Шёпот

Она сгорит. Седьмое пекло, да она сгорит заживо — впрочем, Джораху, кажется, от этого ни горячо, ни холодно. А вот мне — наоборот, всё внутри перевернулось, я такого даже не ожидал (как хорошо, что я не Джорах). Нет, я привык к тому, что в моей жизни нет никого, кроме Дейенерис Таргариен, что она не боится ничего, ведь в её жилах течет драконья кровь, но пускать её в открытый огонь мне не очень хотелось. Она же, мать её, девушка, да еще и королева Миерина — она нужна своему народу. Она мне нужна. Я бы лучше зарубил каждого кхала и пролил кровь в святом городе. Это Джорах говорил, что так делать нельзя, а я его не послушал и спас ему жизнь, в итоге. Ну и кто оказывается правым? Дейенерис. Конечно же, она — кто же еще? Даже её взгляд как будто говорит мне «не смей спорить». Разве ей можно противостоять?.. Впрочем, наверное, можно, но это точно буду не я. И не Джорах, который даже рта открывать не собирается. И возражать. И который, в отличие от меня, абсолютно уверен в адекватности подобного решения. Наверное, старый рыцарь уже радуется тому, что снова увидит её выходящей из огня и будет ей восхищаться — если у неё вообще получится выйти. Эй, мужик, а ты не подумал, что в этот раз может и не получиться? Хм, а ведь на нас никто, кроме этой странной девушки из Дош Кхалин, не смотрит. Да и то, она общего языка не понимает, а Дейенерис, если захочет, может и не давать своим эмоциям волю, и девушка не поймет, что с Великой Кхалиси спорят её собственные советники. Она даже не поймет, о чем мы разговариваем. Значит, я могу спорить — хотя я не привык с ней спорить, сейчас это единственное, чего мне хочется. Наверное, когда она жгла своего кхала, Джорах её тоже отговаривал. Говорю же, мы с ним похожи: главное, чтобы сама Дейенерис это не скоро заметила. — Да ты с ума сошла? — Ты знаешь другой способ? — спрашивает она на общем языке. Как я и предполагал, дотракийка, с которой она пришла, ничего не понимает. — Мы могли бы убить их, всех, до единого. — В четыре руки? — Если ты останешься здесь и никуда не пойдешь, я могу привести Безупречных. Нас будет много, и… — Её взгляд будто заткнул меня, попросив встать на месте и больше не делать ни шагу. Дейенерис усмехнулась. Не верит в нас, значит. — Это будет бесполезно: дотракийцев слишком много, чтобы я тратила на них свою армию. Суд кхалов состоится сегодня, поэтому времени медлить и посылать за Безупречными нет. К тому же, в Вайес Дотрак запрещено проливать кровь. — А я говорил, — наконец-то произнес Джорах. Ну конечно, для того, чтобы выставить себя перед ней, он снова использует свой проглоченный язык. Здорово, теперь нам нужно поставить Джораху-андалу памятник, можно вместо тех коней у главного въезда. И сделать подпись: «Этот человек отказался проливать кровь в Вайес Дотрак, из-за чего чуть не сдох». Дени смерила его недоброжелательным взглядом — очевидно, наши мысли совпадали. — Мы уже убили двоих. Точнее, я, один, так как Джорах немного… — Да, немного болен серой хворью. Но вряд ли она об этом знает. — Устал с дороги. К тому же, в этой его рубашке очень жарко — поражаюсь, как он её носит и снять не хочет. — А сам-то, в кожаных доспехах хожу. Да уж, раньше мне удавалось врать гораздо лучше. — В общем, это неважно, кто кого убил, важно то, что я уже нарушил ради тебя кое-какие клятвы. И, между нами говоря, по-моему, это кое-что значит. — Ты мог бы их и не убивать — я тебе этого не приказывала. Ну конечно. Ты не приказывала. Зачем мы вообще сюда прибыли, Джорах? Она и без нас, кажется, может справиться. Давненько меня женщины не заставляли чувствовать себя таким ненужным. — Я же один из твоих самых главных защитников. Телохранитель. Я должен убивать во имя своей королевы — это моё призвание. Ну и что, смогу я здесь хотя бы пару глоток перерезать, чтобы моя королева была свободна? Она улыбнулась. Ну наконец-то, а то мне казалось, будто я совсем беспомощен. — Ты за этим пришёл? — И за тем, чтобы освободить тебя — да. Карлик в Миэрине долго не протянет, он слишком много болтает. Мормонт усмехнулся, словно говоря: «Ну да, как и ты». — Хорошо. Собственно, мне придется вас об кое-о-чем попросить. Только, умоляю, будьте потише, иначе всё испортите.

