Раухтуш

*** Наверное, так случается, когда слишком много затратишь душевных сил, вдруг приходит ответ, разгадка, над которой так долго и безуспешно бился замороченный мозг, но стоило Джареду задремать, и на этой границе яви и сна увидеть снова серую тень – пришло понимание. Обрушилось ледяным душем, выдернуло из сна, Джаред подскочил на кровати, тихонько постанывая и вспоминая, вспоминая – разворачивалась перед глазами вся эта история, он видел все, все то же, что было с ним. Но уже рассматривал все по-другому – теперь он знал, что это за камень, который кинул к его ногам Дженсен. И тогда… все становилось понятно. Картинки мелькали перед глазами, быстро-быстро, вот Дженсен улетает – а он, Джаред, долго стоит на башне и смотрит вслед, и ждет, почему-то ждет, что вот сейчас Дженсен передумает, и вернется. Потом ждет, скучает, ждет, потом появляется Рикхард, и хитростью выманивает его из замка. Он падает в вязкую темноту, а потом приемная зала с заколдованными чудовищами, и Джаред отдает свой раухтуш, чтобы забыться, и не чувствовать боль, он вспомнил эту боль, и это воспоминание заставляет его вскочить. Он вспоминает еще, как ночью, когда в замок примчался Дженсен – Рикхард колдовал в приемной зале. Он говорил что-то… Я верну тебе его. Верну? Джаред судорожно схватился за ладанку, нащупал – камень был на месте, но раньше – раньше, когда он касался его, всегда чувствовал что-то, как будто что-то оберегало его, успокаивало, дарило тепло, но теперь этого не было. Джаред сорвал ладанку с шеи, и принялся дрожащими пальцами развязывать мешочек. Камень не светился больше, выглядел мертвым, не живым. Обычным камнем. Джаред , хоть и знал, что увидит мертвый камень – вдруг испугался. Вскочил, путаясь в одеяле, и кинулся в каморку Дженсена. Прибежал, и увидел, что Дженсен не спит, и смотрит на него так, будто ждал, и испуган, и напряжен, сидит, прижавшись к спинке кровати, и не сводит с него глаз. Джаред шагнул к кровати, протянул руку, развернул ладонь, показывая камень. Спросил одними губами: – Раухтуш. Тут был твой раухтуш, да? Дженсен сразу понял все, побледнел, задышал часто, облизнул губы. Кивнул, не сводя с Джареда умоляющего взгляда. Джаред теперь не мог никак унять поднявшуюся в душе злобу. Спрашивал дальше, уж заранее зная ответ: – Там, в зале, ночью. Он вернул тебе его, да? Потому что все равно не мог забрать у меня. Да и зачем – у него теперь есть мой. А еще он хотел, чтобы ты помучился, ведь только с раухтушем можно страдать по-настоящему. Дженсен прижал руки к груди. Всем своим видом он словно умолял его – о чем? Джаред усмехнулся, злость и жалость боролись в сердце, и холодный разум искал, все искал пути спасения. Если бы Дженсен не скрывал от него правду, все было бы сейчас иначе. Но признаться не смог, и в итоге они оба в беде. Сейчас Джаред понимал, что такое быть без рауха – как инвалид, как глухой, или слепой, ну разве захочешь признаться в таком? И забрать обратно у Дженсена не было возможности, а Джаред понимал только теперь, потеряв раух – как холодно, пусто без него, и как эта пустота тянет и ноет, и растет, и возможно, кто-то привыкает жить так, без ярких чувств, без настоящих эмоций, довольствуется суррогатом. А потом начинает думать, что это и есть счастье, но Джаред не хотел этого, вот сейчас – не хотел. Не хотел становиться равнодушным, не хотел забыть совсем – каково это – когда сердце стучит в горле, когда от счастья кружится голова и подгибаются колени, он хотел это все вернуть, пусть будет больно. Пусть, зато он будет целым, настоящим. А Дженсен – Джаред читал его сейчас, как открытую книгу – всем своим видом словно умолял его не делать рокового шага, не соглашаться, не идти на сделку. Джаред злобно вздохнул, удерживая ругань – что уж теперь-то. Оставалось около месяца до окончания предварительной сделки, но Джаред был уверен – колдун не отдаст так просто его раухтуш. Как бы Рикхард не делал вид, что часть души не имеет для него никакой ценности, всего лишь залог, Джаред не верил ему больше. Слишком много возни было вокруг этого проклятого раухтуша, который, оказывается, можно хранить даже в камне. Но что теперь делать, даже не представлял, одно было ясно – тихо-мирно дожидаться окончания срока не стоит, надо действовать, нужно что-то