Closer

В день казни стояла невероятная стужа. Порывы холодного ветра яростно вздымали знамёна с головой лютоволка, развевающиеся над Винтерфеллом. Ледяной воздух жадно раздирал кожу прикосновениями. Даже губы, казалось, покрываются корочкой льда. Он постоянно разминал пальцы в попытках согреть их, рассеянно наблюдая за трепетанием серых знамён, сливающихся с небом. Мир будто засыпал, медленно замерзая. Люди молчали. Животные не двигались. Он ненавидел Север, этот суровый замок и тоскливый пейзаж: заснеженную равнину простирающуюся до самого горизонта. Но самое ужасное — адский холод, пробирающий до костей, воздух, раздирающий лёгкие. По крайней мере, из-за мороза не чувствовался запах палёного мяса. Ему вспомнилась Санса в ярком свете южного солнца. «Я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности, лорд Бейлиш». В тот момент его одновременно умиляла и злила её ложь. Сердце щемило от осознания того, что она ни во что его не ставит. Сердце щемило от вида её красоты. Тогда он поцеловал ей руку и захотел её страданий. Он молился о том, чтобы она лила по нему слёзы, чтобы заламывала руки, глядя на его удаляющийся корабль. Сердце щемило от нежности. Сердце щемило от боли. На самом деле, привезя её в Винтерфелл, он почувствовал, что что-то не так. Где-то в уголке сознания промелькнуло предчувствие беды, но он заглушил эти мысли. Потому что хотел её наказать? Теперь она наказывала его. «Я никогда не смогу вас простить». «Я никогда не прощу вас». В глубине души он ликовал, что она испытывает к нему хоть какие-то чувства. Его взгляд упал на массивную железную клетку — последнее пристанище Рамси Болтона. Он никогда не наслаждался зрелищем чьей-нибудь смерти. С человеком покончено — и этого было достаточно. Руки должны быть чисты. Ум должен быть трезвым. Его угнетала бессмысленная жестокость. Тем не менее стоило немалых усилий заполучить живого Рамси Болтона, и теперь следовало правильно распорядиться его смертью. Скормить собакам? Смотреть, как стая раздирает тело на куски, слушать, как крики боли тонут в собачьем лае — это было бы так просто. Повесить, заколоть, отрубить голову — всё это представлялось слишком мягким. Он не просто хотел убить Рамси, как стремился Джон Сноу, не просто хотел уничтожить его, стереть в пыль, как желала бы Санса. Он хотел его унизить. «Я никогда не сделаю ей больно», — заверил его Рамси Болтон, очевидно, представляя струйки крови на бёдрах Сансы. «Я никогда не сделаю ей больно». Его передергивало от осознания того, что бастард издевался над ним. Он лгал ему прямо в лицо! «Я никогда не сделаю ей больно». Разве можно было бы простить такое? Да что уж, он никогда и ничего никому не прощал. Как-то он читал про казнь, применяемую в заливе работорговцев для особо тяжких преступников. В ходе «смерти от тысячи порезов» человека привязывали к столбу в особо людном месте, где каждый мог отрезать от него по маленькому кусочку. Иногда преступнику вводили опиум, чтобы продлить мучения. Опиума не было, и он очень надеялся, что бастард не замёрзнет слишком быстро, или же что чернь не переусердствует. Достаточно будет того, что мейстер скажет им, что бастард заколол собственного отца, лорда и хранителя Севера. Простолюдины так чтят своих лордов. Достаточно будет сказать, что бастард оскорбил свою жену, леди Старк. Северяне так любят Старков. Он велел позвать её, когда всё уже было готово. Она встала рядом с ним, недоуменно наблюдая, как её мужа волокут к месту экзекуции. Он внимательно следил за её реакцией, за тем, как она пытается скрыть свой страх. Ветер трепал волчий мех на её воротнике. Чтобы стать волком, недостаточно надеть его шкуру. Она подняла голову выше, когда Рамси приковали к позорному столбу. Он слышал, как безумный Болтоновский бастард смеялся. Рамси Болтон смеялся им в лицо! Хриплый, булькающий смех, прорывающийся изо рта, переполненного кровью и осколками выбитых зубов, резал слух. Он глубоко вздохнул, приводя в порядок сердцебиение. Взял нож. Двинулся вперёд. И его сердце звучало абсолютно ровно, когда он лезвием вывел слово «Бастард» на лбу Рамси. Крик Болтоновского ублюдка напоминал одновременно звериный рык и вопль экстаза. Но нет, наслаждаться происходящим будут только они. Он снова занял своё место рядом с ней. Увидел, как Бриена Тарт морщится при виде того, как толпа разом набросилась, чтобы отрезать по кусочку от своего бывшего лорда. Ничто так не будоражит сознание бедняков, как падение господина. Прикасаться к тому, рядом с кем нельзя было стоять, вырвать печень у того, кто украшал растерзанными трупами стены своего замка — что может быть выразительнее? Люди плевали в лицо бастарду, отрывали куски плоти голыми руками и кидали кормившимся тут же собакам. Через некоторое время смех смолк. Слышалась людская брань, собачий лай и лязганье металла. Снег вокруг столба пропитался кровью. Он придвинулся чуть ближе, ловя каждый её вдох. Завороженно слушая прерывистое дыхание, воображая лихорадочный трепет сердца. Даже вглядываясь в окровавленное тело на столбе, заглядывая в опустошённые глазницы мужа, она как будто бы всё ещё боялась. Она как будто не верила своим глазам. Он избегал смотреть на то, что осталось от Рамси Болтона. Несмотря на холод, внутри разливалось приятное тепло: он любил чувство спокойствия, которое обволакивало его после осознания, что с очередным препятствием покончено. Свет становился ближе. Дотронувшись до её плеча, он ощутил, как она вздрогнула. Несколько раз моргнула, словно снимая страшное видение с ресниц. Прекраснейший из снов. Он медленно протянул её руку к своим губам, дотронулся до грубой дублёной кожи перчаток. Он увидел её улыбку, когда осторожно поднял глаза. Тонкую улыбку, скрывающуюся в уголке рта. В её взгляде было что-то одновременно дикое и тёплое, словно разгоревшееся пламя в домашнем очаге. Он улыбнулся ей в ответ, чувствуя, как всё трепещет внутри от осознания того, что она почти его простила.