Раухтуш

*** Джаред не сразу понял, что происходит. Вот только сейчас было все нормально, и рыжий Сира довольно жмурился в его объятиях, подаваясь всем своим тщедушным тельцем навстречу, льнул и постанывал-хныкал на его члене – Джаред говорил ему что-то, не думая, что обычно болтают во время внезапного перепихона? Столкнулись у конюшни, воровато переглянулись, да и ныркнули вдвоем на сеновал, сдирая друг с друга одежду, как очумелые. Мальчишку Джаред давно заприметил, да и рыжий смотрел на него с понятным интересом, а тут вдруг совпало все – время и место. Джаред болтал, не думая – люблю-куплю-полетим, что-то вроде. Ах, да. Еще что-то про Эклза, их загадочного хозяина. Что же? Началось с того, что рыжий спросил с ревнивыми нотками в голосе: - Чего ты вдруг… на меня накинулся? Когда ты у самого ренсара в гареме. Джареда покоробило это словечко «гарем» – он вцепился сильнее в узенькую талию – пальцы сходились, насадил заскулившего рыжего посильнее на член, и прикусил слегка за загривок, как глупого щенка. Потом отпустил, и ответил, всеми силами стараясь придать голосу больше равнодушия, насмешки, и недовольства: – Ренсара обслуживать – тяжкий труд, детка. Это моя работа. Не всегда приятная. Думаешь, мне это нравится? Делаю, что велят, а ты – ты совсем другое дело. Сладкий, юный. Давай, еще раз сожмись, вот так… Как хорошо… Он еще успел кончить, и отпустить рыжего, и еще некоторое время, отдыхая, лежал на мягком сене, успокаивая дыхание. Внизу живота чувствовалось приятное опустошение, но что-то, уже что-то происходило. Даже рыжий, закинувший было на него ногу вдруг заскулил и отполз в сторону, скрутился в клубок, затрясся, а Джаред сел, и озадаченно принялся оглядываться. Что-то явно происходило – как будто тень какая надвинулась на замок – или туча грозовая, или затмение – не поймешь, что. Потемнело все кругом, угрожающе завыл-засвистал в дыры на крыше сарая ветер, а Джаред растерянно сказал вслух: – Что за?.. Херня. Творилась какая-то херня, причем явно колдовская. Джаред поскорее натянул штаны, и, не оглядываясь на рыжего, побежал в дом. Только вошел в холл – сзади грохнула со всей дури обитая сталью дверь, чуть не догнала его, и тут начал догадываться несчастный Джаред, что в этот раз причиной гнева хозяина вполне мог быть он. Он? Да что же… Что же он такого сделал? Но как ни гнал от себя страшные мысли Джаред – память услужливо подсказывала – те неосторожные слова, что сорвались с языка в минуту урванной, запретной радости. Каков осёл! Джаред теперь ругал себя, хмуро поглядывая на почерневшее небо, все в сполохах молний. Сами собой закрывающиеся металлические решетки в узких длинных окнах замка – захлопывались с лязгом, будто западня закрывалась. Вот же дурак, не мог дождаться, пока ренсар свалит куда-нибудь по своим делам, и тогда бы и трахнул рыжего – а теперь… Теперь, ну кто ж знает, что будет. Но явно слова – или действия? – Джареда хозяину по вкусу не пришлись. Джаред поймал себя на желании юркнуть в свою каморку, подальше от гнева колдуна. Но решил, что лучше уж сразу принять наказание, чем прятаться где-то, да разве спрячешься теперь от него? Вон как взбесился, весь замок ходуном ходит. Джаред смирно стоял на месте, разглядывая сгущающуюся в углах холла темноту, и отчего-то совсем не ко времени вспомнил, как в первый раз оказался тут, в страшном, тогда казалось, жутком месте. Он уж тогда прощался с жизнью, думал – тут его и прикончит злой колдун, или превратит в жабу, или какую другую мерзость, ну или не превратит, но помучает, и проживет он, Джаред, от силы неделю, а потом и конец. Однако нет, уж полгода в замке, и даже отъелся, округлел, заматерел, гладкий стал, сытый, довольный – всякому бы такую жизнь. Мелькнуло запоздалое сожаление – о своей неосторожности, о глупости. Джаред вздохнул, глядя, как приближается к нему стремительно фигура в темной одежде. Точно, ренсар, собственной персоной, и злой, как черт. Джаред задумался было, есть ли отличие какое его хозяина от черта, но тут стало не до размышлений – хозяин стоял уже перед ним – в тонкую линию сжаты губы, нахмурены брови, и глаза как темные провалы. Джаред аж попятился, такой темной силой и злобой несло от колдуна. Джаред трусом никогда не был, но тут сердце упало в пятки, и он всерьез попрощался с жизнью, ожидая каждую минуту смерти, но колдун – вот странность – вдруг пробормотал что-то, тихо-тихо, Джаред не разобрал слов, может, что колдовское? – и стремительно промчался к выходу. Дверь с треском вылетела из петель, и рухнула где-то далеко, во дворе. Колдун, обернувшись черной большой птицей, взмыл в небо, да и был таков. Джаред еще какое-то время, открыв рот, смотрел на зияющую дыру с выломанным косяком вместо парадной двери под потолок, потом вышел на крыльцо и со вздохом глянул вверх. Тучи все еще угрожающе ворчали громом, но тьма потихоньку рассеивалась. То, что хозяин пар решил спустить в другом месте – немного успокаивало, но ведь вернется, и тогда – держись – Джаред подозревал, что так просто не отделается. Джаред снова вздохнул – ренсар умел быть изобретательным в наказаниях. Рыжего Джаред нигде не нашел – в сарае посмотрел в первую очередь, но там обнаружил лишь сиротливо валяющийся носок, продранный на месте большого пальца. Повертел в руках, зачем-то понюхал, усмехнулся, бросил, и планомерно обыскал весь замок, со всеми пристройками – рыжий как сквозь землю провалился. Подступил было с расспросами к управляющему, да тот так рявкнул на него, что Джаред от греха скорее ушел. Управляющий – хотя внешне напоминал огромного пещерного тролля, туповатого и злобного, на самом деле хитрый был и умный, служил ренсару давным-давно, как говорили слуги в замке, не всякий сумел бы так. И отношения у них были с хозяином странные. Иногда казалось, будто Тролль – а Джаред так его про себя называл – опекает молодого ренсара. А тот – ничего, даже поучения терпит. И судя по тому, как вызверился на него Тролль в ответ на невинный вопрос про Сира – считает его, Джареда, виноватым. Только вот, интересно, в чем? Джаред поплелся в свою каморку, печальный и встревоженный судьбой Сиры. Похоже, колдун прихватил его с собой, убираясь из замка. Что же теперь с парнишкой будет? Джаред гнал нехорошие мысли, уговаривая себя, что колдун не станет убивать мальчишку, не сделавшего, в общем, ничего плохого. И грызла обида и непонимание – за что? Как будто что страшное совершили, заговор, побег, или убийство планировали. Рыжий так вообще всего третью неделю жил в замке, привезли его точно так, как и Джареда когда-то – продала семья за долги. Везде в округе слухи ходили, что ренсар хорошо платит за живой товар, за взрослого работника парня – золотой, за девицу – два золотых, детей, правда, не брал почти никогда, так детей ему и не приводили, но о судьбах проданных людей ходили самые зловещие россказни. В общем, рыжий – когда его привезли – до смерти боялся колдуна, плакал и трясся, как осиновый лист, а потом – разом как-то отошел, и освоился, не в пример быстрее Джареда. Правда, ему не довелось побывать в «гареме», да и не светило – не во вкусе ренсара был тощий, совсем молоденький рыжий Сира. Джаред вытянулся на узкой койке, подложив руки под голову, и мрачно уставившись в потолок, задумался. Гарем – это, конечно, сильно сказано. Но говорили так, в шутку, чтобы обозначить тех, на кого хозяин обратил внимание – в том самом смысле. Когда в первый раз Тролль повел Джареда в хозяйскую спальню – Джаред не то, чтобы испугался – были у него партнеры до этого, как не быть. А стало все равно – тоскливо и холодно, мертво как-то, Джаред помнил, что решил тогда – как только закончится эта страшная ночь, пойдет, и сделает что-нибудь с собой. Или сперва пристукнет колдуна, если получится, а потом его самого прибьет охрана. Но все обернулась иначе, совсем не так, как он