Closer

Зимний ветер — зол. Я слышу его неистовое дыхание каждый раз, закрывая ночью глаза. ШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШ… Он шумит в моей голове, сковывает холодом сознание. ШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШ… Я не вижу снов с тех самых пор, как воскрес. Возможно потому, что на самом деле я всё ещё сплю. Я лежу под толщей снега, окоченевший, дожидаясь Короля Ночи. А может, я был сожжён, а мой прах развеян. В таком случае ветер шумит не в моей голове, он шумит вокруг меня. ШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШ… Даже здесь, в Винтерфелле, я вглядываюсь вдаль, пытаясь увидеть Стену на горизонте, хотя и знаю, что это невозможно. Я смог покинуть Стену, но она никогда не покинет меня. Зимний ветер это знает. Он шепчет мне на ухо свои страшные сказки. Уши покрываются инеем. Мозг сковывает корочка льда. Я замерзаю каждую ночь. Как бы много ни было огня, не могу согреться. Я бы раскроил себе череп, только бы не слышать. ШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШ… Я просыпаюсь от криков, хватаюсь за меч, далеко не сразу поняв, что происходит. Даже когда говорят, что у Сансы начались роды, долгое время прислушиваюсь, стараясь уловить в почти зверином вопле голос родной сестры. Я не верю в то, что хрупкая девушка может издавать такие звуки. Так продолжается весь день. Меня изводит ощущение собственной беспомощности. Септы ничего не говорят, но меня одолевает плохое предчувствие. Я слышу свирепое завывание ветра за стенами замка. Замираю у дверей её спальни, прислушиваясь, пытаясь угадать происходящее по интенсивности крика. Выдерживаю не больше пары минут. Я иду прочь, стараясь не думать о том, что мне заложило уши. Стараясь не думать о том насколько ей больно. Проходя мимо одной из ниш, замечаю Мизинца: он белее полотна. Я смотрю, как он до хруста сдавливает собственные руки, как вздрагивает при каждом крике Сансы. Возможно, и у этого чёрствого лорда есть сердце. — Что вы здесь делаете? — спрашиваю я. Заметив меня, Мизинец пробует улыбнуться. Выходит скомкано, его губы дрожат. — Септы что-нибудь говорили? — спрашивает он почти умоляюще. — Нет, — сухо отвечаю я. Я слышу, как её стоны сливаются с воем ветра. Это он виноват в её страданиях. Сейчас я так сильно его ненавижу. Впервые я явственно вижу, как этот человек натягивает маску. Обычно это происходит мгновенно, или же он вообще её не снимает. Сейчас видно, что он с трудом себя пересиливает. — Ожидание изматывает, не правда ли? — спрашивает он, очевидно, желая поддержать светскую беседу. — Большинство мужей не видит нужды присутствовать при родах, вы могли бы уехать, — говорю я ему. — Да, король Роберт, как я слышал, всегда уезжал на охоту, — усмехается Мизинец. — Но я не большой любитель охоты. Я делаю шаг вперёд, оглушаемый криками сестры. Заглядываю ему в глаза. — Недалеко есть бордель. Вы ведь большой любитель борделей? — Только своих, мой друг, — не моргнув, парирует он. — Не хотите ли выпить вина? — предлагает Мизинец так, как будто это он здесь хозяин. — Скорее всего, ничего не изменится в ближайшее время, — добавляет он, непринуждённо махнув рукой в сторону спальни Сансы. Я знаю, что убью его. Рано или поздно. Пересмешник снова накидывает маску. Он полностью перевоплощается, не оставляя и тени от того человека, что жался к стене ещё несколько минут назад. Только вот я помню страх, увиденный в замерших, будто остекленевших зрачках. Мы располагаемся в его кабинете, я никогда не сидел здесь прежде. На элегантном резном столе царит идеальный порядок, возле камина лежит огромная шкура, поданный кубок украшен позолотой и наполнен дорогим вином. Мне приходит мысль, что я никогда не