Реинкарнация. Спустя триста лет

      Вокруг меня снова повисла тишина, гнетущая такая, противная, но в то же время приятная, ведь я понимал, что больше не нахожусь внутри ледяного саркофага, в котором меня запечатала Кагуя после своего поражения. Пиканье каких-то приборов постепенно угасало, заменяясь шуршанием бумаг, а булькание, которое я слышал у себя за головой, исчезло чуть ли не сразу же, как ко мне пришёл тот, кто назвался моим "другом". Его голос звучал так, как будто это был маленький ребёнок, которому несказанно повезло что-то выиграть или добиться желаемого, но с того, как оказалось, последнего момента я больше его не слышал, лишь шуршание обуви и тихое постукивание, часто сменяющееся шелестом что-то пишущей ручки. Повязка, которая была на моих глаза, иногда сменялась на другую, но в тот же момент настолько одинаковую, что у меня создавалось чувство, будто она совсем не менялась. Мои глаза всегда были закрыты, на вопрос: "Почему?", прозвучавший в моей голове, я лишь пожал плечами, но не только временная слепота была моей нынешней проблемой, ведь я также не мог говорить, хотя на моих губах не было ничего такого, что могло бы мне в этом помешать.       В один миг шуршание ручки стихло, а мой неизвестный "друг", стукнув тяжёлыми бумагами, подкатился к моей кровати, даже не посчитав нужным встать со своего стула на колёсиках, которые то и дело тарахтели каждый раз, как ему в голову приходила мысль прокатиться по комнате-палате. Я снова услышал железный, слегка приглушённый стук, — мой неизвестный "друг", похоже, снова взял шприц, который лежал, как мне показалось, в железной посуде, — через пару секунд мою руку уколола игла, а ещё через секунду — по венам начала распространяться какая-то жидкость. Что он мне колол, я не знаю, но мог точно утверждать, что это не что-то вредное, так как плохих последствий я не ощущал. Вот он уже привычным действием снял с моих глаз тряпку, но я, даже открыв глаза, не мог ничего разглядеть, хотя должен был признать, что уже мог видеть хотя бы призрачные контуры вещей и стены комнаты, которая оказалась довольно просторной. Через пару минут каких-то манипуляций и звуков воды, — это он пропитывал новую тряпку, — на мои глаза легла очередная порция лекарств, как я думаю. Отвар, которым была пропитана тряпка, своими запахами напоминал еловые деревья и какие-то чрезвычайно пахучие цветы, постепенно этот аромат затягивал меня глубоко в подсознание, невероятно нежно заставляя заснуть, а вместе с равномерным чирканьем ручки, которое начинало напоминать колыбельную, это всё казалось просто сном, ну или в моём случае — галлюцинациями.       Я очнулся от очередного укола и тихого шёпота, мой "друг" что-то очень тихо повторял, но разобрать того, что он говорил, я не мог. Я привык уже к уколам и они больше не доставляли мне дискомфорта, да и моё зрение, пускай ещё не восстановившиеся полностью, начинало приходить в норму, но вот то, что сейчас медленно вливалось в меня, доставляло неприятное пощипывание в левой руке, куда и была вогнана игла. Я чувствовал, как неизвестная жидкость закончилась, а игла была медленно вытянута из крошечной ранки. Вскоре неизвестный снял повязку, начиная замачивать другую, а я приоткрыл правый глаз, в который тут же попал свет и мне пришлось его зажмурить, но теперь я знал точно, что этот отвар или же лекарство помогает, постепенно возвращая мне зрение. На глаза снова легла влажная тряпка, а "друг" начал что-то записывать, предоставляя меня в распоряжение Богу снов.       В этот раз пробуждение оказалось лёгким, не таким, как три предыдущих, да и само чувство, которое я ощутил сразу же, было необычным и, что странно, казалось мне новым. Верёвки или же что там меня удерживало, сейчас уже исчезли, предоставляя мне свободу в действиях. Первым, что я сделал, снял с глаз тряпку, но не спешил их открывать, чтобы не ослепнуть от переизбытка красок, хоть их и было здесь не так уж и много. Серые стены, снизу которых шла чёрная полоса, шириной около двадцати сантиметров; множество железных стеллажей, на полках которых были все возможные скляночки, некоторые были пустыми, но большинство наполовину заполненными; деревянный стол, стоящий в пяти шагах от моей, как я и думал, кровати, на котором было две стопки бумаг и пара ручек; последними вещами были пикающие приборы, которые затихли ещё... вчера, наверное? И деревянная дверь, посреди которой было два символа: чёрный веер, который раздувал огонь, и символ водоворота.       