думал. Колдун ждал его уже развалясь обнаженным на шелковых алых простынях, и выглядел, как воплощение греха – такой красивый, что Джаред встал столбом на пороге спальни, разевая безмолвно рот. Черт его знает, может, ренсар и использовал что-то из своих штучек для соблазнения, колдун же все-таки, но у Джареда все мысли о смерти и страхе перед предстоящим насилием испарились при виде роскошной кровати и того, кто на ней. Джаред стоял, смотрел, смотрел, и будто проваливался куда-то, в какое-то волшебство, затягивало его в хризолитовую зелень глаз, и тянуло страшно – подойти, и потрогать, на самом деле бывают такие ресницы? Пушистые, густые, загнутые, мягкие-мягкие на вид, а кожа? Неужели бывает такая белая, кажется, она как шелк, а этот рот – улыбчивый, яркий – хотелось немедленно зацеловать. Джаред, как во сне, шагнул к кровати. Потом еще. Он не видел, куда испарился Тролль, и когда, шел, как крыса за зов флейты гаммельского музыканта, очнулся только, когда ласково улыбающийся ренсар сказал негромко: – Подожди, киран. Джаред опомнился, голос выкинул его из волшебства в реальность, и он растерянно охнул, обнаружив себя полураздетым и лежащим на ренсаре. Тот, впрочем, никакого недовольства не выказывал, но смотрел внимательно и как будто предупреждающе. – Что? – непонимающе шепнул Джаред. – Не боишься? – с непонятной интонацией спросил ренсар, без улыбки, почти холодно. – Нет, – прошептал Джаред, удивленный тем, что и правда – не боится же. Забыл о страхе. – Хорошо. – Ренсар усмехнулся, и разом стало теплее, ударило в голову, закружилась голова, Джаред невольно потянулся к нему, но ренсар снова остановил, рукой закрыв ему рот, повторил: – Хорошо, что не боишься. Ничего страшного с тобой не случится, только приятное, если… будешь слушаться. Я люблю, когда меня слушаются. Ты понял? Джаред закивал, пытаясь еще целовать ладонь, удерживающую его, он готов был сейчас, кажется, на все. Потом он думал – колдовство, все это колдовство, ведь в обычной жизни ренсар не выглядел таким опьяняюще прекрасным, таким возбуждающим, но тогда – он правда был готов ко всему, что вздумает сделать с ним ренсар, лишь бы касался его, смотрел, лишь бы позволял трогать, ласкать, и ласкал сам. От касаний самого ренсара Джаред вспыхивал, как свечка, и весь дрожа, прижимал к себе ренсара крепче, осыпая его ласками и поцелуями. Но скоро Джаред понял, что имел в виду ренсар, когда говорил о послушании. Понял быстро, как только прошел первый запал, потому что слепой бы не заметил, как ренсар потихоньку направляет его, иногда даже не словами, а просто берет его руку, и кладет туда, где хотел бы почувствовать ласку. Джаред подчинился с радостью и сразу, ему хотелось доставить удовольствие ренсару, он чутко ловил каждый вздох и взгляд, чтобы понять, и судя по довольным, одобрительным улыбкам, все пока делал правильно. Первое потрясение его постигло, когда ренсар сунул ему какую-то круглую склянку в руки – не иначе, как наколдовал, откуда бы она взялась тут, или из-под подушки вытащил? – перевернулся на живот, выставив задницу вверх, и сказал, закрыв глаза и положив голову на руки: – Хорошенько смажь, и растяни, и не торопись. Делай все медленно, Джаред. Джаред сперва молча и тупо пялился на возмутительно красивый зад, приглашающее раскинутые ноги, на охренительно красивую спину, и отмечал даже, что с закрытыми глазами и с такими ресницами его – его? – ренсар кажется просто убийственно красивым, и даже трогательным, но потом, наконец, до него дошел смысл приглашения, и Джаред, разом вспотев, дрожащими пальцами принялся ковырять запечатанную склянку. И, странное дело, поняв, чего от него хочет ренсар – Джаред испугался. Он просто испугался, что не сможет, не потому, что не встанет – стоял уже как каменный, он боялся, что опозорится и кончит раньше времени, и отчего-то стало важно, очень важно – сделать все так, чтобы ренсару понравилось. Со склянкой справиться удалось, и Джаред, не дыша, принялся за дело. Ему и страшно было немного, но больше он тратил силы на то, чтобы сдержаться, и как просил ренсар – делать все медленно и осторожно, и как можно лучше. Ренсар, чуткий на ласку, недолго лежал спокойно, скоро начал стонать, подаваться вслед за пальцами Джареда, изогнулся, посмотрел на него потемневшими глазами, прохрипел: - У тебя… неплохо получается. Немного глубже… Вот так, да… Еще немного. Голос его, срывающийся, сводил с ума, Джаред не уверен был, что долго выдержит, но ренсар вдруг сам отстранился, соскользнул с его пальцев, перекатился на спину, и позвал его: – Иди сюда. Джаред рванулся к нему, и его затянуло в смертельный, жаркий водоворот страсти, дальше он не думал уже, как бы не навредить. Он просто брал, что ему щедро отдавали, и никак не мог насытиться, не мог оторваться от этого волшебного, гибкого, сильного тела, от этого красивого рта, от этого странного и притягательного существа. Потом, кажется, они спали, и просыпаясь, снова увлеченно продолжали, а утром Джаред ушел, и полдня ходил с шальной улыбкой на лице. Жители в замке, видя его рожу, понимающе усмехались, а повариха и за завтраком и на обеде все накладывала, не спрашивая, ему добавки. Счастье кончилось так же внезапно, как пришло – резко, словно хорошенько дубинкой ударили. Ночью он, уже без провожатого, прокрался в знакомую спальню, и обнаружил там ренсара – не одного. Неожиданно стало больно, так больно, что Джаред, задыхаясь, согнулся, как от удара, и ничего не видя перед собой, кое-как добрался до своей комнатушки. Не спал до утра, все думал, думал, ни до чего не додумался, горела только в душе горячая, злая ревность. Соперника Джаред узнал, это был Крейг, начальник охраны замка, здоровенный детина с белокурой гривой. На следующий день Джаред настолько откровенно выказывал своему начальнику Крейгу неприязнь, что тот очень быстро догадался, в чем дело. Сперва посмеялся, отчего вспыхнувший Джаред полез в драку, а потом взял его за загривок да и утащил к себе в стражницкую. Поставил перед ним кувшин вина и велел: – Пей. Джаред сопротивлялся, но потом как-то сама собой получилось, что сидел, пил, и слушал, пока Крейг ему втолковывал: – Ты, парень, не психуй. И не ревнуй, глупое занятие. Пей давай. Если начнешь всех ревновать, долго не протянешь, или хозяин выгонит прочь, тоже не дело, куда пойдешь? А тут, знаешь, у Дженсена хорошо. При деле, сейчас вот воинскую науку проходишь, плохо, что ли? Везде пригодится. Что? Дженсен? Его так зовут, ты не знал? Ну, что он такой… Ну да, спит с теми, кого сам выберет. Тут в замке ребят, на кого хозяин глаз положил – гаремом называют, знаешь почему? Потому что каждого он в любой момент снова может позвать. Каждого, и любой – побежит, даже если всего раз было. Он – как яд, сладкий яд. Не забудешь… Да. Но ревновать – нельзя, сгоришь просто, к тому же один раз – мальчишка помню, был, влюбился без памяти. Тоже так, как ты на всех волком смотрел, кидался на всех, а потом пропал. Я по случаю Ринора – это управляющий – спросил про него, так он говорит, хозяин парня каким-то зельем напоил, зельем забвения. Ну, и отвез куда-то. Тебе оно надо? Крейг ему долго еще толковал о привычках хозяина, о том, что иногда ренсар устраивал что-то вроде оргий, и что из спальни ренсара есть проход в соседнюю комнату, огромное помещение, и там – эти самые оргии хозяин и затевал, иногда и с гостями. Там даже кроватей не было – вся комната – одна огромная кровать, с мягчайшим ковром по всему периметру, с кучей всяких приспособлений и игрушек, как хозяин говорил, для любовных увеселений. Еще Джаред узнал тогда, что в эту комнату, как в приемную в день приезда после долгой отлучки хозяина могли прийти все, кого ренсар хоть раз выбирал в партнеры для секса. Обычно приходил последний, кому оказывал внимание хозяин, но иногда бывало, что соскучившиеся любовники дожидались