интересовался той жизнью, которую вела сестра в Королевской гавани. Видя перед собой лишь отголоски той роскоши, я осознаю, что никогда не воспринимал всерьез тягу Сансы к материальному, и всё же это было приятно — красивые вещи и хорошее вино. Мизинец всего раз притрагивается к своему кубку, он сидит, не двигаясь, сцепив пальцы, положив на них голову. Его мысли далеко. Кажется, что он потерял ко мне всякий интерес. — У вас есть бастарды? — спрашиваю я, нарушая молчание. Мизинец отрицательно качает головой, даже не поднимая на меня взгляда. — Я всегда боялся зачать бастарда, — говорю я, отхлёбывая из кубка. — Вы должны благодарить богов, что вам досталась такая жена, как Санса, что у вас есть титул и состояние. Вы можете быть по-настоящему счастливы. — Да, разумеется, — отвечает Мизинец, вежливо улыбаясь. — Только вот… Вы не счастливы. Вам всегда мало, не так ли? Он откидывается в стуле, окидывая меня изучающим взглядом. Он напряжён. Он выжидает. Если она умрёт, я убью его. Я точно это знаю. — Как и вам, ваша милость, — отвечает он. — Мне ничего не нужно, — возражаю я. Мизинец пожимает плечами. — Какая ирония, не правда ли? — спрашивает он, наклонив голову. — Вам ничего не нужно. Но вы — король Севера, а ваша сестра даже не законная леди Винтерфелла, хотя и урождённая Старк. — Зато законная леди Харенхолла, — парирую я. — Да, вы правы, ваша милость, — соглашается он для видимости, смакуя вино во рту. Я вижу вызов в его глазах. Наверное, так они расправились с отцом в Королевской гавани, сдабривая дорогое вино льстивыми речами. Внезапно я вижу, как на его лицо ложится тень, он резко встает, напряжённо всматриваясь во что-то позади меня. Обернувшись, я вижу мельком, лишь уголком глаза — ворох простыней, уносимый торопящимися служанками. Все они багрового цвета. Я не успеваю ничего сказать, как Мизинец срывается к двери. Уверенной походкой он стремительно направляется к спальне. Грубо схватив первую попавшуюся служанку, практически отбрасывает её к двери. — Позови мне септу, — приказывает он. — Да, лорд Бейлиш, — испуганно восклицает девушка, скрываясь за дверью. Мизинец явно не в себе. Он играет желваками, непрерывно потирая перстень на указательном пальце. Всё его внимание устремлено на дверь. На его лице ещё сохраняется светская улыбка, которую он, видимо, уже не контролирует. Он выглядит жутко, стоя с опущенным лицом, сверкая исподлобья зловещим прищуром. Когда септа выходит, он хватает её за запястье и, наклонив к себе, начинает что-то шептать. ШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШ… Я не слышу слов, но реакция септы удивляет. Она вся сжимается, бледнеет, постоянно покачивая головой в знак согласия. Что он такого мог ей сказать? — Лорд Бейлиш, — прерываю я экзекуцию. Мизинец нехотя оборачивается. — Да, ваша милость. В нём нет ни капли почтительности. — Полагаю, септа Мерит делает всё, что нужно для Сансы. Отпустите её, — приказываю я. Я вижу, как он напряжённо сглатывает, стараясь прийти в себя, медленно разжимает руку, высвобождая запуганную септу. — Лорд Бейлиш, ваша милость, мы делаем всё возможное, — спешно заверяет она, захлопывая за собой дверь. В тот же момент раздается ещё один крик, такой громкий и дикий, будто кричит не человек, а загнанный зверь. Я чувствую, как по телу пробегают мурашки. Одного взгляда на Мизинца достаточно, чтобы понять, что он окончательно потерял самообладание. Я вижу в его глазах слёзы. Впервые я испытываю почти сочувствие по отношению к нему. Я не знаю, какая любовь заставляет его так страдать, любовь к Сансе или к самому себе, но это, безусловно, очень сильное чувство. Внезапно ко мне приходит осознание того, что, возможно, это самое чувство его и уничтожит.