Пряный смех

Он мог сказать всем в лицо лишь одно — вчера была война. Она отпечаталась на всех: на выживших или умерших, на победивших и побеждённых, на чистокровных и маглорождённых. Эта война повлекла за собой новое сражение — битву за свой разум, свою честь, семью. За то, что могло бы сказать — этот человек выжил не зря. «Вчера была война», — так часто звучит из его уст, что никто больше не обращает внимание. Пройдёт само собой, как прошло всё остальное. Говорили, что лучшее средство забыть — это окунуться в другой мир, в другую реальность. Броситься во все тяжкие, если быть точнее. Но молодой парень смотрел на всех с усмешкой, застывшей уже не как нечто мальчишеское и оттого дерзкой — он смотрел на них взрослым тяжёлым взглядом, говорящим об одном — его война шла до сих пор. Прошло два года как в воздухе прокричали о победе, смахивая слёзы и взмахивая палочками вверх под общий тихий шёпот: «Люмос». Но для Драко Малфоя эта война будет вечной, равно как и для многих детей Пожирателей. Их не изгнали из страны, не отобрали палочки, да и снятые со счёта деньги, как бы штраф за содеянное, не причинили как таковой вред. Просто никто не хотел оставаться в той действительности, где каждый знал о твоих грехах, твоих страхах; никому не было интересно, что страх возникал не первый год, а те, кто принял метку — не имели выбора. Или ты или тебя. Будь ты трижды трус, пускай угрожают уничтожить семью или просто кидают через плечо, как бы между прочем, что ты — это кусок отборного мяса, которое можно облагородить, но надо лишь принять метку, но выжить — это основной инстинкт, сохраняющий разум. На теле могут остаться шрамы от вечных Круцио, могут сохраниться воспоминания об убийствах маглорождённых или полукровок, появится навязчивая мысль о смерти как об освобождении от всего и сразу, но это всё компенсируется одним-единственным взглядом любящей матери, шепчущей своё «люблю» как мантру. И ты идёшь на следующую встречу, зная, что собственная тётя запустит в тебя Непростительное; сжимаешь челюсти от страшных криков, доносящихся из подвала Малфой-мэнора; смахиваешь злые слёзы, когда понимаешь, что для нормальной жизни, нужно победить совершенно другой стороне — не той, где находишься ты сам. Вчера была война. Такая фраза была вытатуирована на его спине начинаясь от одного крыла лопатки к другому. Она смотрелась дико, как нечто чужеродное, спрыснутое в белый атлас его кожи, так часто подчёркивающийся при встрече с кем-то из девушек. Они любили обводить каждую букву своими тонкими пальчиками, задумчиво сдувая со лба локон волос. С любопытством, пристрастностью, ощущением собственности. Эти чувства возникали в каждой из них, о чём читалось во фразах, прорывалось во взгляде и сквозило в аромате их тел. Он мог бы сказать о них — дешёвки. Мог бы выкидывать из постели, только окончив плотские утехи. Не хотел, а может не желал. Молчал на все вопросы, зажимая губами фильтр очередной сигареты, позволяя им чиркнуть зажигалкой — прислуживать, если будет угодно кому-то. Платиновые волосы больше не зализывались, как было на первых курсах в Хогвартсе, давая одной из бесчисленных, накрутить на одну фалангу прядь. И не было такого родного аромата мыла, коим снабжали школьные душевые — с оттенком сирени. Горький аромат можжевельника блокировал каждую попытку девушек потереться об него, пометив чем-то цветочным или наоборот, мучительно сладким, что хотелось тут же оттереться мочалкой, соскабливая слой за слоем. Ему писали многие однокурсники, рассказывая о жизни, которую избрали. Их разбросало по разным континентам, но связывало лишь одно — никто не остался в Британии, узнавая о новостях по средством жёлтой прессы. Панси нашлась в Ирландии, где обуздала не только свой нрав, но и какого-то ирландца, имевшего многочисленные горшочки с золотом, а так же уникальную коллекцию породистых жеребцов, коими гордился. Поначалу девушка насмехалась над увлечением, но сейчас, как знал Драко, эта несносная девица могла сама объезжать нового члена её личной конюшни, заправски матерясь на нерасторопных заводчиков. Забини отправился в тур по Европе, задерживаясь по три-четыре месяца в каждом городе, выбранном по средством вытянутой из шляпы бумажки. Сам Блейз говорил, что уезжая, забирал с собой не только глоток воздуха, но и очередную девственность, ведя себя скорее