Карамельный бурбон

У него тонкие пальцы, которыми он играет с воздухом, объясняя очередное заклинание или пытаясь доказать свою правоту. У него большие глаза, темно-карие, когда он улыбается, и завораживающе черные, когда он колдует. У него мягкие губы, нежно скользящие от ее скулы к шее с поцелуями, совершенно не похожими на почти-укусы Клауса. Но Ками мягко отстраняется, затуманено смотря на ведьмака, и выпивает последние капли карамельного бурбона, буравя мужчину взглядом. Подутренний закрытый бар, двое людей и несколько раз наполняемые алкоголем стаканы — все составляющие совместного завтрака. Только вот им так нельзя, потому что в любой момент может заявиться вездесущий Клаус, который вырвет сердце из груди ведьмака быстрее, чем тот успеет произнести хоть какое-то заклинание. — Неужели ты его тоже любишь? У него в глазах отражается свет ламп и раннего рассвета, пальцы скользят по женской руке, заставляя легионы мурашек бежать по телу, а губы оказываются в нескольких сантиметрах от ее, потому что он наклоняется максимально близко. Винсент, кажется, специально провоцирует (вторая рука, покоящаяся на ее талии и нежно поглаживающая мягкую кожу сквозь ткань, называется провокацией, и ни как иначе). Ками не может ответить, ведь последнее время неуверенность ни в чем, тем более в том, что связано с Никлаусом Майколсоном, медленно разъедает внутренности. О древнейшем гибриде, кстати, думать совершенно не хочется. Хочется целовать губы напротив, пробовать их на вкус и наслаждаться той нежностью, которую они даруют. Хочется кусать темную кожу, пропитанную бурбоном, и оставлять еле заметные синяки. Хочется ощущать ведьмака своим, по-свойски обнять его за талию и уткнуться в грудь, засыпая за час до будильника. — Я не люблю — тебя. У него смех громкий, искренний, с захлебом. Он выпрямляется, допивает свой стакан и неожиданно вновь оказывается рядом, обжигая кожу горячим дыханием. Ведьмак какое-то время всматривается в ее глаза, а потом медленно тянется к уху. — Уверена? У него поцелуи бывают невесомые, в самый верх щеки, почти у уголка глаза. И уходит он достойно: поджав губы, вытащив из бумажника пару купюр и отбив незамысловатый ритм тонкими пальцами по барной стойке, с положенными рядом деньгами. Дверь за ним закрывается почему-то лишь с тихим щелчком, который будит блондинку от оцепенения. *** — Нет. Она заявляется на порог его квартиры, все в том же, в чем была в баре, немного встрепанная от пары часов сна. Она глубоко дышит, вызывающе смотрит на него и сжимает сумку до побелевших пальцев. Она, вроде как, уверена во всем, что делает. Он усмехается, отвечая на ее взгляд, и тянет в комнату, взяв за запястье. Он притягивает Ками к себе, целует до невозможности нежно и обнимает так же. Он позволяет ей кусать его губы, сжимать короткие волосы, цепляться за него всеми силами. Тем самым он обещает бороться за них, обещает не дать ей утонуть в водовороте Орлеанской жизни, обещает быть ее якорем.