Порядок вещей

С Биллом Сайфером Диппер познакомился ещё во времена старшей школы. Новые ученики в их захолустье появлялись редко и ещё реже оказывались достаточно эксцентричными, чтобы касающиеся их разговоры и слухи самых разных мастей не затихали на протяжении целого года. Таким образом, к выпускному балу Диппер знал о Билле куда больше, нежели считал необходимым. Он был в курсе, к примеру, что Билл — единственный ученик на потоке, сравнимый с ним по уровню среднего балла. Ещё — что Билл предпочитает парней девушкам и не скрывает своих наклонностей. Знал Диппер и то, что после школы Сайфер собирается изучать биотехнологии в Калтехе. Как и любой здешний учащийся, он знал, что Билл — сирота с оформленной эмансипацией. Что его ныне покойный отец поехал крышей: без видимых на то причин задушил жену во сне, после чего пустил себе пулю в висок, пока их сын, тогда ещё шестнадцатилетний подросток, тихо и мирно спал в соседней комнате. И что именно Билл обнаружил с утра два уже порядком остывших трупа. История эта стараниями рассказчиков обрастала самыми ужасающими деталями — от нелепых до леденящих кровь, но Диппер, всегда старавшийся по возможности дистанцироваться от слухов, не воспринимал их всерьёз. Накладывать образ подростка из жуткой семейной драмы на того Билла Сайфера, что был ему известен, — шумного, пробивного, наглого, — он не умел и не стремился. Билл не вызывал у него ни малейшего интереса. Пожалуй, даже отталкивал: своей дурной репутацией и вызывающим поведением. Они практически не контактировали ни в школе, ни вне её. Разве что ходили вместе на усложнённую математику и химию, а после Рождества при перетасовке Диппером расписания разделили ещё и класс по истории. Правда, время от времени Диппер всё же замечал на себе пристальные и цепкие, неприятно оценивающие взгляды. Билл разглядывал его, ничуть не стесняясь. И не прерывал своего занятия, даже будучи обнаруженным: Диппер всякий раз, хмурясь, оказывался вынужденным отворачиваться первым. И пускай Сайфер никогда не заговаривал с ним и не пытался идти на сближение, эти взгляды порядком смущали. В них не было ни яркого, живого любопытства, ни даже вполне определённой заинтересованности, возможной при учёте известной на всю школу ориентации Билла. Так или иначе, Дипперу всё это было неинтересно. Его предпочтения лежали в совершенно иной сфере. Её звали Венди Кордрой; будучи старше Диппера на три года, она работала на его двоюродного деда, носила копну абсолютно умопомрачительных огненно-рыжих, точно лесной пожар, волос и улыбалась так, что от вида её улыбки всякий раз волнительно и остро щемило сердце. Диппер был по уши влюблён в неё на протяжении четырёх с лишним лет. До выпускного бала оставалась неделя, а он так и не набрался смелости, чтобы предложить Венди составить ему компанию. Сама Кордрой уже давно получила диплом, однако на бал можно было приглашать спутников со стороны; само собой, упускать такую возможность Диппер не собирался. И ровно за семь дней дал себе обещание: он сделает это сегодня же. Прямо сейчас, когда прозвенит звонок с последнего урока, вернётся домой и… Мысль ему додумать не дали. Не дали даже спокойно выйти из кабинета. Стоило занятию подойти к концу, как у стола Диппера, ещё не успевшего собрать письменные принадлежности, замаячила знакомая долговязая фигура. Билл улыбнулся ему. По-настоящему, тепло улыбнулся — не тем хищным оскалом и кривыми ухмылками, что появлялись у него на лице куда чаще, — и крепко, хотя скорее предупреждающе, нежели грубо, сжал пальцы у Диппера на запястье. И без каких-либо экивоков предложил: — Пойдёшь со мной на выпускной бал? Диппер перевёл взгляд на удерживающую его руку. Потянул, уходя от нежелательного контакта, и покачал головой. — Это что, шутка? По