***
Два черноволосых эльфа скакали на гнедых лошадях, ветер развевал их плащи, свистел в кончиках острых ушей. Вслед за эльфами, стараясь не отставать на белых скакунах летели две эльфийки и тот же озорник ветер играл их волосами, запутывался в них, чтобы потом на несколько дней остаться ощущением полной свободы. Амалис любила такие прогулки, потому как увлекал ее жар дороги, пыль под копытами верного Лета казалась настоящим золотом, душа пела странные песни о свободе. Ее наполняло желание отпустить повод, широко расправить руки-крылья и представлять, что она птица, свободная птица высоко-высоко над землей. Столько мира под ее крылом, что страшно открывать глаза. Братья любили охоту, сестры — смотреть как братья охотятся. Они никогда не убивали животных, ни единого живого существа, часто просто ходили по их следам, выслеживали, играли в следопытов. Они становились маленькими-маленькими детьми, которым все интересно, всего невероятно мало и так жадно впитывали в себя эти мгновения, так отчаянно рвались к ним! — Впереди маленькая речка, готов поспорить, сестрицы, вы ни за что не решитесь перелететь ее! — Крикнул Элладан. — Конечно не решатся, брат! Леди не занимаются такими бессмысленными вещами! — Поддержал Элрохир и полем прокатился звонкий смех, словно тысячи маленьких колокольчиков заиграли странную мелодию. — А мы не леди! Мы принцессы! А принцессы позволяют себе все, что хотят! Они сами пишут правила! — Добавила Арвен и первой рванула туда, откуда слышалось веселое журчание воды. Амалис направила своего скакуна вслед за сестрой, они обогнали братьев, на юных лицах застыло выражение полного блаженства. Кони действительно летели, казалось, что земля под их копытами — просто иллюзия. И плывут бескрайним небом четыре вечные корабля, спешат поймать в каждый момент, потому что над миром сгущаются сумерки, а это значит, что могут прийти времена, когда именно эти светлые и чистые воспоминания, они и только они смогут отогнать сумерки от сердца. И только так победить. В бессмертной жизни самое страшное — не знать чему эту жизнь посвятить и, вероятно, что многие из тех людей, которые с завистью в глазах смотрят на прекрасных эльфов, завидуют их мудрости, красоте, их долгом веку, никогда не задумываются о том, что они бы делали с вечной жизнью, когда получили бы ее в свои руки? Это мгновение летело. Эльфы чувствовали как шагает каждая секунда, пульсирует, бьется, летит и проходит. Проходит навсегда. И именно поэтому так жадно ловили, так внимательно наблюдали, так нежно относились к любому чувству и ко всему, что их окружало. Сумели бы так люди? Сумели бы посвятить себя всему миру и добиться взаимности от него? Неугомонной четверке хотелось верить, что сумели бы. Хотелось надеяться на свет человеческой души, идти на него, как на единственный проблеск надежды в полной темноте. Кони летели. Летели моменты. Один, второй, третий, всего лишь мгновения в бессмертной жизни. Вот конь Арвен, Искра, вытянулся в прыжке, словно стрелы лучников, за которыми эльфийки так любили наблюдать в Лотлориене, короткий тот полет и победный удар копыт о противоположный берег. Арвен залилась веселым смехом и победоносно посмотрела на Амалис. — Сестра, неужели это произошло? Кому-то из бессмертных удалось тебя обогнать! Я знала, что когда-то это все-таки произойдет! Знала и верила! Амалис смеялась в ответ. Растрепанная, раскаленная дорогой, смеялась счастливо и беззаботно. — Для меня честь принять поражение из ваших рук, сестра!2448г.Т.Э.