как целитель, чем растлитель. Нотт выбрался в Болгарию и остался там, заставив беспокоиться многих своих знакомых — затворничество совсем не вязалось с этим парнем. Никто больше не слышал о нём — изредка получала вести только Панси. Взгляд остановился на конверте, аккуратно разорванном и продемонстрировавший то, что пряталось внутри. Как издевательство читалось на лицевой стороне «приглашение», но то, что можно было прочесть развернув титульный лист, поражало воображение. Пожирателя звали на вечер памяти павших. Первым желанием было рассмеяться, наверное, даже искренне и до слёз, потому что подобную глупость мог придумать только Поттер с его извечным «мир во всём мире». Потом последовал какой-то горький налёт грусти, подтверждающий, что из всего можно сделать пафос и праздник — даже смерть нашла своих людей. И было бы ложью, если не отметить, что Малфой словил отчаянную мысль — так им и надо. Тем, кто не может чтить как чтили раньше, лучше продолжать деградировать и становиться отбросами — судьба сама их накажет. Он получил письмо не так, как рассчитывалось, самым магловским способом — по почте. Может кто-то решил оградить маглов от того, что могло повлиять на их психику и потому совы теперь изредка летали над не магической частью города, а может ему решили указать на место, куда он сам себя поставил. Сегодня вторая ночь, которую он провёл в этой квартире, купленной в самом тихом районе, словно бомбоубежище для тех, кто верит в ядерную войну. О подобном сравнении узнать пришлось от знакомых маглов, не лезущих в душу как этого хотели бы те же волшебники. Одна спальня, гостиная и ванная комната, кухня с мансардой — большего и не требовалось, чтобы утолить прихоти аристократа. Выученные с детства манеры, привилегии и отскакивающий от зубов Устав семьи, больше не играли роли для того, кто просто решил жить дальше. Шире расставив ноги, дабы одно из колен упиралось в ножку стола, а второе могло касаться стены кухни, опускает локти на стол, упираясь ладонями в подбородок, словно подобная поза поможет выдержать весь груз, свалившийся за последнее время. За вчерашний день Драко успел побывать в Министерстве, отметившись о своём прибытии как бывший Пожиратель и на этом всё — больше дел не было. Работу ему предложили в одном из отделов Аврората как знающего в лицо тех, кто сумел сбежать после гибели Волан-де-Морта, но парень отказался, криво усмехнувшись напоследок. Ему хотелось остаться незаметным, пускай это всего лишь мечты, а подобная отрасль могла привлечь ненужное внимание — на Малфоев имели зуб до сих пор, и то, что сам чёртов Поттер вступился за него, только подливало масло в огонь. Узники Азкабана не могли писать письма., но вот их семьи могли затаить обиду. Так что после короткой беседы с Кингсли и кем-то из невыразимцев, он отправился к себе домой, читать книги и пить кофе, всё это разбавляя короткими перекусами и выкуренной сигаретой. Один раз в час. Иначе пачка не выдержала бы и пару часов. А сегодня появился конверт с приглашением, заставив Малфоя поперхнуться и ещё десять минут выслушивать добросердечную соседку, распространяющую что-то об эпидемии простуды. Телефон как влитой вкладывается в руку, нажимая кнопку быстрого набора, где значилась одна фамилия — Уизли. — Хорёк, — обладатель эксцентричной внешности и такой же семейки звучал глухо, словно его только что разбудили. — Пожиратель на балу звучит дико или это только мне мерещится подтекст? — хрипло от давнего молчания, но сарказм сквозил от начала до конца. На том конце затихли, после чего коротко ругнули и тут же рассмеялись. Малфой смог лишь поморщиться, чувствуя, что один шут только что нашёл другого. — По весне у многих обострение. — Уже практически лето, Уизли. У них же обострение круглогодичное, — надменно изгибает бровь, зная, что невидимый собеседник наверняка считывает его в данный момент легче лёгкого. Свободная рука вновь достаёт сигарету, но прикурить — не хватает духа. — Ты пойдёшь? Опять молчание, которое Драко не смел нарушить, уставившись на выведенные позолоченный буквы, обозначающие марку купленных сигарет. Уизли потерял на войне куда больше, чем многие думали. Два идиота, вынуждающие в школьное время ненавидеть их и презирать за своё существование, испарились. Остался один из них — одиночка, мизантроп, человек без права на жизнь. Его