придумать. Дженсен в это время слез с кровати, и, шатаясь, подошел к нему, схватил за рубашку на груди, заглядывая в глаза, покачал головой, и обессилев, начал сползать вниз, обнимая его, а Джаред вдруг почувствовал чужое присутствие – стали дыбом на затылке волоски, и он еле сдержался, чтобы не оглянуться. Разом забыл свою досаду на Дженсена, остались тревога и страх – но голова была ясной, и соображал он четко, хоть какая-то польза была от отсутствия рауха. Ну что ж, придется устроить представление. Джаред очень надеялся, что Дженсен когда-нибудь простит его, если они выберутся. Он оттолкнул Дженсена, сказал холодно: – Рикхард был прав. Ты обманул меня. Дженсен вскинул голову, посмотрел на него растерянно, и виновато, и поднять бы его, поцеловать, уложить в кровать, укутать, но Джаред справился с жалостью, продолжал все так же холодно: – Не понимаю, почему он скрывал от меня, что ты спрятал в моей ладанке раух. Может, думал, что я оценю твой поступок? Но от того, что я знаю теперь, что ты спрятал, суть не меняется. Ты ничего не объяснил мне. Ты использовал меня. Ты всегда использовал меня. Дженсен выглядел так, будто его ударили. Джаред говорил: – Ты и правда украл чужое, Дженсен. Ты ведь отдал его, расплатился им. Он больше не принадлежал тебе. И ладно украл, еще впутал во все это меня. Наверное, ты не думал о том, что мною могут пополнить коллекцию живых экспонатов в приемной зале, да? Тебе было все равно. Ну конечно, у тебя же не было рауха. А знаешь что? Он правильно сделал, что отдал тебя мне. Теперь, когда я вспомнил все, все свои страдания, и как я мучился, я превращу твою жизнь в ад. Джаред отступил от Дженсена, сделал еще шаг назад, еще, и вдруг услышал за спиной довольное: – Я в тебе не ошибся, Джаред. Джареду почти не пришлось притворяться, когда он вздрогнул, быстро обернулся и воскликнул: – Как вы меня напугали, учитель! *** Джаред не надеялся, что будет легко, но невозможность объяснить мучила его все равно, даже без раухтуша он не мог быть совсем спокоен, глядя, как дрожит в его руках Дженсен. Но неотступная слежка – он чувствовал ее спинным мозгом, откуда-то появившейся звериной интуицией – не позволяла ему расслабиться. Не позволяла признаться, рассказать о своем плане, да и плана-то никакого не было, пока. Но зато колдун не видел, как он, Джаред смотрел на своего несчастного, дрожащего, взмокшего раба. Дженсен связанный, обнаженный, лежал на подстилке в углу спальни. Она, в общем, и не нужна была, весь пол здесь покрыт был роскошным, по щиколотку мягким черным ковром, но эта подстилка обозначала границы, которые раб пересекать не имел права, даже если позволит длина его цепи. На Дженсене был ошейник, от которого тянулась цепь, и цепь была надежно закреплена в стене. Руки его были скованы за спиной, и пальцы беспомощно сжимались в кулаки, когда Джаред ласкал его, там, внутри, проталкивая свои длинные пальцы в раскрытую, растянутую дырку, хорошо смазанную, приготовленную, и говорил негромко: – Совсем готов, правда? Ты только и ждешь, чтобы тебя трахнули. Джаред медленно вытянул пальцы из горячей тесноты, и Дженсен судорожно вздохнул, скорчившись на боку, и словно пытался прикрыть коленями вставший член. Джаред хмыкнул, легонько толкнул Дженсена в плечо, вынуждая лечь на спину. Скованные за спиной руки заставили Дженсена выгнуться, но он подчинился. Джаред, усмехаясь, велел: – А теперь ноги, Джен. Расставь их пошире, согни колени, и упирайся пятками в пол. Дженсен с заминкой сделал все, как ему велели. И замер в бесстыдной позе, выгнувшись, с руками за спиной, с налитым, полным, вызывающе торчащим членом, с расставленными ногами, все еще дрожащий от возбуждения. И отвернувшись к стене. – Посмотри на меня. Мягко, негромко приказал, но Дженсен вздрогнул, как от удара. Нехотя повернул голову к нему, посмотрел настороженно. Джареду вновь пришлось сосчитать до десяти, чтобы сдержаться, таким измученным, страдающим, таким невозможно живым выглядел сейчас Дженсен – по сравнению с ним, Джаредом. Таким беззащитным и жаждущим, и в его взгляде столько было всего – и надежда и страсть и ожидание боли, и стыд, и самое неприятное – что-то вроде смирения, как будто он ждал наказания, и это наказание было заслуженным. Джаред перевел дыхание, и ласково погладил Дженсена по