Солнце почти не грело

Говорят, если чего-нибудь долго и страстно желать, то рано или поздно получишь обязательно. А еще говорят, что в подобных случаях, собственно, «получаемое» нередко разочаровывает. И понимаешь, что, пожалуй, не стоило, ломая ногти и расцарапывая кожу в кровь, карабкаться в направлении того, что казалось ранее нужным, как воздух, а на деле являлось очередной чушью, которой суждено пылиться либо на полках в доме, либо на полках твоей собственной памяти в качестве ненужного воспоминания. Вот только Шерлок примерно девяносто пять процентов такой вот общечеловеческой мудрости считал ерундой. Люди часто изрекают подобное в надежде показаться оригинальными, невзирая на нелогичность собственных рассуждений. Если хочешь чего-нибудь просто для того, «чтобы было», толком не зная, зачем, к чему потом заламывать руки и слезно заверять, что представлял исход совсем другим? К чему говорить, что иссушает именно ожидание и процесс достижения желаемого, а не ошибочность желаний? Шерлок точно знал, чего хочет. Хотя, когда он говорил себе, что Джон ему нужен, потому что с ним рядом не холодно, насмешливый голос в голове шептал: «Младший, купи себе обогреватель». Когда он говорил себе, что оживает рядом с Джоном, тот же голос отвечал: «Купи себе дефибриллятор». Нет, Джон бы не сказал ничего подобного, правда. Но в ответ на это сакраментальное «зачем?» Шерлок не мог придумать ничего более определенного. Краткое и эгоистичное «хочу» было бы здесь правдивее любых объяснений. По крайней мере, так казалось. А жизнь между тем не остановилась. Все шло, как раньше. Почти. За исключением, пожалуй, ситуации в семье. Но человек рано или поздно привыкает ко всему — с этой мудростью Шерлок был согласен. А как же иначе хомо сапиенс стал королем этого мира? Только будучи способным выкарабкиваться из таких передряг, где пасовали остальные. Только умея клещом впиваться в эту жизнь, какой бы она ни была, умея хотеть жить. Только вовремя осознав тот факт, что есть себя заживо, когда весь твой мир катится ко все чертям — не что иное, как суицид, не так ли, Джон? Джон выписался из больницы, умудрившись забрать вещи из дома так, чтобы не встретиться с Шерлоком. Шерлок, что, правда, говорил, что Джон — идиот? Да нет, он чертов гений! Все сроки, которые он отводил Джону на раздумья, вышли, а он так и не позвонил. Вот это уже наглость! Да, точно! Так просто Шерлок такое не прощает. Никогда. Когда он ловил кэб, он злился. Когда он ехал через весь город, он злился. Когда он звонил в дверь, а затем пытался объяснить Джоновой домовладелице, чего хочет, он злился. А вот когда он свернулся на продавленном диване в маленькой гостиной, силы на злость уже не осталось. Только на ожидание. Дверь открылась через пару часов. За это время Шерлок успел просмотреть несколько книг из шкафа (пренебрежительно при этом поморщившись), порыться на полках с одеждой и расколошматить фарфоровую статуэтку, стоявшую на журнальном столике (видит Бог, случайно). Джон слегка прихрамывал, лицо его было немного осунувшимся, но, в целом, для человека, перенесшего столь сложный период, как в физическом, так и в моральном плане, выглядел он вполне неплохо. В руках у него была газета и бумажный пакет из супермаркета. — Шерлок. Просто имя. Интонация не удивленная и даже не вопросительная. Шерлок молча развел руками. Говорить вдруг стало сложно. Зато стало теплее. — Как ты вошел? — Джон поставил пакет на пол. — Сказал домовладелице, что я — твой брат. И даже паспорт показал… о, прости. Глядя на то, как он резко отворачивается, будто бы лишь для