Гниль

      Иуда Искариот стоял, тихо посматривая на людей, свободных от тех оков, что сковывают духа уже долгие столетия. И он не понимал, почему они такие счастливые. И лишь потому, что он сам прогнил.       Нечистый не отводил взгляд своих пустых, бездушных глаз, всё с тем же равнодушием смотря на тех, кем сам был давным-давно. Человеком.       Когда-то он был человеком, но не таким, коим желал быть сейчас. Он предатель, Нечистый, тёмный дух, поддавшийся желанию власти, за что и поплатился. Иуда хотел стереть всё; свою память, то время, когда он необдуманно испортил себе жизнь, когда он так своенравно, надеясь на то, что обретёт власть, поддался демонам в своей душе. И тогда, стоя перед синедрионом, он раскаивался в своих грехах, но даже спустя такое долгое время после случившегося, его грехи не были отпущены. И воспоминания карали Искариота при каждом закрытии глаз. Но он продолжал бороться. Продолжал надеяться, что когда-нибудь это прекратится. И он исчезнет из этого мира. Навсегда.       Откинув голову назад, дух прикрыл глаза. И вновь эти жгучие воспоминания. Вновь.       Он тогда шёл гордо, самоуверенно взирая на проходящих мимо него апостолов с неким разочарованием и неприязнью. Он прекрасно понимал, что он лучше их, но те мысли, что кто-то «ниже его» вызывали лишь отвращение и печаль. Было неприятно иметь в храме тех, кто слабее.       Переведя взгляд на деревянную дверь, покрытую притуплёнными золотистыми узорами, Иуда тогда тихо протянул к ней руку и легко толкнул, почувствовав пальцами гладкие доски. С еле слышным скрипом она отворилась, открывая вид на его пристанище, где он работал не покладая рук.       Иуда Искариот отвечал за деньги. Гнилые деньги. Что ценились больше всего.       И это было правдой. В их время, в время тяжёлых будней, мало оплачиваемой работы — правила гибель. Люди спивались от горя, при этом приходя в храм очиститься от грехов, которые «собирали» всю свою жизнь. Чаще всего это были бедные люди, не имеющие денег ни на одежду, ни на пропитание; воры — укравшие за свою жизнь много чего бесполезного; убийцы — наверное, самые частые гости их божьего пристанища. Но, сколько себя помнит Иуда в храме, Иисус всегда умел отговорить, в прямом смысле этого слова, людей от подобных погрешностей, из-за коих они будут мучится всю свою жизнь, только уже не материальную. И ему верили, благословляли, приходили всё чаще за проповедью и наставлениями. Но даже так, несмотря на это, в их мире не убавились убийства и кражи, они, пускай были уже и не такие учащённые, но достаточно процветали. И с этим уже ничего не поделаешь.       Деньги — самое главное в их жизни, благодаря им можно исполнить любую свою прихоть, любое желание. И Иуда был совершенно не против такой перспективы; разбогатеть, продолжая служить в храме, слушая проповеди. По крайней мере, это считалось достойной жизнью даже для него. Но без усилий нет результатов, и это была чистая правда. И тогда он их ценил, ценил до беспамятства.       А ведь на самом деле он просто устал. Устал от боли, сковывающей его не первый год, от боли, что пронзала сердце всё чаще и чаще. И даже когда он, потеряв свою материальную форму, свою плоть, продолжал всё также чувствовать эту глубокую удушающую агонию.       Он просто устал. Устал до того, что, закрывая глаза, видел, как разрывает себя на кусочки.       Всему в жизни есть предел. Но Искариот свой предел давным-давно уже перешагнул. Перешагнул и поставил на себе огромную, съедающую сознание точку. Он просто будет ждать момента, когда его тело сгниёт и исчезнет также, как и появилось в этом мире в облике духа.