поджавшимся яичкам. Обхватил ладонью ствол, и задвигал рукой, так, как он знал, нравилось Дженсену. Дженсен выгнулся еще сильнее, застонал хрипло, забился, снова упал на бок, но не пытался отползти, отодвинуться, наоборот, подавался навстречу под его рукой, и как не кусал губы, стоны удержать не мог. Джаред усмехаясь, говорил: – Всегда был таким, и раух тут не при чем. Всегда был шлюхой, верно? Тебя только приласкай, и ты весь крутишься, и подставляешься, и стонешь, и просишь еще, даже без языка. Готов на все, лишь бы тебя трахнули, лишь бы вогнали в тебя здоровый хуй. А знаешь что, Джен? Ты не получишь его. Как не получил вчера, и позавчера. Как неделю назад, будешь только смотреть и облизываться, как я трахаю Ариссу, а ты будешь дрочить о подстилку, руками не позволю, нет. Будешь тереться о подстилку хуем, и никогда не получишь никакого члена. Для тебя ведь нет большего наказания, верно? У тебя был такой большой выбор раньше, а теперь нет даже одного. Ты надеешься, что кончишь сейчас? Нет, детка. Джаред резко прекратил дрочить Дженсену, и на отчаянное движение следом за его рукой, на разочарованный стон рассмеялся. Он иногда чувствовал, что Рикхард не то, что стоит за его плечом, а как будто даже находится в нем самом, настолько четко Джаред ощущал его желание уничтожить врага, разрушить все, что ему дорого. И одновременно знал, что Дженсен – сильнее, что понадобится что-то очень серьезное, чтобы сломать его, но он надеялся, что Рикхард не успеет найти это оружие. *** А потом Джаред развлекался с Ариссой, и кроме холодного пристального взгляда из темноты чувствовал и другой, горячий, злой, отчаянный. И все верил, что Дженсен – сильнее, сильнее этого. Просил молча, умолял, втрахивая сладко стонущего, довольного Ариссу в сбившиеся простыни – просил сам не знал о чем. Просто поверить? Простить – вряд ли бы простил ему когда ревнивый Дженсен вот такой безудержный трах с кем попало, да у него на глазах, и каждый день, он и без рауха вспыхивал как огонь, а уж с душой и вовсе не стерпит, и не простит никогда, но это неважно было сейчас, главное – усыпить бдительность колдуна. Джаред отчего-то знал, что не удалось бы обмануть Рикхарда с наказанием для бывшего ученика. Все-таки Рикхард знаком был с Дженсеном гораздо дольше, чем он сам, и долгое время его раух был у колдуна. Уж кому как не колдуну знать, что Дженсену приносит боль, но Джаред надеялся, с наглостью и неведением недоучки, что главное – побег – ему удастся. И обязательно вдвоем. Где-то через часа два отослал Ариссу, почувствовал, что внимание к нему ослабло – как будто колдун отошел куда, но ненадолго, и все слышит, но несколько минут у Джареда было. Подошел тихонько к лежащему в неудобной позе Дженсену, молча зашел за спину, присел, расстегнул наручники. И принялся нежно растирать запястья. Он сразу почувствовал приближение колдуна, накатывало что-то черное, холодом тянуло, и Джаред тут же грубо перекатил Дженсена на спину, схватил за ошейник, притянул к себе, усмехаясь, спросил: – Понравилось представление? Этот рыжий – Арисса, отличная дырка. Сладкая, маленькая, отзывчивая, я думаю взять его с собой, когда выучусь у колдуна. Он обещал мне его подарить. А ты – ты навсегда останешься здесь, будешь всю свою жалкую жизнь прислуживать колдуну, и делать все, что он прикажет. Дженсен, побледневший, осунувшийся, задыхаясь, не отворачивался, смотрел ему в глаза, и не делал ни единой попытки вырваться, и тут снова за спиной Джаред услышал редкие хлопки и ленивый голос: – Очень хорошо. Джаред, я дарю тебе Ариссу прямо сейчас. Джаред как безумный, улыбнулся Дженсену. Небрежно отпустил ошейник, отчего задыхающийся Дженсен неловко упал на подстилку и закашлялся. Джаред встал, поклонился колдуну, и сердечно поблагодарил его: – Спасибо, учитель. Рикхард улыбался, разглядывая скорчившегося в его ногах Дженсена. Насмотревшись, обратился к Джареду, спросил с любопытством: – А почему ты его не хочешь забрать? Джаред раздраженно пнул Дженсена в плечо, отчего тот упал на спину, все еще кашляя. Ответил холодно: – Зачем он мне. Жалкая шлюха, его работу прекрасно может сделать Арисса. Ни на что другое он не годен. Колдун рассмеялся снова, отсмеявшись, принялся разглядывать Джареда, и тот подобрался весь, чувствуя, что почти достиг