В этом году в Ривенделу пригласили много гостей на Праздник Урожая. Праздник прекрасной Яванны равно был дорогим всем эльфам, ибо все они одинаково сильно любили природу, каждое дерево, цветок, все, что рождалось землей было для них святым. В этот день торжественно собирали колосья для будущего хлеба-лембаса. Хотя жали эльфийки еще и после этого, но именно 4 августа все девушки выходили в поле и срывали себе несколько колосков. Девы пели, водили хороводы, гадали. Те из девушек, кто хотел признаться в любви, могли сплести с подругами веночек из колосьев, а потом незаметно подбросить в дом своему любимому. А любимый уже сам должен был догадаться, кто это принес ему такой дар. Часто все угадывали и были счастливы. Тем утром Келебриан разбудила дочерей еще задолго до рассвета. Они втроем в ночных рубашках, с расплетенными косами, босоногие и еще немного сонные вышли в сад умываться росой. Купали ноги в холодной траве, руки, лицо и каждая могла попросить чего-то у Яванны. Попросить самим сердцем, без преднамеренного загадывания. Просто считалось, что она услышит зов души и когда он чистый, наполненный добром и искренностью, то это самое заветное желание и исполнит. Одно единственное на всю жизнь. Уже вернувшись в покои, Келебриан расчесала дочерям косы, вплела туда белые ленты и маленькие цветочки, принесла каждой по платью, такому красивому, как будто выполненному из утреннего сумрака, из тонкого дымки утра и росы. Платье Арвен было голубым, легкие рукава разлетались словно крылья, а вся она в нем была похожа на настоящую русалочку, словно создали ее Валар из пены морской. А платье Амалис была бледно-розовым и так хорошо подходило к лиловым глазам, к каштановым волосам, Эллет напоминала собой настоящего духа весны, предзнаменование тепла и возрождения. Струилась розовая ткань тонким станом и была принцесса словно завернутая в розовый закат. Сетра счастливо крутились перед зеркалом в предвкушении будущего веселья. Сама Келебриан, одетая в белое, смотрела на них и так томно и грустно становилось ей на сердце, словно предчувствие долгой болезненной разлуки, это прозрение сковывало руки, заставляло бежать и прятаться от всего мира, желать вырвать сердце лишь бы не думать, не предвидеть… — Мама, на празднике будут лесные эльфы? — Спрашивала Арвен. Она никогда не видела лесных эльфов, исключая Лориенських и тех, что с Лихолисья время от времени приходили с посланиями для папы. — Из самого Лихолисья? — Добавила Амалис и вся замерла в сладком предвкушении. Это будет удивительный праздник! Урожай в этом году был на удивление щедр, все были довольны тем, что всего будет вдоволь, никто не будет обделен, а тут еще и вот такое счастье! — Из самого Лихолисся, мои милые. — Она нежно обняла дочерей талии и подтолкнула устроиться на кровати и слушать. — Я часто рассказывала вам о далеких землях, и о лесе, который накрыло тенью, и о королевствах от которых сейчас не осталось и следа на земле. Не сказала только, что эльфы тех лесов совсем иные. У них другие повадки, манеры, они более порывисты, резкие. Мы приглашали в этом году короля Трандуила, но он не ответил точно прибудет ли. Мы не в теплых отношениях, но вашего отца он любит больше чем бабушку, а кроме того, Элронд будет с ним разговаривать о нескольких важных делах, которые нужно обсуждать только лично. А еще, мы приглашали Леголаса. Вы не встречали его до сих пор, а я видела только краем глаза совсем-совсем маленьким, когда еще была жива его мама, а это было очень-очень давно. Говорят, мои милые, что принц растет настоящим красавцем, статным мужчиной, сильным воином. Я была бы счастлива, если бы он полюбился кому-то из вас, потому что верю, что сын не похож на отца. Но заставлять не имею права, потому что желаю вам только счастья, такого, какое нашла сама… Амалис мечтательно закрыла глаза и склонилась к плечу сестры: — Настоящие эльфы темного леса…** *