Поднявшись, я, ещё немного шатаясь, наконец уже мог сосредоточить свой взгляд на чём-то одном. Медленно я подошёл к письменному столу и сел на стул, беря в руки пару листков, ещё не убранных в одну из двух стопок.       Сегодня его глаза впервые за долгое время смогли на чём-то задержаться, а не захлопнулись сразу, как это было раньше, так что я могу точно сказать — целебный отвар помогает. Каналы чакры, которые потерпели просто невообразимые изменения, из-за чего сузились почти в пять раз, сейчас, благодаря специальной сыворотке, под номером 335, начали постепенно, пускай и невероятно медленно, но расширяться, что было просто превосходно и значило лишь то, что он сможет вернуть свою силу, которая была у него триста лет назад...       Дальше я читать не мог: руки мелко дрожали, а к горлу подкатил ком, который будто давал знать, что меня тошнит, но меня не рвало скорее всего из-за того, что я толком не ел, а был лишь подключён к капельницам. В голове помутнело, а стул неожиданно резко пошатнулся, давая моему телу бессильно упасть на прохладный и твёрдый деревянный пол. Сознание потихоньку улетучивалось... Последнее, что мне удалось запомнить, так это быстрые и обеспокоенные шаги моего так называемого "друга", которого просто не могло быть в живых. Я знал, что когда очнусь, никого из тех, кого я знал, больше не будет в живых. Я смирился с этой мыслью ещё тогда, когда моё тело, душа и сознание были в ледяном гробу, полностью запечатавшим меня там на века, но те слова, которые я услышал от этого неизвестного в нашу первую встречу, пошатнули мою уверенность, давая призрачную надежду на то, что мои друзья, которых я помнил, смогли меня вытащить из гроба-печати.       Тело нестерпимо болело, что говорило только в пользу того, что я очнулся, а значит рядом сидит он и наблюдает за моим поведением. Как же мне интересно кто он? Правда ли друг или просто решил так представиться, чтобы запудрить мне мозги, надеясь, что я потерял воспоминания? Но чтобы я не придумал, мне пришлось открыть глаза, так как эти загадки порождали во мне интерес, который пересилил меня быстрее, чем его. Открыв сначала левый глаз, я увидел белый потолок и пару шкафчиков с пробирками и несколькими прямоугольными сумочками, открыв второй глаз, всматриваясь в потолок, я посмотрел вправо, жадно рассматривая неизвестного мне "друга".       Бледная кожа, утончённое лицо со слегка резкими чертами и глазами цвета мокрого песка; волосы молодого мужчины были сзади собраны в низкий хвост, а спереди были убраны на правую сторону, немного закрывая глаз. Назвавшийся "другом" был одет в зелёную сетчатую броню, сделанную на манер жилета, и белый халат, наверное, являющийся частью его рабочего вида, также на нём были серые штаны, дальше я рассматривать его не стал, заметив на себе его прищуренный взгляд.       — А ты буйный, Узумаки Наруто, — тихо произнёс мужчина, выглядящий лет на двадцать. Странно, но похоже он меня знает, даже, если учесть тот факт, что меня, наверное, уже похоронили лет так триста назад. — Тебе бы ещё полежать пару деньков, а уже потом вставать с этой кровати, — скосив взгляд в сторону подушки, спокойно произнёс неизвестный.       — Кто ты? — эти два слова дались мне невероятно трудно, казалось, что язык вот-вот завяжется или я его случайно откушу, что не сильно-то меня и радовало. По взгляду своего собеседника я также понял, что и он заметил моё затруднение во время произношения, не то, чтобы он показал открыто — скривившись или отведя взгляд в сторону, — неизвестный мне "друг" лишь немного прищурился и улыбнулся, непринуждённо, так, словно он и правда знает меня ещё с тех давних времён.       Немного поразмыслив, он сунул руку в карман штанов, доставая от туда свиток фиолетового цвета, если я правильно помню, то такие свитки используются для запечатывания чего-либо, а цвет свитка определяет его вместимость и ранг. Фиолетовый же свиток является самым распространенным и маловместительным, но он довольно полезен для шиноби с низким рангом и небольшим запасом чакры, являясь просто незаменимым как в быту, так и на миссиях.       — Ты, наверное, голоден, — будто прочитав мои недавние мысли, произнёс, как я думаю, шиноби, раз у него есть такой свиток. — Угощайся, — он, положив свиток на своём письменном столе, раскрыл его, а спустя секунду, в которую вместились и тихий хлопок и облачко серого дыма, свидетельствующие о призыве из свитка чего-то. В комнате почти сразу повис невероятный аромат специй и мясного бульона, сколько бы времени не прошло, но я никогда не забуду того, как пахнет и выглядит рамен. — Угощайся, — он предложил мне место на стуле, немного отодвинув его от стола.       — Итадакимас! — воскликнул я не хуже какого-нибудь шиноби, кричащего свой боевой клич. Взяв палочки, лежащие возле глубокой тарелки лапши с мясом и бульоном, я принялся за еду, медленно пережёвывая каждый кусочек мяса, каждое варёное яйцо, даже лапшу я старался не глотать, как я это делал в то давнее время, а тщательно пережёвывал, постепенно вспоминая, сколько же всего у меня связанно с этим блюдом Богов.       — У тебя хороший аппетит. Это хорошо, — тем временем говорил мужчина. — Тебе нужно много есть, чтобы восстановить своё тело.       Услышав это, я замер, внимательно смотря на молодого шиноби, а тот — на меня. После недолгих гляделок, я вновь принялся за рамен, но в этот раз незнакомец пристально следил за каждым моим действием, но даже это не помешало мне насладиться просто невероятной пищей.       — И всё-таки, — положив палочки на тарелку, я снова задал тот же вопрос. — Как тебя зовут? Я не помню, чтобы триста лет назад у меня был друг, похожий на тебя.       — Ну, — вздохнул мужчина, отводя взгляд в сторону, что показалось мне странным, так как он не был похожим на человека, привыкшего так себя вести. — Ты прав, я сильно изменился за эти триста лет и вряд ли ты меня узнаешь, Наруто, — он произнёс моё имя с какой-то странной интонацией, снова возвращая свой взгляд ко мне. — Но ты и сам не похож на того себя, каким тебя помню я, — неожиданно я понял, что он предпринял попытку увильнуть от моего вопроса.       — Триста лет в ледяной тюрьме, и ты говоришь, что я должен был остаться собой старым, — заметил я, при этом проговорив это так, что даже не почувствовал того обилия сарказма, звучавшего в моём голосе. — Если бы я остался старым собой, то это было бы странно, — равнодушно закончил я. Вспоминать то недавнее время, когда я был закован во льду, мне хотелось в последнюю очередь. — Так кто же ты?       — Что же, Узумаки Наруто, — от услышанного голоса по спине прошлись мурашки, а шипящие нотки лишь больше разогрели моё давно уже проснувшееся воображение. — Я твой единственный друг, некогда, давным-давно, а если точнее, то триста лет назад, оставшийся в живых, меня зовут Орочимару, один из тройки санинов Деревни скрытой в Листве.       От его шипящего голоса я ненадолго ушёл в себя, пытаясь переварить услышанное, а вместе с тем стараясь не вернуть съеденный рамен обратно в чашку. Я вздохнул, а после снова посмотрел в лицо сидевшего напротив меня человека. Фиолетовые круги вокруг глаз стали намного тоньше, чем были в прошлом, наверное именно поэтому я их сразу и не заметил, бледная кожа вдруг стала такой знакомой, а волосы, которые немного сместились, наконец показали мне серьги в виде томое, что также дало мне множество плюсов к той версии, что предо мной и вправду сидит один из санинов деревни Листа, самый гениальный шиноби пяти наций, Орочимару.       — Как такое возможно? — мой голос ослаб, понемногу затухая в конце, превращаясь в шёпот. Немного поразмыслив, я всё же пришёл к единственному, как мне показалось, правильному ответу. — Ты всё же смог добиться бессмертия, — невольно мои кулаки сжались.       — Бессмертие — это громко сказано, — театрально смутился шиноби, но он не старался отрицать того факта, что ему всё же удалось добиться кое-каких результатов. — Просто долгожительства, — растянув губы в усмешке, произнёс санин. — У меня ещё остаётся потребность в том, чтобы искать замену своему состарившемуся телу, — пояснил он, в то время как у меня по спине прошёлся холодок.