Closer

Взяв с золоченого блюда спелый апельсин, он достал маленький нож с малахитовой рукоятью и начал аккуратно срезать толстую оранжевую корку. Затем поднёс очищенный фрукт к лицу. Свежий цитрусовый аромат приятно щекотал обоняние. — Жаль, что его не довезти в целости до Севера, — произнёс он, обращаясь к сидящей рядом жене. — Я бы хотел, чтобы Эйлин его попробовала. Санса подняла голову от бумаг, переписыванием которых он попросил её заняться, и внимательно на него посмотрела. Она выглядела такой невинной и чистой с заплетённой косой, из которой выбилось несколько длинных прядей, и в простом светлом утреннем платье, открывающем шею, что он невольно залюбовался ею. Неверные жены так не выглядят. Неверные жены не смотрят так открыто. Усмехнувшись своим мыслям, он отвёл взгляд в сторону, к неудовольствию замечая за собой все признаки болезненной одержимости. Внутренний голос настойчиво твердил ему: Она не такая. Такая или нет, но ты теряешь хватку. Не хватало только, чтобы эта девочка переиграла тебя. В брак. Она уже не девочка. Она — женщина, которую ты создал. Не стоит её недооценивать. Не ты ли придумал использовать её невинность в качестве оружия? Опрометчиво было не предусмотреть то, что она использует это против тебя. Опрометчиво было не подстраховаться. Он знал, что у Сансы не было причин верить ему, так же как не было причин сомневаться в его безжалостности. В сущности, создавая этот союз, он строил его на холодном расчёте с тонкой примесью чувственности. Не стоит недооценивать то, как сильно женщина может жаждать любви. Даже такая женщина, как она. Особенно такая. Но разве он не достаточно хорошо транслировал — любовь, заботу и уважение? В сущности единственное, что он не показывал Сансе, и было тем, чего, возможно, она так желала, тем, что люди называют любовью. Он не понимал эти ощущения и всячески подавлял их, инстинктивно боясь даже не того, что они делают его слабее, а того, что это не то, что от него ждут. В его искренность никто никогда не поверит. Ни она. Ни другие. Разве не он манипулировал её чувствами каждый день, что дарили им боги? Разве не он лгал и играл ею, только за тем, чтобы она была спокойна и покорна? Разве не он положил Сансу под бастарда, который изнасиловал её в брачную ночь, содрав свадебное платье с той же жестокостью, с которой сдирал человеческую кожу? Он мог бы солгать, что тогда ещё не любил её, а лишь желал обладать. Он думал так в то время, он говорил себе так. Но правда в том, что он испытывал к Сансе то, что люди называют любовью, уже тогда. Ещё в Королевской гавани. И боги знают, как давно, потому что он потерял счёт времени. Возможно, он любил её ещё до того, как увидел, потому что сейчас ему казалось, будто так было всегда. Будто все эти годы всё, что он делал — ждал, пока появится она. И всё, что он делал после, он делал ради неё. Ради их будущего, ради того, чтобы их дети сидели на железном троне. Влюблённость в Кэт представлялось ему теперь не более чем влюблённостью, потому что Кэт никогда не была ему близка. Но Санса была кровью его крови, его отражением и продолжением. Санса была словом, сорвавшимся с его губ. Олицетворением его грёз и стремлений, и мира, который он хотел создать. Как женщина она была желанна для многих, и он видел, как, глядя на неё, мужчины примеряют его жену к своим постелям и своим гербам. Но для него были особенны не её красота и знатность, ум или даже характер, а индивидуальность. Они были очень разными, и всё же она была точно такой же, как он. Санса боялась его ровно так же, как он втайне боялся её, предчувствуя, что только она смогла бы его убить. Потому что даже видя опасность, он бы её не оставил. Сознавая всё это, он понимал, что слишком сильно любит Сансу для того, чтобы показать свою искренность. Он не боялся боли, которую она сможет ему причинить, будь у неё в руках такое знание, такое оружие, но боялся, что потеряет власть над ней, что больше не сможет ею управлять. Что потеряет её и тот грядущий мир, бриз которого он уже чувствовал на своем лице. А что если он сейчас её потеряет? А что если она убьет его и выйдет за другого? Его деньги будут полезнее и удобнее с ним мёртвым, нежели чем с ним живым. Его имя ничего не стоит. Он имеет ценность как союзник, только пока она так считает. Он отец её ребенка, что же… Эйлин так мала, она будет называть отцом того человека, который её воспитал. Если бы он был на её месте, то убил бы себя прямо сейчас. Если бы он не был тем, кто любил её больше всего на свете. Но если Санса не убьёт его в ближайшее время, это может означать, что она, та, что похожа на него больше других, тоже что-то скрывает и, возможно, испытывает к нему нечто подобное. Он вздрогнул, ощутив, как Санса прикоснулась пальцами к его руке. Её кожа всегда была такой холодной. — Можно я попробую? — спросила она. Вначале он не понял, о чём речь. Лишь когда Санса кивнула на апельсин, который он, задумавшись, продолжал сжимать в руке, он разжал ладонь и позволил ей забрать очищенный фрукт. Не притронувшись к ножу, Санса вонзила зубы в спелый плод, и откусив кусочек, прикрыла ладонью рот из которого брызнул апельсиновый сок. Она не всегда была такой аккуратной, как он.