Пряный смех

Свет едва пробивался сквозь плотно задёрнутые шторы, пытаясь огладить кожу девушки, так и не сумевшей сомкнуть глаза. Ночь больше не время для отдыха, ночь — это встреча со своими страхами, практически как со своими старыми друзьями. Луч солнца в очередной раз недовольно дёрнулся, нетерпеливо отпечатавшись бликом на нежном участке внутренней стороны руки, пробежался по шрамам, уже блёклым, практически забытым, было ринулся к ключице, чтобы пощекотать, напомнить о себе, но резко поднявшаяся девушка на корню пресекла подобные попытки. Волосы рассыпались по плечам, прикрывая обнажённую грудь, чем вызвало бы кучу усмешек со стороны старых знакомых. Разве заучки не должны спать в ночной рубашке, застёгнутой на всевозможные пуговицы и при этом краснеть, бледнеть и просить всех заткнуться, выйдя вон? Сейчас же, откидывая назад пятернёй, особо надоедливый локон, девушка вновь откидывается назад, ощущая мягкость от подушки под головой, на мгновение прикрыв глаза. Прошло два года со дня окончания войны. Погибло столько людей, что испытывать радость или прилив счастья от возможности строить светлое будущее, было чем-то постыдным. Немногие смогли удержаться друг с другом по сей день, решив жить в США, Европе, а не выживать в туманной Англии, пускай общий враг был побеждён. Многие Пожиратели смерти были отправлены пожизненно в Азкабан, кому-то удалось откупиться — те же Малфои убрались во Францию, практически оставшись без средств, хоть многие считали, что у Люциуса были оффшорные счета где-то на островах. Министерство потерпело очередной переворот, заимев в министры Кингсли, чем вызвало положительную волну одобрения среди выживших. Хогвартс подняли с колен, починив всё разрушенное при последнем бое. Лишь некоторые могли отличить как разнятся башни, оставаясь бельмом на глазу. Как и ожидалось, директором стала Минерва Макгонагалл, чтившая Основателей и тем самым, вспомнив всё то, что было отменено и упрощенно. Занятия больше не напоминали пародии, заимев строгую последовательность и разграничение по умениям. Так Зельеварение теперь могло принести удовольствие, ведь каждый знал, что ему не просто доступно объяснят, но и не зададут сверх меры, заставляя прыгать через себя. Что же до Золотого Трио… Гарри остался жить в Норе, решив не возвращаться в Хогвартс на седьмой курс, бросившись во все тяжкие в обучении на аврора. Бруствер смог помочь с дипломом, деликатно намекнув, что последний курс был бы хорошим стартом во взрослой жизни, но Поттер пресёк все попытки уговорить его, заявив, что возвращаться туда, где призраки прошлого будут не просто преследовать его, а атаковать чуть-ли не ежесекундно, глупо и безнадёжно. Ему нравилось нагружать себя работой, которую, пускай и по мелочи, но начинали выдавать новичкам, погружаясь в очередной круговорот борьбы. Джинни какое-то время билась с ним, зверствуя от одного только монотонного: «Мне так нужно». Иногда казалось, что ещё чуть-чуть и они расстанутся, так и не начав нормально встречаться, но время шло, а помолвка, о которой узнали абсолютно все из газет, была той самой жирной точкой, говорившей об одном — любовь пройдёт через всё. Глупо звучит, но разве это не так? Рон тоже заявил, что возвращаться в Хогвартс не собирается, посчитав, что его знания вполне достаточно, чтобы окунуться во взрослый мир. «Мы уже давно взрослые, мам!» — часто разносилось по всему дому, краснея от злости, что кто-то продолжал заботиться о будущем. пускай и такого великовозрастного лба. Его оставили в покое на какое-то время, чем тот воспользовался по полной. Первое время Уизли пытался участвовать в возрождении магазина «Всевозможных волшебных вредилок» вместе с Джоржем, но после первых провалов в экономической части и неудачах в мире создания хоть простенького артефакта с удивительным зарядом веселья, хлопнув дверью, заявил о своей несостоятельности по причине частого отсутствия близнеца, который ДОЛЖЕН контролировать его. Брат же он или не брат. Следующей попыткой была попытка попасть в