А на вечер устроили застолье и танцы. Принцессы, что целый день были по своим девичьими делами в поле с другими эллет, здесь впервые за день увидели всех гостей. Галадриэль вела мирную беседу в кругу Элронда, своего супруга, дочери и еще одного эльфа, который был принцессам незнаком. Он сидел спиной к ним, в мантии расшитой серебром, лоб его не венчала корона, в этот вечер все были без них, но догадка, к тому же верная, сразу поразил принцесс. — Это наверное и есть владыка Трандуил? — Одними губами прошептала Амалис и посмотрела на сестру таким красноречивым взглядом, в котором читалось, что еще секунда и эллет бросится расспрашивать владыку Темнолесья обо всем на свете, обо всем в его владениях, обо всем, что случилось ему увидеть на длинном жизненном пути. Арвен предостерегающе, хотя и очень-очень мягко, сжала ее руку и так же одними губами ответила: — Но будь осторожна, дорогая, ты же помнишь, что мама рассказывала о нрав тех эльфов? Амалис уже более сдержанно, немного укротив свой пыл кивнула, но так же настойчиво потянула сестру туда, где на мягких подушках за бокалами сладкого вина сидели владыки. Они с сестрой сдержанно поклонились, взгляды гостей моментально приковались к ним. Галадриэль смотрела с теплом и такой мягкой улыбкой, которую имела только она. — Милые мои, — Элронд протянул руку к своим сокровищам — Трандуил, позволь тебе представить мою наибольшую ценность и самый щедрый дар небес — Амалис и Арвен. Эллет еще раз поклонились и с трепетом замерли пока колючий взгляд лесного владыки прошелся по ним, как будто хотел к чему-то придраться, уколоть, доказать, что клад лорда Ривенделла не такой и большой, но против красоты Арвен даже лед его сердца не мог найти возражений. Взгляд его переместился на Амалис и та встретила его заинтересованным и немного робким блеском лиловых глаз. Словно чего-то уже ждала от него, а он, мог в ответ лишь вопросительно поднять бровь и даже после этого откровенного и слегка издевательского взгляда не найти ответов в ней. Девушка только еще больше смутилась, а потом и вовсе стыдливо опустила взгляд. — Что ж, твои сокровища действительно большие, и даже мое сердце не способно сопротивляться их красоте. — Голос его был как шелест осенних листьев, Амалис вздрогнула и с каким-то странным ожиданием снова посмотрела на короля. Он был прекрасен, это должна признать, тонкие черты лица, волосы как снег, а может даже белее, губы, которые так безразлично искривились в улыбке. Она была уверена, он не хочет улыбаться и по рассказам матери могла сделать вывод почему. А те глаза, они словно пронзили ее насквозь и так смутили душу, что испугалась еще больше. Его или себя? Ответить не сумеет еще долго. Отчаянно захотелось что-то сказать, как-то обратить его внимание на себя, но в голове было пусто, да и не могла она ввязываться в разговораы владык. — Я никогда не видела лесных эльфов… — сказала почти шепотом, и сама испугалась этого голоса. Разве это она так говорит? Вечно веселая, шумная, смелая? Ужас, не может такого быть! И уже более смело, взяв себя в руки продолжила. — Вернее, я видела эльфов Лотлориена, но вы другие. Трандуил не обернулся. Детский порыв Амалис, хотя и был совсем не вовремя, но заинтересовал. — И что же? Не разочарована ли принцесса Имладриса? — Спросил небрежно, даже не оборачиваясь. — Вовсе нет, я думаю что хоть вы и иные, но не так страшны, как порой рисуют. Трандуил только хмыкнул в ответ, хотя такие суждения юной принцессы и позабавили его, но это все было лишь потому, что подобного давно не случалось в его жизни. Никто из придворных не позволял таких честных, откровенных порывов, чистых и наивных. Арвен схватила сестру за руку и потянула в самую гущу танцующих. — Что же ты, сестра? Что же с тобой? — Ох, Арвен, я как будто увидела самую бездну, и не я в нее, а она в меня посмотрела, и так страшно… танцуем же сестра, танец прогонит этот страх! И бросилась с головой в те сплетения рук, вкладывала всю себя в каждый шаг. А глаза, колючие глаза так и преследовали ее весь вечер, до поздней ночи. Тонкий стан в бледном розовом платье, словно чайная роза, и казалась она такой чужой этому месту, такой далекой от него в тот момент, когда танцевала. И он невольно любовался этим торжеством юности и беспечности. Любовался тихо, чтобы никому не выдать себя. Только Келебриан, словно в саму его душу смотрела и в душу своей дочери. Нет, король не знает того, что давно уже известно ей. — Берегись дочь того короля, что соткан из серебра и бархата… — как и много лет перед этим прошептала перед сном своей Прекрасной Весне… Такими были последние памятные дни перед тем, как в жизнях юных принцесс вспыхнуло первое пламя печали…