того, чтобы повесить куртку, Шерлок начал подозревать, что Майкрофт, говоривший о том, что в обществе Джона он начинает непостижимым образом тупеть, был не так уж и неправ. — Ладно, — Джон махнул рукой. — Плевать. — Я, в общем… — Знаешь, — перебил его Джон. — Пока я валялся в этой чертовой больнице, почти каждый день в окно стучал клювом один облезлый голубь… — Оу, — Шерлок поднял брови. — Лежа там без дела, ты, похоже, стал созерцателем. — Я просто совершенно не представляю, о чем с тобой говорить. — Ты злишься? — За что? Ох, ну причин-то объективно было предостаточно. И только такие люди, как Джон, способны их не видеть. Вот в такой момент и начать бы разговор о главном, вот только… язык не слушался. Даже подойти и обнять, прижать к себе казалось невозможным. Джон был далеко. — Я разбил твою балерину, — Шерлок машинально пошевелил груду осколков носком ботинка. — Кто подарил тебе такую безвкусную статуэтку? — Неважно, — он сел в кресло. Далеко, слишком далеко. — Давай уж без предисловий. Что ж, как угодно. — Я пришел сказать, что никакое долбаное событие последних двух месяцев не дает тебе права откреститься от меня. Вот. Пусть знает, что так не поступают. По крайней мере, Джон поступать так не имел права. Джон склонил голову и запустил пальцы в волосы. Голос его срывался. — Боже, Шерлок, как ты мог подумать? Все это… сначала как чей-то бредовый сон, потом — как мое собственное безумие, а потом… уже и ощущаешь, что все это реально, но вот надеешься, что это какая-то нелепая жестокая шутка. Ну, а потом… кажется, это называется смирением, нет? Но у меня и в мыслях не было отрекаться от семьи. Понять не могу, как в твою гениальную голову могло прийти такое. Шерлок не умел утешать. Да и, если подумать, в гробу Джон видел слова утешения. К тому же, за прошедшее время он вполне мог сделать нужные выводы и разложить по полочкам основное в своей «новой» жизни. Выговориться. Сейчас ему просто нужно было выговориться. И станет легче. Все станет легче. — Я не сказал «от семьи». Я сказал «от меня». — Вот как? — он поднял глаза. — От тебя? — Именно. Шерлок все же поднялся и присел на подлокотник его кресла. Джон терзался, и от этого было больно. Но это не значило, что Шерлок считал сейчас лучшим решением оставить его в покое. — Я был и есть, понятно? Джон издал полуистерический смешок. — Звучит, как угроза. — Воспринимай, как хочешь. Шерлок поколебался, но все же положил руку ему на плечо. И вот… будто лопнул внутри воздушный шарик, заговорил быстро и порывисто. — Только не смей просить меня это повторить или делать вид, что не услышал. Я не собираюсь отпускать тебя, не собираюсь отдавать другим, всем этим… — тараторил Шерлок, захлебываясь словами. — И мне плевать, что ты считаешь себя лишним в моей жизни. Считаешь, не спорь. Ты мне был нужен всегда, и вовсе не так, как брат, ты знаешь. А ты? Сколько вечеров ты провел, пялясь в стену и думая о том, что хочешь невозможного? А когда ты узнаешь, что-то, чего ты так хотел, стало возможным, то что ты делаешь? Ты бежишь. О Боже, на нас свалилось столько всего, что твою растерянность можно понять, ты потерян, ты злишься на жизнь, сыгравшую с тобой такую шутку… — Шерлок… — Нет, молчи, — он наклонился еще ближе, сжимая плечо, удерживая, не давая снова сбежать. — Но ты ведь бежишь даже не от того нового, что у тебя произошло. Ты бежишь от меня. По инерции. Это глупо. Тебе не спрятаться от меня. — Опять угрозы? — Джон обессилено откинулся на спинку кресла. — Шерлок… — Скажи, что я неправ. — Шерлок, — снова его имя голосом Джона. Собственное имя кажется таким