Closer

Ему снился сон, но он не был собой: выше ростом, шире, правая кисть не ощущалась, он был — Джейме. Более того, он чувствовал себя братом, помнил то, чего не мог помнить, думал о том, о чём не мог думать. Он слышал эхо шагов, входя в пустой тронный зал, этот звук был громче львиного рёва. Сестра сидела на Железном троне, гордо выпрямив спину, чёрное платье на ней плавно перетекало в окружающий мрак. — Город горит, — сообщил он, молясь о том, чтобы увидеть хотя бы тень беспокойства на её лице. Хотя бы тень удивления. Вместо этого он смотрел на то, как её губы, те губы, что он так любил целовать, те губы, что называли имена их детей, складываются в тёмную усмешку. Она была похожа на Безумного короля. — Я хочу посмотреть, — произнесла она, вставая с трона, направляясь к веранде. Он пошёл следом. Никого из слуг не было видно. Все оставили их. В замке стояла невообразимая тишина. Он шёл по темному коридору, сверля взглядом её спину, думая о том, что обречён вечно следовать за ней. Несмотря ни на что. Он вспомнил её совсем маленькой девочкой, чьи волосы были не длиннее его. Она убегала, заливаясь звонким смехом, дразнясь: — Давай, Джейме! Подростком она была похожа на куклу — слишком красивая, чтобы быть живой, чтобы дышать с ним одним воздухом. Он был готов убить каждого, кто на неё посмотрит. Сестра принадлежала ему, каждый уголок её тела. В ней было столько изящества, когда она брала его за руку, уводя в свою спальню: — Пойдём, Джейме. Он вспомнил её молодой девушкой. Вспомнил её плач в ночь после свадьбы с Робертом Баратеоном. На ней было платье цвета их Дома, золотая корона, вплетённая в волосы. И слёзы — крупнее рубинов на шее. Она плакала так горько, что ему казалось, его сердце разорвётся от боли. Она говорила, что умрёт, а он ничего не мог сделать. — Джейме! Он вспомнил, как они были счастливы, когда она была беременна Джоффри, их первенцем, символом их любви. Когда они были одни, она улыбалась совсем как в детстве. Королевская гавань утопала в золотом свете. Они держались за руки, чувствуя, что весь мир принадлежит им. Их волосы сияли на солнце ярче, чем позолоченные львы на пурпуре знамён. Это было как будто из прошлой жизни — эпоха их расцвета. Она была так горда красотой их сына, его смышлёностью. Сестра бежала через весь Красный замок, чтобы выхватить его с дозора и повести за собой. — Джейме! Пойдём, я кое-что покажу! И она показывала, как Джоффри делает первые шаги. Она хлопала в ладоши так, как будто это было чудом. Она была его чудом. Люди видели в сестре лишь красоту и надменность, а его восхищало сочетание внешней хрупкости и внутренней силы. Серсея родилась настоящей львицей, и рядом с ней он чувствовал себя львом. Она придавала ему сил, делала его жизнь осмысленной. Она была источником его счастья и причиной всех его страданий. Только она. — Иди за мной, Джейме, — бросала она через плечо, увлекая его в темноту пустых коридоров. Увлекаю его во тьму. Как так получилось, что девочка с искрящимися зелёными глазами стала этой женщиной? Она смотрела на горящий город, и пламя пылало в её зрачках. Внезапно он понял: она давно горела изнутри, и в какой-то момент в ней просто ничего не осталось. — Серсея, — он позвал её, чтобы удостовериться, что она всё ещё отзывается на своё имя. Сестра не обернулась. — Серсея! Он всегда знал, что дойдёт за ней до седьмого пекла, но содрогнулся при мысли о том, что это ещё даже не ад. Он смотрел на тёмную фигуру у перил, на силуэт женщины, которая пережила их отца и их детей, уничтожая врагов и сжигая невинных. Она убила женщину, которую он любил, но не могла убить в нём любовь. Как много зла он совершил ради неё? Хватило бы, чтобы утопить этот замок в крови. Хотел ли он хоть что-то изменить? Он замер, охваченный вереницей воспоминаний: её хрупкие детские пальчики, плескавшие в него водой, мастерящие с ним бумажные кораблики. Они поплывут в Королевскую гавань! Заливистый детский смех, до сих пор звучащий в сознании. Уголок свадебного платья, на который он смотрел, когда она выходила замуж, её соблазнительная улыбка, брошенная