***

— Мы достаточно прочно заперли дверь? — Да. — Ты проверил, там все мертвы? — Они же женщины, и доспехов не носят. Всё в порядке, прекрати суетиться. И вовсе я не суечусь. Просто волнуюсь. Она там одна, со всеми этими огромными и потными волосатыми мужиками, которые способны использовать свой аракх для чего угодно, кроме стрижки волос. Они, наверное, даже яйца могут ими чесать… А, впрочем, в святом городе нельзя носить оружие — как же это я забыл? Почему это яйца носить можно, а аракх нельзя? Что опаснее — яйца или аракх? Особенно для девушки? — И долго нам придется ждать? — спросил я, чтобы отвлечься от этой увлекательной дилеммы. Джорах пожал плечами. — Как только увидишь дым и огонь — значит, дело сделано. Мы же выполнили все её указания и теперь должны только ждать. Он отвернулся от храма и лёг на спину, наблюдая за звёздами. Интересно, о чем думает этот старый романтик? — Наверное, ты жутко боялся, когда она впервые сделала это? — Что? — Вошла в пламя. — Ты даже не представляешь, насколько, — его рот изогнулся в небольшом подобии улыбки, словно он погружался в воспоминания. — Она говорила, что огонь не может убить дракона, но она-то вовсе не дракон. Ты её видел? Еще только девочка, худая, хотя Дрого и сделал её женщиной… сначала вопреки её желанию, а потом она стала только поощрять его за это, даже ребенка собиралась подарить. Мальчика. — Погоди-погоди… Выходит, она не любила Дрого, когда выходила за него замуж? — Нет, с чего бы? Они даже не были знакомы, пока Визерис не решил заключить с дотракийцами союз. Но он, правда, не знал как их себе подчинить, а поэтому у ничего не вышло. Если бы он собрался дотла сжечь Храм Дош Кхалин, выйти невредимым и родить пару-тройку другую драконов… — Она полюбила супруга, который был ей навязан, но при этом не может полюбить меня. — Я грустно усмехнулся. Джорах повернул на меня голову. — Она точно в какой-то степени любит тебя. Уж точно сильнее, чем меня. — Но ты был её другом и советником гораздо дольше моего. — Разве это имеет значение? Я промолчал. — Поверь, её отношение к тебе много лучше, чем кажется на первый взгляд. Разве что она не может тебе доверять, потому что ты однажды уже предал своих напарников. — А что я мог поделать? Они были глупыми и не хотели сдаваться ей в плен, раздумывая лишь о том, как бы её трахнуть где-нибудь в степи. Думали победить, а я не хотел им победы. В таком случае, чем бы они были лучше дотракийцев? Абсолютно ничем. Что те, что другие — никто не понимает, что такая женщина должна принадлежать одному мужчине… И как грустно осознавать, что она принадлежит мертвому кхалу! Джорах встрепенулся, как будто я его ударил, или он услышал что-то необычное. — Кхал Дрого был в два раза тебя больше, и ни разу не проиграл ни одной битвы. Вероятно, именно поэтому он и стал Великим Кхалом. — Какая разница, каким он был? — плюнул я. — Он мёртв, а они ждут, что Дейенерис всю жизнь будет принадлежать одному ему. Такая женщина навеки досталась в лапы какому-то дикарю лишь потому, что её безумный братец решил так сделать. Я что, хуже кхала? — Джорах усмехнулся. Ну давай, андал, смейся над неопытным мной. — Найди себе кровных всадников и отрасти длинную косу, тогда поговорим об этом. — Я так понимаю, ты откажешься от этой привилегии? — он мне не ответил, снова поворачиваясь к звездам и игнорируя мой вопросительный взгляд. — Тебе никогда не было обидно, что она не выбирает тебя? — Нет. — Почему? — Потому что я готов посвятить ей всю свою жизнь, сколько бы мне ни осталось. А это больше, чем запрыгнуть к ней в постель и ублажать по ночам. — Она ведь женщина, Джорах. Женщина нуждается в ласке. — Только не Дейенерис. Если бы ей была нужна любовь, она осталась бы в Вайес Дотрак, с другими кхалиси, которые не очень сильно любили своих кхалов, в отличие от неё. Но она рвётся править, а не быть верной. Сначала в Миэрин, потом — домой, в Вестерос. Как думаешь, зачем ей дотракийское войско? Для тех же целей, для которых Визерис отдавал её Дрого. И она додумалась до этого сама — даже без наших советов. О чем же она думает в первую очередь? Я помолчал. В голове вдруг предстала Дени в одном из своих миэринских платий: а позади неё было огромное войско из Безупречных и дотракийцев. Она поднимает руку, держит её и резко отпускает с криком «Пли!», и в меня, словно я враг, летят стрелы, а Безупречные выдвигаются всей толпой, сформировав один огромный и не пробиваемый щит. А она всё стоит в