красивым, легким, шелестящим, когда он его произносит. — Все сложно. — Все до смешного просто, Джон. Ты ведь думал обо мне. К какому выводу ты пришел? — Боюсь, это ты у нас специалист по выводам. — Скажи, — повторил Шерлок, уже касаясь губами его волос. — Скажи, что ты думал обо мне. Джон закрыл лицо руками и шумно выдохнул. — Думал. Проклятье. Думал почти все время. Несмотря на все это… И тогда Шерлок поцеловал его. Осторожно, будто впервые в жизни спрашивая разрешения. Он тянулся к Джону всем существом, сцеловывая боль и тоску с его теплой кожи, почти невесомо касался губ, запускал пальцы в волосы и тонул, тонул в обжигающей нежности, понимая, что в этот раз не случится уже ничего, что может разбить это светлое, как Джонову балерину. Не отдам. Ни людям, ни твоим личным демонам. Джон обхватил его руками и отстранил, заглядывая в глаза. — Кажется, мне пора в психлечебницу, — хрипло прошептал он и поцеловал Шерлока в ответ. Они целовались долго, жадно, так, что в конце не осталось ничего, кроме звенящей пустоты в голове и так долго сдерживаемого ранее желания. Шерлок вряд ли мог бы восстановить картину в точности. Он только помнил, как Джон вел его за собой в спальню, попутно пытаясь стянуть с его плеч рубашку, как касался губами везде, куда мог дотянуться, то нежно и даже трепетно, то горячо и почти грубо. Он помнил, как они упали на кровать, не переставая касаться друг друга руками, как, задыхаясь, терлись друг о друга, желая большего, намного большего. Он помнил, как выгибался под поцелуями Джона. Как умолял не тянуть и вместе с тем хотел, чтобы эта пытка на грани длилась бесконечно… А потом внутри будто взорвалась эндорфинная бомба, и солнце затопило все вокруг, так, что от тепла и света, казалось, можно выгореть изнутри… А утром Шерлок ушел. Осторожно, боясь разбудить спящего Джона. Что-то подсказывало, что это утро тот должен встретить один. Последний этап осознания себя в контексте случившегося. Когда он вернулся под вечер, все было почти так же, как и вчера: пустая квартира, подозрительная домовладелица и ожидание. Он уже начал опасаться, что уход утром на деле был самой большой глупостью в его жизни (в конце концов, дурацкие романтические истории, кажется, кончаются именно совместным пробуждением и нежным воркованием в одной постели), несмотря на то, что он знал прекрасно — чтобы осознать что-то принципиально новое в себе, Джону необходима хотя бы пара часов одиночества. — Почему ты ушел? — не здороваясь, спросил Джон, входя в комнату. — Ты недоволен? — Вот еще! Я знал, что ты вернешься. — Оу? Все-таки злится. Ладно, Джон, я ведь прав. Я же всегда прав. — Да, знал, — он сел рядом и поцеловал Шерлока в щеку. — Давно понял, что не один я совсем двинутый. Шерлок расслабился. Все правильно. — Где тебя носило? Я здесь уже давно. — Я… — Джон помрачнел. — Я ездил смотреть на сестру. — Э-э-э, смотреть? — Именно, — он кивнул. — Не смог подойти. Я ведь даже не знаю, в курсе ли она, что у нее есть брат. Шерлок задумался. — Мы это решим. Со временем. С чего бы ей быть против? Она-то точно знает правду про родителей. Джон кивнул. — Мы? — Ну да. — Значит, планируешь периодически навещать меня, а потом сбегать по утрам? Джон проследил за его взглядом, остановившемся на объемной сумке. — Ох ты, черт! — Я переезжаю сюда. Пока не найдем квартиру получше. Эта — просто кошмар, честно. Он был почти уверен, что Джон не заметил легкого оттенка неуверенности в его голосе. В ответ Джон лишь глубоко вздохнул. — Значит, мне теперь никак не отделаться от тебя, да? Шерлок покачал головой. — Никак. И не надейся.