Кошмары из детства

Все в жизни имеет смысл, ничто не случается просто так. У всего обязательно есть причина, которая впоследствии обязательно прояснит ситуацию. И когда придет свое время, все встанет на свои законные места, как было предначертано. Возможно. Наверное. Вполне вероятно. Но на самом деле, это полноценная херня, заполняющая ваш слабый мозг, если вы уповаете на чью-нибудь помощь, примитивно полагая, что вам должны по дружбе. Такого не бывает. Жизнь – штука несправедливая, вредная, взбалмошная, одним словом – настоящая сука. Каждый справляется сам в меру своих возможностей и сил, мы все одиночки, несмотря на количество лизоблюдов рядом. Не у всех поступков есть основания, чаще – слепое желание, подорвавшийся инстинкт, зовущий совершить то или иное. Логика отсутствует напрочь, если вы об этом. Знаете, я всегда стремился к ней, да-да, именно к ней. Только она так ловко ускользала от меня все время. В детстве я не был особо популярным, скорее изгоем, но я верил, что особенный, что меня ждет нечто невероятное. Придурок. Один случай научил меня сразу всему, что так необходимо. Мне было лет шестнадцать, тогда я выглядел болезненно худым и беспомощным, хотя, скорее всего внешне я не изменился с тех пор. Отрочество мое проходило подобно остальным подросткам: отвратительная школа, странные одноклассники, зацикленные на пошлых шуточках, невыносимо скучные предметы, бушующие гормоны и мимолетная дрочка по утрам в душе. Спросите, чем я был недоволен? Всем. Почему? Потому, что наивный идиот. Мне казалось, все вокруг хуже меня, глупее, беднее, страшнее. И хотя я не говорил этого вслух, весь мой вид выдавал неприязнь к остальным. Ну, а чего еще можно ожидать от мальчишки в таком возрасте? Понимал меня и видел насквозь мой сосед, лучший друг по совместительству – О Сехун. Младше меня почти на четыре года, но с высоким интеллектом. Да, поэтому я его принял, он заслужил. Тот случай произошел после концерта, на который я соизволил пойти с мало знакомой компанией. Я медленно брел к дому, отхлебывая из бутылки с пивом, прихватил со стойки в баре, смотрел куда-то вдаль и блуждал в своих мыслях. Потом подошли двое, не вспомню их лица, попросили закурить, затем подозвали еще двоих. Пока я пьяными жестами объяснял, что сигареты у меня отсутствуют, да и по сути курить вредно, один умело врезал мне в челюсть, второй в поддых, третий указал пальцем в переулок, приказывая нести меня туда. Меня растлили возле грязного мусорного бака, покрытого нехилым слоем ржавчины. Парни не стеснялись и воплощали самые непристойные фантазии вместе со мной, ведь, почувствовав вкус собственной крови, я не сопротивлялся. Они все равно держали мои руки, где-то в районе запястий, ловко освободили меня от штанов, раздвинули ноги и поимели так, как хотелось. Было адски больно, будто раскаленная кочерга рвется из внутренностей наружу, уничтожая живые ткани. Слава богу, если это не считается богохульством, я впал в шок, который все равно не смог остаться незамеченным. Конечно, молодые люди не стремились сделать все по-быстрому. Им понравилась моя податливость. Мозг тогда с трудом варил, от того, что я выпил на концерте до него и после, потому я был послушен. Главарь шайки, посмотрев на мои косые от алкоголя глаза, сразу заставил себе отсосать, причем конкретно вставив по самые гланды, а когда вызвал этим приступ рвоты, залепил по лицу. Остальные довольствовались задницей, беспощадно портя невинное тело. Молодцев не смутили кровавые следы у ануса, они дружно посчитали это отличной смазкой и продолжили веселиться на полную катушку. Спустя часа три или четыре, я точно не знаю, они отпустили меня. Как отпустили, позволили сползти на землю, хватать ртом воздух, откашляться… сами быстро свалили в неизвестном направлении, а я , отблевав свое в бак, дрожащими пальцами застегивал ремень, попадая не в ту дырку. Дома меня поджидали суровые родители, готовые рвать и метать от того, что я не пришел вовремя, однако увидев покалеченного сына, мать залилась слезами, отец кинулся к телефону. А я? А я добрался до комнаты и лег, глядя в белый потолок. Ничего не хотел, только, чтобы меня оставили в полном покое. И дело было не в моей упертости или особенности. В тот вечер во мне кто-то умер. В ту ночь, полную кошмаров, маленький Лулу умер, остался лишь пустой ЛуХан. Вы спросите, что было дальше? Ничего. Все разбирательства ни к чему не привели, парней не нашли, а меня стали засмеивать в школе, обзывая пидорком. Вскоре к ученикам подключились и учителя, не стеснявшиеся в высказываниях в мою сторону, все считали – я виноват сам, на