эльф, — Ваше Высочество! Где вас изволят пьяные ежики носить? — Что нужно, эльф? — невероятно холодным голосом произнёс северянин. — Поговорить о твоём решении… — начал Морохир, но его, вопреки обыкновению, перебили: — Я принц! И это мой отряд! И мой приказ! Мы… — Умрём, идиот, — на это раз этикет, предписывающий дослушать союзника, послал подальше сам Морохир. Он сначала собирался поговорить с принцем по-хорошему, но тот, как видно, съехал с гусениц окончательно. — Твой приказ — самоубийство! Сам умрёшь и парней своих положишь. Тебе терять нечего! Ни семьи, ни детей! А о них подумал? Давай пойдём туда! А жене и детям Араса сам будешь рассказывать, где и почему он погиб! — Я вас не держу! — толкнул Морохира Бард. — Ты знаешь сам, где ваши кони, трусы! — Трусы? Трус здесь ты, ведь боишься принять смерть друга! Знай грань между трусостью и разумом. — Я сказал, что не держу вас, остроухие трусы! — Бард резко выпрямился и посмотрел в глаза Морохиру. — Вы настолько боитесь, что даже за друга отомстить не можете! Но я отомщу, — принц сейчас больше походил на безумного учёного из голливудской комедии, чем на особу королевских кровей. Он то картинно возводил руки к небу, то хватался за голову, дергая ею. — Знаешь, Бард, я многих людей видел за свою жизнь… — начал в последней попытке образумить человека эльф. — Они храбры и отважны. Полны желания отомстить, пока кишки по веткам секирой не разбросает. — Никто мне кишки не разбросает… Или это угроза, эльф? — последние слова он буквально выплюнул, доставая из ножен клинок. — Положи меч, маленький принц! — Морохир начал аккуратно идти в его сторону. — Ты ведь не хочешь этого делать?       Морохир понял, что это срыв. Действовать надо было сейчас, или он рисковал умереть от отравления парой кило стали. Было у них в части такое, когда одному из срочников письмо пришло что брата на гражданке по пьяни прирезали. Не отбери тогда командир табельное — переложил бы всех вокруг и сам влетел по полной. А так… Полежал парень в санчасти, накололи фигней, отошел. Еще бы вспомнить сейчас тот приемчик… — Задрал ты меня, капризуля венценосная, — прошипел Морохир, бросившись вперёд.       Бард попытался ударить эльфа мечом, но тот был слишком быстр, проскочив под мечом принца и выбивая его из рук. После, выкрутив Барду руку, он приложил ладонь к лицу человека и применил всю свою силу: — Спи принц Дейла, ты устал.       Он начал напевать не совсем понятную даже ему песню, но вроде как пел о сне. В целом данное действие было чистой импровизацией, ведь как усыплять людей Элронд толком не объяснил, только сказал, что нужно петь что-то успокаивающее, чувствовать ноты равновесия. — Как будем выкручиваться? — спросил Квит, когда они выехали на равнину перед Дейлом, где за время их отсутствия собралось немало новых воинов. — Ты про принца? — спросил у него Морохир, высматривая то, что будоражило его ум всё последнее время. Или ту. В общем, следя, не мелькнет ли где ярко-рыжая голова. Да не гномья, вот где тоже рыжих хватало. — Нет! Про то, что у Эда мозоль на пятке! Конечно про принца! Это же государственной изменой назвать можно! — начал сокрушаться человек, который уже явно жалел, что послушал эльфа, так как никто не знал, что взбредёт в голову принца, когда тот очнётся. — Успокойся, скажешь, что думал будто принц ранен, а я не разрешал его осмотреть, — спокойным голосом ответил эльф. — А как же ты? — А у меня есть план. На крайний случай… Скажу, что лучше так, чем топором по шее.       Квит ошеломлённо посмотрел на стоящего рядом. Воистину, Тёмный Эльф из старых сказок…       В лагере с приездом всадников началась настоящая суматоха. Каждому было интересно узнать последние новости. К тому же это означало, что армия врага собралась воедино и сражение скоро случится.       Большинство воинов отправилось в город, им было разрешено навестить семьи, ещё с десяток были срочно направлены в лазарет, а остальные пошли делиться историями с друзьями. — Арас, найди Эленион и сообщи о моём прибытии. Также попроси командира Эленион прибыть в шатёр к королю Бранду, там мне может понадобиться помощь. Если новых указаний от командира не последует, я разрешаю тебе на эту ночь съездить домой и повидаться с родными, но наутро ты можешь понадобиться мне здесь. — Приказ принят! — ответил эльф и повернул в сторону лагеря где располагались эльфийские отряды. — Брог, найди Ферена и узнай, на какой стадии наш с ним уговор, после узнай о том сколько наших воинов уже прибыли и сколько прибудет после. Состояние южного и северного рубежей. Данные о провизии и снаряжении. Также спроси у Ферена о нашем договоре с гномами. После этого я жду тебя с докладом. На чужие приказы не отвлекаться, по всем вопросам ссылайся на меня. — Хорошо, командир! — ответил второй эльф и шмыгнул в просвет между палатками, побежав вслед за Арасом.       Хороших парней выдали ему в качестве помощников, не прикопаться. Двое нандо без вопросов выполняли его приказы… Хотя Тириэл был не хуже чем они.       «Мой первый потерянный боец…и не последний», — с горечью подумал Морохир, кутаясь от промозглого весеннего ветра в тёплый плащ из Ривенделла.       Квит, который шёл рядом с ним, также раздал похожие приказы младшим командирам. — Уверен, что твой план сработает? — спросил у него вояка. — А у нас есть другой выход? Тогда нечего думать, прыгать надо.       Когда они вошли в шатёр там был король и несколько людей из знати и высших чинов. Им уже сообщили о прибытии отряда принца, но прерывать заседание не стали.       Бранд мельком взглянул на вошедших и и явно был удивлён, не увидев Барда, но решил пока заняться насущными вопросами, ведь его сын мог просто опаздывать, да и не любил он всякие собрания. — Сколько вернулось? Есть ли среди погибших люди из знатных родов? Последние новости с фронта? — железным тоном задал вопрос король. — Ваше Величество, — Квит склонил голову, Морохир только спокойно чуть моргнул, — нас вернулось сорок пять из сотни. Основные потери мы понесли в схватке с Альхиром, одним из командиров вастаков. Из знатных семей погибло трое Эренд, Микъяль и… — Квит сглотнул, посмотрев на одного из советников короля, которого явно насторожила новость о потерях, — Галдор. Армия Короля Рун уже почти собрана. Мы отвлекали их так долго как могли. Но через несколько дней они подойдут сюда. Их почти десять тысяч. Можем ли мы узнать, как действовали остальные подобные нам отряды? — Нет, как и мы, — вздохнул король, — они ещё не вернулись, и вряд ли получится их снова увидеть. А где мой сын?       После этого вопроса Квит опустил голову, а Морохир начал судорожно придумывать, как полегче сказать всё королю. Ведь никакого плана у него не было… Эх, была не была! — Ваш сын в лазарете, король Бранд, — что же, это как вариант на первое время. — Что с ним?! — резко выпрямился король. — Он спит. Мне пришлось его усыпить, так как его поведение и приказы подвергли бы опасности весь отряд. Бард тяжело перенес смерть друга, хотел отомстить любой ценой и напал на меня, когда я пытался уговорить его вернуться.       Король явно не поверил или не хотел верить словам Морохира. Квит и советники короля ошарашенно смотрели на эльфа, рискнувшего так поступить с наследником престола Дейла и Эсгарота. — И это и есть твой план? — тихо прошипел Квит. — Что ты несёшь, эльф? — с места поднялся один из советников короля. — Ты напал на принца, остроухий? — Нет, я лишь защищался, — ответил Морохир, стараясь быть спокойным, но рука уже медленно тянулась к мечу. Как его задолбало слово «остроухий». — Опять? — полог шатра отлетел в сторону так, как будто его швырнуло порывом ветра. Эленион даже не пыталась выхватить меч, но, судя по взгляду, сейчас она была готова и так объяснить, какие именно реплики в адрес эльфов слушать не хочется. — Морохир, что им не нравится? — Ам… Эленион — аккуратно начал Морохир, понимая, что сейчас надо говорит спокойно, — я тут принца в лазарет отправил… Он первый начал! — Я закончу! — рявкнула девушка, причем так, как это делала директриса в школе Морохира. И тогда у всех курящих за углом сигареты на асфальт падали, и сейчас, то ли от неожиданности, то ли от «менторского тона» даже Бранд осекся: — Он не дал моему сыну отомстить за то, что дети его друга остались без отца! — Ах вот оно что! Что же ты, gwador, надо было оставить короля без ребенка! Как же ты мог не задницей думать, если тут так принято? Надо же было позволить Барду вляпаться в тролльи отходы жизнедеятельности! — тишина, которая была ответом на ее речь, позволила девушке говорить тихим шепотом, до такой степени ледяным и пронзительным, что все чувствовали себя нашкодившими мальчишками. — Право короля и принца на грани войны — отдавать приказы, стоя в первом ряду. А у вас приказ «вперед» отдается с заднего ряда. Право друга — мстить с наибольшей потерей для врагов и разумно рассчитать месть, а не тащить десяток на священную гибель в порыве самолюбия. Единственный отряд из вернувшихся — тот, где были эльдар. Мы в очередной раз сохраняем ваших воинов, а получаем упрек. Мы в очередной раз предлагаем помощь в войне, а в ответ — склоки и мальчишеское решение выяснить, у кого в подштанниках длиннее. Лихолесье без союзников и помощи бьется на два фронта, а вы, с прикрытым тылом и союзом с гномами, не способны принять то, что корону надо надевать только тогда, когда мир. А в войну — шлем. Как у всех. — Я думаю, что вопросы решены и все мы поняли, что были не совсем правы, — осторожно начал Морохир, с опаской поглядывая на Эленион, — давайте встретимся на совете и притворимся, что этого не было. Бард очнётся к вечеру.       