Аврорат, потянув всевозможные верёвочки, чтобы его приняли. Понятное дело, первым за него вступился Гарри, привлёкший к этой проблеме все свои силы, за что после получал от Уизли-младшей, отхлеставшая его полотенцем за глупость, маразм и крайне идиотскую идею. Первое время всё казалось приемлемым и даже приличным, но физическая нагрузка, постоянный стресс и как бы не казалось, что мракоборец — это лишь голая сила, но информации было столько, что без здравой системы запоминания, можно было сойти с ума. Именно тогда и заговорили о том, что такая пара как Уизли-Грейнджер терпит крах в отношениях. Их незамысловатый роман закончился спустя полгода после победы, заставив поседеть даже такую нерушимую гору как Молли, безуспешно пытающуюся вразумить своего сына. Резко распахнув глаза, девушка слабо застонала, одним рывком соскочив с кровати, так манящей своей теплотой и мягкостью. Голыми пятками прошлёпав до окна, отдёрнула шторы, посчитав солнечный свет, так стремительно наполнивший комнату своим присутствием, хорошей профилактикой от кошмаров и постоянного недосыпа. Потянувшись как ленивая, но вполне довольная кошка, Гермиона продолжила свой путь, по пути собирая свои вещи, которые скидывала по мере их снятия с себя, и лишь на маленькой кухне, подобрав последний элемент её гардероба, включила кофеварку, завернув в ванну. Вещи полетели в стиральную машину, а сама девушка шагнула под прохладный душ, искренне надеясь тем самым привести свою голову в порядок. Первые капли заставили тело передёрнуться, но чем дольше она стояла, тем легче становилось — в груди перестало так жечься от воспоминаний. Уизли не принёс ничего хорошего в её жизнь — только разочарование. Он противился её возвращению в Хогвартс, едва не доведя свою подругу и ныне любимую женщину до истерики. после которой ещё месяц никто не смел подойти к Гермионе, упоминая имя Рональда вслух. На рождественских каникулах его гнев принял иную форму, разбив одну из ваз возле кучерявой головы Грейнджер, не предположив, а утверждая, что она спуталась с новым профессором по рунам, с которым проводила много времени вне учебного времени. Замечания о том, что всё это глупость и верить нужно в первую очередь её словам, а не тому, кто пытается донести и тем самым разрушить нечто важное и крепкое как отношения, повлекли очередную ругань, хлопнутую дверь и заплаканные глаза девушки, решившей для себя не быть жертвой. Больше о них как о паре не говорили, кроме самого Рона и его семьи. Гарри страдальчески возвёл глаза кверху и заявил, что в этом фарсе не участвует, и если его друг ведёт себя как идиот, то всё равно от друга не отказываются, но прочистить мозг ему не помешает, чем и занялся на следующий день. Скользя по своему телу мочалкой, оставляя на ней аромат яблок и чего-то пряного, с усердием растёрла россыпь шрамов на боках, оставленных Беллатрисой в мэноре. Больше не было больно — было досадно. Ей предстояло когда-нибудь кому-то демонстрировать себя голой и объяснять на кой-чёрт здесь или здесь этот рубец. И пускай все говорили о ней как о героини, а уж то, чтобы человек разделивший в будущем одну постель будет знать о её прошлом, пускай и вкратце, откровенно досаждало. Прошлое желалось оставить в прошлом. Вытеревшись и наконец-то облачившись в тонкий халат, свернув мокрые волосы в узел, когда-то девчонка, а теперь молодая девушка, имеющая свою собственную квартиру в самом тихом районе не магической Англии, работу относящуюся к архивным раскопкам в одной из популярных библиотек, смогла налить крепкий кофе без сахара, совершенно безнадёжно причмокнув от удовольствия. Наследие Уизли можно было не считать забытым, особенно его желание набить своё пузо в любое время суток. Сегодня закончилась война. Война забравшая не только тела наших павших, но и множество душ выживших. Руки автоматически потянулись зажигалке, взглядом ища пачку сигарет, ставшей той самой каплей, которая окончательно выжгла из привычной жизни знакомую многим Гермиону Грейнджер. Больше не было так называемого вороньего