своем платье и улыбается, глядя на мою смерть. — А когда она вернётся домой? Что тогда? — Должно быть, мне придется отправиться на руины Старой Валирии, чтобы доживать свой век там. — Ты не увидишь мир под её правлением. Джорах покачал головой. — Нет, не увижу. Но мне достаточно знать, каким он будет. — Я её защищу. Ну, если она… — Я уже хотел сказать что-то про то, что она, став королевой, обязательно отошлёт меня прочь, но увидел, как небольшие языки пламени лижут деревянное основание круглого храма. — Джорах-андал, вставай, нам пора идти. Я не знал, куда иду. И зачем. Смотреть на это зрелище? Видеть обугленные тела кхалов, которых она подожгла, и обугленное тело её самой? Боги, мне было даже страшно думать, что я могу там увидеть. Ну, а Джорах, разумеется, был максимально уверен в том, что она жива. Он не боялся увидеть её труп, в отличие от меня — он уже проходил через это. Чего еще от него можно ожидать? Он столько времени с ней провел, а она и его не смогла полюбить, не увидев в преданном старом рыцаре своего кхала. Слово-то какое дурацкое. И во мне она тоже ничего такого не увидит — и на что я продолжаю надеяться? Она ведь Матерь Драконов, а я простой наёмник, перерезавший своим сокапитанам глотки. Неудивительно, что она мне не доверяет. Но разве я мог поступить иначе? Как еще бы я мог доказать, что буду верен? Деревянные створки храма, полностью поглощенные огнём, падают, и появляется она: двигается медленно, не имея на себе ничего из одежды, окутанная языками пламени, словно одеялом или окруженная ангелами, воспевающими её невероятную красоту. Неповрежденная… Нет, погодите, как она это говорит? Неопаленная. Неопалимая. Ай, впрочем, какая разница — она божественна, вот, в чем дело. Дотракийцы повылазили из своих норок, чтобы взглянуть на то, что происходит. Видимо, ждали, что совет кхалов выведет её на всеобщий позор, и каждый желающий сможет взять её прямо под луной (тогда бы мне точно пришлось попытаться уложить двумя руками целое стадо дотракийцев). Но всё вышло иначе, и никто из кхалов не остался в живых. Только она. Дейенерис. Не моя Дейенерис. Но и Дош Кхалин она тоже больше не принадлежит. И то хорошо. Дотракийцы стремятся припасть перед ней на колени, свидетельствуя о своей верности. А я не могу. В глазах слепит от яркого света — и непонятно, то ли его излучает огонь, то ли она сама. Матерь Драконов, Разрушительница Оков… Теперь к ней прибавится еще один титул: какая-нибудь Кхалиси, и тогда к ней точно будет не подобраться. Точно не простому наёмнику: нет у дотракийцев таких традиций. Ума не приложу, что они с нами сделают. «Не сделают, — напоминает мне здравый смысл. — Ты просто наёмник, забыл?» И даже странно, что я подрастерял свою уверенность в себе. Наёмник-наёмник, я всегда гордился этим, но дело-то не во мне, а в ней — в женщине, которая не стремится отвечать мне взаимностью. Пока она стоит в самом пекле, я только об этом и думаю: о том, как она умудряется не гореть, как ей не жжется, как она стоит в самом сердце огня и не корчится от боли? А ведь ответ прост, Даарио: просто она и есть огонь, и он горит и в твоем сердце тоже, после кроткого прикосновения, надменного взгляда и тихого шёпота. Дейенерис. Её сладкое имя плавает в моей голове, занимая всё внимание. И со всеми, кто здесь находится, происходит то же самое. "Дейенерис!" - кричат их сердца, и огонь распирает их души. Из-за неё становится по-настоящему жарко: страсть и восхищение пылают даже в сердце Джораха, и каждого, кто находится неподалеку. Джорах тоже опускается перед ней на колени. Он уже видел это — он знает, что делать, и не теряет голову. А я не могу так. Наверное, слишком шокирован происходящим. Слишком возбужден верой в то, что её истинное предназначение спрятано где-то под кожей, под самым сердцем, куда не добраться ни одному простому смертному. Её судьб расположена там, где течет кровь, которая помогает ей не гореть. Ведь она дочь Дракона, значит и сама она Дракон. А мы с Джорахом ей точно не пара. Сомневаюсь, что в этом мире вообще есть кто-то, кто способен соответствовать ей по величию… Разве что только сам Великий Кхал. Её взгляд падает на меня. Да, я тоже должен быть на коленях — нет, не потому, что ей этого захотелось, а потому что все так делают, выражая свою преданность. Я мог бы выразить её и по-другому, но не при всех. Я не дотракиец, и для меня любовь — это слишком личное занятие, о котором никому не следует знать. А если я могу