Сказав это, юноша схватив готовую дышать огнём подругу, быстро ретировался из шатра, понимая, что с людей и гномов уже хватит. Ничего себе, сорвало ее.       Солнце всходило, заливая долину ярким светом и кровавым отблеском зари отражаясь в тысячах бронзовых шлемов, что шли на Дейл. Золотые шпили города мерцали за спинами его защитников, словно облаченных в серебро — так невозмутимо лучились стальные доспехи. Лишь отряды лучников Лихолесья, которые были облачены в кожу, темнели в этом серебряном строю. — Они скоро пойдут в атаку. — огласил общую догадку подъехавший ко всем Бранд со своим сыном. Оба были одеты в прекрасно исполненные золочёные доспехи явно гномьей работы, шлемы в форме большой и малой, корон украшенные изумрудами, вряд ли были бы надежной защитой. За спиной Короля развевался подбитый горностаем плащ с золотой нитью по краю. Впрочем, почти все, кто стоял здесь, не уступали ему в роскоши и прочности доспехов. Король Даин и его свита смотрели на мир из-под мощных шлемов, крепкая чеканка которых была единственным украшением.       Черненое серебро доспехов Трандуила выделяло его на фоне отряда гвардии, светло-стального. Да и рост, и отсутствие шлема, и олень вместо коня… Морохиру почему-то подумалось, что в отличии от командиров его прошлого, эти явно не с тыла будут приказы раздавать. Да и что уже обсуждать, если каждый знал и место в бою, и порядок действий. Сам юноша тоже был в новеньких латах: Торин лично принес, как подарок от отца. Вороненая сталь гномьей работы была точно по мерке и закрадывалось подозрение, что король гномов, пристально рассматривавший его в бане, вовсе не эльфийской анатомией интересовался, а уже тогда прикидывал, что и как делать.       С Бардом перед боем они едва перемолвились словом: принц Озерного королевства пришел в себя и, похоже, обрел прежнюю ясность мысли, так что извинения были обоюдными, как и пожелание выжить и победить. — Даин, спасибо за доспехи. Они прекрасны! — сказал Морохир, подойдя к владыке наугрим. — Старались как могли, хотели сюрпризом. А тебе спасибо за описание венца Дурина: жду не дождусь, когда смогу увидеть его, — ответил Даин. — Если где велико, то ты подходи, не стесняйся. Особенно следи за небольшой пластинкой между ног, она тебя точно великовата. Под гнома же делали! — рассмеялся король. — Тогда я ужасно разочарован в гномах, — притворно ужаснулся эльф, — мне невероятно жмёт!       Морохир и гномы вновь начали смеяться, но Железностоп отступать не хотел: — А нечего было так рыжую взглядом прожигать, авось и не жало бы сейчас! — засмеялся гном. — Поверь мне, Король, прожигай я её взглядом — доспехи были бы пробиты! — не остался в долгу эльф.       В ответ это король и его свита залились настоящим хохотом. — Смотри, эльф! И до ваших дошло, вот что значит — рост до неба! — высказался один из гномьих командиров, указывая на старательно прячущих улыбки Араса и Брога. — Удачи, Феи Остроухие! Странные вы, но толковые. Правду предки говорили, с темноволосыми да сероглазыми эльфами и водиться не стыдно, и на пиру не скучно, — захохотал в последний раз Даин и начал спускаться к своим рядам. — И вам тоже, Пеньки Мохнатые!       На утёсе остались лишь трое эльфов: тщательно замаскировавшись, они следили за медленно надвигающейся армией противника и оценивали свои возможности. Взгляд Морохира упал на те скалы, где должен был расположиться отряд Тауриэль. Эх, красавица, пережить бой, схватить, прижать, согреться…       «Морохир! — раздался в голове голос Эленион, — можно не так громко думать. О том, что это немного не та стратегия боя, я вообще молчу».       «Прости, я не до конца научился… А ты не слушай, а то сейчас эту стратегию начну представлять».       «Молчи! И забудь об этом! Так, ладно… Всё выдвинулись по позициям?»       «Да, мы уже уходим. Главное помни, что обстрелять их нужно прямо перед нашим ударом, чтобы достичь большего психологического эффекта. И остановиться, когда смешаются войска, и…»       «Да знаю я! Весь мозг вынес, кто из нас тут баба въедливая?»       «Въедливый — я, а… Ладно, молчу. Конец связи, а то башка потрескивает».       «Удачи!»       Не помешало бы. Армия «народа колесниц» насчитывала только всадников около десяти тысяч, а ведь еще орки — тысячи три, не меньше, и это с учетом того, что отряды лазутчиков Севера основательно проредили врагов. Против девяти тысяч союзных войск… Надежда была на доспехи: собрали все, что было, порой смешивая в облачении одного воина и гномьи, и человеческие латы, и эльфийскую одежду. И на тяжелую конницу: эльфы с мечами и луками, и люди с копьями.       А еще… «Клещи», стандартная тактика: заманить слабым центром пехоты, сжать ударом с флангов одновременно отрезая возможность отступления огнем БМП и останавливая заслоном гномьих сил, замкнув в кольцо. Сначала юноша едва не запротестовал от такой раскладки, когда эльфов Лихолесья оттерли едва ли не в тыл, но после короткой беседы с Трандуилом, подтвердившим то, что эльдар и в дальнем бою себя покажут, а рисковать зря… Да, приходилось признать, будет бойня. Люди не хотели понимать, что такое вастаки, сталкиваясь до этого только с редкими набегами, отбиваемыми с неизменным успехом.       Как ни хотелось избежать потерь, они будут. — Арас, Брог, к отряду! — он и не сомневался, что действовать начнут в темноте. Оркам так удобнее, хорошо хоть троллей не взяли, модераторов не видно, банить некому.       Эльфы двинулись на правый фланг, где за холмами скрывались их всадники. Надо было только лишь ударить вовремя, а для этого нужно было ждать. Сдержать порывы, когда вастаки прорвут авангард людей, дождаться их наступления на центр, где стояли гномы, и ударить в спину врагу. — Ничего, пусть только повернутся к нам задом… — … И немножечко наклонятся! — рассмеялись в ответ Морохиру оба эльфа.       Они так же улыбались и в ответ на сигнал к атаке, не пугаясь огня ревущей БМП, от которого вздрагивали скалы. Или не показывая страх. Конница ринулась вперед, смешивая ряды. — Брог, направо! Постарайтесь не вступать в ближний бой, лучше используйте луки! Главное — не дайте им нас окружить! Вперёд! — отдал приказ Морохир, когда из-за холма показалась ужасающая картина.       Авангард был полностью уничтожен, на левый фланг, где стояли Трандуил и Ферен, хлынуло огромное количество врагов, но он ещё держался. Остатки людей отступили к гномам, которые уже вступили в бой. Большая часть пехоты вастаков так же хлынула в брешь, пытаясь теперь пробить строй гномьей пехоты. — В бой!       От всадников отделилась сотня и отправилась к ещё не подошедшим отрядам врага, чтобы остановить их. — Арас, действуем по плану! Доходим до центра, потом разделяемся! Ты пробиваешься к Королю Трандуилу, я беру центр!       Арас ничего не ответил, лишь кивнул, но большего и не требовалось. — «Эленион, усилить огонь!» — он не знал, как прозвучал приказ, но сил вложил — как на крик.       Строй вастаков рушился, взрываясь ошметками, десятки вспышек озарили ночное небо. Ни одного снаряда зря, точные удары, не затрагивающие своих. И внезапно промелькнувшая мысль о том, что сказка закончилась, не успев начаться. Что это — война, а они — не боги, и даже не бог весть что, бестолковый молодняк. Но за свое оружие он будет держаться крепко. И за этот мир — тоже.       «Сейчас, — подумал Морохир, обнажив клинок, — за друзей, за короля… За Средиземье!»       Он замахнулся мечом и перерубил шею первому встреченному противнику, и ещё, ещё… Вастаки не ожидали атаки в спину, потому не были готовы защищаться. Всадники успешно двигались к центру битвы, круша всё на своём пути. Да, их было мало, но они напали столь неожиданно, что вастаки в страхе бросали оружие и намеревались бежать, но не могли, ведь быль зажаты между двумя армиями.       Арас увёл свой отряд на подмогу Его Величеству, и Морохир видел, что там атака достигла таких же успехов.       