Closer

Сидя у зеркала, она примеряла маски, поочерёдно прикладывая к лицу полумесяцы тканей с двумя прорезями для глаз. Изумрудная маска с птичьими перьями казалась ей слишком громоздкой, пурпурная с позолотой — вульгарной. Кремовая маска, украшенная цветами, напоминала ей о той поре, когда она ещё была девственна. Видя в зеркале, как брови медленно сдвигаются к переносице, она попыталась заставить себя перестать сожалеть. У неё будет много ночей, отравленных болью, но сегодня — её первый взрослый бал. В Королевской гавани ей довелось бывать на пирах, будучи замужней дамой, но тогда она была лишь истерзанной пленницей, сидящей среди львов. Столы ломились от яств, а она на каждом золотом блюде видела голову отца, в каждой груде мяса — выпотрошенное тело брата. Поднося кубок к губам, выпивая его до дна, она представляла, что причащается кровью своей матери. Её мутило. Она ощущала, как тошнота подкатывает к горлу. Она проглатывала её, отвечая: — Да, ваша милость. От той девушки не осталось и следа. Из отражения смотрела гордая женщина с ледяным взором. Её губы учтиво складывались в улыбку, но глаза не смеялись. Так же, как глаза её мужа. Она видела, как лакеи собирают его к празднику. Портной спешно подшивал камзол. Лорд-муж с трудом скрывал раздражение. — Ты будешь блистать сегодня, — сказал он, поймав её взгляд. Она бы удивилась, если бы он не сделал ей комплимент, и всё же была горда. Она не признавалась себе в том, что решила надеть бриллиантовую сетку на волосы только потому, что та ему нравились. Блистать — было подходящим словом. Казалось, что в их сегодняшние наряды вложено всё состояние. — Мы приехали просить у них хлеб, поэтому им и в голову не должно прийти, что нам может быть что-то нужно, — сказал он в ответ на её вопросительный взгляд, когда они выбирали ткань для платья. Она осторожно разгладила складки на тонком пепельно-сером шёлке расшитом серебром, словно дотронулась до северного неба. Кажется, это был первый раз, когда она видела его в чём-то светлом. Он нервничал, хотя и пытался казаться беспечным. На расслабленном лице играла лёгкая улыбка, а пальцы беспокойно теребили корешок счётной книги. Он даже во время примерки не оставлял свои дела. Хотя с делами и было покончено пару часов назад. Когда они остались наедине, она спросила: — Ты скоро увидишь Эйлин? Он стоял к ней спиной, поправляя манжеты, но она видела, как напряглась его спина. — Надеюсь, скоро, — расплывчато ответил он, чуть смягчая тон. Пытаясь её успокоить? — Передашь ей кое-что от меня? — спросила она, открывая шкатулку. Он подошёл к ней ближе, положил руку на полуобнажённое плечо. Перстень с печатью слегка впился ей в кожу. — Конечно, — заверил он. Она положила перед ним оберег — сплетение веток, нитей и высушенных цветов. — Что это? — поинтересовался он, усмехнувшись. — Это защитит её, — произнесла она, стараясь звучать уверенно. Для самой себя. — Её защитит наша армия и…, — он чуть осёкся, на мгновение поджимая губы, — король Севера. Я думал, ты больше не веришь в богов? — Я больше не говорю с богами, они не слышали моих молитв, когда я обращалась к ним. Но это ведь моя дочь. Она хотела добавить что-то ещё, но добавить было нечего. Это её дочь. Точка. Она была готова пить солёную воду, моля о защите Утонувшего бога, дышать сажей и дымом, воспевая Рглора, если бы только была хоть крупица надежды на то, что это поможет. Засыпая, она заклинала богов старых и новых. Они ни разу не ответили на её молитвы. Они все были ей кое-что должны. Он пожал плечами, беря со стола оберег. Её разозлило снисхождение, с которым он это сделал. — Ты ведь всё ещё носишь при себе тот платок? — спросила она, как бы между делом, надевая серёжку. Боковым зрением она видела, как его рука машинально метнулась к сердцу. Обернувшись, она бросила ему через плечо: — У всех свои обереги. — Скорее, у всех свои боги, — возразил он. Она не нашлась, что ответить. Её сердце замирало, когда он говорил нечто подобное. Речные каналы, словно вены, пронизывали Хайгарден. Тёплые воды облизывали гладкие стены домов, оставляя на сияющей извести тёмно-серый мокрый осадок. Многочисленные цветочные кустарники, вьющиеся по стенам, нависали над водой треплющимся на ветру балдахинами, когда под ними проплывала гондола, цветочные лепестки осыпались на головы сидящих в ней людей, словно хлопья снега. Ночное катание по каналам и шумные маскарады были любимым развлечением городской знати. Тиреллы давали бал для Матери Драконов в одном из частных садов, который был наподобие острова отделён водой со всех сторон и скрыт от любопытных глаз простолюдинов. Мягкий климат Простора позволял устраивать празднества прямо под открытым небом круглый год. Даже в самую долгую зиму, тут не выпадал снег. «Подумать только, я могла бы жить здесь», — подумала она отстранённо, смотря на то, как полная луна отражается в тёмной глади воды. Острые носы гондол то и дело разрезали этот рисунок, гондольеры разбивали вёслами лунный свет. Она бы не знала ни зимы, ни печали. Ни властных прикосновений его рук. Сидя рядом, прижимаясь к нему бедром, она подумала о том, как далеки они были друг от друга на самом деле. Ей было комфортно вести себя с ним чуть отстранённо, она испытывала благодарность за то, что он не сковывал её, не пытался подчинить себе её мысли. Возможно потому, что был уверен, что полностью владеет ей. Возможно потому, что читал её, как раскрытую книгу. Иногда ей хотелось обладать подобной способностью. Увидеть чуть больше, чем он ей показывал. Раскрыть его, как утром отдёргивают шторы. Чтобы увидеть свет. Со временем она перестала обращать внимания на его глаза во время разговора, стараясь выявить эмоции по жестам рук. Она ловила его лицо в отражениях, стремясь обнаружить нечто сокрытое, разорвать печать, чтобы увидеть, какой он на самом деле. Иногда это удавалась. Её губы чуть подрагивали, не смея перерасти в улыбку, когда она перебирала в памяти образы, выхваченные с поверхности зеркал: усталость его взгляда, печальный изгиб губ, тяжесть забот, лежащую в глубине морщин. Самое дорогое — его опущенный взгляд, скромно и трогательно блестящий за ширмой ресниц. Ей захотелось сказать ему что-нибудь тёплое. Вместо этого, она положила голову ему на плечо, посмотрев на ночное небо. Звёзд на небосклоне было столько же, сколько на ней бриллиантов. Он улыбнулся, загораясь, нежно провел рукой по её талии, сжатой шелками. Его поцелуй был таким глубоким, что она ощутила, как затылок вжимается в дерево. На мгновение она прикрыла глаза, прислушиваясь к плеску волн о бока гондолы, ощутила скулой остроту его ключиц под бархатистой тканью, почувствовала, как вечерняя прохлада медленно остужает тело. Она не заметила, как разжалась её рука, и в воду с тихим всплеском упала маска.