____________
— Никол, Аня не приходила? — Олег зашёл к младшему брату и поставил перед ним кружку чая. — Не-а, не видел после того, как ушла, — тонкие пальцы оплели стеклянную посудину и поднесли к губам. Кинув взгляд на невероятно бледного Брагинского, Черненко вышел на улицу и направился в сторону главной улицы, куда Аня ушла несколькими часами ранее. Фонари не работали, из-за чего тьма стояла практически непроглядная.____________
— Сегодня никуда не пойдёт. — Гилберт кивнул самому себе, а после сообщил эту радостную весть и самой гостье. — Ночуешь здесь! В ответ девушка отстранённо поддакнула и уставилась в потолок. Байльшмидт взглянул на перевязанное плечо, отметив про себя, что бинты слабый пол не красят, но тут же отбросил эту мысль, посчитав её беспредельно глупой. — Алек, наверное, беспокоится, — только и смог разобрать он в её по большей части бессмысленном бормотании. — Парень твой? Она резко и чуть ли не агрессивно замотала головой. — Брат. Первая попытка завести разговор с новоявленной пациенткой с треском провалилась. Других он решил не предпринимать. Гилберт приступил к приготовлению ужина, кажется, впервые за долгое время предназначенного не только ему самому. В борьбе между разнообразными блюдами упорно побеждала яичница, до тех пор, конечно, пока он не обнаружил, что в холодильнике остался только кусочек сыра, полпалки колбасы и доживающий своё батон. Смирившись с тем, что кроме обыденных бутербродов ничего приготовить не получится, немец схватился за нож и принялся нещадно крошить засохший хлеб. Вернувшись, он, к своему разочарованию, застал лежащую на кушетке Аню и понял, что съедать все четыре бутерброда придётся самому. — Спишь? — ради профилактики спросил он и, к своему удивлению, получил весьма содержательный ответ: — Да. — Есть будешь? Не надо быть гением или провидцем, чтобы понять, что она согласилась. — У тебя есть дом, — Аня мечтательно зажмурилась. — Я в фургоне всю жизнь живу. — Да? — Гилберт засунул взял бутерброд. — Ты всегда в этом городе жила? Брагинская кивнула и отпила воду из стакана. — А ты никогда не хотела уехать за пределы города? — спросил он с набитым ртом. — А так можно? — Если бы было можно. — А зачем? Разве там есть что-то, что лучше, чем здесь? Байльшмидт чуть не подавился, но вовремя взял себя в руки и принялся за рассказы о «внешнем» мире. Он был приезжим. Аня слушала его, чуть ли не раскрывая рот, стараясь не пропустить ни одного словечка, чтобы после вспоминать об этом и представлять тот мир, совершенно другой, абсолютно не похожий на тот, в котором живут они. Гилберт слышал, что здесь есть люди, не знающие ничего о существующем за пределами города, но честно думал, что это всего лишь враки. Сейчас же перед ним сидела эта девушка, слушала его, забыв о так и недоеденном бутерброде, хотя великолепным рассказчиком он не был и подавно. Она выглядела как человек из средневековья, которому рассказывали о том, что произойдёт через несколько столетий. Хотя почему «как»? Они и так не ближе к техническому прогрессу, чем тот самый человек из средневековья. А может быть даже в разы дальше. — А ещё там каждый человек имеет собственный телефон и право на образование. — Гилберт откинул седую чёлку со вспотевшего лба. — И почти все живут в своих домах. — Такого не бывает, — вздохнула она. — О чём ты мечтаешь? — Гилберт надкусил очередной бутерброд с массивным куском колбасы. — Я, — Аня прикрыла глаза, — хочу побывать на море, почувствовать запах соли и ощутить, как в воде покалывает комариные укусы. — Тебя часто кусают комары? В ответ он удостоился лёгкого кивка и скромной улыбки. — А ты? Гилберт издал вопросительный звук, пытаясь проглотить всё содержимое рта, куда он умудрился запихнуть половину бутерброда. — О чём мечтаешь ты? — расшифровала свой вопрос Брагинская. Байльшмидт схватил стакан воды и залпом выпил, закашлявшись. Анна резко подскочила и со всей силы вдарила ему по спине здоровой рукой. У пострадавшего от резкой боли на месте удара искры из глаз посыпались, однако, прокашлявшись, он всё-таки выдавил из себя слабую благодарность. — Так о чём? — Хочу вылезти из этой дыры, закончить обучение, встретиться с братом. И пиво, хочу пива. — Гилберт ещё раз кашлянул и завалился на кровать. — Ох, — Аня виновато улыбнулась. — Я действительно никогда не думала о том, чтобы уехать отсюда. — Совсем никогда? Брагинская опять кивнула, и он практически слышал, как она говорит: «Это же невозможно». И её стало жалко. Да, Аня не раз воровала, и ей часто крупно влетало за это, но в глазах Гилберта она была всего лишь ребёнком, которому вдолбили в голову, записали на подкорку мозга, заставили считать, что брать чужое можно — это как способ выжить, а вот уехать из этого места — нельзя ни при каких обстоятельствах. — Мама исчезла, — совсем тихо прошептала Анна. — Что? — Мама исчезла, — повторила Брагинская. — Очень много лет назад. Возможно, она уехала в поисках лучшей жизни. Уехала в тот мир, о котором ты рассказывал. — Как? — Нашла человека, который сделал ей документы. Она сказала, что вернётся за нами, но больше мы её не видели. — А что мешало тебе попросить того человека? — Он давно умер, — она вздохнула. — А ещё я никогда не представляла счастья вдали от моих братьев. Гилберт понимал её. Он не был готов на всё ради себя, но для младшего брата сделал бы всё, что в его силах. И вот он не видит Людвига уже больше года. — Будешь работать на меня. — Он закрыл глаза, желая как можно скорее уснуть — голова болела всё больше с каждой секундой, и казалось, что она вот-вот с треском развалится на части. — Сколько тебе лет? — Восемнадцать, — и это было последним, что Байльшмидт успел услышать перед тем, как отрубиться. Он запомнил.