Браавос
Начав работать в Железном банке, он знал, что они будут пристально наблюдать за ним, по крайней мере, первое время. Он сам поступил бы так. Проще всего узнать о секретах мужчины через постель, поэтому ему было понятно стремление новых работодателей подложить под него хорошенькую шлюху. Вначале он противился этому — не потому, что боялся быть в чём-то уличённым. Не было того, что не смог бы скрыть, если бы хотел. Но потому, что ему было почти физически противно находится с кем-то настолько близко. Может быть, впервые в жизни, он действительно хотел иметь возможность ничего не изображать, остаться наедине с собой. Быть собой. Никто не видел следа от верёвки на его шее, он стёрся, впитался, горя и сдавливая где-то внутри, под кожей. Преследуя в виде воспоминаний о худшем дне в жизни — когда его любовь предала его. Почему это вечно происходило с ним? В память о любви к Кэт на нём красовался шрам от живота до горла. В память о любви к Сансе тянулся внутренний шрам — от горла к самому сердцу. Ты пообещал себе, что с тобой больше никогда этого не произойдёт, и всё же допустил. Снова. Когда старая шлюха, воняющая потом, опиумом и ещё какой-то дрянью, привела ему очередную девушку, он был готов вежливо отказаться, но когда гостья грациозно откинула вуаль с лица, слова застряли у него в горле. Сказать, что она была похожа на Сансу, означало ничего не сказать. Глаза у девушки были теплее, с вкраплением жёлтого, словно золото, в радужке, а волосы светлее, так что немного напоминали спелую пшеницу, но сами черты, фигура, даже взгляд — будто срисованы с его жены. С той, кем она была много лет назад. Эта девушка выглядела непозволительно молодо, и потому он спросил: — Сколько ей лет? Мадам улыбнулась широкой улыбкой и мягко погладила девушку по плечу. — Не беспокойтесь господин, она — одна из наших самых опытных Камелий, в её надежных руках вы не заскучаете. — Одна из самых опытных? — недоверчиво переспросил он. На вид гостье было не больше шестнадцати. Его никогда не тревожил возраст женщин, с которыми он спал, будь они молоды или наоборот, отвратительно стары, но было странно видеть перед собой копию жены, которая выглядела так, как будто ещё не знала мужчины. Представленную в виде искушённой дорогой шлюхи. — Иммаколэтта вам понравится, — заверила его женщина. «Иммаколэтта», — мысленно повторил он. Какое странное имя. Позже он узнал, что у всех девушек в Доме Камелий были сложные изысканные имена, такие же, как их наряды: многослойные, с длинными рукавами и шлейфами, с шёлковыми и кружевными вуалями. На Иммаколэтте было платье из тонкой голубой ткани, полупрозрачной и лёгкой. Наряд обволакивал тело девушки во множество слоёв, словно она была бутоном. Так и хотелось потянуть за пояс, заставляя цветок распуститься. Волосы убраны в странную громоздкую причёску, куда были вплетены жемчужины, цветы и несколько заколок инкрустированных драгоценными камнями. Слишком претенциозно на его вкус. Широко распахнутые глаза смотрели призывно и с интересом, а приоткрытые губы словно застыли на выдохе. Очертание её рта было окрашено помадой цвета морских кораллов. Это смотрелось вульгарно на таком молодом лице и в тоже время завораживало. Вид этой девушки, само то, что спустя всего несколько месяцев они раскусили его, подобрали такую, что, словно искажённое отражение, повторяла облик Сансы, внушило настоящее беспокойство. Это было точное попадание в цель. Стой! Ты убит. Принять в подарок ночь с этой шлюхой было разумно, как и впустить её в свою жизнь. Пусть в Железном банке думают, что знают всё о его слабостях и желаниях, ибо он не мог и представить, как глубоко они докопаются, если он не поддастся сейчас, заставляя их умерить пыл. В конце концов, хорошо, когда знаешь, кто точно за тобой следит.***
Гнездо
Она всегда хотела стать кем-то большим. И она стала. Определённо. Хозяйкой Винтерфелла, Риверрана, Гнезда, Харенхолла, владелицей таверн, борделей, торговых лавок и кораблей. Матерью и правительницей. Единственное, чего ей пока не хватало — короны на голове, но то было вопросом времени. Её жизнь стала гораздо лучше, чем прежде, она не уставала напоминать себе об этом, с замиранием сердца наблюдая за тем, как играют зелёные искры в глазах дочери, когда та водит изящными маленькими пальчиками по запотевшему от мороза стеклу. Моя жизнь стала гораздо лучше с тех пор, как его не стало. Это был правильный выбор. Прошлое казалась сном — красивым и пугающим, фантазией и кошмаром, увязая в котором она кричала то от наслаждения, то от боли. Настоящее напоминало