Ураган, я жду тебя.

Ты—Нейтан Прескотт. ...И ты бомба замедленного действия, взрывающаяся по миллиону раз на дню с интервалом в одну сотую секунды. Каждое лишнее слово, каждый лишний смешок вызывает у тебя внутри клокочущую ярость вперемешку со страхом. Люди боятся твоего появления, потому что ты пугаешь их своим толстым кошельком и громким криком. Но им невдомек, что ты боишься тоже. Намного чаще, чем они. Они боятся высоты, собак, получить отчисление, плохих отметок или потерять друга, а Нейтан боится всего, что его окружает. Если бы он не научился правильно пить препараты и игнорировать свои галлюцинации, Прескотт бы уже давно умер. Но у Нейтана тоже бывают моменты, когда он забывает про свои лекарства. И тогда начинается настоящий ад. Он застыл. Не двигался, хотя хотел встать, дать деру, закричать или хотя-бы открыть глаза, но леденящий душу страх сковал, не давал вырваться. Глаза закрыты, да ему и не нужно их открывать: парень прекрасно слышит и осязает что все они здесь, в стенах, между дисками на полке, заволакивают в скользкую черноту мрака, забирают себе все, что принадлежит ему. Они беззвучно хохочут, облизывают обветрившиеся губы, чавкают, смеются надменно-угрожающе, следят за каждым действием. "Если ты двинешься, Нейтан..." "О, да! Давай!" Мерзкий смех, режущий по ушам. Нейтан до сих пор не двигается, но ворот его футболки и как минимум половина спины были мокрыми от пота, волосы на лбу слиплись, тело пробивала дрожь, которую он сдерживал изо всех сил, застыв, как камень. "Ты будешь хорошим ужином." "А может, не только ты." Они продолжали, то говоря почти шепотом, то нарастая до страшных криков. У них сотни глаз, ушей, рук и ртов, и они склоняются прямо над ним, облепляют почти вплотную, чтобы при удобном случае почувствовать даже малейшее движение. Внутренняя истерика достигает крещендо, грудная клетка разрывается, а по лицу парня текут слезы. (НЕ НАДО, НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ. ПРОШУ, НЕТ. ДОВОЛЬНО.) "Нет, Нейтан." Он затрясся, и сквозь страх, сквозь разрушительную силу и нарастающий смех, визг, чавканье и шепот, он вытягивает руку в потолок резким, дерганым движением и открывает глаза. Ничего. И тогда он садится на кровати, выпивает глоток вина и заходится в беззвучных рыданиях. Виктория. Твоя лучшая подруга. Чейз бы сейчас подошла и успокаивающе обняла, тихо говоря своим нервно-вкрадчивым голосом о всякой чепухе, если бы снова не была на своих странных блядовках. Нейтан откровенно не понимал, зачем ей это, но иногда таскался с Вик, чтобы забыться в дыме марихуанны и оглушающей музыке. Она говорит, что это нужно, чтобы поддерживать статус популярной стервозной сучки. Но ему, чтобы быть паршивым кобелем (тоже в достаточно широких кругах), не нужны были блядки, так что он все равно не понимал, забиваясь на каждой тусовке в угол и напиваясь вусмерть. Она же такая же, как и ты, Нейт. Тоже из золотой молодежи, тоже из тех, кого ненавидят за обеспеченных родителей. Нет, сказал он себе. В Виктории сквозит ее доброта и компромиссность, как ни крути и что не пытайся сделать: она все равно добрый человек, какой бы там не пыталась казаться. Она талантлива, и это признала даже та бредовая ГИКша с полароидом из прошлого века. "Твои снимки похожи на взгляд Аведона". Эта псина умеет подлизываться, знает же, что Вик ему чуть ли не поклоняется. Но эта сука Колфилд, чтоб ей сдохнуть, права. Нейтан ощупал еще незажившие царапины на щеке. Сука Колфилд.