то была причина… Вранье, не было ее там. Просто у мужиков зачесались яйца, вот они и воспользовались тем, кто первым попался на пути. Ко мне приходил лишь СеХун, разговаривал со мной часы напролет, рассказывал про его будни в школе, про новые видеоигры, про девочку, которая ему понравилась. При нем, слушая все незначимые бредни, я молча плакал ему в плечо, я ему открывался. Доверял теперь лишь ему и родителям, записавшим меня на курсы психотерапии, чтобы мне стало легче. Суровые дядечки показывали тесты Роршеха, тыкали в чернильные кляксы, вопрошая, что же я вижу в листе, задавали стандартные вопросы из своих списков, предлагали поиграть в ассоциации, устраивали сеансы групповой терапии, с такими же отвергнутыми обществом людьми. Но в итоге, я замкнулся еще больше в себе, перестал разговаривать, часто уходил в свой мир и возвращался только к Сехуну. Больше никто этого не заслуживал. Да и у меня особого желания не возникало. Долгие месяцы раздумий все же ослабили ужас воспоминаний, я вернулся к учебе, готовился к выпускным экзаменам. Ограничил круг доверенных людей до трех, избегал любых контактов в школе, не смотрел никому в глаза, если случалось завести разговор, быстро оканчивал его и уходил. Кое-как доучился, получив аттестат, запихнул его далеко в ящик стола и оставил там навсегда. Летом слонялся по городу в одиночестве часами, будто ожидал еще больших ударов судьбы. Ходил по самым злачным районам с плеером в ушах, засунув руки в карманы брюк почти не смотря на дорогу, спотыкался о прохожих, получая от них синяки на плечах, но не останавливался. Я нашел пустующее здание, заходил на верхние этажи и рассматривал дома сверху, успокаивался. Время вроде бы залечивало раны, становилось немного проще вновь поднимать взгляд на родителей. Мать радовалась прогрессу, чаще обнимала меня, перед сном заходила в комнату и расспрашивала про день, ничего не запрещала, за любые мелочи хвалила. А я по ночам сминал наволочки зубами, представляя, как меня нагибают в переулке. Отец предлагал подарить машину, но я отказался. Если я сяду за руль, то точно врежусь в стену или столб. Семья превращалась в подобие прежней. И все изменилось в один миг, опять. Ко мне по обычаю на выходные пришел Сехун с ночевкой, бросил рюкзак на мою кровать и завел обыденную беседу. Никогда не понимал, почему его мама беспрепятственно оправляла его ко мне, звонила вечером, чтобы проверить добрался ли он, желала спокойной ночи, но больше не волновалась. Сехун всегда спал со мной на кровати, ничего не стеснялся, часто обнимал меня во сне, что очень мне помогало в трудные минуты. В ту ночь он вел себя точно также, шутил, веселил меня, развлекал и отвлекал от черных мыслей. Ближе к полуночи мы легли, болтая о своем, и вдруг, Сехун, мой Сехун, признался мне, что любит. Сначала мне показалось это ударом, сильным ударом, сравнимым лишь с оплеухой веслом. Мой лучший друг влюблен. Потом я стал задыхаться, отчего он испугался, постарался исправить положение, сменив тему, но меня уже было не остановить. Эгоизм захлестнул меня так быстро, что я и опомниться не успел, как выкинул лучшего друга за дверь, затолкал пинками в подъезд и захлопнул перед его растерянным лицом дверь. Жаль, что тогда я не дослушал его, а поддался первому порыву. Естественно, больше с ним я не пересекался, не брал трубку, избегал столкновений у дома. В общем, вел себя по-девчачьи. Я даже не мог сам себе признаться, что тогда сильно ревновал к тому счастливчику, которого полюбил мой Сехун, хоть и был с ним знаком. Но и это не конец всей моей истории, это начало. После прекращения дружбы с единственным близким мне человеком, я сбросил вес, отощал, стал походить на ходячий скелет в толстовке. Отражение свое ненавидел настолько, что разбил зеркала в своей комнате, а виной всему был мой больной эгоизм. Мне казалось, меня бросили все, оставили одного намеренно, ведь я испорчен, поломан, бракован. Руки свои исполосовал красными отметинами, во сне видимо царапал свою кожу, беззвучно орал в комнате, оставаясь наедине с собой. Правда, поверьте, все самое худшее и лучшее было впереди, я даже не подозревал. Все-таки был безумно наивным, думал, что все наладится само собой, как по волшебству, верил, всему была причина. Но, черт подери, хочешь рассмешить бога – расскажи ему о своих планах. Теперь, мне кажется, у всех созрел вопрос, почему я так свободно рассуждаю о былых свершениях? Мне стало все равно. Все равно, что случится после моего рассказа, плевать на мнения остальных и осуждение. И еще одно «но»… Мой мысли так чисты и понятны, лишь потому, что я в коме…