Продолжая вести воинов в самую гущу битвы Морохир уже перестал считать убитых противников, как впрочем, и время, и выстрелы Эленион.       «Так вот…как это, — не думая, действуя наобум, отбивая копьё вражеского всадника и ударяя в грудь, пробивая бронзовый нагрудник, — быть в настоящей битве… Ведь впервые…так. Странно. Я думал, что это будет по-другому».       Как слетел с коня, Морохир даже не заметил, почти на инстинктах сжимая перчатки и с размаху рассекая ими горло сильно наглого вастака, успевшего заорать: — Стаскивай! Мочи эльфа!       Перехватив копье, он пропустил его под рукой, накалывая стоящего сзади мордатого орка. И эти твари здесь? Тяжелый, зараза, а вонючий… Как носки в казарме. И эта морда в издохшем виде пристроилась сверху. Морохир попытался подняться, но его вновь ударили ногой и повалили в грязь… Нет, это была не грязь, а кровь, могла бы и его, если бы двое эльфов не оттолкнули вастаков. Так, легонечко, по три стрелы на рыло. — Живой, — вздохнул Морохир, когда смог подобрать свой меч, уже привычным движением стер липкую кровь, снова бросаясь в битву, дрожащую звоном окрестных скал. Наступление союзников было все яростнее, и так же отбивались враги, отгораживаясь своими «колесницами».       Все смешалось. Юноша не помнил, скольких он убил: одно общее лицо, в котором слились черты и вастаков, и орков, и, почему-то, урук-хай.       «А если мне? Вспомнит ли мое лицо тот, кто ударит первым?» — и одновременно с этим — ярость. Огненная и ясная. Убивать. Тончайшая грань, за которой нет друзей. И на которой только они и держат. Хранители. Эленион, Эмма, Мирриан, Би… Ферен, Арас, Брог… И Тауриэль. Выжить. Чтобы подойти и открыться, а не смотреть как десятилетка тайком из кустов.       Доспехи гномов не дали погибнуть, от удара по спине разлетелся меч противника, и он схватил секиру. Да, ошибки быть не могло. Это был Альхир. — Эльф, по дружку скучаешь? Помню, на бродах с ним расправился, здесь — с тобой. Вастак попытался ударить вновь, но Морохир уклонился и сделал мощный выпад, который, как он думал, попадёт встык, но клинок лишь оцарапал сталь, и не достиг цели. — Драться решил? — рассмеялся Альхир, отрубая руку незадачливому человеку, что решил атаковать его сзади, — Ну давай!       Противники сходились и расходились вновь и вновь, пытаясь то разорвать дистанцию, то опять сближаясь. Морохир уже потерял свой шлем, Альхир же обзавёлся новыми ранами на лице. Но исход был неясен. Воины, сражающиеся вокруг них, даже не пытались помочь кому-то из командиров, ведь каждый такой желающий падал замертво, едва подходя к этому стальному смерчу. — Да когда ж ты сдохнешь? — сплюнул вастак. — Тебе место уступаю! Чёрт! — меч Морохира застрял в щите и никак не хотел выходить. — Ладно!       Он откатился назад и выхватил топоры, замечая, что в порыве наступления человек терял бдительность. Улучив момент, эльф проскользнул под левый бок вастака и с размаху ударил в стык с задней стороны ноги. Альхир уронил от неожиданности свою секиру и упал на колени.       Морохир перевернул второй топор клиновидной стороной и со всей силы вогнал в нагрудную пластину врага, одновременно высвобождая клинок из наруча, чтобы спрятать его в шее воина. Волной нахлынувшая усталость не позволила увернуться от несущегося на него всадника. Вонзившиеся два копья юноша уже не увидел, да и вес рухнувшей на него туши ощутил только как темноту, проваливаясь в нее. Если смерть такая душная — неудивительно, что жить хочется. Особенно с Тауриэль. — Ну и как уже стрелять? — сейчас всё казалось сумасшедшим сном. Эленион не берегла снаряды, хотя и старалась бить не только на скорость, но и на эффективность поражения. Но не тогда, когда обе армии смешались. Тут бы снайперку, которую она и в руках не держала — можно подумать, за гашеткой до этого сидела хоть раз — и то не поможет. Разбив почти все тыловые части и засадный полк противника, она сжала губы: невозможно использовать орудия дальше. Они предвидели это — Морохир не раз повторил, что в таком случае она может лезть куда угодно, только запереть машину, запасной ключ он, по ее настоянию, взял себе.       Осмотр местности — и внутри всё похолодело. Совсем неподалеку, на одной из скалистых площадок, отбивался от орков и вастаков Бранд, уже сдаваясь превосходящей силе. Выхватив меч, Эленион ринулась к нему, вспоминая, что рядом должен был быть Даин. Неужели Железностоп убит? Но допустить, чтобы эти твари поиздевались над телом короля людей Севера? Нет уж!       Наотмашь рубанув по сильно наглой черной роже, эллет оттолкнула ещё одного и встала перед противниками. — Как говорила Орсана, «майте совисть, пидходьте по черзи»! — Что, говоришь, ваши Валар через осанвэ в таких случаях вещали? — рыжеволосый, уставший, но не сломленный Король Эребора пробивался к этому скалистому уступу, расчищая себе путь среди вражеских морд уже порядком долго, и был изрядно удивлён, увидев на своём пути щуплого эльфёнка. Точно. Уж ему и в ночной тьме, среди всполохов пожарищ, хорошо видно — эльфийский мальчонка, совсем молоденький. Вот те раз, а говорили эльфы давно не женятся и детей не рожают. А как же этот? Ветром надуло? И мечом неплохо машет. — Как это тебя мамка отпустила в такую бойню, остроухий? — Если бы знать, где искать и как зовут — можно было бы спросить, — Эленион крепким ударом с ноги по паху заставила одного из орков сложиться пополам и добавила мечом, потому что иначе не дотянулась бы. Неужели Даин не узнал ее в доспехах? Столько раз на советах вместе сидели. Или гномам все эльфы на одно лицо? Лицо! Точно, на ней же шлем! Ферен лично привёз комплект юношеских доспехов Леголаса, в который она и переоделась перед боем. — Что, у вас и так бывает? Да чтоб тебя, гнидами обгаженный! — гном рубанул секирой по плечу коренастого орка, лишь на миг залюбовавшись тем, как тот с воем покатился вниз в ущелье. Времени расслабляться не было — среди прущих напролом вражин просвету не видно, а в лёгких под рёбрами словно барлогово пламя полыхало, но ничего, сейчас поутихнет, сыны Дурина и не такой огонь видали. — Слушай, ты один тут что ли, или ещё залётные есть? — Одна. Узбад, ты меня не узнал? Эленион, та самая, которую вы чуть с собой в баню, как парня не пригласили, — она точно и уверенно отразила выпад, вогнав меч в вастака и выдернув обратно. — Они не тронут Бранда, не допущу. — Скорее я их сам потрогаю за всякое, — выругавшись, он уложил очередного нападающего, а затем, снова взглянул на эльфа. И впрямь похоже, та самая девчонка, было бы времени побольше разглядеть между взмахами оружия. Только вот о времени сейчас мечтать и не приходилось. Уходило оно вместе с кровью и потом. Продержаться бы только до прихода подмоги. Если будет кому приходить. Или же самим отступать. И эту сироту остроухую спасти нужно, не помирать же ей тут, совсем ведь зелёная. — А отец твой где? Слушай, помоги Бранду, я вас прикрою, только сделай что-нибудь. Сам я как лекарь плох, но ты ведь можешь? — Прости, но… — Эленион подняла неожиданно тяжелый взгляд. — Я бы давно что-то делала, если бы он жив был. Сейчас просто не дать им поизмываться, ты ведь знаешь, что они с телами делают. Осторожно!       Она едва успела остановить стрелу, каким-то чудом сбив её на подлёте. Чит-коды выдали? Лучше бы не ей. — Держись, узбад, твои почти рядом! — отца Гимли она узнала издалека. Как и заметила, что бой затихал под робко светлеющим небом с востока. — А отец… Не знаю. По возрасту мне и ты в деды годишься. Я у людей росла. — Мёртв? — внимательно вглядевшись в неестественную позу бесконечно дорогого друга, Даин понял, что зря надеялся успеть спасти, но живым или мёртвым он всё равно защитит его, не позволит случиться грязным бесчинствам. Пусть в лёгких хоть трижды пожар разгорится — не позволит. Очередной вражеский воин остался обезглавленным, когда гном взмахнул топором. Его место тут же, скалясь, занял новый, но гораздо важнее в ту минуту было остановить орка, который взмахнул ятаганом за спиной сражавшейся эльфийки. — Держись!       