заниматься ей с такой женщиной, то и на коленях оказаться не грешно. Грешно от неё отказываться, забывать о том, что смысл всей моей жизни заключается в поисках красоты. А она и есть эта красота. Я никогда не верил в Богов и не знал никаких молитв, но надеялся, что она и правда не сгорит. Она и не сгорела, и тогда я припал перед Дейенерис на колени и стал просить о другом. Я шептал, так тихо, чтобы никто не услышал, и не смея поднять взгляд. Я знал, что мир должен принадлежать ей, и никому больше. Я читал вслух, упоминая всех божеств, которых знал: Бог Света и Огня, наверное, питал к Дейенерис особый интерес, оберегая её от воздействия пламени. Я не знал, как к нему обращаться, так что взболтнул что-то на валирийском, надеясь, что он меня услышит. Я вспомнил и о Семерых, которых проповедовали в Вестеросе — я даже не знал их имён, но понимал, что некогда они, вероятно защищали семью Дейенерис, поэтому могли вспомнить о своей благодетели. Так что попросил даже их. Наконец, когда мне не о чем молиться, я поднимаю на Дейенерис взгляд, а она уже спускается и идет к нам. Обнажённая. Джорах не торопится подниматься, а я всё равно не был научен нормам приличия, так что выхожу чуть вперёд и готовлюсь поймать её в объятия, к которым она не торопится. — Ты невероятная женщина, — срывается с моих губ, еще когда Дейенерис даже близко ко мне не подходит. Она кивает. — Я знаю. А ты еще не верил в мои планы. — У невероятных женщин — невероятные планы. Комплименты ты тоже принимать не умеешь, Дейенерис Таргариен. — Спасибо, что заперли дверь. — Она развернулась, даже не взглянув на Джораха, но я перехватил её за запястье. — Постой… — Я собрался с духом, припоминая всё, что к ней чувствовал. Хм, эта женщина достойна моего вожделения и даже любви — самой настоящей и искренней. Знал ли я, как это выразить? Если бы не знал, не был бы Даарио Нахарисом. — Я даже не знаю, как сказать это. Всё-таки, самовнушение — это великая вещь. — Я не Великий Кхал, и у меня нет армии или кораблей. И наследства — тоже. Я не из богатой и родовитой семьи. Я не гениальный стратег, но умею хорошо драться. И готов драться за тебя, и убивать за тебя. Я убью столько человек, сколько потребуется, и это будет больше, чем любой из кхаласаров, которые ты здесь видишь. — Неужели? — Она усмехается. Не верит в меня. — Позволь мне идти за тобой, — сказал я, снова вставая на колени и держа её руки в своих. — Позволь мне за тебя сражаться. Позвольте… Кхалиси, позвольте принести вам клятву верности. Это вызвало у неё приступ хохота. — Что? — спросил я, поднимаясь на ноги. — Слышать клятвы верности от Даарио Нахариса — вот, что действительно смешно. А как насчет служения красоте? — Ты и есть красота. — И любви? — И любовь. — Пауза. Даарио Нахариса больше нет, но есть человек, готовый служить ей. Как Джорах. — Ты и есть моя любовь, Дейенерис Таргариен. — Тогда ты и так уже мне служишь, — произнесла она, подходя ближе и прижимаясь к моей груди. Даже пахнущая гарью, хотя и совсем не потная, она была великолепна, и я положил руки на её голую спину. Я и прежде видел её обнаженной и обнимал её, но сейчас это походило на первый раз, и подобные прикосновения заставляли мои ноги подкашиваться от волнения. — И это очень хорошо. — Ты нарушаешь традиции, вдова Великого Кхала, — усмехнулся я, — обнимая чужого мужчину на глазах у всех дотракийцев. — Великий Кхал мёртв, а я — всего лишь его вдова, — печально произнесла она. — И никто мне теперь не указ. — Ты только этого и добивалась, верно? — Дейенерис поднимает на меня взгляд, и я в кои-то веки смотрю в её глаза, а не на грудь. Темно-фиолетовые, словно ночное небо над этим кхаласаром, они так и манили меня к себе. И я не выдержал. Можно я поцелую тебя, Дейенерис Таргариен? Прежде я никогда разрешения не спрашивал, но и женщин, которые выходили невредимыми из горящих храмов, я тоже не встречал. А я еще не верил. Но она продолжает шептать, даже целуя меня и поднимая руки выше, к моей шее. Может, соскучилась по мне? Как бы это было хорошо. Впрочем, даже если всё не так, то хотя бы я её целую. И она меня. Я мог бы и не спрашивать разрешения: Дени на всё была согласна, запуская пальцы в мои волосы и начиная их перебирать. «Это всего лишь поцелуй, — говорю себе я. — Но её язык продолжает нашептывать истории, которые отдаются мурашками по моей спине и вызывают в голове слишком яркие образы». Образы ярче огня и таинственнее, чем мрачная темнота в её глазах.