ренсара толпой, в надежде, что выберут его. Но драк и разборок никогда не было – хозяин этого не выносил. Ну что, Джаред убедился потом, что Крейг ему сказал правду. Ломать себя было тяжко, но он сумел. Сперва сцепив зубы, наблюдал, как в спальню хозяина уходит Крейг, или Лейно, или Рик, уговаривал себя, терпел, терпел, да и притерпелся. Вспыхнувшее было – яркое, пьянящее, чему он и названия то не находил, от которого голова кружилась и ноги заплетались – притухло, и было уже не больно. Почти совсем не больно. А потом Джаред и вовсе привык, хотя когда ему выпадала волшебная ночь с хозяином – всегда немного волновался, и понимал, что то, что он так старательно душил в себе – вовсе не умерло, иначе не было бы так безумно хорошо с ренсаром. Только вот беда – не нужны были его чувства хозяину. *** Джаред потихоньку начал сердиться, оттого, что никак не мог понять, где ошибся. Что не так сделал? У Крейга, одного из любимчиков ренсара, был постоянный партнер, юный красивый мальчик, и чем он, Джаред, хуже? Ну, положим, рыжий на место постоянного любовника не годился, да и вышло все случайно, как-то само собой. И даже, честно сказать, никого и не видел вокруг себя Джаред достойного заменить ренсара, но попробовать хотя бы стоило, почему нет. Джаред подскочил на узкой койке, когда снова вспомнил свои необдуманные слова. А пожалуй что… В этом-то все и дело. Как-то услышал ренсар, может, в волшебное зеркальце за ним следил, говорят, такие бывают – ну и обиделся. Ишь, ты! Джаред восхищенно хмыкнул, и, внезапно неизвестно чему обрадовавшись, забегал по комнатушке, из угла в угол. Оказывается, бессердечный, порочный насквозь, жадный до плотской любви красивый ренсар умел еще и обижаться и, чем черт не шутит – ревновать? Последнее предположение Джаред, поразмыслив, отбросил, как совсем сказочное, не верилось, что ослепительный красавец будет ревновать его, купленного за золотой сына разорившегося торговца. Нет, нет – скорее обида и чувство собственности. Джаред снова присел на кровать и крепко задумался. Кажется, рано он обрадовался. Нет ничего живого, настоящего под прекрасной оболочкой, ренсар весь – обман, похоть, страсть. И никого он не может, и не умеет любить. И ничего с этим не сделаешь. Узнать бы о судьбе несчастного Сиры, да и быть в следующий раз осторожнее, а надеяться на чудо не стоит, надо утихомирить вновь проснувшиеся чувства, и не тешить себя иллюзиями. *** Узнать про Сиру у Тролля не удалось, тот продолжал на Джареда смотреть зверем, какой уж тут разговор. Крейг, напротив, поболтать любил, но ничего ценного поведать не мог, лишь удивленно пожимал широченными плечами, да чесал в затылке. Говорил, что такого ни разу не было, чтобы недавно купленный и уже приставленный к делу работник пропадал бесследно. Ну, а что одновременно с ним пропал и сам хозяин – наводило на невеселые мысли. Джаред и не надеялся особо увидеть рыжего. Не то, чтобы уж сильно хотелось, а вроде как ответственность испытывал, и вину, все ему казалось, что из-за него парню досталось. Накрутил себя за неделю так, что почти возненавидел колдуна, и лишь плечом злобно дернул, когда дозорный на башне заорал, мол, возвращается хозяин. Только вся его старательно взлелеянная злость испарилась, когда он увидел – не увидел даже, почуял просто – неладно что-то с черной птицей, летит, словно из последних сил, рвано, дергано машет крыльями. Он, позабыв обиды, встал с каменной скамьи, пристально всматриваясь в небо, рядом вскочил Крейг, пробормотал ругательство на своем, варнийском, и Джареда как ударило – испугался вдруг сильно, дыхание перехватило от ужаса. Не заметил сам, как вцепился клещом в рукав Крейга, и уже тряс его, спрашивал: – Что-то не так? Крейг молчал, сузив глаза, наблюдал за полетом черной птицы, словно не замечал вовсе Джареда, но потом выцедил, кое-как, нехотя: – Да. – А что делать? Джареду показалось, что Крейг молчал целую вечность. Он видел, как напряжен белокурый великан, и с каким бессильным отчаяньем смотрит в небо, и не хотел, боялся ответа, но начальник охраны процедил, едва сдерживая ярость: - Ничего. Ждать! Почти над самым замком, над крепостной стеной птица начала падать. Испуганный вздох прошелестел по двору – Джаред дико оглянулся и увидел, что набежали отовсюду слуги, и с ужасом смотрят вверх. Джаред не хотел, боялся смотреть, не мог просто – не хотел видеть, как бессильно переворачивается в небе легкое тельце, все ближе к острым стальным кольям, огораживающим ров, все быстрее. Не хотел, но и не мог не смотреть – повернул голову, как проклятый, и поймал снова взглядом черную размазавшуюся тень. И тут по-настоящему, как никогда ему стало страшно, холодный пот прошиб, и от страха от этого словно в противовес – пришла злость. И он вдруг, отпустив Крейга, заорал, зачем-то потрясая кулаком: - Не смей падать! Не смей делать это сейчас, сукин ты сын! Его крик как будто сигналом послужил, все вдруг заорали, завопили, заплакали, а Джаред, внезапно ослабев, медленно осел на каменные плиты двора и шептал в этом хаосе забегавших, заволновавшихся людей – совсем неслышно, закрыв глаза: – Пожалуйста. Не надо, не уходи так, ренсар. Ну пожалуйста, я же… я так… я так и не успел сказать тебе. Кто-то наступил кованым каблуком Джареду на руку, оттоптал пальцы, и боль вывела его из оцепенения – он услышал, что кричали уже по-другому – взволнованно. Прислушался, прижимая ноющую кисть к груди, а тут вцепился ему в плечо, и заорал в ухо Крейг: – Посмотри, Джаред! Вздернул его на ноги, и ткнул вперед рукой, выкрикнул снова, ликующе: – Смотри же! Джаред, пересиливая страх, поднял глаза, и задохнулся от волнения. Когда последний раз Джаред смотрел – три секунды назад, или очень, очень давно, время тянулось страшно медленно – ренсар уже, падая, скрылся от взглядов толпы за крепостной стеной. Казалось уже все, конец, упал, если не повезло – насадился на колья, и от одной мысли об этом кисло становилось во рту. А сейчас – вымахнул из-за стены, и уже был так близко, тень от огромных крыльев накрыла толпу, и теперь ясно видно было, что летит черная птица из последних сил, и вот-вот рухнет – на них. Видно, это мысль пришла в голову сразу многим, и люди с визгом кинулись в разные стороны – но убегать Джаред и не думал, наоборот, мелькнула дикая мысль – подхватить, не дать расшибиться, он даже шаг сделал навстречу. Птица издала резкий, недовольный крик, и Джаред не успел ничего сообразить, сориентироваться, как Крейг рванул его за руку в сторону и они покатились по каменной брусчатке двора. Что-то шумно рухнуло рядом с ними, Джареда мимоходом огрело крылом по затылку, а когда он поднял голову, успел увидеть, как перья оборачиваются черной хламидой, в которой обычно ходил колдун. Джаред на четвереньках быстро пополз к ренсару-колдуну, чертову крылатому ублюдку, матеря сквозь зубы все чертово колдовское племя до седьмого колена, и с тревогой вглядываясь в его белое-белое, бескровное лицо. Ренсар лежал на спине, раскидав в стороны руки, неловко подогнув ногу. Лицом к Джареду, но глаза крепко зажмурены, и не понять – то ли отключился, то ли боль превозмогает. Джаред был уже в одном шаге от него, как вдруг увидел – пальцы правой руки колдуна разжались, и выкатилось прямо к самым его коленям из этой руки что-то круглое, ярко-алое, как будто даже светящееся. Джаред удивленно гыкнул, глянул на ренсара, и удивился, поймав его острый, внимательный взгляд. Джаред в изумлении поднял брови, а ренсар сказал одними губами: «Спрячь». Джаред накрыл тут же круглое-красное ладонью, удивился мимолетно – теплое, потом сообразил – ренсар нагрел своим телом, своей рукой – своим крылом? Вот же… Посмотрел снова растерянно на ренсара, но того уже окружили, подбежал Крейг, наклонился над телом, и загородил обзор Джареду Тролль, еще кто-то, снова поднялся шум, гвалт. Джаред, пользуясь