красивому лицу Сайфера пробежала тень. Всего на мгновение. Моментально вернув былое самообладание, он взглянул на Диппера сверху вниз и вдруг опустился — да так, что на них обернулись сразу несколько замешкавшихся в кабинете однокашников, — на колени. — Никаких шуток. — Его голос в самом деле прозвучал донельзя серьёзно. И на Диппера, который от вида этой глупой выходки изумлённо расширил глаза и даже потерял, кажется, дар речи, он уставился с жутковатой ледяной решимостью. — Я хочу этого. Ты мне очень нравишься, Диппер Пайнс. Диппер подумал, что Билл, наверное, издевается. Может быть, он поспорил с кем-то из приятелей, что сумеет развести скромника-отличника; может, ему стало интересно, как далеко простираются границы его обаяния, или всё это — всего лишь следствие дурного сайферовского чувства юмора. Как знать. — Прости, — только и сумел сказать Диппер, вставая из-за стола и почему-то избегая смотреть в лихорадочно-жёлтые, как цветы акации, глаза. — Прости, но мне это не интересно. Неделю спустя, на вечере в честь выпускного, он впервые поцеловал Венди Кордрой. Впервые почувствовал, как она, разгорячённая подмешанным в пунш алкоголем, нестерпимо красивая, смело ему отвечает, и впервые сердце ёкнуло, сжалось, рухнуло вниз не от боязни услышать «нет», а от острого и немыслимого в своей полноте восторга. …Билл Сайфер, которому все уже с месяц пророчили звание короля выпускного бала, на вечеринке так и не появился. Но Диппер, дуреющий от счастья и целующий, задыхаясь, приглашающе подставленную шею любимой девушки, не обратил на это ровным счётом никакого внимания.

***

Связь с Венди закружила Диппера настолько, что первые месяцы лета он не видел и не воспринимал ничего, кроме их нового витка отношений. Он не мог вспомнить другого хотя бы наполовину столь же счастливого лета. Диппер, в общем-то, не тешил себя иллюзиями: Венди никогда не любила его. Просто теперь она была заинтересована достаточно, чтобы оставаться рядом и получать от этого искреннее удовольствие. Ослеплённый своей влюблённостью, Диппер был готов сколько угодно довольствоваться и этим. С Венди было легко и хорошо настолько, что Дипперу кружило голову, и он не понимал, почему не решился подойти к ней раньше. Поначалу идиллия немало омрачалась пониманием того, что совсем скоро Диппер будет вынужден уехать в Блумингтон, но и эта проблема разрешилась самым невероятным образом. В конце июля Венди, отловившая его прямо посреди рабочего дня, улыбнулась и показала билеты на автобус на своё имя. — Меня здесь ничто не держит, — пожала плечами она. — Братья уже достаточно взрослые, присматривать за ними нет необходимости. Какая разница, стоять за кассой здесь или в Индиане? Кроме того — в Индиане будешь ты. Весомый довод, как по мне. Ещё одной хорошей новостью оказался ответ из Индианского университета на имя Мейбл. Та подавала документы в то же заведение, что и брат, ни на что особо не надеясь, но всё же получила подтверждение о приёме и одобренный грант на основе своего немалого творческого портфолио. Так что учиться они с Диппером должны были в относительной близости друг от друга. Диппер в Блумингтоне, Мейбл в Индианаполисе — между ними всё ещё простирались многие мили дорог, однако это было куда лучшим вариантом, нежели тот, при котором их раскидало бы по разным штатам, так что Диппер обоснованно считал себя счастливейшим человеком на свете. Любимая девушка, семья, блестящие перспективы — всё при нём. Жизнь расцветала красками и становилась из вполне себе сносной совершенно изумительной штукой. Всё это лето он не слишком контактировал с бывшими однокашниками, однако остатки слухов — преимущественно через сестру — долетали до него даже теперь. Так Диппер узнал, что Билл Сайфер, о котором