Это тебя не касается

Есть много вещей, которые Сергей не любил: попадать в центр пробки, болеть перед важным мероприятием, нервные срывы своего любимого британца, что случались с несчастным котом в основном всегда из-за вселенского непонимания его тонкой душевной организации. Эти события были далеко не самыми приятными в жизни, поэтому парень старался обходить их стороной. Не из-за них самих, а последствий, которые они локомотивом за собой тянут. Пробки — заставляет ждать людей, что работают с ним. Болезнь — разочарование поклонников, ждавших концерта. Кот… Ну, здесь много всего намешано. Сейчас Лазарев осознал, что вот уже минут десять как пришёл в себя, но упорно не открывал глаза, пытаясь обойти стороной возвращение в реальность, где есть масса нерешённых проблем. И сталкиваться с этими проблемами в свою очередь, ох, как не хотелось. Разлепить веки оказалось сложнее, чем представлялось сначала. Нейроны мозга работали в другом направлении, выстраивая в голове Сергея ясную картину произошедшего. Кажется, он упал. Да, совершенно точно, упал. С кулисы. На маты, правда, потому что никому не хотелось неприятностей, да и страховка никогда не помешает, когда представителям разных стран, собранным в одном месте, необходимо во время песни куда-то лезть. Но шуму, наверняка, поднялось… Лазарев испустил долгий вздох. Пальцы на пробу скомкали ткань покрывала, словно убеждаясь, что он стопроцентно в своей комнате, а не где-то ещё. И хрен его знает, где бы могло оказаться это «где-то». Разгладили. Снова скомкали. Ресницы дрогнули, медленно открылись глаза. И тут же зажмурились обратно. То, что ожидало его за пределами сна, вообще никак не вязалось с нынешним положением вещей. На полу, рядом с его кроватью сидел Дауэ Боб. То есть, лежал, уложив растрёпанную голову на сложенные руки и, судя по мерному, глубокому дыханию, спал. Лазарев знал, потому что порой не мог уснуть ночью, подолгу вслушиваясь в этот тихий звук. Он отвернулся, устремляя взгляд на другую половину кровать и успокаивая зачастившее сердце. Сергей пытался заполнить голову умиротворяющими воспоминания, но мозг упорно отвергал инородные мысли, снова и снова протягиваясь к сопевшему человеку. Ему до одури, до покалывания в пальцах хотелось прикоснуться к мягкой шевелюре парня, пахнувшей лаймовым кондиционером. Он так давно не касался его, но он боялся даже слишком резко вздохнуть, колыхнуть воздух сильнее положенного, ведь как только Дауэ уведомится, что с Сергеем всё в порядке, то тут же исчезнет, предоставив русского своим тяжёлым мыслям. Одному быть не хотелось. — Я знаю, что ты очнулся. Можешь не притворяться, — пробормотал Боб в матрас, который заглушил хриплый со сна голос. Нидерландец оторвал голову от рук, жмурясь, хоть в комнате и царил приятный полумрак. — Раскусил, — не стал спорить Сергей, настороженно глядя на то, как Дауэ не спеша поднимается на ноги и прохаживается, потирая шею. — Давно ты здесь?.. — Достаточно, — пожал плечами он, аккуратно разминая затёкшее тело. Похоже, не врёт. — Ты всех напугал, знаешь? Мне пришлось вырубить твой телефон — столько звонков и смс. Надеюсь, это ничего? — Ничего, — кивнул Лазарев. — Ничего, — повторил Дауэ, натягивая на лицо усталую улыбку. Сергея кольнуло. Он был так похож на обычного себя. — Как ты? — Отделался царапиной, — отмахнулся парень, заставляя себя выглядеть непринуждённо. — Пустяки. — Это хорошо. — и, помолчав, спохватился. — Тебе что-нибудь нужно? Воды? Таблетку от головы? Хотя я бы тебе не советовал принимать что-нибудь серьёзнее аскорбинки. Ну, знаешь… Сергей нахмурился, обрабатывая словесный поток, вылившийся на него, словно ведро холодной воды за шиворот. А потом, что это наслаивающаяся броня. Лицо разгладилось. Дальше Сергей не слушал, а лишь цепко следил за лицом нидерландца, что было не так просто, ведь он непрерывно мерил шагами комнату, кидая на русского редкие скользящие взгляды. Ещё и этот полумрак… Что-то было во всём этом неправильное. Дауэ не должен быть здесь. Он всё последнее морозился от Лазарева (не без очень серьёзной причины, конечно), а теперь — посмотрите — торчит в его номере и пытается заделаться в сиделку. А также говорит. Говорит много, безостановочно, срываясь на откровенный бред, но не прекращая, чтобы