Острая, оглушительная боль расколола сознание пополам, когда, оттолкнув девчонку, узбад с размаху рубанул секирой по орочьей шее. Он успел, но огонь в лёгких опалил столь нестерпимо что колени безвольно подкосились, а зарождающийся рассвет полыхнул вдруг закатным сиянием. — Даин! — она отбила два удара четко и точно, как на парном бою на дорожке, но даже склониться над гномом не успевала. Враги, увидев, что осталось нечто мелкое и не внушающее угрозы, ринулись все и сразу. Ну что же, проверим, насколько техника фехтования за эти годы выросла, как убеждал тренер. Меч замелькал в приемах, типичных то для шпаги, то для эспадрона, запястье нестерпимо ныло от нагрузки, уходить в свилю было трудно из-за того, что ее окружали всё теснее. Но тут же большинство врагов получило шикарные пинки под зад рогами гномьих козлов, и, позволив Глоину и отряду расправляться с оставшимися, Эленион ринулась к Даину. — Держись! Пожалуйста! Я сейчас всё сделаю, держись! — Сделай, девочка, — тяжело выдохнул гном, ощутив, как она потянула его за плечо, которое как и всё тело, начинало неметь от холодных жгучих искр. — Сделай… Улыбнись разок, мне светлее будет… Кто бы мог подумать… В такой час рядом с эльфом… — Рядом с другом — это больше устроит? — это не ее фраза, но, процитировать-то можно? Потом извинится перед Леголасом за плагиат. Она уже чувствовала, что сделать ничего нельзя, что и Элронд бы вряд ли помог. Но вот оттянуть боль на себя — это почему-то получилось. — В Чертогах Махала красиво, король. Там нет ни боли, ни сомненья, там камень бьётся, как живой. Там чаши в яростном кипеньи полны рубиновой росой. Там словно яблоки рубины, дурманит малахита хмель. Там только радость, только сила, здесь неизвестная досель. Там все друзья твои и братья, там можно звёзды вдеть в браслет. Там арфы звук звенит заклятьем о прошлой жизни на земле…       Она держала седеющую рыжеватую голову, помогая ему подняться: — Мы победили, король-Под-Горой! — Выстояли? — превозмогая навалившуюся гранитной глыбой усталость, он поднялся, крепко держась за её узкую, удивительно сильную ладонь, и окинул туманящимся взглядом залитые кровью холмы, кроваво-розовое небо рассвета, своих приближающихся подданных. Кажется на расстоянии вытянутой секиры, но всё же так далеко. — Как ты красиво говоришь, мой друг… Сбереги этот хрупкий мир, чтобы я знал что не зря его покинул ещё один из сынов Дурина. — Выстояли, — она подхватила его, не давая упасть, и держала до того момента, когда Глоин и ещё кто-то из гномов перехватили уже холодеющее тело. Неужели она думала, что если удастся с Тейодредом, то и ещё кого-то можно спасти? Отступив в сторону, она смотрела, как спрыгивает с козла и подбегает к отцу Торин, как гномы снимают шлемы. И сама тоже обнажила голову, чуть склоняя ее перед двумя павшими королями союзных войск.       Кто-то коснулся ее руки и она заметила Глоина, стоявшего рядом. — Ты выжил, отец Гимли… — Выжил… — едва сдерживая эмоции, глубоко глотая холодный утренний воздух тот на мгновение закрыл глаза. — Хотя поменялся бы местами с любым из павших если бы это спасло его жизнь. Особенно на этой пяди земли. Тебе нужно позаботится о ваших раненых, кажется твой друг среди них.       Тауриэль вспоминала тот бой. Не могла его не вспоминать, не сравнивать, не думать о совсем юном гноме, влюбившемся в нее, как в звезду. Или он просто думал, что влюбился, не понимая, что она идёт не за ним. Что тогда ей просто казалось неправильным сидеть в лесу, отгораживаться, не вмешиваться ни во что. И только с потерями и упреками пришло осознание. Осознание того, насколько бессмысленна смерть, пусть даже у эльдар и был шанс вернуться. Что жизнь стоит отдавать только за то, что по-настоящему дорого. Или… Или в последних битвах за весь мир, в битвах, не решающих, казалось бы, ничего.       Она всегда удивлялась людям, их спокойной и безрассудной отваге, а сейчас… Сейчас увидела это в глазах Морохира. «Надо — будем делать» — и отдать себя всего непонятно кому. Что ему этот лес — а он закрывал его грудью. Что люди — а за каждого из них бросался в бой.       Именно она нашла его, как будто знала где именно он упал. Воины ее отряда не позволили командиру таскать «тяжести», отнеся юношу в палатку целителей, но отойти от него эллет не смогла. — Мы победили? — Морохир удивился тому, насколько хрипло прозвучал голос и с благодарностью принял чашку с тёплым настоем, унявшим боль в голове. — Победили, — Тауриэль смущённо покраснела и собралась уже уходить, но тут в палатку вошла Эленион. Присев рядом, она лёгким жестом дала понять, что можно остаться: — Ар-Трандуил приказал выдвигаться в Эрин Галлен. С юга тревожные вести. Так что пока я за руль, раненых можно в отсек пехоты, а вас с Тауриэль на места экипажа. Король долго думал, не проехаться ли и ему, но в итоге заявил, что попозже.       «Морохир, это была ещё не самая тяжёлая битва Лихолесья. Но скоро…»       «Значит, всё впереди?» ***       Удушливое марево и острые зубья скал до самого горизонта: таким был первый ярус по которому нужно было спуститься, чтобы преодолев, наконец, перевал Кирит-Унгол, попасть в таящие вековечное зло земли Мордора. Далеко впереди виднелись сторожевые крепости и башни, на вершинах которых горели алые сигнальные огни — погаснет один такой — значит, через границы прорвался враг, и оркам требуется подкрепление, чтобы с ним справиться. По коже шли мурашки стоило задуматься о том, сколько вокруг невидимых стражей, на лбу от страха выступала липкая испарина, но, несмотря на панику и усталость, приходилось тщательно выбирать путь среди в изобилии вьющихся троп и, прячась за зарослями колющего щетинистого кустарника, продвигаться вниз к видневшейся ленте широкой дороги. Отсюда, с вершины земли Саурона, были видны как на ладони и ядовитое море, и Моргульская Долина, равнина Горгорота, Барад-Дур и, далеко на востоке, Огненная Гора — Ородруин. Если остановиться и внимательно присмотреться, то можно было различить, как, вскипая в её пепельных недрах, поднимается лава и, перетекая через край, струится к подножию огненными змеями и множеством алых язычков пламени. Так далеко, что лучше не смотреть и даже не думать о том, есть ли вообще возможность туда прорваться. И не только потому, что это не представляется возможным, а потому, что после многочасового перехода по зловонным туннелям Шелоб, просто не осталось сил, и каждый шаг отдавался болью в гудящих от напряжения мышцах. — Черти драные! — тихо буркнула Эмма, едва держась на ногах от слабости и запнувшись о камень на узкой горной тропе, но и этого было достаточно, чтобы поймать на себе укоризненные взгляды оглянувшихся Боромира и автобота. Ещё бы: вон Фродо и Сэм каким-то невероятным образом ещё держатся, а она расклеилась, словно кисейная барышня. — Интересно, а придорожные трактиры здесь имеются?  — Разумеется, — скептически приподняв брови, кивнул гондорец, указав рукой в сторону крепости Кирит-Унгол. — И берут недорого: с одного постояльца одну жизнь. Хочешь посетить? — Воздержусь, — отвернувшись от него, девушка поглубже натянула капюшон эльфийского плаща, скрывая тем самым навернувшиеся на глаза слёзы обиды. Конечно, Боромир тоже устал, но чтобы вот так огрызаться на простую шутку, которая даже хоббитов заставила улыбнуться — это жестоко. Можно не сомневаться, что он считает её слабачкой и никогда этого не скрывал, так стоит ли удивляться? Может, Бамблби прав, и она действительно глупая ванильная блондинка и уже начинает надоедать ему? На ум пришли шутки Морохира о нелепой Барби, и стало совсем худо. Обычная кукла, которой можно полюбоваться, а потом высмеять? Ну почему сильная половина человечества только так её всегда и воспринимает? Не как человека, личность, а просто как красивую утеху, с которой хочется поиграть? Не самые приятные мысли, когда бьёшь ноги о Мордорские насыпи и прячешься среди утёсов, но лучше молча идти вперёд и стараться не привлекать к себе внимания, чтобы не нарваться на очередную грубость.       Злость и раздражение придали столь необходимых сил, и девушка смогла ещё несколько часов идти окружным путём, который выбрали спутники и, если удивлялась тому, почему они направились не вниз к дороге, а сначала вдоль верхнего пограничного яруса, и лишь потом начали спуск, то предпочла помалкивать об этом. Впрочем, когда автобот и Боромир о чём-то быстро переговорили и велели им с Фродо и Сэмом спрятаться в укромной каменной нише, пришлось возмутиться и потребовать объяснений о том, что они задумали. Только кто сказал, что эти двое собирались что-либо объяснять? Как бы не так: велели быть начеку и скрылись за клыками утёсов, не слушая дальнейших вопросов.       Вот это поворот. Бросили как малых детей в лесу и были таковы. Правда Бамблби оставил торбы со скатками и скудной провизией, значит, голодом их уморить никто не собирается. Переглянувшись, понимавшие друг друга без слов Эмма и Сэм собрались было последовать за ними, но Фродо так ослаб, что пришлось признать что об этом не может быть и речи. Устроив Хранителя на расстеленном одеяле и напоив его водой, которой оставалось всё меньше, хоть автобот и нёс несколько фляг, наполненных ещё в Итилиэне, они принялись тихо рассуждать о том, что происходит. Разумеется, по здравому размышлению понятно, что никто их бросать не собирается, просто от усталости в голову лезут самые гнусные подозрения, и всё же чувствовать себя малыми детьми, которых не посвятили в планы взрослых, было не слишком приятно. Успокаивало одно: клинок Фродо не отсвечивал синим, а значит, пока они в относительной безопасности.  — Вот, интересно, как эльфы заговаривают свою сталь? — тихо спросил садовник, когда его измученный ношей хозяин уснул. — Должно быть для этого есть старинные напевы, хотел бы я побывать в их кузнях и услышать.  — Оно бы хорошо, но давай лучше не будем о заговорённом метале, с нами тут не только кинжал Бильбо, — поёжилась Эмма, взгляд которой то и дело возвращался к виднеющемуся на самом горизонте очертанию пика Огненной Горы. — Как думаешь, сколько нам туда добираться придётся?  — Если напрямик, то семи дней бы хватило, — немного поразмыслив, предположил Сэм. — Но, учитывая что нам нужно скрываться, то уйдёт две, а то и три недели.  — Плохо, — устало вздохнула девушка, ощущая как от голода сводит желудок и неприятно кружится голова. — Продуктов и воды даже на пять дней не хватит.  — И того меньше, по моим подсчётам как ни растягивай, самое большее на три дня. Только лембаса на неделю, да и то, ежели ручеёк не найдём, всухомятку всё равно в горло не полезет.  — Отравленные они здесь, — всё больше отчаиваясь, покачала она головой. — Лучше даже не приближаться.  — Не так всё плохо, орки тоже жрать и пить должны, а отрава на них так же как и на нас действует. Вот, держите. — вынырнувший из сумрака Боромир протянул им полную флягу воды. — Не ключевая, конечно, но от жажды погибнуть не даст.  — Спасибо, — сделав несколько глотков затхлой, но всё же вполне сносной жидкости, Эмма передала фляжку оживившемуся Сэму. — Вы куда это с Би отправились, и где он есть?  — С трактирщиком о цене договаривались, — быстро подняв оставленные автоботом сумки, гондорец растормошил вялого Фродо. — Идёмте, покажу ваши комнаты.  — Дорого стоили? — торопливо подхватив свой рюкзачок, в который жених уже не раз пытался тайком заглянуть, чтобы удовлетворить любопытство, Эмма привычно пошла позади хоббитов. — Расценки небось в три шкуры дерут?  — Сорок три орка и шестнадцать уруков, — пожал плечами военачальник, подмечая, как неуверенно она переставляет ноги и зябко кутается в свой плащ. — Думали, больше будет, но обошлось.       На дальнейшие расспросы он отвечать не стал, велев вместо этого поторапливаться, пока сырые сумерки не обратились густой ночной мглой. Идти пришлось не слишком долго: около двадцати минут вниз по крутому склону, и вот они оказались перед высокой уродливой башней, на самом верху которой ярко полыхал огонь, а во внутреннем дворе автобот заботливо складывал в кучу и накрывал грязным полотнищем зловонные, ещё не успевшие остыть труппы защитников Мордорской заставы.  — И когда вы только управились? — выдохнула Эмма, чувствуя, как вместе со слабостью накрывает новый приступ тошноты. — Уверены, что внутри больше никого нет?  — Я всё просканировал, — обернувшись, попытался успокоить её Бамблби. — Судя по тепловым импульсам есть лишь пара крыс в подвале, но ты не лазь туда и всё обойдётся.  — А они слишком большие, эти крысы?  — С лягушку.  — И квакают? — входя в помещение, которое служило оркам норой, пристанищем и домом, девушка, улыбнувшись, попыталась подавить страх и отвращение, а Боромир и Би, введя вслед за ней хоббитов, принялись запирать двери и проверять щеколды на узких высоких окнах. По крайней мере этой ночью, впервые за долгое время, у них было лучшее место для отдыха, чем пустырь под открытым небом или продуваемая всеми ветрами лощина. — Быстро вы однако о цене сговорились. — Была бы их тут хотя бы сотня, можно было бы повозиться, — отмахнулся автобот. — А так я даже повеселиться не успел, ещё и твой благоверный мечом размахался, пришлось ему десяток орликов уступить.       При столь открытом упоминании их с Боромиром взаимоотношений Эмма нахмурилась и поспешила вслед за Сэммом и Фродо в ту часть помещения, которая, судя по сложенной из камня печке и бочке, в которую можно было накачать воды из колодца, являлась подобием кухни. Она всё ещё была обижена на злой выпад гондорца, в котором тот, похоже, не находил ничего предосудительного, а потому предпочла осматривать вместе с хоббитами грязные котелки, сковородки и пусть достаточно скудный, но вызвавший неподдельную радость запас еды в кладовке. Сэм быстро определил что несколько фунтов баранины и кусок грудинки вполне пригодны в пищу, кроме них можно было забрать с собой зачерствевший грубый хлеб, а на ужин сварить к мясу похлёбку из найденного тут же пшена. Хорошо что есть ароматные травки, собранные и засушенные ещё в Итилиэне.       Горячая еда, так же как и возможность вымыться в нагретой над очагом воде, казались уставшим путникам настоящим праздником, а поэтому пока Бамлби обходил все три этажа башни, подбрасывал дров в горевший наверху сигнальный огонь да обшаривал через окна взглядом окрестности они развили бурную деятельность, драя посуду и позаимствованные тазики. Конечно, нельзя было говорить даже об относительной чистоте и уюте жилища, в котором предстояло провести ночь, но учитывая, что на другое рассчитывать не приходилось, стоило благодарить судьбу и за такой подарок.       Лишь когда вода уже была набрана в большой котёл и повешена над огнём, а на сковороде тушилось мясо, Эмма поднялась по засаленным ступеням деревянной лестницы на второй этаж, чтобы найти уголок в котором не так страшно будет устроиться спать. Обнаружив в одной из трёх небольших комнат старую кровать и закопчённый очаг, она подожгла от захваченной лучины небольшое полено и, побросав в дальний угол грязные тряпки и годами нестираное заскорузлое бельё, расстелила на большом соломенном тюфяке свою походную скатку. Кто бы мог подумать, что она, с детства привыкшая к удобству и комфорту девчонка, теперь находится в самой страшной дыре прошлого, о котором когда-то мечтала, и собирается лечь спать там, где ещё вчера почивали отвратительные монстры? Ну или орки — кому как удобнее их называть. Внизу даже имеется рыцарь, который «замочил» этих самых орков, чтобы дать ей хотя бы такой ночлег и он неплохо, чего греха таить, великолепно целуется, но бывает иногда так груб и невыносим, что хочется огреть чугунной сковородкой по рыжей голове. Очень хочется. А ещё хочется спуститься и посмотреть, как он моется, полюбоваться исподтишка литыми мускулами богатырской фигуры, но подсматривать неприлично, тем более, что он там не один моется, а с Сэмом и Фродо. Да и не стоит тешить гондорское самолюбие, показывая как он дорог и любим. И прежде не стоило этого делать. Правильно говорят: сначала нужно присмотреться к человеку и лишь потом открывать ему сердце, а не наоборот, как сделала она. Но ведь не все принцессы в сказках Василисы Премудрые, есть и обычные наивные дурочки, хуже того — не все белокурые красотки — принцессы и посланницы Валар, порой это студентки-первокурсницы которым теперь в жизни не закрыть сессию. Интересно, а в Средиземье предусмотрено женское образование кроме уборки-стирки-штопки-готовки-чего-то-там-ещё-по-хозяйству? Или как в феодальные времена: «Молись, женщина, чтобы я не заподозрил тебя в колдовстве!»? Вот Владычица Лориэна Галадриэль уже заподозрила в чём-то Морохира и Эленион так, что им бежать пришлось. Интересно как бы всё сложилось, если бы эльфиская прима не совала свой слишком длинный нос куда не следует?        Звук шагов вырвал из задумчивости и заставил, вздрогнув, обернуться к перекошенным дверям.  — Я подумал, здесь тебе будет удобнее купаться, — Боромир внёс в комнату и поставил у огня два ведра с водой, а затем снова на минуту исчез и вернулся с невысокой бочкой. — Когда закончишь, спускайся ужинать.  — Очень любезно с твоей стороны, — не в силах оторвать взгляда от его влажных волос и мощной шеи видневшихся из выреза свежей сменной рубахи, Эмма разозлилась уже на себя: ну мыслимо ли так любоваться тем, на кого весь день точила невысказанная обида? Бездушный, не понимающий шуток чурбан, но как же хорош!  — А разве я хоть раз не был с тобой любезен?  — Напомнить?  — Ты просто устала, — приблизившись вплотную, воин так строго взглянул на неё сверху вниз, что захотелось тут же искать пятый угол и читать «Отче наш». Только упрямый характер заставил устоять на месте, не отшатнуться, когда широкая ладонь приподняла лицо за подбородок, заставляя тем самым не отводить глаза. Этот безмолвный разговор взглядов был красноречивее любых слов: не она одна, они оба устали. Невыносимо устали. Тяжесть пройденного пути было трудно измерить в человеческих силах, но впереди ждало ещё больше испытаний, возможно, даже гибель всех надежд, смерть и забвение, поэтому нельзя тратить время на ссоры, каждая минута вместе бесценна, терять короткие мгновения на обиды слишком расточительно и просто нелепо.  — Останешься со мной на ночь? — позабыв о том, что хотела огреть гондорца сковородкой, почувствовав себя неуверенной и совершенно разбитой, Эмма указала на кровать. — Я и застелила уже, лучшего всё равно нет.  — Для меня нет ничего ценнее, — заметив тревогу девушки, Боромир прикоснулся губами к её щеке, а затем направился к лестнице. — Поторопись, мы тебя ждём.  — Хорошо.       Вернувшись к кровати Эмма вытряхнула из торбы свои скудные пожитки: чистую рубашку, гребень и завёрнутое в тряпицу душистое мыло. Но ведь не спустишься в одной рубашке, а вещей больше совсем нет, только… Закусив губу, чтобы подавить нервный смешок, она расстегнула молнию рюкзачка и достала кружевную сиреневую сорочку, которую в прошлый раз, рассказывая в Ривенделле про сон Фарамира, Боромир не рассмотрел только чудом. Впрочем, тогда он её саму считал каким-то дивным созданием, а не капризной девчонкой, от которой то и дело можно ждать самых неожиданных проказ, так что и подобный наряд принял бы за эльфийский балахон, а значит, его можно одеть под рубаху и спокойно выстирать остальные вещи.       Конечно, мыться в таких спартанских условиях ещё ни разу в жизни не доводилось, да и бочка далеко не ванна, однако, когда это единственное, на что можешь рассчитывать, то кривить носом не приходится, и даже волосы намылить и ополоснуть очень даже получается. Прикосновение шёлка к чистой, чуть влажной коже показалось лаской, полоскание грязной одежды в мыльной воде не заняло слишком много времени, и вскоре она уже сушилась у огня, а сама девушка, чувствуя себя свежей и бодрой, радостно улыбнувшись, поторопилась к лестнице. Подумаешь, орочья нора, пожалуй, об этом можно на время забыть когда так удивлённо смотрит гондорец, который, как заправский мусульманин, наверное думал, что она в плащ с головой завернётся, а Сэм, что-то тихо напевая, раскладывает по мискам кашу и тушёную баранину. Настоящий пир для тех, кто много дней не ел ничего, кроме лембаса и сушёных фруктов, да и то весьма скудными порциями. — Это что, платье такое? — нахмурившись, поинтересовался Боромир, рассматривая подол тончайшего одеяния невесты, спускавшийся из-под доходившей до колен рубахи и совершенно не сочетавшийся с лёгкими кожаными сапожками. — Где ты его взяла?  — Бутик от Виктории Сикретс посетила, пока вы тут плащи чистили, — стоявший у окна, вглядывающийся в сгустившийся мрак Мордорской ночи Бамблби как всегда не смог упустить случая подшутить над девушкой, которая умела так забавно злиться.  — А ещё отвёртку искала, и кстати, нашла, — угрожающе взглянув на автобота, Эмма села за наспех вымытый стол, придвинула к себе миску с аппетитно пахнущей едой и лишь тогда ответила внимательно следящему за каждым движением гондорцу. — Это такая одежда для сна. Конечно, нельзя было спускаться в таком виде, но у меня больше ничего нет, прости. — Да всё в порядке, мы же не на пиру и не на званном ужине, — берясь за ложку, вмешался Фродо. — Нам бы живыми отсюда ноги унести, а уж о том, что видели тебя в домашнем халате, клянусь никому не расскажем. Правда, Сэм?  — Разумеется, хозяин, — кивнул садовник, которого кроме содержания собственной тарелки в эту минуту больше совершенно ничего не интересовало. — Я вот всё прикинуть пытаюсь, как бы нам продукты подольше растянуть. Жаль, что пригодных к пище припасов у этих орков мало оказалось. Костёр в пути разжигать нельзя будет, значит, крупу с собой тащить и смысла нет, а свежего мяса мало совсем. Я его, конечно, завтра с утреца всё пережарю, хватит с натяжкой дней на пять-шесть, ну и хлеб их имеется, за сухари сойдёт, но что будем делать, когда и он закончится? Если дальше разбойничать у орков, так нас самих схватят быстрее, чем до Ородруина этого жуткого доберёмся.  — Тут ты прав, — кивнул Боромир, отдавая должное тому, что хоббиты, как всегда, отлично стряпают. — Нам нужно таиться. Сегодняшний захват башни был очень рискованным, вынужденным шагом, но впредь придётся довольствоваться тем, что есть и отдыхать только, если попадётся надёжное место, что мне кажется маловероятным. К тому же, завтра нужно будет примерить орочье обмундирование иначе нас поймают раньше, чем пройдём хотя бы милю.  — А это обязательно? — едва не поперхнувшись казавшейся до этого необычайно вкусной кашей, Эмма в ужасе уставилась на любимого. — У нас же есть эльфийские плащи.  — Они-то нас и выдадут, хотя бы сверху сможешь набросить орочий? — взглянув в побледневшее лицо девушки, гондорец тяжело вздохнул: кажется у неё даже аппетит от ужаса пропал, а он так надеялся, что хотя бы сегодня она будет сыта. — Эмма, ешь и не нужно ни о чём переживать, завтра разберёмся. Сейчас мы все должны отдохнуть и набраться сил, путь впереди нелёгкий.  — Ну конечно, у сапёров работа и то безопаснее, — поймав на себе удивлённые взгляды, она тут же стушевалась и подцепила ложкой кусочек чуть жестковатой баранины. — Я имела в виду, что у нас нет права на ошибку. Интересно, откуда сами орки провиант берут? Что-то я не приметила у них ни отар, ни пастбищ.  — Должно быть из Харада, эти дикари давно с Врагом снюхались, — считая, что не являвшимся воинами хоббитам и невесте совершенно ни к чему вести разговоры о стратегии перехода через мордорские земли, ответственность за которую всё равно лежит только на нём с автоботом, Боромир выбрал более нейтральную и интересную для Сэма тему о том, какие травы и плодовые деревья растут в Гондоре. И поскольку садовник отлично понимал намёки и был весьма словоохотлив, остаток вечера прошёл под непринуждённую беседу, по окончании которой удельцы устроились спать, расстелив свои скатки у очага, а сам он, как и обещал, поднялся вслед за любимой на второй этаж башни.        Присев на кровать и пытаясь расчесать почти высохшие, непослушно завивающиеся волосы, Эмма с интересом взглянула на плотно прикрывшего дверь Боромира. Странный он, явно смотрит на всё через призму двойных стандартов: разозлился что она спустилась на ужин в сорочке хотя та и была почти полностью прикрыта рубашкой, но при этом, ни от кого не скрываясь, отправился ночевать с ней в одну комнату, словно уже стал законным мужем. Конечно, Фродо и Сэм добрые, они поймут, что ей просто страшно оставаться одной в тех жутких обстоятельствах, в которых они оказались по собственной же воле, а вот Бамблби с утра изведёт своими скабрёзными шуточками, даром что из металла, сарказм маниакальный как у деспота. — Устала? — опустившись рядом, гондорец бережно отвёл светлые пряди от её лица, и сейчас в тёмной, освещённой лишь светом прогорающего полена, комнате это простое прикосновение показалось особенно интимным, мужским проникновением в девичьи мысли и пространство.  — Очень, но подозреваю, что это только цветочки, всё самое интересное впереди, — отложив гребень и ощущая непривычную робость, Эмма опустила ресницы, чтобы не было соблазна любоваться мягкой улыбкой его полных губ. — Думаешь, у нас получится незамеченными пройти к Роковой Горе?  — Я знаю, ты боишься, — ложась на спину, Боромир привычным жестом притянул её к себе укрывая плащом и продолжая поглаживать по узкому плечу. — Мне бы хотелось, чтобы ты никогда не ступала на земли Мордора, но раз уж это оказалось неминуемо, то обещаю: буду беречь пока хватит сил. Тебе нечего опасаться, я рядом.  — Знаю, просто паникую, прости, — устраиваясь поудобнее и положив голову на его грудь, Эмма на миг сомкнула веки, но было слишком тревожно, чтобы даже помышлять о сне: их защитой были лишь каменные стены башни, вокруг же бушевал чужой, полный злобы, жажды крови мир в котором, возможно, уже ищут тех, кто посмел пересечь неприступные границы. Или начнут искать, как только погаснет сигнальный огонь и будут найдены сложенные во дворе заставы трупы. Вряд ли кто-то поверит, что орки просто передрались, ведь штабелями, умирая, они лечь никак не могли, а значит, очень скоро Враг станет искать лазутчиков и начнётся игра на выживание, погоня и прятки, победить в которых возможно лишь при невероятном стечении везения и благосклонности судьбы. Или того, кто пишет эту судьбу. Они должны суметь уничтожить Кольца, обязательно должны, только что если повторяясь, история обретает другой конец? Но нет, она не повторяется, она пишется заново, и риск не стал меньше, как и счастливый финал ближе. Сколь велика возложенная Элрондом и Советом ответственность за спасение судьбы Арды, столь же и велика опасность, погибнув, погубить всю миссию, все надежды и чаяния народов, которые как и они сами хотят жить в мире, которому не угрожает Чёрная Тень Мордора. Каждый день, каждый час могут быть последними и самые горькие, страшные переживания — они простые, человеческие, не возвышенные, а обычные, земные. Сколько бы Боромир не просил позабыть о завтрашнем дне, жить одним часом, она не могла этого сделать потому, что боялась не успеть. Не успеть любить его так, как хотела этого. Не успеть научиться у Сэма готовить. А ведь он умеет и хлеб с чесноком и травами пожарить так, что пальчики оближешь. Не успеть объяснить автоботу, что книжка, которая вызывает у него столько веселья и стала поводом для бесконечных подколов и шуток, лишь не подаренный подарок кузену. Разве он поверит? Не успеть спалить к чертям эту книжку. Жаль, что не подарила Гимли, когда он просил. Не успеть проститься, если смерть уже считает оставшиеся минуты, отведённые ей, обычной русской студентке, в минувшей эпохе Средиземья. Что может быть страшнее, чем уйти в забвение без поцелуя, хотя бы прикосновения гондорца? Но есть ещё более горький удел, от одной мысли о котором кровь леденеет в венах. Если уйдёт не она, а он. Подобное просто за гранью боли, которую возможно испытать и не сойти с ума, не потерять рассудок. Как же хочется жить, просто пить сладкий чай, сшить красивое платье вместо всех этих надоевших рубашек и брюк, просто секретничать с Мирриан и Эленион в тенистом уголке цветущего сада, ведь они так ни разу и не делали этого. Как нестерпимо хочется тёплых солнечных лучей и жарких, нескончаемых поцелуев того, кем бьётся сердце, кто дороже мира, покоя и всей жизни.  — Эмма? — ощутив, как тесно прижалась к нему девушка, как напряглись её плечи, Боромир перевернулся с ней набок, ласково проводя пальцами по тонко очерченной высокой скуле, стараясь без слов угадать что тревожит, таится за плотно сомкнутыми веками, дрожанием густых ресниц. — Милая?  — Поцелуй меня.       В распахнувшихся фиалковых глазах было столько боли, невысказанного отчаяния, что он не смог ей отказать в этом утешении, хотя и без того был на грани разгоравшейся тёмной страсти. Остаться вот так, наедине с невестой, которая ничем не сможет защититься, если он даст волю бушевавшему в крови желанию плотской любви, было катастрофической ошибкой. Жадно прильнув к её приоткрывшимся губам, сходя с ума от пылкого ответа и девичьей податливости, он всё углублял поцелуй, стремясь испить дыхание, волнение, нежность, которые так будоражили своей чистотой. Он до боли, до рези в груди любил свой лучик, свою непокорную веточку. Любил вопреки войне и невзгодам. Любил так, что не мог насытиться поцелуями, налюбоваться смущённо разрумянившимся прекрасным лицом. А ещё эта не по размеру большая рубашка, как же она мешает, когда так хочется взглянуть на то, как розовый шёлк льнёт к молочной коже, к округлым холмикам грудей. Всего один раз взглянуть, кому от этого будет плохо? Подрагивающими руками воин расстегнул пуговицы, стянул, отбросил в сторону раздражающую плотную ткань, чтобы залюбоваться стройным телом. Но одного взгляда на не проявившую и толики возражения любимую было теперь слишком мало: склонившись, он провёл пальцами от тонкой шеи к впадинке ключицы и низкому вырезу бесстыдного одеяния, а затем, глотнув казавшегося раскалённым воздуха, повторил этот путь губами, пробуя на вкус, лаская языком нежную кожу на горле, вбирая, словно прекрасную музыку, тихий стон, стремясь скорее добраться до упругой груди, обхватить губами затвердевший розовый сосок, испить его сладость и ещё один стон. Ладонь накрыла второе полушарие, лаская сквозь ткань не так нежно, как хотелось, слишком нетерпеливо и поспешно, но зарывшиеся в волосы, притягивающие ближе пальцы и тихий шёпот слов, которых было не разобрать, заставили вынырнуть на поверхность страсти, поймать затуманившийся фиалковый взор.  — Ох… — слов не было, лишь новый глухой вдох. — Прости… я не должен был. Прости меня…  — Нет! — готовая расплакаться от того, что Боромир так резко остановился, всё ещё чувствуя дурманящую ласку и покалывание щетины на коже, пытаясь вернуть чудесные ощущения, Эмма потянула, прижала его ладонь к напряжённой груди, увернувшись, когда свободной рукой он попытался закутать её обратно в рубашку. — Пожалуйста, я хочу…  — Нельзя, — сжав её подбородок и глядя на скатившуюся по бледной щеке слезу, Боромир качнул головой, пытаясь разогнать плотный туман огненного наваждения. — Мы вернёмся в Минас-Тирит, поженимся и тогда всё что хочешь, но не сейчас, слышишь?  — Обещай, — чувствуя нестерпимую горечь от того, что уже в третий раз он отталкивает от себя, Эмма зажмурилась, чтобы сдержать слёзы разочарования и обиды, накатившего унижения. — Обещай, что так и будет.        Боль, он всё время причиняет любимой боль, и обещать, как бы того не хотел, на самом деле ничего не может. Подарить наступление утра, не то что следующего дня, не в силах. Гори всё огнём, ведь сердце, мысли и страсть никогда не оставят её, а гондорское слово нерушимо, в каких бы землях и обстоятельствах оно не было дано. Притянув и усадив сникшую девушку на свои колени, он подарил ей новый жгучий поцелуй, безмолвно ища прощения и находя его, глубже проникая языком в мягкость желанного рта. Широкие загрубевшие ладони, поглаживая, прошлись по узкой спине, а затем вновь обхватили нежные полушария грудей, уже не сдерживаясь лаская припухшие девичьи соски. Со временем они станут тёмными и тугими как вишни, но сводят с ума и сейчас: простые в едва распустившейся юности. Вбирая по очереди их в рот, чуть сжимая зубами, чтобы тут же обласкать языком, он ощущал, как от всхлипов подрагивающей, льнущей к нему невесты, остатки разума растворяются в заменившем кровь огне.       Не было свадьбы, зима ещё не уступила свои права весне, да и бывает ли весна в бесплодных Мордорских землях? А его хрупкая, робкая девочка хотела тепла, всей страсти любви. Не в силах ей больше в этом отказывать, воин отдался на волю бушующих чувств, испытывая растущее возбуждение, когда она всё смелее гладила его плечи, прикасалась губами к мочке уха, спускаясь к шее, распаляя до безумия невинной лаской языка. И вот уже нет сил тянуть: расстегнув, отбросив в сторону как лишнюю помеху и свою рубаху, он опустил девушку на кровать, накрывая стройное тело своим, стягивая шёлковую сорочку, чтобы прижаться к её обнажённой коже своей, ощутить, как маленькие ладошки скользят по спине, притягивая ещё ближе, сжимая их, чтобы не торопились, в своих ладонях и поднимая над головой, иначе не выдержит, не сможет быть таким терпеливым, как ей сейчас нужно. Покрасневшие от поцелуев губы капризно изогнулись, но он лишь втянул верхнюю в рот, лаская языком так упоительно, что любимая подалась навстречу, больше не сопротивляясь его воле. Сдерживать себя, медленно ласкать её, покрывая поцелуями шею и ключицы, вновь и вновь упиваться чувствительными грудями, прикасаться губами к плоскому животику, локтям и запястьям было трудно, но подмечать её дрожь, мурашки удовольствия от прикосновения щетины к ягодицам и бёдрам, столь восхитительно, что никакие силы мира уже не сумели бы его остановить. Пульсирующая боль в паху заставляла сжимать зубы, но проявить нетерпение было недопустимо, как бы сильно этого не хотелось. Целуя висок девушки, Боромир лишь крепче прижимал её к себе, наслаждаясь тем, как она крепко обняла его, едва освободил тонкие запястья. Лишь когда она, отвечая на очередной поцелуй и раздвинув стройные ноги, закинула одну из них на его бедро, гондорец спустился рукой вниз, медленно проникая пальцем в узкое лоно, стараясь не напугать, но в тоже время ощутить, готова ли она к слиянию. Тихий стон удовольствия, влага на нежных лепестках сказали ему о многом, вонзившиеся в спину ноготки требовали продолжения ласки, и он не отказал, поглаживая мягкие складочки, уделяя особое внимание напряжённому бугорку её женственности.  — Боромир, — имя само сорвалось с губ, когда не в силах сдерживаться, Эмма подалась навстречу его руке, сходя с ума от настойчивого поглаживания мозолистых пальцев, которые будили внизу живота искристое, опьяняющее тепло. — Пожалуйста, прошу тебя.       