он, признаться, и думать забыл, уехал из города ещё до выпускного бала. Забрал диплом и в неизвестном направлении покинул Гравити Фолз, разом оборвав контакты со всей толпой своих переходящих приятелей. О причинах такой поспешности Диппер не задумывался. И если связывал с тем странным признанием за неделю до выпускного, то исключительно поверхностно и не всерьёз. Ему было попросту не до того. Да кому в здравом уме захочется забивать себе голову Биллом Сайфером, если тут, в двух шагах, девушка твоей мечты зазывно улыбается и тянет лямку майки с загорелого веснушчатого плеча? Только вот судьбе было плевать на его планы и предпочтения. Диппер встретил Сайфера в первые же часы своего пребывания в Блумингтоне. Занятия должны были начаться спустя два дня, и он как раз зашёл в местную канцелярию за подписью и ключом от комнаты в общежитии, когда на выходе чья-то тяжёлая ладонь опустилась ему на плечо. — Сосновое Деревце, — Билл, ничуть не изменившийся с момента их последней встречи, хитро сощурил глаза и скривил бледные губы подобием улыбки. — Какая встреча. С первым приступом удивления Диппер справился быстро. И постарался придать голосу максимально дружелюбные нотки: — Билл? С ума сойти. А ты, значит, поступил... — На матмех. — Аналогично, — Диппер кивнул, испытывая некоторую неловкость, когда до него вдруг дошло: — Погоди, как ты меня назвал? — Сосновое Деревце? Не обижайся, — фыркнув, Билл убрал руку с его плеча и улыбнулся уже чуть теплее. — Не моя вина, что у тебя такая дурацкая фамилия. К слову, ты ведь заходил за ключом? И куда тебя заселили? Отвечать на этот вопрос не хотелось. Но Сайфер, отобрав у него тяжёлый рюкзак, тащить который при наличии громоздкого чемодана в самом деле было проблематично, уже шагнул прочь от приёмного кабинета, и отстать от него сейчас было бы крайне невежливо. Так что Диппер, мельком покосившись на брелок у себя в руке, пожал плечами. — 1011А. — Я в 1002B. Если что — заглядывай в гости, — обернувшись через плечо, Билл задорно ему подмигнул. — Считай, за прошедший год твоя физиономия мне порядком примелькалась. После такой резкой смены обстановки будет приятно изредка видеть знакомое лицо. Хотя мы и так наверняка будем регулярно встречаться на занятиях. Предметы в первом году схожи почти у всех на факультете, а уж на одной-то специальности — тем более. Билл не выглядел ни смущённым, ни даже растерянным. Словно это не он приглашал Диппера быть его спутником на вечеринке и не он получил категоричный отказ. Активно жестикулируя и перескакивая с темы на тему — ожидающие их лекции, характеристика будущих преподавателей, переезд из Гравити Фолз, погода, местная кухня, качество общежития, — Билл выглядел вполне довольным и жизнью, и этой случайной встречей. Даже натянутость его улыбки, появившаяся в первую секунду, растаяла бесследно. Диппер сам не заметил, как постепенно спало напряжение: вслушиваясь в болтовню Сайфера, он вдруг обнаружил, что тот успел довести его до самых дверей новой комнаты. — Спасибо. — Смущённо прочистив горло, он забрал у Билла свой рюкзак и отпер дверь полученным ключом — его гипотетический сосед, очевидно, заселиться ещё не успел. — В любом случае, рад был повидаться. — Не был, — тут же прервал его Билл. И посмотрел как-то очень странно. Похожим взглядом он изучал Диппера весь прошедший год. Оцепенело и пристально, слишком вдумчиво. Вот только сейчас вместо привычных недоумения и раздражения Пайнс почувствовал, как по коже бегут мурашки. — Но это легко поправимо. Я не так плох, как ты думаешь, Сосна. Ты ещё убедишься: со мной вполне можно иметь дело. ...