Closer

Перед рассветом было всё ещё очень темно. Она наблюдала за тем, как медленно отступает тьма, как постепенно в сумерках предметы обретают очертание. Она явственно видела, как белеют его седые виски, утыкаясь лицом в постель чувствовала, как его запах проникает внутрь неё. Ей казалась, что она вся пропиталась им. Запахом мяты, вина и сандала. Перед рассветом, когда тьма ползла восвояси, а полусвет ещё только нащупывал себе путь, было время её власти. Она знала, что её сила невелика, в сущности — это была лишь тень силы, маленькая невинная игра, которую она только пробовала на вкус. Как пробовала эль с его губ. Пока он ещё спал, она опутывала его своим телом, небрежно, будто во сне. Она и вправду почти спала. Разве она бы позволила себе такое наяву? Он просыпался очень рано, но ещё долго лежал неподвижно, боясь дышать, боясь нарушить её покой. Она скрывала тень улыбки за накинутыми на лицо волосами, отмеряла стук его сердца, приложившись ухом к груди. Оглушительный грохот звучал колыбельной. Она льнула к нему, спокойная, как сон, чувствуя бедром его напряжение. Как долго он будет держаться? Он обнимал её, целовал в висок, с упоением вдыхая аромат волос. Он откидывался на подушку в изнеможении. Она сквозь ткань чувствовала обжигающий жар и дрожь его пальцев, когда он осторожно дотрагивался до её талии или бедра. Его пальцы сжимались в кулак. Он так мало себе позволял. Ей нравилось ощущение власти, разливающееся внутри мягким теплом, когда она беспокойно ворочаясь, закидывала на него ногу, когда терлась щекой об его ключицы. Заставляя его выдохнуть. Заставляя его сглотнуть. После этого он никогда не держался долго, обычно он вставал, осторожно выпутываясь из её объятий, залпом пил, одевался, стараясь на неё не смотреть. Он почти причинял ей боль, целуя перед уходом. Она знала, что его ногти до боли впиваются в ладонь. Ей не было жаль. Она вспоминала слова королевы Серсеи, наслаждаясь каждым мгновением его пытки. Она вооружалась, распуская волосы перед сном, натирая тело лавандовым маслом, облачаясь в тончайший шёлк, очерчивающий каждый изгиб. Он смотрел на неё почти умоляюще, когда думал, что она не видит, получая в ответ лишь невинную полуулыбку, трепет опущенных перед ним глаз. Она вся была в его власти. Он получал только усмешку, скрытую в глубине ее губ. Она дотронулась до его спины, когда он сел в кровати. Играя в невинность, она слегка приподнялась, следя за тем, чтобы сорочка чуть оголила плечо. Она наполнила трепетностью каждый произносимый звук, спрашивая его. — Ты уже встаёшь? Она хотела бы видеть, как мучительно сдвинулись его брови. — Множество дел требует моего внимания, дорогая, — отозвался он беззаботно, поднимаясь с постели. — Но не жена, да? — уточнила она, прикладываясь к подушке, не сводя с него спокойного взгляда. Он резко обернулся, очевидно, подумав, что ослышался. Она произнесла это слишком серьёзно, чтоб он мог подумать, что она заигрывает с ним. Она была недостаточно искушённой для того, чтобы заигрывать. О, она бы не посмела! — Разве я уделяю тебе мало времени? — спросил он, расплываясь в лукавой улыбке. Он медленно подошел к постели, словно крадущийся хищник. Она была слишком уверена в своей силе, чтобы бежать. Притворяясь жертвой, глядя на него снизу вверх, трепеща перед ним, словно лань, она могла подпустить его как угодно близко. Упивающегося своей властью. — Ты выглядишь таким усталым, — грустно проговорила она, играя в заботу. Дотронулась до его лица, когда он сел рядом. — У тебя под глазами тёмные круги. Пожирая её глазами он ничего не ответил, выжидая. Она слегка потянулась, выгнувшись, зная, что он задержит дыхание, впиваясь глазами в очертания её груди. Наверное, так бы она выгибалась под ним. Снова посмотрев на него, она увидела нечто тёмное и жестокое в глубине его зрачков. Она бы испугалась, если бы не была уверена, что он её не тронет. Он убил бы её, узнав, что всё это — просто игра. Чтобы покрывать поцелуями охладевшее тело. Она отвела взгляд, посмотрев в сторону, заметила блеск серебра на тумбочке. — Ты забыл…. — проговорила она, прислоняясь к нему почти вплотную. Она не смела поднять глаза, прикалывая брошь. Или делала вид, что не смела? Она видела, как вздымается его грудь. Когда он обнял её, с силой прижав к себе, когда он прижал её губы к своим так, как будто это было насилием, придерживая за затылок, наматывая распущенные волосы на руку, она ощутила, что его сердце бьется о грудную клетку так сильно, что, должно быть, скоро раздробит её вдребезги. Он целовал её так, что она сама была готова вдребезги разбиться. Рамси делал с ней многое, он делал то, о чем леди не стоит даже слышать, он обнажал её тело в попытках выпотрошить ей душу, он имел её бесстыдно, как шлюху, впиваясь зубами в самые интимные места. В постели с ним она кровоточила, словно распятая мученица. В постели с Петиром она истекала не кровью. Но он только целовал её, ничего больше. Он делал с ней намного больше, чем Рамси. Он всего лишь целовал её. С невероятной трепетностью. С невероятной жестокостью. Это так мало — всего лишь касаться губами её губ, всего лишь проникать языком внутрь её рта. Он опрокинул её на кровать, подминая под себя. Она знала, что дальше поцелуев дело не зайдет. Он мог быть страшнее, чем Рамси в такие моменты, только вот она его не боялась. Это чудовище было ручным. Она ощущала каждой клеточкой то, каким твёрдым было его тело, его плечи, заостренные камзолом, его руки, ноги и бёдра, и то, что между бёдер. Он произнес её имя на выдохе, прерывая поцелуй для того, чтобы вдохнуть. Он дышал её запахом, и она видела, как это действует. Когда он подходил слишком близко, хищник становился жертвой. Ей нравилось смотреть, как он сгорает, тщетно пытаясь унять кипение крови, сходя с ума от каждого её незначительного движения. — Санса…. Он её умолял? Она осторожно, почти невзначай, дотронулась кончиком языка до мочки его уха, чувствуя, как свело его скулы. Она ощутила как он, задрав ночную сорочку, хватается за её обнаженные бедра. — Не надо… пожалуйста... — издевалась она, умоляя. На какие-то несколько секунд он замер, видимо собираясь с последними силами. Он очень медленно убрал руки, поправил её одежду, избегая встречаться с ней взглядом. Он встал, оправил складки на камзоле, пригладил волосы и выпрямившись, надел одну из многочисленных масок. Стоя в дверях, он улыбнулся ей, чуть наклонившись, как улыбался в Королевской гавани — легко и непринуждённо. Он вышел за дверь, смотря прямо перед собой гордо и властно. Абсолютно поверженный.