не чувствовать сгущающееся напряжение, способное вылиться чёрт знает во что. Будто ему безумно хочется ринуться вон отсюда, вот только его что-то крепко держит, не давая уйти. Невысказанные слова, заглушенные крики, осуждение, обвинения — всё то, что они негласно решили похоронить. И почти успели забить последний гвоздь в крышку гроба своей боли. Почти. Однако Сергей уже чувствовал — Дауэ опоздал. Ему нужно было бежать сразу, как он понял, что с русским всё в порядке. Просто молча встать, выйти за дверь и тихо прикрыть её за собой, унося с собой все возможности и шансы. Но он не сделал этого. И так не поступают люди, которым не терпится вычеркнуть кого-то из своей жизни. Дауэ опоздал и сам понимал это — уже нельзя сорваться прочь. — Может, скажешь что-нибудь? А то становится не по себе от твоего взгляда, — произнёс Дауэ, останавливаясь и, наконец, глядя прямо в глаза Лазарева. Он криво усмехнулся, но Сергей видел, как плохо маска держалась. — Ладно, — пальцы сложились в замок. — Почему? — Что «почему»? — картинно удивился Боб, приподнимая брови. Не понимаешь? Хорошо, сам попросил. — Почему ты делаешь это? — Сергей сделал широкий жест рукой, проследив движение ладони и обозначив границы «этого». — Просто я… — нидерландец прочистил горло, впуская в голос всё безразличие, на которое только был способен — Послушай, это ничего не значит. Не придумывай, окей? Просто я не козёл. Тебе нужна была помощь — и я помог. Вот и всё. Это ничего не меняет. Ясно? Я прямо сейчас ухожу к себе и зову твоего наставника. Он давно рвался. И, как бы в подтверждение своих слов, круто развернулся в направление двери. — Убеждай себя дальше! — крикнул ему Сергей, поднимаясь на ноги. Он не собирался так просто отпускать Дауэ Боба куда-либо из этой комнаты. По крайней мере, пока он не выслушает его. От начала до конца. — Вперёд! Отличный план — убегать от проблемы, как ребёнок. — Предупреждаю тебя, — твёрдо проговорил Дауэ. — О, ты напугать меня решил? — Лазарев сделал шаг навстречу. — Я потерял дорогого мне человека. Нечего бояться больше. А ты не хочешь слышать то, как обстоят дела? Но тебе придётся. Это — не просто помощь. Если бы всё было так, то тебя бы здесь не было. Нет, только сообщение с текстом «Надеюсь, что ты в норме». Это куда больше. Что бы ты там ни говорил… — Не надо. -…и что бы ни думал. Ошибаешься и боишься признать это. Дауэ, я тебя… — Не надо, — повысил голос Боба, а его лицо страдальчески сморщилось. — Это бессмысленно уже. Я ухожу. — Я не спал с ней, — на выдохе выпалил парень. Тянуть больше нельзя. Он должен знать. И не вдохнул снова, поскольку Дауэ замер, так и не коснувшись руки двери. — Я… знаю, — сказал он, дёрнув плечами. — Я не спал с Деми, — зачем-то подняв руки, повторил Лазарев и приблизился к неподвижному нидерландцу. Тот как-то зябко съёжился, опустив голову на грудь. Пытаешься оградиться? Нет, родной, не выйдет. — Как только я смог сообразить, где я и с кем, то бросился оттуда. — Она была очень зла, — механически отозвался Дауэ, гипнотизируя пространство перед собой. — Я узнал поздновато. Не помню, кто-то из девушек моей делегации сказал, что она тогда едва ли молнии не метала. — Тогда что нам мешало поговорить? Зачем доводить до крайностей? — становясь прямо позади, прошептал Сергей. Внутри проснулась несвоевременная вспышка злости на парня. Столько бездарно промотанного времени. Столько нервов. Ради чего? Что руководствовало тобой? И… Боб обернулся. Внутренняя тирада оборвалась на полуслове, а в голове даже не звенео от пустоты. Там просто в одно мгновение образовался вакуум. Парень увидел, как в ставших слишком близкими глазах плескался скручивающий в узел коктейль из вины и боли. Лазареву захотелось встряхнуть его, чтобы всё это покинуло его нидерландца, но он стоял, не смея прикоснуться к нему. — Ты не понимаешь, — качнул головой Дауэ, резко вскрывая кровоточащую рану. — Я ещё никогда не испытывал такого. Мне казалось, что… Не знаю, это невозможно объяснить. Уши заложило. Если честно, мне хотелось тебя ударить. Очень сильно. Или даже хуже. Такой ревности во мне никогда… Я думал, что ты предал меня. Но рациональная часть говорила, что это моя вина. Во многом. Само собой, как-никак я тебя туда затащил. Лазарев осоловело таращился на