и он не соврал. Спустя две недели после начала учёбы их можно было считать если не приятелями, то хорошими знакомыми уж точно. Билл во многом подтвердил свою устоявшуюся репутацию. Нестабильный, вспыльчивый, острый на язык и отталкивающе заносчивый по отношению ко всем и вся, он оказался донельзя раздражающей личностью. Билл мог быть дотошным до такой степени, что от его компании хотелось, взвыв, лезть на стенку — точнее сказать, хотелось этого всем, кроме Диппера, которому общество Билла Сайфера казалось более чем терпимым. Каким бы выводящим из себя мудаком ни был Сайфер, с Диппером он вёл себя дружелюбно. Не переступал черту, заражал потрясающим жизнелюбием и каждое хмурое сонное утро мог заставить Пайнса, мечтающего разве что о кружке крепкого кофе и умереть, начать совершенно искренне улыбаться. В конечном итоге Билл понравился даже Мейбл — когда та приехала узнать, как устроился на новом месте её брат. — Я представляла его совсем другим, — растерянно сказала она после проведённого вместе вечера. — Есть в нём что-то отталкивающее, но вблизи он куда более... — Адекватный? — Диппер ухмыльнулся, вспомнив плотоядную улыбку маньяка на лице Сайфера, когда сестра взялась залепить его невесть где разбитую бровь пластырем с вульгарно-рыжим подсолнухом. — Нет. — Мейбл неожиданно серьёзно качнула головой, и во взгляде у нее промелькнуло нечто, очень напоминающее сочувствие. — Грустный. Грустным Диппер Билла не считал, однако после того разговора присматриваться к нему начал на порядок внимательней. В самом деле, то, что Билл много сложнее характеристики безмозглого повесы и хаотичного придурка, каким зачастую казался в школьные годы, было понятно сразу. Но вот тоска — исступленная, глухая, звериная — появляющаяся у него в глазах в те моменты, когда, как он думал, никто на него не смотрел, стала для Диппера неприятным открытием. На лице Сайфера он привык наблюдать эмоции совсем другого толка. Тогда Диппер впервые задумался: что, если вся эта напускная муть была для Билла не свойством характера, но защитным механизмом? Быть может, Билл пытался заглушить таким образом боль от безрадостных воспоминаний. Диппер не представлял, как можно в одиночку — а Сайфер, вне всяких сомнений, был одинок, даже когда окружал себя шумной толпой, — пережить такой воплощённый кошмар и остаться хоть сколько-нибудь вменяемым человеком. Эту тему он с Биллом никогда не поднимал. Достаточно близкими друзьями они не были и вряд ли смогли бы стать, а добровольно идти на сближение Пайнс не собирался: воспоминания о выходке Билла перед выпускным вечером были слишком свежи. Билл больше не делал никаких недвусмысленных попыток подкатить к нему, так что этот эпизод можно было смело вычёркивать из памяти — и всё равно некоторая неловкость для Диппера сохранилась даже месяцы спустя. Однако именно он был тем, кто одёрнул Венди, когда та (взаимно, к слову, невзлюбившая Сайфера после первой же короткой встречи ещё в Гравити Фолз) беззлобно, но едко прошлась на тему ненормальности «этого фрика». Может, друзьями они с Биллом и не были, но слушать подобное Диппер не мог. В том, как тянулся к нему, раскрываясь чуть больше, чем для остальных, великий и ужасный Билл Сайфер, было что-то трогательное и весьма цепляющее. Он не находил в себе ни малейшего желания отвечать тем же, однако не оценить и не отнестись к такому доверию бережливо в его системе ценностей означало цинично это самое доверие предать. И пускай Сайфер не выворачивал перед ним наизнанку всю душу, не опускался до откровений и даже просто навязчивых контактов вне совместных лекций, Диппер почему-то очень ясно осознавал: это их поверхностное общение значило куда больше шумных вечеринок Билла со школьных времён и всех тех приятелей-однодневок, что слетались к нему, харизматичному, обаятельному и откровенно полубезумному, как мотыльки к огню. Подтверждение этому ощущению он получил в момент, когда с первого учебного