суматохой, зажал в руке теплый камешек – похоже было больше всего на камень, хотя светил этот камень дьявольски-красным, колдовским – поднялся на ноги, и, толкаемый со всех сторон, смотрел, как суетятся над хозяином. Суета эта успокаивала и дарила надежду – не дадут ренсару сдохнуть, а там уж – пусть хоть что с ним делает. Лишь бы выжил. Джаред держал руку с камнем в кармане, не решаясь выпустить камень даже на секунду. От нервного потрясения он уже отошел, и сейчас чувствовал дикую усталость и опустошение. Смотрел, как осторожно на импровизированных носилках заносят в дом колдуна, и без всяких эмоций – кончились все – рассуждал холодно, куда бы спрятать волшебную вещь, и как бы поскорее после этого суметь заснуть, хотя бы на час, а потом пойти, и проверить, как там ренсар. Джаред мыкался по своей каморке с камнем, как дурачок какой – не мог придумать, куда спрятать. Все ему казалось – ненадежно, и в тайнике под кроватью, и в ларце, да хоть где – стоило камень волшебный выпустить из рук, как сразу начинало одолевать беспокойство – а там ли, куда спрятал, лежит? Или уж исчез, и съест его потом ренсар с потрохами за неведомую бирюльку? В конце концов, сунул в ладанку, что на шее, да тут же и успокоился. Как будто вещица сама знала, где ей быть – перестала Джареда тревожить, и он даже сразу и забыл о ней, растерянно оглянулся, с усилием вспоминая – камень? Камень, ерунда какая. Спать, как же спать хочется. Джаред только глаза закрыл, а уж кто-то тряс его, тряс, и звал, и так не хотелось шевелиться, что он, не глядя, двинул настырного локтем. Едва ворочая языком, буркнул: – Уйди, сволочь. Не успел он снова провалиться в тяжкий, мертвый сон, как пробился до сознания тонкий скулеж, будто щенка пнули. Джаред узнал голос, и застонал – ныл Грин, мальчишка на побегушках у Тролля. Потом до Джареда и звуки перестали быть нытьем, сложились в слова: – Чего пихаешься? Больно же. Хозяин зовет, Джаред, иди, хватит дрыхнуть. Уж целый час не могу разбудить, из-за тебя и мне влетит! Джаред, ну Джаред, эй! Надоедливый мальчишка снова тряс его за плечо, и, удивленный, Джаред сел на кровати, спросил хрипло: – А сколько я спал? Грин выдохнул обрадовано, и затрещал: – Не знаю точно, но часа три или четыре, так ты идешь? Он давно звал, велел, чтобы ты скорее шел. Ну? Джаред потряс головой, уныло соображая, куда девались три часа из жизни. И почему он все так же смертельно хочет спать, как будто глаз не сомкнул, а пахал трое суток без перерыва? Голова соображала плохо, и он решил уточнить: – Хозяин зовет? Или Тро… эхм… как там его… Ринор? Управляющий? Грин всплеснул руками от непонятливости Джареда, воскликнул: – Наш господин! Ренсар Эклз. Ну иди же, черт бы тебя взял, не хватало, чтобы он решил, что я поручение не выполнил! Джаред с трудом поднялся, и чуть обратно не рухнул – стены покачнулись, но он устоял, пошире расставив ноги, хотя струхнул порядком. Что-то с ним творилось непонятное. Не заболел ли? Но сделал шаг, другой, и приободрился, вроде бы, идти мог, да и не болело ничего, просто немного кружилась голова. Джаред чем ближе подходил к хозяйской спальне, тем лучше себя чувствовал, но начинал беспокоиться уже по другой причине. Зачем он понадобился так скоро? И что нужно от него колдуну? Неужто прямо сейчас накажет? И что сделает? Джаред перед самой дверью застрял, и решиться зайти никак не мог, мялся, мучился, надумал было сбежать, но дверь открылась сама, и в комнату его невидимая рука заволокла за шиворот, а потом дверь захлопнулась, и путь к бегству был отрезан. На самом-то деле Джаред бежать и не собирался – он и боялся колдуна, и желал увидеть его, и боялся за него, и злился на него, и снова хотел видеть, и главное – хотел видеть живым и здоровым. Ну ладно, пусть не настолько здоровым, чтобы ему хватило сил Джареда пристукнуть, но и чтобы не выглядел, как умирающий. Колдун лежал на кровати, бледный до синевы, руки поверх одеяла, глаза закрыты, и в недовольной гримасе застыли губы. Джаред тихонько приблизился, гадая, спит колдун, или притворяется? Или, может, ему так плохо, что не может глаз открыть? Невольно забеспокоился, подошел еще ближе, и тут колдун открыл глаза, спокойно посмотрел на него и сказал неожиданное: – Дженсен. Джаред соображал, наверно, полминуты, вспомнил, что это имя ренсара, но так и не поняв, в чем дело, вопросительно уставился на него, отмечая про себя, что от злости или еще от чего – щеки ренсара порозовели, и глаза начинают нехорошо, зло так, сверкать. – Когда мы вдвоем. Зови меня так. Понял? – с паузами сказал ренсар, и Джаред быстро закивал, соглашаясь, и все равно будучи в растерянности. Зачем ему это понадобилось? И вообще – зачем позвал его? Неужто ради этой глупой прихоти? Ворочалось что-то в голове, как будто он забыл что-то, никак не мог вспомнить, и мучило это Джареда, он от усилий вспомнить чуть не застонал, вот-вот, казалось, он поймает за хвост ускользающее знание – что же забыл? Что-то важное, как раз связанное с тем, зачем его позвал хозяин. А ренсар – Дженсен – совсем не помогал, наоборот, словно мешал, смотрел ему в глаза, не отрываясь, и будто вдалбливал что-то, и Джаред забывал еще крепче. Когда Джаред понял обреченно, что не вспомнит – этого важного чего-то – колдун прервал с ним зрительный контакт тут же, а пока Джаред растерянно хлопал глазами и старался понять, что это вот только сейчас было, сказал буднично, словно они продолжали давний разговор: – Значит, тяжелая у тебя работа, Джаред. Джаред и не знал, что такое бывает, а вот довелось – жарко стало от стыда, от неловкости. Он позабыл враз о всех сегодняшних странностях, заново переживая свою глупость, и грубость – и неправду! – переживая снова и за дурачка рыжего Сиру. Забормотал, неловко переминаясь с ноги на ногу и пряча глаза: – Я… Господин, я не то хотел сказать. Вы неправильно меня поняли, я… Колдун внезапно разозлился: – Не то? Во-первых, Джаред – не господин. Дженсен. Во-вторых – не лги. Что думал, то и сказал, ты ведь всегда такой прямой, честный. Весь на виду. Да? Отчего-то в устах колдуна определения «честный» и «прямой» звучали как ругательство. Джареду очень хотелось крикнуть – нет, совсем нет, не честный, но язык его вдруг обрел самостоятельность, или сыграла с ним дурную шутку совесть, мучившая его теперь за рыжего неудачливого любовника. Джаред неожиданно выпалил: – Ладно, пусть. Я неблагодарный сукин сын. Я живу как сыр в масле, и еще смею жаловаться. А ты. Дженсен, да? Скажи, Дженсен, добрый мой хозяин, что же такого ужасного совершил маленький Сира? Что ты с ним сделал, и главное, за что? Объясни, великодушный хозяин. Джаред и не ожидал, что последует такая реакция – Дженсен побелел, потом вспыхнул, потом снова побледнел, сжал кулаки, и прошипел сквозь зубы: – Не смей его упоминать, киран Джаред. Просто – заткнись. Но Джареда понесло, как живой встал перед глазами несчастный маленький Сира. Наверняка убил его колдун, и нести этот груз вины Джареду до конца дней. Распаляясь, Джаред размахивал руками: – Почему это? Ты ведь добрый, великодушный хозяин, скажи своему верному слуге, что ты сделал с маленьким, безобидным парнишкой? Ренсар сел в кровати, губы его кривились в злой, некрасивой усмешке: – Верный? Это ты – верный? Джаред покачал головой, удивляясь абсурдности ситуации, потом улыбнулся, и заржал, захохотал в голос, постанывая: – Ох, сдохну… Мы… О разном говорим, кажется, но все равно, смешно, про верность, ах-ха-ха!.. Джаред недолго смеялся, Дженсен подскочил к нему, и – откуда силы взялись? Только что, вроде, лежал без сил – врезал с размаху по скуле, Джаред ржать перестал, и начал отступать к двери, блокируя удары, и удивляясь тому, что хозяин не применил колдовства, а полез драться, как мальчишка. Надо же. Снова удивил, и не переставал удивлять. Впрочем, Дженсен скоро опомнился, отступил