Closer

Вино и чувство вины ударяли в его голову чуть мягче, чем свет её улыбки. Без неё сир Флорент чувствовал себя незавершённым. Пустым. Неприкаянное создание, слоняющееся по замку бледной тенью. Никто не жалел сира Алекина, а потому и ему никого не было жаль. Мир дворцовых интриг, ещё недавно так противный сиру Флоренту, теперь плотно въелся в его существо. Он стал одним из них — хищников, что прятали оскалы за льстивыми речами, что изливались жадными слюнями в Борское Золотое и отравляли воздух испарениями своего тщеславия. По ночам, усталый и измождённый, он чувствовал, как преображается его тело, как извращается заражённая фальшью душа, а притворство и жестокость яростно вгрызаются в сердце, ослабленное одиночеством и болью. Сиру Алекину не с кем было об этом поговорить, некому показать свою печаль. Он забыл, когда в последний раз говорил о чём то искренне. В его нынешней жизни было так много лжи, что правдивым было лишь молчание. Только ей. Только с ней. Он молился о том, чтобы леди Санса позволила ему говорить от своего лица. Он молился, чтобы она позволила ему быть собой. Чтобы хоть что-то от него оставила. Когда леди Бейлиш смотрела на него, он был благодарен. Когда улыбалась ему, день был прожит не зря. Когда она мягко дотронулась до его предплечья, прося о том, чтобы он доставил анонимное послание сиру Джулиану Кворгилу, ему было всё равно, что написано в том письме. Сир Джулиан прибыл в Хайгарден совсем недавно, но уже успел снискать успех у местных дам. Молодой, статный, «солёный дорниец» с вьющимися чёрными как смоль волосами и тёмными глазами, бесстыдно смотрящими из-под полуприкрытых век, он вызывал в замужних дамах вздохи восхищения и заставлял молоденьких девиц смущённо опускать взор. К чести сира Джулиана стоило отметить, что он был известен не только своими любовными победами. Сир Флорент слышал, что он превосходный боец с копьем и, несмотря на молодость, опытный воин. Очевидно, дом Кворгилов возлагал на него большие надежды в предстоящем турнире. Сир Алекин знал, что леди Санса не заинтересовалась бы таким человеком, как сир Джулиан, и потому сделал предположение, что этот маневр был как-то связан с недавним неприятным инцидентом. Дело было в сестрах Рован. Лейвна Рован, старшая сестра, была изящной девушкой шестнадцати лет с волосами цвета льна и звонким смехом. Она проводила своё время в безудержном веселье, окружённая свитой поклонников и льстивых подруг. После самой королевы и леди Сансы, должно быть, она была третьей красавицей, хотя находились и такие, кто смел утверждать, что её живое очарование способно затмить холодную красоту леди Бейлиш. Если бы не обещание ни коим образом не бросать тень на их с леди Сансой отношения, лорд Алекин с удовольствием поставил бы этих болтунов на место. Но более всех отличилась сама леди Лейвна, на одном из недавних пикников, посмевшая заявить во всеуслышание что: «После преступлений, совершённых домом Старк, неудивительно, что все, кого смогла заполучить леди Санса — это карлик, бастард и хозяин борделей». Леди Бейлиш донесли в тот же вечер. Сир Алекин не видел лица леди Сансы, когда та услышала об этой дерзости, но прекрасно мог себе представить злость и негодование, которое она испытывала. Разумеется, чтобы поставить выскочку на место, леди Санса попросила его позаботиться о том, чтобы леди Лейвну не пригласили на обед к Деснице, а наглая девица в свою очередь приказала всем своим воздыхателям так же не приходить. Лорд Десница лишь посмеялся над мягкотелостью юных рыцарей, а леди Бейлиш и вовсе промолчала, но сир Алекин видел, как побелели, сжимавшие кубок, пальцы. Это была война. Леди Нора Рован, младшая сестра, казалась полной противоположностью. Невзрачная и тихая, она всюду следовала за старшей сестрой, словно тень, но, как казалось, лишь затем, чтобы своим невыразительным внешним видом подчеркнуть блистательную внешность леди Лейвны. Она была всего на год младше, всего на пару дюймов выше, с такими же волосами цвета льна и схожими, как у сестры, чертами лица, но всё же чего-то в ней не доставало. Чего-то настолько значимого, что делало леди Лейвну одной из первых красавиц, а её саму — пустым местом. Очевидно, леди Сансе не составило большого труда переманить эту девушку на свою сторону. Сир Алекин знал, как хорошо леди Бейлиш умеет играть на чувствах других, и потому удивился лишь самую малость, увидев, как Нора Рован прогуливается с ней под руку у пруда с водяными лилиями. В тот же день было дано то самое поручение. Мягко дотронувшись до его предплечья, леди Санса проговорила слова благодарности и заявила, что очень ценит его дружбу. А затем — она ему улыбнулась. Искренне. Сир Алекин заметил нечто новое во взгляде, устремлённом на него. Будто голубой лёд начал таять. Воодушевлённый такой переменой, сир Флорент решил рискнуть, и когда леди Бейлиш сделала движение, чтобы уйти, он взял её за руку. Встретившись с удивлённым взглядом леди Сансы, он смутился, но всё же попросил её остаться. Вопреки ожиданиям, она не отказалась. Это были лучшие четверть часа за многие месяцы. В счастливом восторге сир Алекин только и мог, что смотреть на неё, совершенно не заботясь о том, каким преступным со светской точки зрения было их молчание. Флирт может быть уместен между мужчиной и красивой женщиной, но молчание, глубокое и тяжёлое — хуже самых бесстыдных комплиментов, так как оно обозначает близость, не имеющую на существование никаких прав. И всё же они молчали. Он — глотая признания. Она — то и дело приглаживая волосы, которые ворошил ветер. Сир Флорент так и не выпустил руку леди Сансы. Опустив глаза, он медленно отсчитывал долгие мгновения, во время которых его осмелевшие пальцы сжимали её пальцы, ощущая, как где-то миллиметрами выше, под тонким слоем надушенной кожи бьётся пульс. «Я умру за вас, — думал он. — Я умру из-за вас». Внезапно до их слуха донёсся звук шагов, и леди Бейлиш резко одернула руку. Появившаяся служанка, окинула его холодным взглядом и возвестила о том, что леди Сансе пора идти к королеве. Будто бы извиняясь за резкость прислуги, леди Бейлиш чуть улыбнулась уголками рта и попрощалась. Смотря на то, как служанка раскрывает над ней широкий бежево-золотой зонт, он всё ещё силился поймать то, что было сегодня в леди Сансе. Всё ещё силился понять это. Она ушла, ни разу не обернувшись, а сир Флорент поспешил исполнить данное ему поручение. Он вновь чувствовал себя втянутым в грязное сплетение дворцовых интриг, вновь ощущал, что руки его становятся замаранными, и всё же той ночью сир Алекин засыпал куда легче. Будто бы сто лет не дыша, он, наконец, сделал глоток пьянящего свежего воздуха. До нынешнего дня, у сира Флорента не было ничего, что могло бы доказать реальность их отношений, ничего, принадлежащего леди Сансе, чем он мог бы обладать и что стал бы лелеять. Ни пряди волос. Ни клочка бумаги. До нынешнего дня он был никем и обладал ничем. До нынешнего дня. Но теперь. Теперь. Он чувствовал, что перестал быть тенью. Теперь. Каждый миг его жизни был пропитан сладкой негой того молчания.