гнезда на голове, равно как и кудряшки, непокорно складывающиеся в одну-единственную причёску — высокий хвост. Пара зелий, несколько заклинаний гламура и теперь девушка могла похвастаться тёмными прядями, лаконично спадающих по плечам и спине гладкой ровной волной. Вдыхая сизый дым, едва касаясь при этом фильтра, нервный перестук пальцев по столу, так и не решаясь открыть конверт, где точно было приглашение на сегодняшний бал по случаю того, что все выжили, а павших надо бы и почить, чуть раздражённо фыркаешь, уверяя, что делать тебе нечего на этом тщедушном празднике лицемерия. То, что Гарри там будем вместе с Джинни, Рон придёт с какой-нибудь из новых подруг, появится Невилл, ставший в последнее время особо активно ухаживать за Полумной и ещё бесконечное количество бывших студентов, будущих министров и зельеваров, профессоров и предпринимателей, было ясно как дважды два. Но что там делать героине, которая самовольно отложила свою волшебную палочку в шкатулку и, собрав вещи в Норе, свалила из мира магов, узнавая о последних новостях лишь посредством писем от невероятной рыжей бестии, будущей миссис Поттер, вопрос оставался до сих пор открытым. Решив помучить себя после того, как приведёт себя в порядок. Гермиона быстрым движением затушила сигарету и одним махом допив остатки кофе, отправилась обратно в ванную, чтобы высушить волосы самым магловским способом — благодаря фену. Через пятнадцать минут она вышла уже одетая в простое платье-футляр чёрного цвета, неброский макияж, где акцент шёл исключительно на глаза, заставляя их становиться цвета пряной корицы, и с сумочкой, куда положила так и нераскрытый конверт, пачку сигарет, кошелёк и телефон, который имел всего два контакта — один по работе, а второй — Джордж Уизли, с которым она встречалась сегодня до начала маскарада лицемеров в одном из кафе. Решение прийти ей туда или нет, девушка решила оставить после разговора с близнецом — одной приходить то ещё удовольствие, а если он так же решится, то два друга лучше поддержат друг друга, чем окажутся на растерзании у ворон и воронов. Щёлкнув ключом в замке, поудобнее перехватывая клатч, являющийся лишь несуразным родственником обычных сумок, последний раз оглядывает себя в зеркало, повешенное видимо для таких случаев, когда ты вышел из квартиры и ещё есть несколько секунд дабы себя запечатлеть и решить — а надо ли оно тебе или нет. Красивая, уверенная и узнаваемая одним лишь нахмуренным лбом. словно перед провинившимися друзьями, просящих списать хотя бы немного в начале и в конце её свитка. О таких слагают истории как о принцессах-несмеянах, как о девушках с холодным сердцем. О таких говорят, что разум превыше всего, а расчётливость видна за версту. О таких писали как о роковых и тем самым, несчастных женщинах. И не удивительно, что её всё это сейчас устраивает. Так не было больно. Не хотелось кричать. Потому что у неё уже была война. Пройдя пара кварталов и свернув наконец-то в нужный, вес тела неожиданно переносится куда-то в бок, позволяя ощутить как кто-то продолжает сносить её в сторону здания, норовя припечатать к кирпичной стене. Вскрикнув, мысленно попрощавшись и с каблуками, нещадно прочерчивающие асфальт, и общую опрятность её внешнего вида, Грейнджер успевает только одно. Закрыть глаза. Ничего. Ничего не случается. Это одновременно вызывает облегчённый выдох и внутреннее напряжение. Какого, мать его, драгла?! — Грейнджер?! — удивление сквозит в одном единственном слове, вынуждая выйти из небытия, распахнув пошире глаза. — Малфой, — выдыхаешь утвердительно, покачнувшись на одной единственной ноге, которая касалась бы земли. Мысок второй ноги, облачённую, о Мерлин, в дорогие и крайне качественный туфли, отталкивался от стены, будто бы поза взялась из фильмов о молодёжи из восьмидесятые. А нависший над ней блондин словно сошёл с лучших кинокартин, поддерживал за талию, привлекая к себе не только тело, но и лицо Гермионы. Кажется, у них была война. И из-за этого каждый так и не смог сделать одного. Кричать.