спокойную послеобеденную дрёму. Всё было просто и понятно, естественно и хорошо. Ей не нужно было никому доказывать своё право на власть, не нужно было считаться ни с чьим мнением. Она единолично принимала решения, которые касались не только её самой и её семьи, но и сотен людей, ищущих покровительства и защиты. Она хорошо справлялась. То было верное решение. С этим любой бы согласился. Она завела любовника, а когда тот надоел, приблизила к себе другого — рыцаря с вечной саркастической улыбкой на губах, сира Двейна Кирана. Сир Двейн нравился ей своей внешностью — высокий, темноволосый, сложенный аккуратно, с аристократичными длинными пальцами, больше подходящими музыканту, а не воину. Привлекало его чувство юмора — ядовитое, подстёгивающее, держащее собеседника в тонусе. Двейн был одним из младших сыновей, ему ничего не полагалось, но он смог высоко подняться, умело манипулируя людьми, выполняя сомнительные поручения. Такой род деятельности не пугал, напротив, она находила удобным держать подобного человека так близко. В конце концов, когда-то она была женой самого опасного человека в Вестеросе. И победила того человека. Впрочем, она не была склонна недооценивать Петира. Оттого и воспользовалась услугами Двейна: его связями со шпионами и контрабандистами из-за Узкого моря. Благодаря чему ей докладывали обо всем, происходящем в Браавосе. Она знала, где живёт Петир, что ест и с кем спит. Знание — сила. В этой силе она находила свой мир и спокойствие. Зная, что стены, отделяющие их друг от друга, достаточно крепки.***
То был самый разгар зимы, дрова старались экономить, и потому во всём замке отапливались лишь несколько комнат. Для детской не жалели дров, но там всё равно было холодно. Эйлин и Терри сидели перед камином, закутавшись в волчью шкуру. Они играли в игру: гадали, на что похоже пламя, всматриваясь в горячие красные языки, лижущие чёрные стенки. — Это похоже на Риверран — мой замок, — указал Терри. — Это меч, — сказала Эйлин. — Ветви дерева. — Башня. — Дверь. — Это мой папа, — произнесла Эйлин, улыбаясь. — Ну, это уже выдумка, — возразил кузен, — ты его не можешь помнить. Даже не знаешь, как он выглядит. Увидев, что в глазах у девочки стоят слёзы, Терри нахмурился и поспешил исправиться: — Это ничего. Я своего тоже не помню. Но в ответ Эйлин замотала головой: — Я знаю. Как выглядит мой папа. — Да откуда? — фыркнул Терри, не понимая, почему кузина так стремится выдать желаемое за действительное. Ведь сам он жил не только без своего отца, но и без матери. — Когда я засыпаю, то могу вылететь из комнаты, как птичка... Я лечу далеко-далеко, за море, где мой папа, и смотрю на него. Терри рассмеялся. — Не может такого быть. Так не бывает. Это тебе все снится, Эйлин. Это не по-настоящему. — По-настоящему, — возразила девочка, упрямо поджимая губы. — Ну и как он там живёт? — не унимался Терри. От возбуждения он даже вскочил, скрещивая руки на груди, смотря на маленькую кузину сверху вниз. Но в ответ Эйлин лишь опустила голову и засопела, показывая, что ничего больше не скажет. — Ты это выдумала, потому и не рассказываешь. Ты ещё маленькая, вот и веришь во всякое. — Не маленькая! — возмутилась Эйлин — Ещё какая маленькая! Тебе даже пяти лет ещё нет. Едва больше младенца. Маленькая и глупая — вот ты какая! Говоришь, что смотришь на него, но даже не знаешь, как он выглядит. — Я знаю, — ответила Эйлин с обидой. — Мой папа живёт в большом белом доме, у него много книг, он всё время сидит за столом... работает, как мама. — Ага, — кивнул Терри, — выдумщица. — Я не выдумала это! Я видела! — Когда была птичкой, да. — ...У моего папы, — продолжила Эйлин, еле выговаривая слова дрожащим, всхлипывающим голосом, — есть большой сад, там много-много красивых цветов. — Ну так что же ты не принесёшь оттуда хоть один? — Я не могу. Принести. — Это потому, что всё это — неправда. Эйлин притихла и наклонила голову ниже, как будто покоряясь, смиряясь с тем, что кузен снова оказался прав. Покачав головой, Терри обернулся к двери, намереваясь позвать Оливию или няню, чтобы те приказали сделать для них горячего молока с мёдом. Доводя кузину до слёз, он быстро раскаивался. Как вдруг, ему в спину ударили слова Эйлин: — ...В том доме, с моим папой, есть девушка с длинными волосами... такими светлыми... В них цветы, украшения... Она красивая, прямо как моя мама. Усмехнувшись, Терри уже собрался обернуться и передразнить неугомонную кузину, но вид стоящей на пороге леди Сансы заставил его остановиться. Её лицо было странным: пустым, как чистый лист бумаги, и таким же белым.