дня прошёл месяц. Они как раз закончили с первой волной тестов по вступительным темам; Диппер с плохо скрываемым облегчением смотрел на свой проверенный тест с обведённым в круг красной ручкой баллом 95 в углу, когда вдруг заметил, как нервно и неритмично, невпопад, подрагивает правое колено Сайфера. Пару минут он понаблюдал за этим искоса. Трясучка не стихла — даже, напротив, стала более резкой и крупной. Казалось, через ногу Билла кто-то раз за разом пускал электрический ток. Не выдержав, Диппер повернулся к нему и нацепил на лицо самую тёплую из своих улыбок. — Недоволен результатом? Билл молча развернул к нему лицевую сторону своего теста с оценкой 98. — Круто. Поздравляю. — Диппер улыбнулся чуть шире. — Просто, ну... твоё колено, понимаешь? Вот я и подумал... Договорив, он мысленно возмутился собственному косноязычию. Ему показалось, что прозвучало это грубовато, да и вообще — не ему было отпускать подобные комментарии. Мало ли какие у человека могут всплыть неврологии. Заострять на этом внимание было некрасиво, и кто вообще тянул его за язык, и... — О. — Сайфер заторможенно перевёл взгляд на собственную ногу. Накрыл колено ладонью и сжал, замерев. Трясучка действительно прекратилась. Но вместо того, чтобы раздражённо отвернуться или перевести всё в шутку, Билл закрыл глаза и откинулся спиной на возвышающийся задний ряд. И голос у него прозвучал жутковато: на удивление ломко, выше обычного, и напряжённо, как натянутая струна. — Перенервничал. Поддавшись странному внутреннему порыву, Диппер протянул руку и ободряюще коснулся его плеча. — Бывает. Но, слушай, мы справились! Отличные оценки по каждому тесту. Кажется, можно начинать страшно собой гордиться. — Можно. — Билл всё же раскрыл глаза, но на приятеля смотреть не стал. Упёрся взглядом в доску, на которой преподаватель уже расписывал часы и место консультаций для тех, кто недоволен своей оценкой и хотел бы её исправить, и вдруг неловко, сбивчиво повёл плечом. — Знаешь, Сосенка, у меня сегодня вроде как памятный день. — Какой-то праздник? — не понял Диппер. А Сайфер только ухмыльнулся: — Почти. Семейный, если позволишь. С тортом в виде двух надгробий. — Он поморщился, заметив, как виновато исказилось лицо Диппера. — Да брось, малой. Было и было. Пережил, как видишь. Вот только... Билл замолк на пару секунд, раздумывая, пока Диппер вёл мучительную борьбу с самим собой, разрываясь между желанием обнять товарища и пониманием, что при их отношениях это будет неуместно и навряд ли хоть сколько-нибудь утешающе. А потом Билл всё-таки кивнул. И спросил, понизив голос до шёпота, — преподаватель уже начал зачитывать сегодняшнюю тему: — Побудешь сегодня со мной? Диппер не мог и не желал отвечать отказом. Пускай даже на сегодняшний вечер у них с Венди были куплены билеты в кино, такие просьбы — не из тех, что могли быть проигнорированы. А потому он опустился до того, что разругался со своей девушкой, которая, не зная большую часть переменных, не поняла, с какой стати раздражающий однокурсник может стать важнее их личных планов, и ровно в шесть вечера стоял под дверями комнаты Сайфера, сжимая за горлышко непочатую бутылку бурбона. Билл занимал комнату в одиночку. Диппер в этом смысле тоже считал себя счастливчиком: у его соседа совсем рядом с кампусом жили родственники, так что в общежитии Крис появлялся лишь изредка. Только у Билла всё дело было не в везении. Как Диппер узнал в первую же неделю, Сайфер попросту выкупил вторую половину комнаты, будучи неспособным уживаться в тесном пространстве с кем-то ещё. Бурбон распили сразу. За какие-то полтора часа осушили бутылку, после чего Билл достал ещё пару начатых. Диппера ощутимо вело: пить он не умел и не любил, и подозревал, что после ещё одного такого подхода