от Джареда. Одернул на себе ночную сорочку, снова превращаясь в надменного ренсара-колдуна. Смерил Джареда с ног до головы злющим взглядом и процедил сквозь зубы: – Хорошо же. Вернулся в кровать, а Джаред, пока он шел, засмотрелся на него, стараясь разглядеть под тонким шелком задницу, и… да, в общем, загляделся. А потом Дженсен скользнул под одеяло, снова вытянул поверх него руки, и как ни в чем не бывало, продолжил разговор: – От непосильного труда я тебя освобождаю, киран. Джаред ждал чего-то подобного, но не ожидал, что так оборвется все внутри, заледенеет. Он проглотил комок в горле, и хотел было уже попросить прощения, но Дженсен обронил: – Но не отпускаю. Что? Что он хочет сказать? Что Джаред останется в замке, или что? Вопросы, вопросы, и ни на один проклятый колдун не отвечает прямо, Джаред начал снова злиться, от отчаяния, от непонимания. Вздохнул шумно, спросил: – Что это значит? Дженсен злобно усмехнулся: – Узнаешь. Джаред невольно потянулся к ладанке на груди, потом с удивлением посмотрел на свою руку. Понятнее не стало, ничего, но уже было не так странно, страшно и холодно. Будто он получил одобрение или поддержку. Узнает Джаред о своей участи в самое ближайшее время. Можно подождать, к тому же, он подозревал, ждать придется недолго. Но оставался все-таки еще один невыясненный вопрос. И действовать нужно было осторожно. Джаред спросил как можно равнодушнее: – Все-таки, что с рыжим? Ренсар Дженсен метнул в него подозрительный взгляд, и поджал губы. Пальцы его на черном одеяле вновь сжались в кулаки. Джаред спросил еще нейтральнее: – Он хотя бы жив?.. Дженсен упрямо отвернулся, к стене, Джаред вздохнул, и направился к выходу. У самых дверей его догнало короткое: – Да. Джаред остановился, хмыкнул, повернулся к Дженсену, и тот быстро проговорил: – Ты его никогда не увидишь. Щеки его вновь заалели, пальцы нервно тискали одеяло, но Дженсен, кажется, не замечал этого, и продолжал сверлить Джареда недоверчивым взглядом. Джаред широко улыбнулся, соглашаясь, развел руки в стороны – Ладно. Джаред успел еще увидеть тень удивления на лице – Дженсена, прежде чем тот выгнал его, неизвестно отчего разозлившись. Но да, с этого момента даже будучи наедине только с самим собой, Джаред называл его про себя Дженсеном. Не ренсаром, не колдуном. Дженсеном. Неделю после возвращения хозяина Джаред жил спокойно. Ну, как сказать – спокойно. Занимался своим делом, охранял замок под началом Крейга. Дженсен к себе его не призывал, впрочем, никого другого тоже, оно и понятно было, отсыпался, приходил в себя, но напряжение Джареда не оставляло. Он все ждал, что теперь будет с ним, и некстати вспоминал – само как-то в голову вскочило – а ведь последнее время Дженсен любил проводить время только с ним, Джаредом. А он, тупица, разоткровенничался с Сирой, и понять можно было так, что тяжко ему внимание хозяина, с чего, дурак, так ляпнул? Не хотелось перед рыжим выглядеть подстилкой хозяйской? Глупая гордость, да просто глупость, и вон чем обернулось все. Хозяин теперь задумал что-то, и явно это не придется Джареду по вкусу – пойти к нему, пока не поздно, покаяться – сказать правду? Мол, ляпнул, чтобы перед мальчишкой покрасоваться, на самом деле нет дороже для меня подарка, чем эти ночи, не лишай меня их, господин. Так ведь опять – гордость не позволит сказать. Еще через три дня к самой ночи, когда Джаред даже вздремнуть успел, прибежал к нему опять Грин, вытащил из приятной грезы своим звонким голоском: – Джаред, Джаред, тебя хозяин зовет, иди скорее! Сон прошел в миг, сердце ухнуло в пятки. Джаред сел на кровати, растерянно глядя вслед убежавшему Грину, и боясь идти, и радуясь, что увидит, наконец, Дженсена. Тот все это время из своих покоев не показывался, и Джаред успел соскучиться, хотелось хоть одним глазком взглянуть – как там он, жив ли вообще. Как добрался до хозяйских покоев, Джаред не помнил вообще, и снова застрял перед дверью, но, как и в прошлый раз, они сами распахнулись, и, приободренный, Джаред ступил внутрь. Дверь мягко закрылась, но Джаред не слышал уже ничего, смотрел на Дженсена. Дженсен сидел в своей роскошной кровати, опираясь о кучу подушек, и лениво листая книгу. При виде Джареда поднял голову, усмехнулся, щелкнул пальцами, книга исчезла. Дженсен вжался в подушки, закинув руки за голову, и из-под ресниц смотрел на Джареда, смотрел, улыбался, всего лишь улыбался – но в спальне сразу стало жарче. Джаред увидел, что шелковое покрывало сползло с Дженсена, обнажив его торс, сползло до талии, и, скорее всего, если откинуть одеяло, там он был такой же восхитительно обнаженный. Джареда ноги сами принесли – поближе. Стоял, смотрел голодными глазами, и не знал, что делать – раньше бы кинулся на него, облизал, зацеловал с головы до ног, а теперь предупреждающий огонек в глазах Дженсена остановил его, беспомощного, у самого края. Молчание длилось бесконечно долго, мучительно долго, наконец, Дженсен опустил одну руку, сам отбросил одеяло – Джаред отметил, и правда обнажен, и, в отличие от него, не возбужден совсем, и это подействовало на Джареда как холодный душ. Дженсен спросил: – Ну, что же ты? Насмехался, сволочь. Джаред вспыхнул, упрямо набычился. Дженсен продолжал, будто невольно поглаживая себя по бедру, спокойный, красивый до боли, и далекий, вроде вот он, весь лежит перед тобой, а попробуй, достучись: – Джаред, ты ведь всегда был сообразительным. Ну?.. Джаред угрюмо молчал, не отводя взгляда от руки Дженсена, начавшего поглаживать себя по груди. Дженсен прикрыл глаза, опустил вторую руку, провел ею медленно-медленно, начиная с лица, погладил шею, мимоходом обвел большим пальцем ореол соска, ниже, ниже, ласкал себя бесстыдно, добрался до своего расслабленного члена, принялся поглаживать его, и не отрываясь, смотрел на Джареда, потемневшим взглядом. Задышал чаще, приоткрыл рот и вздохнул, сдерживая стон, и все смотрел на Джареда, и улыбался. Джаред, как во сне, потянулся у Дженсену. И уже сидел на кровати, и ласкал его – ласкал, как умел, как нравилось всегда его Дженсену, его ренсару, и не надеялся, и не смел надеяться – что, его простили? Дженсен вздыхал довольно, жмурился от удовольствия под его руками, постанывал, а Джареду будто силы прибавлялось от каждого сладкого его вздоха. От ощущения теплой гладкой кожи под руками Джаред терял голову, боясь сорваться, невозможно было быть так рядом – так близко, и не хотеть стать еще ближе, а Дженсен – он будто дразнил, перевернулся на живот, и попросил размять ему спину. А после, когда Джаред весь дрожа от возбуждения, прерывисто вздохнул, и оторвался от него, чтобы утереть лицо, Дженсен все так же безмятежно велел ему растянуть его хорошенько. Джаред почти поверил, что прощен, когда Дженсен непроизвольно принялся сам со стонами насаживаться на его пальцы. Когда крикнул хрипло: – Довольно! Вот теперь… хорошо. Джаред, распаленный, с каменным стояком, навис над Дженсеном, целуя его в висок, прошептал: – Я… Дженсен, я хочу… И вдруг услышал холодное: – Нет. Джаред не поверил сперва, прижался к нему крепче, касаясь членом ягодиц – одно движение, и он будет там, в горячей, тесной дырке, и наверху блаженства. Но Дженсен вывернулся в его руках, опалил взглядом, совсем не мутным от страсти, ярким, злым, усмехнулся: – Ты свою работу сделал. Пока. Но, Джаред. Ты никуда не уйдешь, я тебя – не отпускаю. Ты мне понадобишься… еще. Джаред тупо моргнул – так ныли яйца, и в голове стоял туман, но уже доходило понимание – не прощен, а с пониманием и горечь, и разочарование. Дженсен повернул голову куда-то вбок, и позвал: – Крейг! Джаред наблюдал, как к кровати подходит обнаженный – когда успел? – Крейг, и заметил даже на лице его некую смущенную улыбку, адресованную ему, Джареду. Наблюдал, как со стороны – чувства отключились, настолько сокрушительным было поражение – что Крейг