Поцеловав её в кончик носа, он поднялся лишь затем, чтобы стянуть штаны и тут же вернуться назад. Лихорадочный румянец на щеках девушки, испарина выступившая на её лбу и шее были сладкой живительной влагой, которую воин сцеловывал, пока не почувствовал как она прикасается пальчиками к его напряжённому, пульсирующему от страсти естеству. Слишком жарко, слишком желанно, чтобы не толкнуться в её ладошку накрывая пальцы своими, заставляя их сжаться, чтобы провести вверх до самого основания. Огненная лава достала до самых костей, заставляя теснее прижиматься к любимой, отвести её руку и, раздвинув ноги, которыми можно любоваться бесконечно, проникнуть, наконец, в желанное обволакивающее тепло. Он старался быть осторожным, не причинять лишней боли, и всё же она вскрикнула, выгнулась дугой в его руках и лишь тихий шёпот утешения, нежные поцелуи иссушили покатившиеся из родных глаз слёзы. Давая привыкнуть, медленно растягивая девственное лоно, он целовал её, пока не ощутил отклик, не услышал тихий стон удовольствия — тогда все преграды пали. Остался лишь испепеляющий огонь, жажда, жадность до её тела, стремление проникать всё глубже, двигаться быстрее, упиваться прерывистым дыханием, неумелыми ответными движениями. Никогда в прежней жизни близость с женщинами не доставляла такого удовольствия как с этой девочкой, невестой, будущей женой. Настоящее, полное слияние не только тел, но и душ, радость, эйфория, каждый новый толчок всё сильнее, мощнее, чтобы утвердить свои права отпечататься в каждой её клеточке, пустить корни, как давно этого хотел. Хотел с того момента когда она свалилась на него с ривенделльского вяза как самый драгоценный подарок небес. Громкий всхлип, приоткрывшиеся, округлившиеся губы заставили застонать в ответ, он видел, как её охватила дрожь удовольствия, чувствовал, как любимая забилась, сжала его внутри, и это заставило ускориться, глухо рыкнуть, застонать, изливаясь в обмякшее тело, а затем, не желая покидать её тепло, перекатившись набок, крепко прижимать к груди, с трудом вдыхая раскалённый после пережитого урагана страсти воздух. — Вот теперь я ужасно хочу за тебя замуж, — чувствуя разлившуюся по венам истому и всё ещё подрагивая в руках гондорца, Эмма нежно коснулась губами его покрытой рыжей порослью, влажной от пота груди. — Очень-очень.  — Я же тебя укушу за эти слова, — постаравшись изобразить негодование, Боромир строго заглянул в её глаза, но шутница лишь сонно зевнув, уютнее устроилась в его объятиях.       Очень скоро она едва слышно засопела, он же, укрыв их обоих своим плащом, ещё некоторое время пытался осмыслить всё что произошло, уже не коря себя за то, что сорвал цветок невинности любимой, но всё же понимая, что это случилось слишком быстро. Нужно было дать невесте положенный год, чтобы она повзрослела и привыкла к мысли о замужестве, но смог бы он сам столько терпеть гондорец не знал и жалеть ни о чём не собирался. Он ведь ещё осенью понял, что желает, жаждет видеть это волшебное белокурое создание своей женой, и даже если бы она была против, заставил бы, принудил к браку пользуясь своей властью и тем, что девушка после манипуляций Бомбадила совершенно одна, беззащитна в их мире, но она подарила свою любовь и вот эта взаимность сердец, пожалуй, была самым ценным, самым сладостным чувством на земле. Руки неторопливо скользили, поглаживая, изучая слишком худенькое после лишений похода, но такое желанное тело, запах её волос и кожи дурманил сознание, заставляя снова чувствовать, желать близости, словно той что была только что, не хватило, чтобы хоть ненадолго потушить полыхающий в крови пожар. Но, кроме желания обладать, было ещё и стремление заботится, опекать невесту, фактически жену. Он знал, как она сильно устала и нуждается в отдыхе, а потому лишь позволил себе прижаться подбородком к её виску и крепче обнять, ожидая, пока улягутся тревожные мысли и сознание накроет невесомая пелена сна.       Проснувшись глубоко за полночь, Эмма обнаружила, что в служившей убежищем комнате царит кромешный мрак. Должно быть полено в очаге совсем прогорело, а ничего больше с вечера она не припасла, да и разжечь не получится, если не позвать Бамблби, но это совершенно немыслимо, и так придётся утром быть настороже и держаться подальше от этого механического любителя «клубнички». Вопрос как это сделать уместен особенно, учитывая что их всего пятеро, и где-то на хвосте висит Голлум, если им конечно вчера Шелоб не позавтракала что вряд ли, но попытаться всё же придётся. Впрочем, под крылышком зычно похрапывающего Боромира, было очень даже тепло, а его лежащая на ягодицах ладонь волновала гораздо сильнее чем какое-то там эфемерное утро. Откинув с лица разметавшиеся волосы, девушка опустила голову на плечо воина. Душу затопили сразу два чувства: смущение и нежность, от них было сладко и волнительно, но и их вытеснили воспоминания о страсти гондорца. Это случилось и это было большим, чем рассказывают про физическую близость и секс, большим, чем она могла ожидать в самых смелых фантазиях. Гондорец был сильным, подавлял, подчинял себе и в то же время его чуткость, каждая тягучая ласка таили в себе столько нежности и заботы, что любовь к нему в её сердце, казалось, стала в тысячу раз сильнее, словно он заполнил её изнутри своим духом, кровью, буйным огнём. Родной, любимый, он был сейчас так близко, его запах проникал под кожу и хотелось, как котёнку, свернуться на широкой груди, чтобы, играя, гладить плечи, целовать заросший щетиной подбородок, зарываться пальцами в густую гриву волос, а потом, осмелев, прижаться губами к приоткрывшимся мужским губам, всего на секунду, просто иначе не выразить переполнивших сердце чувств. Не ожидая ответа. Но получив его.  — Не спится? — хриплый со сна голос был чуть насмешлив, когда, перевернувшись, он навалился на неё сверху, прикасаясь к губам в ответном изумительно чувственном поцелуе.  — Огонь погас, — лишь с запозданием поняв, как двусмысленно звучат эти слова, Эмма обняла его шею, притягивая к себе для новой ласки.  — Ты замёрзла?        Смеётся что ли? В таких медвежьих объятьях это просто невозможно.  — Согрей.       Дразнящий тихий шёпот заставил его тряхнуть головой, чтобы прогнать остатки сна и вспомнить о том, что любимая совершенно неопытна и, скорее всего, имеет в виду вовсе не то, что он со своей обострившейся похотью подумал.  — Погоди минуту, сейчас только вниз схожу, — гондорец приподнялся в кровати, пытаясь вспомнить, куда зашвырнул штаны, но тут же обернулся, с удивлением ощутив прикосновение девичьих губ к плечу. — Эмма? Мне казалось, ты не боишься темноты?  — Очень боюсь если ты меня сейчас оставишь, — потянув обратно, она снова обняла его целуя в уголок рта, и тогда воин понял что не ошибся в своих первоначальных подозрениях.  — Нельзя, — пожурил он пытаясь перехватить её запястья. — Тебе будет больно.  — Поверь, это совсем не та боль, которой я боюсь, — увернувшись, Эмма провела язычком по чувствительной, солоноватой коже его шеи, а потом потянулась за новым поцелуем, и Боромир во второй раз понял, что не может устоять, удержаться на краю страсти когда она так нежна, что огонь распаляя тело совершенно лишает разума.        Почти задыхаясь в его до боли крепких объятиях, подрагивая от удовольствия, когда, зацеловав до одури, любимый припал губами к её груди, Эмма выгнулась навстречу, сжимая пальчиками литые мышцы на его руках, закусывая губу, чтобы сдержать сладкий стон, рвущийся на волю, казалось, из самой души. Гондорец не соврал, новое проникновение его могучей плоти было болезненным, но плевать на саднящую резь, лишь бы продолжил входить так же глубоко, лишь бы не останавливался, не прерывал поцелуев. Окружавший со всех сторон мрак лишь придавал таинства их близости, и не было ничего запретного в том, чтобы обводить языком маленькие соски на груди любимого, царапать ногтями его спину, когда, погружаясь особенно глубоко, крепко сжимал ладонями ягодицы, притягивал ближе к себе, заставляя почти впечататься в тюфяк. Вскоре огонь страсти Боромира захватил её настолько, что не осталось сил сдерживать стоны, его зажавшая рот рука лишь добавила наслаждения, накатывающие волнами огненные искры заставили забиться в судорожном, лишающем дыхания освобождении, а он всё продолжал двигаться, пока, хрипло выдохнув, не излился горячим семенем. Она ощущала каждое его биение, пульсацию, заполнившее лоно тепло, и от этого любила ещё сильнее, а когда, тяжело дыша прижал к груди, обняла, целуя влажный от испарины лоб, погружаясь в негу общей радости, надёжную защиту его сильных рук, в которых так безопасно засыпать.        В следующий раз проснуться пришлось на рассвете, если можно назвать таковым туманное серое марево лишь немного рассеявшее ночную темень. Подняться заставила навязчивая мелодия Распутина, которую за дверями не поленился издать автобот. Как же сильно хотелось запустить в него чем-нибудь тяжёлым, но, вместо этого, чмокнув в небритую щеку удивлённого её недовольным бурчанием гондорца и накинув рубашку, Эмма поспешила вниз за водой для умывания. Конечно жаль, что автобот решил покинуть лестницу, иначе бы проверила не ржавеет ли он, как Железный Дровосек, и тем не менее девушка была рада, что не пришлось встретится с его синим взглядом. Наверняка ведь подслушивал, всё знает и теперь будет изводить лекциями о бушующих в некоторых девицах гормонах. Ну и чёрт с ним. Лишь бы Боромир и Фродо с Сэмом не поняли, о чём речь, а уж она предложит ему, раз добрались до Мордора, наловить бабочек.       Спешный завтрак, уложенные вещи и нехитрая снедь, тошнотворно воняющие орочьи плащи, амуниция и шлемы — и вот остатки Братства уже выдвинулись из захваченной у Врага башни, чтобы разведывая узкие тропы и прячась в рвущем одежду колючем кустарнике, начать поиск пути к своей единственной надежде на спасение — Роковой Горе.