ему через плечо. Прикосновения её рук. Её неистовость. Её нежность. Её безжалостность. Точёный профиль, освещённый сиянием лунного света, блеск кубка, который она то и дело подносила ко рту. Её надменная улыбка. Её улыбка. Её улыбка. Он слышал голос сестры, повторяющий на разные лады: Джейме! Джейме? Джейме… Внезапно — совсем далёкое воспоминание, то, о чём он давно забыл: им было не больше шести, они лежали на кровати в покоях родителей, ложе казалось таким большим, что играя на нём, они воображали целый мир, строя Великую стену из подушек. Они подпрыгивали высоко, до самого потолка. Он вспомнил чувство восторга, охватывающее его в то время, когда его тело парило в воздухе. Какую-то долю секунды. Они смеялись, широко расставляя руки, будто в полёте. Волосы сестры взметались вверх при каждом прыжке, сливаясь с потоками света. Её улыбка. Её улыбка. Её улыбка. Тонкая рука, увлекающая его за собой к свету в конце коридора. Джейме! Детская ручка, хватающаяся за край его кафтана, влекущая в глубины сада. Снова. И снова. И снова. Её улыбка. Её улыбка. Её улыбка. Её поцелуи. Прикосновения. Сладкий запах волос. Биение сердца. Обнаженные ступни. Белая грудь. Тёмные губы, пахнущие вином. Смех. Пальцы, унизанные кольцами, погружённые в прозрачную воду. Тонкие морщинки в уголках её глаз, смотрящих так властно. Тяжесть бархатных платьев. Капли крови на нижней сорочке. Изящество рёбер. Три маленькие родинки на лопатках. Её дыхание. Аромат её пота. Её стоны. Её крики. Шёпот. Изгиб кисти, обхватывающей бокал. Она прижимала ладонь к затылку их дочери, обнимая её. Она вжималась в его шею лицом, когда была расстроена. Она смотрела на него в упор. Он ловил её взгляды. Гневные. Любящие. Ликующие. Печальные. Сколько умерло ради неё? Хватило бы, чтобы вымостить трупами весь Королевский тракт. Она улыбалась. — Джейме! — звала она, беря его руку. Когда он чувствовал тепло и мягкость её кожи, всё становилось на свои места, и он понимал, что каждое из своих преступлений совершил бы снова. Во имя любви. — Джейме, — произнесла она, подавая руку, не оборачиваясь на него. Тонкая полоска кожи светилась в темноте почти божественной белизной. Её ладонь была холоднее льда. Он прижался к ней, обвивая талию руками. Она откинула голову ему на грудь. Он мог бы сказать ей, как сильно любил её, как никогда не предавал, как был верен ей даже в своих мыслях до самого конца, но сестра была так увлечена пламенем. Если ей и суждено гореть в седьмом пекле до конца времён, он будет гореть рядом. Одно резкое движение и тело сестры безжизненно обмякло в его руках. Какое-то время он ещё держал её в объятьях, слушая крики умирающих, наблюдая, как огонь пожирает столицу, приближаясь к дворцу. Какое-то время, он ещё мог представлять, что она просто спит, ощущая в руках тяжесть её тела, её тепло, втягивая ноздрями её запах. Он закрывал глаза и видел как наяву — ее улыбку. Слышал восторг в голосе сестры, когда она узнала, что исполнятся все её девичьи мечты, что она выйдет за короля. — Я буду королевой, Джейме! Я буду королевой! Он положил её на ложе, сложил руки на груди, прикрыл веки. Она была всё так же прекрасна, словно фарфоровая кукла, чьё тело — слишком хрупкий механизм, для того чтобы сердце качало кровь, а лёгкие вдыхали воздух. Он поцеловал её в губы, на которых навсегда застыла умиротворённая улыбка. Выходя на веранду, он чувствовал облегчение, ощущая, как лицо заливают слёзы. Пусть этот город сгорит дотла, а семь королевств заметёт снегами. Никто никогда не платил за любовь ту цену, что они заплатили. Но это того стоило. Перемахнув перила, он ощутил сопротивление воздуха. Вопреки ожиданиям, жизнь не проносилась у него перед глазами. Он чувствовал холод и видел перед собой только мрак. Почему-то ему вспомнился Безумный король, кричащий: "Сожгите их всех!" И совсем будничное воспоминание: они с Серсеей обедали в чертоге Кастерли, наверное, он пошутил, потому что она ткнула его в плечо, и окликнула, рассмеявшись. — Джейме! За мгновение до столкновения с землёй ему стало невероятно страшно. Затем всё разбилось.