вошел через другую дверь, через комнату игр, и краем глаза увидел, что там мелькнула еще чья-то обнаженная спина, прежде чем дверь закрылась. А потом ему стало не до отвлеченных размышлений, Дженсен, сукин сын, повернулся к Крейгу спиной, а сам вцепился в Джареда, и приказал, будто сдерживая давно бушевавший внутри огонь: – Крейг, скорее. Пожалуйста. Джаред безотчетно лег так, как хотелось Дженсену – лицом к лицу с ним. Позволял держаться Дженсену за свои плечи, и слушал его прерывистое дыхание – его губы были так близко! – смотрел в его глаза, яркие, полыхающие, видел страдальчески изломанную линию бровей, наблюдал, как он кусает губы, и шепчет – еще, давай скорее, пожалуйста, пожалуйста, еще. Крейг долбился в Дженсена сзади так, что и Джаред словно принимал эти толчки, а потом Дженсен прохрипел: – Джаред… Придвинься… Ближе. И Джаред придвинулся, они с Крейгом зажали Дженсена с двух сторон, и теперь толчки Крейга Джаред ощущал еще более явственно. Дженсен потянулся к его рту, и Джаред поцеловал, жадно, забывая дышать – его сердце рвалось от боли, и от счастья, и желания – обладать капризным и мстительным, и обидчивым ренсаром, хотя бы так. Дженсен застонал, и принялся вертеть головой, ему не хватало дыхания. Джаред оторвался от его сладкого рта, и Дженсен опять приказал, едва дыша, и подкрепляя свои слова жестом: – Возьми… его, подрочи. Сильнее. Сильнее! Крейг начал долбиться сильнее, очевидно, подходя к разрядке, и Джаред, подстраиваясь под его движения, резко, наверняка почти больно для Дженсена двигал рукой, зажимая в ладони его член. Дженсен стонал все громче, подаваясь от толчков Крейга и грубой ласки Джареда, кусал губы, мотал головой, непроизвольно вцеплялся в плечи Джареда все крепче, пока не вскрикнул, пачкая живот Джареда и его руки спермой. Как кончил, отпустил Джареда тут же, расслабленно, безвольно мотаясь под толчками Крейга. Без сил замычал что-то, Джаред, все так же возбужденный до предела – злобно посмотрел на Крейга, тот выдохнул, закатывая от предвкушения глаза: – Сейчас, сейчас и я тоже… Ох… Кончил, да и отвалился, переводя дыхание. Дженсен, не придерживаемый больше здоровяком Крейгом, мягко упал на живот, глаз не открыл, сладко-довольно вздохнул и тут же, кажется, и заснул. Джаред с ненавистью взглянул на Крейга и соскользнул с кровати. Яйца ломило так, что встать удалось не сразу, он охнул, и с трудом выпрямился. Крейг примирительно бросил ему в спину: – Хочешь, подрочу? – Отвали, – сквозь зубы пробормотал Джаред, и шагнул было прочь – ненужное сочувствие соперника жгло, как огнем. Но уйти не успел, остановило тихое: – Стой. Джаред обернулся к кровати. Дженсен вовсе не спал. Тело расслабленно все так же, лицо наполовину утонуло в подушках, но одним глазом Дженсен внимательно следил за Джаредом. Джаред едва удержался от грубого – чего еще надо? – вспомнил, Дженсен не закончил еще с ним. Будет, видать, издеваться и дальше. Джаред, едва переставляя ноги, вернулся, спиною к Дженсену сел на кровать, закрыл глаза и принялся дышать медленно, медленно, утихомиривая плоть, успокаивая дыхание. И не прислушиваясь, что там делают позади него Крейг и Дженсен. Возня все продолжалась, Джаред не выдержал, обернулся – Дженсен лежал на спине, над ним нависал Крейг, целовал его с неожиданной в таком огромном воине нежностью, и, похоже было, Дженсену это нравилось. Джаред скорее отвернулся. Возбуждение не проходило, отчаянно хотелось близости, и понятно было, что Дженсен и не отпустит его, и не даст удовлетворить желание, будет мучить вот так, неизвестно сколько. Тяжко ему было, и муторно, и ведь, что самое смешное – вспоминал, как держал в объятиях Дженсена, только что, когда трахал его Крейг, и ведь казалось, самое невероятное, казалось, будто хотел, и звал и просил Дженсен – его, Джареда, а не Крейга. Не отпускал его, Джареда, держался за него, и требовал ласки, вот же… Кого наказывает так изощренно, чего хочет доказать? Остается терпеть и ждать. Джаред выдохнул, снова набрал воздух, выпустил медленно из легких, уговаривая себя – терпеть, терпеть. Невольно потрогал ладанку, которую никогда не снимал, и вроде как, легче стало. Надежда не надежда – что-то легкое, как поцелуй, легкий, невесомый, коснулось его, словно погладила невидимая рука. И он как будто услышал безмолвное обещание, что дальше, когда-нибудь, потом, позже – станет все по-другому. Если выдержит. Дженсен позвал его – тихо-тихо, прошептал: – Джей… Джаред обернулся, увидел, как Дженсен лежит, зажмурившись, раскидав в стороны руки, и ноги его на плечах Крейга. В этот раз Крейг не спешил, он был нежен, и толкался в любовника медленно, мучительно медленно. По телу Дженсена пробежала сладкая судорога, он вцепился в покрывало, и еле слышно снова позвал Джареда. И Джаред сорвался с места. Он отчего-то знал, что нужен Дженсену, вот просто – нужен, чтобы рядом, чтобы чувствовать – и он подполз на коленях ближе к нему, начал гладить его лицо, целовать. Дженсен ответил сразу, жадно, с готовностью, тянулся к нему, хватался за него, за что придется, и держал, не отпуская, все время, пока Крейг трудился над ним. Распахнув глаза, смотрел на Джареда, и шептал: – Не уходи. Держи меня, Джаред, держи… И Джаред держал, и делал все, о чем просил его горячечным безумным шепотом Дженсен. Он давно забыл о себе, о своем возбуждении, оно истаяло в этой безумной ночи, он просто держал Дженсена. Не отпускал. А потом, позже, когда ушел Крейг, и в узкие высокие окна спальни заглядывал серый рассвет, Джаред отнес Дженсена, как тот просил, в каменную купель, и хотел было уйти, но тот снова не отпустил его. Заставил его мыть, а сам почти засыпал в теплой воде, расслабленный, с мягкой улыбкой на губах, и это была пытка почище прочих. Он не отпустил Джареда и потом – велел ложиться рядом. Прижался к нему всем телом – чистым, теплым, пробормотал невнятно: – Не уходи сразу. Дождись, как засну. Ладно? Что еще оставалось? Джаред прошептал – да – и лежал, прислушиваясь к дыханию за спиной, дожидаясь, когда оно станет размеренным, тихим, почти не слышным. И – странно – не чувствовал гнева, а только боль и еще беспокойство – за него, за Дженсена. Сейчас Дженсен ему казался не жестоким тираном или мстительным любовником – а несчастным, запутавшимся, очень ранимым, и хотелось ему как-то помочь, только как помочь, как уберечь от самого себя, от других опасностей, от его, джаредовой глупости – знать бы еще. *** Джаред не думал, конечно же, нет – что отделается одной ночью, так и вышло. Изводил его Дженсен долго. Призывал к себе каждый вечер, заставлял готовить себя – для других, и не отпускал, пока не натрахается до полубессознательного состояния, но и тогда – не отпускал. Подгребал к себе, сильный, гибкий, пахнущий чужой спермой и чужими руками, и своим, ничем не перебьешь – запахом, пряным, терпким, от которого кругом шла голова, весь оплетал Джареда, руками-ногами, бормотал – не уходи, не отпущу, вот так хочу чтобы лег, да, вот так, спи – и засыпал сам, и даже во сне сильнее прижимал, едва Джаред пытался выскользнуть из его объятий. Джаред дожидался, пока Дженсен заснет крепче, уходил к себе в каморку, и дрочил себе, грубо, резко, но желанного успокоения не получал – видно, чары какие наложил на него вредный колдун. За неделю Джаред спал с лица, потерял аппетит и сон, слегка даже оброс – не было желания бриться, да и мысли нехорошие приходили в голову при взгляде на заточенную сталь – от греха подальше, Джаред ножичек в руки не брал. В редкие часы отдыха, когда оставляли его в покое колдун и Крейг, вдруг начавший хлопотать возле него, словно курица возле яйца – забирался в круглую башенку на северной стене, и подолгу смотрел в сторону Ренлари. Далековато было до родного городка, до отцовой лавки, до сестры с матерью – не видать, но все равно немного легче