парня, оглушённый полученной новостью. Он не мог поверить в то, что услышал. Это… Да не может быть! Мозг отказывался воспринимать информацию. Такого добра хватает в идиотских отечественных сериала, но никак не в жизни. Ирония судьбы, не меньше. Всё это было лишь из-за всепоглощающего чувства вины? И только? Лазарев одёрнул себя, памятуя о том, как это чувство терзало его любимого, заставляя снова и снова наказывать себя. Теперь он на полном серьёзе начинал осознавать, что такое менталитет и его влияние на мировозрение. Уголки губ дрогнули, и Сергей протянул руки к Бобу, больше всего на свете желая прижать его к себе так крепко, как только сможет. Но парень отступил, уходя от прикосновения. — Дай мне время, пожалуйста, — попросил он. И Сергей дал. Они будто начали сначала. Лазареву стоило большого труда держаться подальше от слишком двусмысленных взглядов и длительных касаний, ограничиваясь приятельскими переглядками. Находиться в одном помещении и ничем не выдавать порывов поцеловать. Трудно было не желать спокойной ночи и не говорить при каждом случае, что он любит — любит, мать твою — этого придурка, а так хотелось, ведь прежде он сказал это только раз. Да и не факт ещё, что тогда он это услышал — Дауэ быстро засыпает после секса. Но, если исключить все эти моменты, то всё было хорошо. Правда, очень хорошо. Первым делом Сергей уладил дела с друзьями, которых отстранил своим замкнутым поведением. Это, в принципе, было самым простым. Удивительно, как быстро люди забывают все, когда ты валишься на их глаза с кулисы. Дауэ был прав, говоря, что его телефон просто разрывался. Лазарев не помнил, когда в последний раз получал так много просьб, требований отзвониться и, в случае невыполнения, угроз, что даже испугался сначала. Он около часа разгребал киберзавалы, по завершению с удивлением обнаружил на губах тёплую улыбку. Взглянул в заблокированный экран телефона, чтобы убедиться. Ему казалось, что он разучился улыбаться так. Гости не заставили себя ждать, пачками заваливаясь в его номер и весьма прочно там обосновываясь. Филипп сиял, как натёртый пятак, и радовался такой популярности своего протеже — ему ну очень нравилось считать Серёжу своим протеже, и хотя парень не возражал вслух, сам был в корне с этим не согласен -, а также дружеской атмосфере, что как бы присутствовала на Евровидении обычно, однако вскоре тонула в соперничестве. Их улыбки согревали и поднимали настроение, пусть Сергей и не совсем понимал, почему они раздули из этого такую драму. Дауэ Лазарев больше не ждал. Он и не появился. Отчего-то этот факт не делало больно — нет, лишь приятное напряжение ожидания поселилось в каждой клеточке тела. Пошли выходы в свет. Настолько частые, что боль в глазах от вспышек стала совершенно привычной. Только приходилось перед сном капать — не хотелось светиться наутро пятьюдесятью оттенками красного. Улыбаться и восхищаться на камеру было совсем просто, поскольку теперь это стало истиной. Ничего из происходящего больше не проходило фильтр, омрачающий любые эмоции. Лазарев заметил, что дышать стало легче. Чего парень не ожидал, так это щелчка по затылку. Он опешил, обнаружив за спиной как всегда облачённую в нереально огромные шмотки Деми, которая, заключив негласный пакт с Дауэ, старательно избегала его. Она слегка тушевалась при разговоре — совсем немного, честно. Если бы так часто не поправляла волосы, то Лазарев бы пропустил мимо глаз -, но всё же поведала обо всём со своей стороны. Миловидное личико совсем покраснело (Сергей невольно подумал, что по цвету оно гармонировало с его очами по вечерам) на извинениях, заканчивающихся словами: «вообще не понимаю, что это было. Ты же придурок. И не в моём вкусе. Стресс, наверное». А через несколько дней Лазарев увидел, как Дауэ привлекает девушку к себе, сжимая в объятьях. Лёд тронулся, отзываясь мурашками по коже Сергея. Парень вскинул голову, отрываясь от инстаграма, выпрямился в кресле и завертел ею, пытаясь поймать взгляд. Тот самый единственный взгляд. Тёмные глаза встретились со светлыми. Дауэ, сидевший на несколько рядов ниже, улыбнулся, и, поднявшись, спокойно преодолел расстояние от зала Арены до выхода. Через пару минут озадаченному Сергею пришёл твит: «Сергей, не хочешь сыграть в бильярд?»