словно высушили, осквернили и бросили обратно на землю, заставляя подняться с колен и показать всему миру, что можно выжить даже после такого. Джордж так и не смог выжить. Ещё одна забранная душа. Может оттого он и связался с Малфоем, говоря с ним часами и поглощая огневиски в таком количестве, что на утро у них болела голова, кровоточили кулаки, а сами лица парней были разукрашены хлеще, чем после битвы. — Не знаю. И больше ничего в ответ — он дал уже ответ, который слишком сильно давил на мозг, вынуждая осязать на краю вросшее безумие, появившееся после битвы. Блондину оставалось лишь молчать, всё-таки решившись сунуть в рот никотиновую палочку, которую потом будет проклинать, но сейчас она жизненно необходима. — Да, — тон кажется выше, но только на долю секунды. — И ты приди — надо же шокировать окружающих, — смешок сквозь пространство режет хлеще ножа. Там куда больше отчаяния, чем кому-то могло показаться. — Знаешь кафе рядом с рынком Портобелло? Там ещё на вывеске свернутая змея в стаканчике, — очередной смешок из трубки, отчего Малфой фыркает, одновременно закатывая глаза. — Ты же прекрасно сам знаешь, Уизли. Он рядом с моей квартирой, змей ты рыжий! — Через час там встретимся. И да, Малфой, я буду не один — веди себя.. чуть меньше Малфоя, блондинчик. С этими словами разговор закончился, оставляя парня в недоумении, которое тут же сменилось раздражением — если он чего-то не знал, то хотел бы знать сразу, а не получать сюрпризы. Никто из них двоих так и не понял, как так получилось, что общение раз — и вот оно. Может всё произошло тогда, когда проснувшись с похмелья, Джордж обнаружил слизеринского принца, молчаливо протягивающего ему стакан с водой. И ни слова в тот день не промолвил никто из них — оставшись в номере, каждый размышлял о чём-то своём. Драко до сих пор не знает, как выживший из близнецов оказался во Франции, но любопытство его не съедало — сам был грешен. А может их общение наладилось в день. когда младший из Уизли устроил скандал, перевернув всё к верху дном в магазине, где рыжий отшельник впервые вмазал брату, вышвырнув того за дверь. Малфой всё узнал со слов Джорджа, когда тот вновь пил, молчаливо бросая недобрые взгляды на блондина. О том, что Франция и Англия как бы находятся далековато и ради выпивки можно было не пересекать такой путь, Малфой вновь промолчал, цедя коньяк, вытянутый из личной коллекции отца. Собираться он начал за пятнадцать минут до выхода, чертыхаясь через шаг. В душе стягивая футболку и штаны, на всю пускает напор воды, чтобы спустя пять минут вылезти и, в чём мать родила, устремиться в спальню, ища по пути свою палочку, которую обнаруживает лежащей на застеленной кровати ровно посередине, словно возмущаясь таким кощунством, что её оставил хозяин. нижнее бельё, джинсы — отец бы скривившись, назвал в лучшем случае магловским отродьем — приталенная рубашка и, вишенкой становятся удобные кеды, которые грозились выкинуть из дому, грозились прилюдно сжечь и трансформировали их в летние туфли по сто раз на день, но всё равно принёсшие Драко какую-то оттепель из-за своей простоты и функциональности. Со стола всё смахивается в сумку и, кидая на часы взгляд полный страдания и замаячившая возможность унижения, вылетает из квартиры, хлопнув напоследок дверью. Дорога разбиралась скорее на автомате, тем более что-то кафе стало самым любимым после вчерашнего выпитого кофе и преподнесённому десерту, вызывающему если не предвестник оргазма, то что-то крайне схожее. И не удивительно, что когда его тело вдруг встретило препятствие, продолжая на рефлексе своё движение, хотя руки уже держали и утаскивали за собой то, что помешало, его взгляд смог сфокусироваться лишь у ближайшей стены, чтобы разглядеть недостойного и опорочить его честь парочкой магловских ругательств — давно он мечтал о подобном. — Грейнджер? — удивление смешивается с недоверием, чуть отклоняясь назад, чтобы рассмотреть ту, о ком Драко вспоминал последний раз — да-да, два года назад. — Малфой, — и не понятно, то ли с облегчением, то ли наоборот — затрудняя дыхание, но она выдыхает, распахивая свои глаза, которые в одно мгновение чернеют от заполняющего пространство зрачка. Стреляет где-то между рёбрами, заставляя стиснуть зубы и молча держать её в руках, боясь пошевелиться. Вчера была война. И вот она опять стоит перед ним.