становилось, отпускало. Сидел, размышлял подолгу, что жил неплохо в приемной семье, кормили сытно, не били. Когда хорошие времена были – даже учиться дозволяли, да что там, не был в обиде Джаред на них. Даже скучал вот теперь. А в эту ночь Дженсен вообще не знал удержу, словно задался целью довести его, Джареда, до какой-то последней черты. Заставил Джареда привязать себя к хитрой распорке, и лежал на этой штуке, весь вывернутый, в позе настолько открытой, что от одного его вида кровь ударяла в голову. Велел привести парнишку, совсем недавно появившегося в замке, чем-то неуловимо напоминавшего Сиру – только посимпатичней, повыше, покрепче, да и приказал Джареду научить новичка – что, да как, аж сталь прорезалась в голосе, когда Джаред отступил, и сдавленно сказал: – Нет. Дженсен сверкнул злыми глазищами, внимания не обращая на перепуганного новенького парнишку, задергался в путах, зашипел, как змея: – Сделаешь. Все сделаешь, сам, своими руками, и не смей мне перечить. Возьми его хуй, подрочи, если надо, в рот возьми. Посмотри, какие у него длинные, сильные пальцы. Берешь его руку в свою, показываешь, не забудь смазать его пальцы, вместе все будете делать, научишь его всему, что умеешь, вся ночь впереди. До звона в ушах – напряжение повисло между ними, и что тогда остановило его, Джаред не мог точно сказать. Зажмурился, перевел дух. Стравил, потихоньку стравил ярость, гнев, открыл глаза, сказал спокойно, покорно: – Ладно. И ведь смог, сумел, и парня успокоить, и даже получилось у того, правда, не сразу, да и Дженсен, видя, что по его все идет, сменил гнев на милость, улыбнулся мальчишке, и тот сразу был очарован – насмерть, Джареду даже жалко стало его. Потом Беннор – так, оказалось, звали его, уж старался сам, изо всех сил – угодить, и Джаред с грустной усмешкой узнавал в этом пылком горячем парне себя. А потом дело пошло у них так хорошо, что Джаред отступил, и понял вдруг, что Дженсен весь поглощен новым любовником, не на шутку. Раньше он не выпускал Джареда из виду, тянул к себе, волей неволей привлекал к действу, а тут – словно забыл совсем о Джареде. Давно снял Дженсена с неудобной распорки Беннор, и оба расположились на полу комнаты любовных игрищ, и трахались так самозабвенно, что Джаред почувствовал себя лишним. Встал с колен, шагнул назад, к двери, еще – никто не окликнул, не позвал. Джаред подхватил одежду с пола, и ушел, не заботясь, увидит ли его кто обнаженным в коридорах замка – нет ли, какая разница. Уходил медленно, но окрика так и не дождался. Пробрался к себе в каморку, отчего-то замерзший, задервенелый, кое-как оделся, свернулся под одеялом, но не спалось, и не думалось – и даже не было больно, просто тихо, пусто, и холодно. Поднялся, не мог тут быть – нечем было дышать. Встал кое-как и побрел на северную башню. Оказалось, чтобы забраться наверх, нужны силы, а их не было, поднимать чугунные ноги на высокие каменные крутые ступени, не было совсем. Но он, держась за стены, все таки влез на самый верх, забрался в островерхую башенку и тут же сел на каменный пол – ноги больше не держали. Сидя на полу – не было видно рва внизу, и моста, зато хорошо видно было небо, и Джаред уставился вверх, зажимая мерзнущие руки между колен, и размышляя о всяких мелочах, вроде того, что вот он сейчас отдохнет, и встанет, и посмотрит в сторону дома, а потом вниз, а потом подышит воздухом, подождет рассвета, он уже совсем скоро, почти светло, посмотрит, как встает солнце, и ему станет лучше. Обязательно станет лучше. *** Джареду показалось, что он только на секунду смежил веки, совсем ненадолго, а когда открыл глаза, увидел вдруг, что в круглой башне будто разом потемнело, и стало тесно – ворвался в узкую башенку колдун – ну кто еще? Больше некому. Джареда подняло в воздухе и шмякнуло об стену, от боли он охнул: – Что?.. А Дженсен прижал его к стене уже не колдовской силой, а своим телом, собой, обнимал его сильно, так, что не вырвешься, смотрел в глаза бешено, зло, и шипел снова, как змей какой: – Ты. Ты что задумал? Отвечай, сукин ты… Джареду показалось на миг, что за злобой он слышит страх, и это нелепое предположение немного примирило его с действительностью. А еще вдруг совсем уменьшились, как исчезли жалость и нежность, некстати все время рвавшиеся из него – зачем? Разве нужна Дженсену его нежность? Он попытался отстраниться от этого красивого, дышащего злобой лица, стукнулся головой о стену, отвернулся – чтобы не видеть, не смотреть на него, и ответил устало: – Ничего. Подышать вышел. Не соврал, так и было. Ну, может, и мелькнула трусливая мыслишка спрыгнуть с башни, так он и правда не собирался, Просто подумал. Дженсен немного разжал тиски объятий, потом отпустил его вовсе, но не отходил, так и стоял – вплотную, в полушаге. Джаред протиснулся между ним и стенкой, и стал к окошку, спиной к ренсару, всей грудью демонстративно вдыхая воздух. Так и стояли, пока не стало совсем светло, а Джаред, снова чувствуя, как вокруг искрит воздух от одного только присутствия колдуна, от напряжения, вздохнул тяжко – не уйти от разговора, а дальше, он знал, больше не выдержит, вот все уже, все – повернулся лицом к Дженсену, чтобы высказать все, что накипело. И чуть не поперхнулся от его взгляда – будто пеплом присыпанного, полного невысказанной, неутоленной тоски. Забыл все, что хотел сказать, шагнул навстречу, испуганно потянулся к нему, спросил снова: – Что? Дженсен смотрел на него жадно, вроде хотел подойти, казалось, сейчас шагнет тоже навстречу, протянет руки, объяснит, оживет – но нет, опустил глаза, и снова в маске – надменный, холодный, подозрительный. Жесткий. Покачал головой, мол, ничего. Произнес без всякого выражения: – Джаред, иди к себе. Ложись спать, отдохни. Джаред руки опустил, и смотрел на бледного, измученного не меньше его ренсара, и понимал, что возвращается в сердце непрошеная, ненужная жалость, ну вот откуда – жалость? Этот колдун его не жалеет, себя, никого не жалеет. А он, дурак, жалеет, одно желание – прижать к груди, позвать тихо по имени, погладить, как ребенка, по голове, и отогнать кошмар, пообещать, что все-все наладится, все будет хорошо. Дженсен – как услышал его мысли, дернулся, маска надменная спала с лица, посмотрел снова на него больными глазами, криво усмехнулся, и, словно защищаясь, отступил, поднимая руки, но быстро опомнился. Повторил, все так же холодно и равнодушно: – Иди к себе. Сутки Джаред проспал, и видел во сне сон – как будто просыпается, а на узком подоконнике маленького окошка еле умостив длинные ноги сидит кто-то, в светлом, сам весь прозрачный, как дух какой, и через его тело можно разглядеть решетку на окне. Джаред проваливался в сон снова, и этот дух, не дух – привидение? – рассказывал ему занятную историю. Но проснувшись полностью, Джаред помнил только, что рассказывал дух что-то про раухтуш, часть души. Но что рассказывал, Джаред не помнил, и отчего-то казалось ему, что и не нужно вспоминать, он и не старался, страшно было. Другой Джаред, из сна, знающий, испуганный, просил-умолял – стой, не ходи, не лезь, не нужно это тебе – Джаред и не лез, постарался скорее забыть, и забыл бы вовсе, если бы, засыпая после долгого дня, не видел каждый вечер серый, едва видимый, сгорбившийся силуэт на подоконнике. Колдун оставил его в покое, после той ночи с новеньким, Беннором. Джаред было подумал, что нашел Дженсен новую игрушку, и ходил сам не свой, но потом к нему начал приставать сам Беннор, причина его ревнивых дум, с расспросами. Глаза у мальчишки горели лихорадочным огнем, и он так неумело скрывал страсть, и недоумение, и обиду, что Джареду снова стало жаль его. Похоже было, что Беннора игнорируют так же, как и прочих. Джаред, вспомнил науку Крейга, напоил парня до бровей, и попытался, как мог, объяснить, что не нужно Беннору думать и решать, и особенно надеяться – решает тут все хозяин. И