откачивать его придётся уже с реанимацией. Но он почувствовал себя кристально трезвым, когда Билл, пьяно ткнувшись лбом в его плечо, заговорил. Его отец был болен. Симптоматика заболевания включала в себя расстройства психики, что на первых порах успешно подавлялись приёмами лития. Только вот назначенные лекарства он не принимал. Билл не знал, как долго: он вообще понял это уже после того, как история подошла к своему печальному концу. Последствия болезни в связке с особенностями характера и всеми наложившимися переживаниями соединились в взрывную смесь. Мистер Сайфер нередко поднимал руку на жену и сына, но в полицию те, памятуя о его состоянии, не обращались и даже не пытались давать отпор. — У меня были сломаны два ребра, — сказал Билл. Его голос, севший и хриплый, вдруг зазвенел от напряжения. — Как раз накануне ходил в травму: наплёл, что навернулся с лестницы. Всё тело болело: жуть. Уснуть никак не получалось. Так что я не спал, когда всё началось. Ты, наверное, слышал, что я нашёл тела только под утро... брехня это, Сосенка. Сплошная брехня от и до. Я всё слышал. Звуки борьбы, ругань. Мама сопротивлялась. Пыталась сопротивляться, точнее. Если бы ей удалось закричать, я бы, может, вмешался. Но всё звучало так, что... сам понимаешь, в общем. Я ещё подумал тогда, что ей нужна помощь, но смотреть на это не захотел. И струсил. Просто струсил, чуешь? Подумал тогда: это их дело, родительская спальня, в конце-концов. Ведь мне вчера и так досталось, а отец будет в ярости, и там явно не происходит ничего, что мне следовало бы видеть. Так что я даже не пытался ей помочь. И продолжил лежать в постели. Накрыл голову подушкой, но всё равно слышал мамино сдавленное мычание, всхлипы, чертыхания отца. А потом... Диппер почувствовал, как намокает ткань на его плече, в котором Билл спрятал лицо. И закончил за него: — Выстрел. — Да. — Судя по голосу, Билл попытался ухмыльнуться. — Выстрел. Слёз больше не было. Отстранившись, Сайфер посмотрел Дипперу в глаза. Его взгляд, чуть мутный, влажно обвёл лицо, опустился к губам и замер там, потемнев, наполнившись густой, тяжёлой духотой. — Я ведь люблю тебя, знаешь. Диппер замер. Подумал сначала, что ослышался, понял неверно: может, Билл имел в виду дружескую любовь, может, это просто пьяный бред... — Билл. — Ты любишь другую. Рыжую, верно? И не любишь меня. И считаешь себя натуралом, и менять это в ближайшее время не намерен. Знаю. Всё знаю. Не беспокойся, Сосенка. Делать ничего не буду. И лезть в ваши отношения не стану. Будем дружить — и ладно. — Речь Сайфера стала быстрой и сбивчивой, а тоска, отразившаяся в жёлтых глазах за ещё мокрыми слипшимися ресницами, резанула, перехватила дыхание. — Не обольщайся: я могу без тебя жить. Так — могу. И ждать могу тоже. Я терпеливый. И если останешься рядом — со всем справлюсь. Не думай, что это тебя обязывает. Мне такого не нужно. Если станешь моим — это будет потому, что ты сам этого захочешь. Иначе неинтересно. Скучно и пусто. Не то, понимаешь? — Ты же возненавидишь меня завтра, — с трудом выговорил Диппер онемевшими губами. — Когда вспомнишь... Билл улыбнулся. Скривил рот и застыл выстуженным, мёртвым взглядом. Протянув руку, коснулся щеки Диппера тыльной стороной ладони и возразил, чуть качнув головой: — Не могу я тебя ненавидеть. Думаешь, не пытался? Чёрта с два. Не могу, и всё тут. — А жаль, — Диппер попытался улыбнуться тоже. — Это было бы проще. Сайфер вдруг расхохотался. Ломано, резко, сухо. Отстранившись, протянул Дипперу одну из початых бутылок. — За дружбу, малой. — За дружбу, — повторив за ним, Диппер припал к стеклянному горлышку. И, глотнув, понял: они оба произнесли это с решительной искренностью. Почти. А то, что крылось в доле неискренности, уже не имело никакого значения.