лезть колдуну под руку нельзя, может плохо закончиться. Можешь остаться без памяти, а можно и жизни лишиться. Напился с ним сам заодно, а ночью к нему снова явился дух, и снова рассказывал, и Джареду в этот раз было страшно, даже сквозь сон страшно. Он проснулся, весь мокрый от пота и трясущийся, и долго не мог успокоиться. Ему приснилось, что после светлого явился к нему другой, темный, большой, могущественный, и хотел этот темный забрать у него жизнь, и сердце, и душу. Темный навис над ним, и протянул к нему длинные руки, холодные его пальцы как в масло вошли в тело, под кожу, причиняя адскую боль. Но потом что-то пыхнуло, как будто между ними – этим черным пришельцем и им, Джаредом возникла невидимая преграда, такая мощная, что темного отшвырнуло прочь, а Джаред проснулся, и услышал, что скулит от страха. Больше в ту ночь заснуть не удалось, он повертелся, поерзал, потом встал, оделся, и ноги сами его принесли к спальне Дженсена. С той ночи, когда он тут в последний раз был, прошло уже дней десять, если точно – двенадцать, ну да, он считал. Считал, и все ждал чего-то, и ловил любые слухи, каждое оброненное слово про хозяина. Крейг вчера сказал, что добился, чтобы его приняли – по своим делам, просил купить оружия, и еще про северную стену – обвалились ступени к одной из башенок – колдун принял его неохотно, слушал вполуха, велел идти с такими пустяками к управителю и оставить его в покое. Надо ли говорить, что Крейг нашел повод, чтобы посмотреть на хозяина, и тот, кажется, это понимал. Выглядел он, Джаред специально расспрашивал, вполне нормально, недовольный был, что оторвали от дел, но орать не орал, показался, да и выставил прочь. – Что он там делает? – спрашивал Джаред. Крейг пожимал плечами: – Не знаю, и знать не хочу. Весь его кабинет завален книгами, склянки всякие, воняет чем-то. Я посмотрел, там череп еще валяется, и, кажется, дохлая ящерица или жаба там на столе. Понятно было, Дженсен с головой ушел в какие-то свои колдовские делишки, и это Джареда сильно беспокоило. Вот странно, не находил себе места, и все. Страшно было именно сейчас, хотя и раньше Дженсен запирался у себя надолго, месяцами, и творил там что-то такое, отчего над замком скапливались черные тучи, ворчал гром и блестели многоветвистые страшные молнии. Сейчас молний никаких не было, но все равно было Джареду не по себе, душно, нехорошо. Словно вот-вот должно было произойти несчастье, и душа предчувствовала его и заранее тосковала. Джаред остановился перед спальней, не перед кабинетом, знал, чувствовал, что Дженсен тут. Погладил шершавую поверхность двери, прошептал, хмурясь: – Да что ж такое-то… Не пойму… Постоял, посмотрел еще на дверь, зная точно, что ни за что не войдет, вздохнул, так и не улеглось беспокойство. Вздохнул еще, и вдруг, словно бес вселился в него, толкнул эту проклятую дверь, и вошел внутрь. Да и замер на пороге, с открытым ртом. Дженсен не спал, и не лежал в кровати, стоял прямо перед дверью. Стоял полностью одетый, в своей черной хламиде до пят, скрестив руки на груди. Смотрел на него и усмехался. Джаред просипел, растерявшись: – Я… это… И потерял все слова, вглядевшись в измученное, серое лицо Дженсена. Кроме очевидной усталости на нем была написана такая решимость, и такая знакомая ярость, что у Джареда упало сердце. Что-то явно происходило, только вот ярость вызвал не он, не из-за него злился Дженсен, ему он пытался улыбнуться, но улыбка получилась немного напряженной. – Что случилось? – быстро, не думая, выпалил Джаред. Он сразу, как спросил, вспомнил, что ввалился в спальню хозяина посреди ночи, и что это хозяину пристало задавать такой вопрос, смущенно поднял плечи, лихорадочно придумывая оправдания, но Дженсен как будто слышал его мысли – расцепил руки на груди, взмахнул ими, как крыльями, раздраженно воскликнул: – Джаред, не спрашивай, ты не поймешь. Объяснять долго, да и не хочу я ничего объяснять. Джаред удивленно посмотрел на Дженсена, понимая, что сейчас произошло кое-что интересное. Если… Сопоставить с его ночным кошмаром, и бдением Дженсена – почему он не спал? И отчего так зол и измучен? И что вообще происходит? Обидно было оттого, что Дженсен не считал нужным ему что-то объяснять, но, с другой стороны, Дженсен не удивился, что Джаред пришел, и не отрицал, что действительно что-то происходит. И, главное, он как будто ждал его, Джареда. Джаред не мог скрыть улыбку, и Дженсен поморщился, пробормотал деланно-недовольно: – Джаред… Словно желая скрыть смущение, отвернулся от него, подошел к окну, и замер там черной тенью, Джаред сразу же вспомнил своего ночного светлого гостя. А потом, по ассоциации, и последнего, черного гостя. Джаред от одних воспоминаний похолодел, а Дженсен вдруг сказал, тихо, отчетливо и очень-очень спокойно: – Я должен найти разгадку. Должен, я все равно найду. Я поторопился, и чуть не… испортил все. Я чуть не погубил тебя. А теперь еще этот… явился. Джаред, его как канатом тащило, уже стоял возле Дженсена, а тот взглянул на него, прямо, серьезно, и повторил: – Я найду способ, я все исправлю. Облечу весь свет, узнаю, как вернуть ее на место. Веришь мне? Джаред, хоть и не понимал ничего, что Дженсен ищет, что нужно вернуть, согласно кивнул, потянулся к нему, и Дженсен не оттолкнул, только руку поднял, и прижал ладонь к его груди, напротив сердца. Джаред притянул его к себе и держал, и надышаться не мог – его запахом волос, кожи, и от счастья кружилась голова, а от нехорошего предчувствия подкашивались ноги. – Ты хочешь уйти? Нет? Улететь? – Дженсен кивал, а Джаред спрашивал дальше: – Прямо сейчас? Не подождешь до утра? Почему? Замер, дожидаясь ответа, и Дженсен, так уютно устроившийся в его объятиях, не сразу, но сказал, пояснил-таки, хотя и не должен господин объяснять ничего слуге: – Джаред, это важно. Я и так потерял время, искал не там, но задачка оказалась сложнее, чем я думал. А теперь еще и опасность появилась. Дженсен вдруг отстранился, и попросил: – Обещай мне, что не будешь выходить из замка. Ни при каких обстоятельствах. Что бы ни случилось. Ты понял меня? Моей силы может не хватить, если я буду очень далеко, чтобы защитить тебя. А замок под магической защитой. – Меня? – Джаред от удивления открыл рот: – Меня надо защищать? От кого? Но тут же вспомнил темного гостя, и помрачнел, а Дженсен спросил: – Джаред, ты понял, ты сделаешь, как я прошу? И Джаред снова удивился, весь этот странный разговор постоянно сбивал его: – Просишь? – начал усмехаться, вдруг вспомнил, как Дженсен требовал, не просил тогда, ночью. Дженсен крепко взял его за руки, не опуская взгляда: – Прошу. Пожалуйста. Сделай, как я прошу. Джаред помедлил, и сказал нехотя: – Да. Только лучше… – Что? – Возьми меня с собой. Само вырвалось, и Джаред затаил дыхание, сердце застучало быстрее – что скажет? Вдруг согласится? Дженсен отпустил его, улыбнулся, и сразу стало видно и темные круги вокруг глаз и щетину, и как он устал, но не позволяет себе расслабиться. Спросил: – Зачем? Джаред ответил сразу, решил идти уж до конца, не прятать страх, вдруг и правда сработает: – Боюсь за тебя. Возьми, я пригожусь тебе, Дженсен. Нехорошее что-то все мерещится. Дженсен поднял бровь, усмехнулся: – Джаред, предлагаешь нести тебя в когтях? Ну как выроню? Джаред опустил голову, а Дженсен совсем без выражения сказал: – Ничего. Даже если не вернусь. Ну, будет у тебя другой хозяин, Джаред. Может, не такой урод попадется. Джаред почуял что-то неладное, будто за равнодушными словами Дженсен скрывает что-то, отчего ему на самом деле плохо и горько. Джаред пододвинулся поближе, и снова бесцеремонно – но он знал, что так лучше, так надо, так успокоит, обнял, притянул к себе, не сопротивляющегося, проворчал, жадно вдыхая любимый запах: – Мне другого хозяина не надо. Хоть самого золотого. Ты мне нужен. Возвращайся скорее, ладно?