цели, и ему, кажется, доверяют. – Я правильно понял тебя, – вкрадчиво начал колдун, – ты принял уже решение? Хочешь остаться моим учеником? Дженсен застонал, протянул руку, пытаясь дотянуться до джаредовой ноги. Джаред пнул его, и ответил, стараясь не торопиться: – Да, хочу. Колдун без интереса смотрел на Дженсена, сотрясающегося в беззвучных рыданиях, потом встрепенулся, подхватил Джареда под руку: – Я думаю, нам следует это обсудить. Пойдем в кабинет. Джаред, не ожидавший, что его прямо сейчас, посреди ночи, в одном халате потащат из спальни прочь, запнулся было, но быстро спрятал недоумение, и бесстрашно пошел за Рикхардом. *** Рикхард, не смотря на глубокую ночь, выглядел свежим и сияющим, усадил его в то самое кресло, где до него сидела сотня таких же, как он, глупцов, отдающих свои души взамен на призрачную власть и всё обесценивающее равнодушие, которое выдавали за безмятежное счастье. – Ты правда не хочешь забрать себе Дженсена? – снова спросил Рикхард, наливая ему вина, и Джаред в который раз подивился, как настойчиво интересуется судьбой почти уничтоженного врага могущественный колдун. Джаред поморщился, ответил: – Я же сказал. Шлюх много, на его дырке свет клином не сошелся. Но вот кое-что другое… Его. Я бы забрал, с вашего позволения. Колдун удивленно поднял бровь, даже отставил прочь свой бокал. Спросил с неподдельным интересом: – О чем ты, Джаред? Джаред снова сосчитал до десяти, и хладнокровно ответил: – Его волшебную силу. Ту, что вы забрали в ночь, когда он прилетел за своим дурацким раухтушем. Джаред старательно выговорил последние слова с видимым раздражением. За раухтушем… Конечно же, он не забыл, как Дженсен просил тогда колдуна – отпусти его, оставь в покое, забери меня, делай со мной что хочешь, но отпусти Джареда. Не забыл, но зачем Рикхарду об этом знать? За раухом, за Джаредом… За тем, кому хотел отдать свое сердце, свою частичку души. Знал, что не сможет вернуть раух, только если колдун сам захочет. Знал, что отомстит Рикхард, может быть, убьет, но все равно прилетел. На самом деле – за Джаредом. *** Колдун покачал в удивлении головой, спросил: – Послушай, Джаред. Не было ли среди твоих предков ренсаров? – Не знаю, – Джаред был спокоен, как никогда. Улыбнулся, ясно и доверительно: – Я воспитывался в приемной семье. – Вот как. Колдун задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла, рассматривая Джареда. Джаред не собирался рассказывать, что мать его была совершенно точно не ренсаркой, дальней родственницей – седьмая вода на киселе – его приемной матери, умерли его родители от холеры, когда Джареду и пяти лет не было, и, насколько он слышал, ренсарами там не пахло до седьмого колена. Пусть думает, что хочет, главное, чтобы не подозревал Джареда ни в чем. – Джаред, – снова начал колдун, и Джаред весь обратился в слух. Что бы не сказал сейчас колдун, нужно быть предельно внимательным, а колдун, подбирая слова, говорил: – Послушай, Джаред. Насколько я понял, ты согласен обучаться дальше? Джаред кивнул, а колдун с явным облегчением продолжил: – Ты оказался умнее, чем я думал. Не обижайся, Джаред, не надо хмуриться. Кираны и правда не слишком расположены к волшебной науке, но ты – ты прилежен, в отличие от молодых зазнаек ренсаров, и твое прилежание показало мне, чего ты можешь достичь. И волшебная сила Дженсена… Конечно же, если ты сможешь с нею совладать, сразу продвинет тебя на несколько ступеней выше, в этой науке. Не удивляйся, магия тоже наука, что бы там не бормотали невежи. Но прежде чем мы подступимся к этому сложному вопросу, нужно решить мелкие формальности. – Какие формальности? – с готовностью спросил Джаред, весь подавшись вперед. Он надеялся, что выглядит достаточно заинтересованным и доброжелательным. Колдун подался к нему тоже, наклонившись над столиком, значительно проговорил: – Нужно заключить новый договор. Теперь на десять лет. У Джареда вырвалось удивленное: – Но как же… Срок предварительного договора же не истек? – А разве я не сказал? – колдун удивился так естественно, что Джаред чуть не обманулся. Небрежно махнув рукой, колдун пояснил: – Расторгнуть предварительный договор можно в любой момент, на то он и предварительный. Он как бы проверочный, я ведь рассказывал, Джаред, ты был невнимателен! Он существует для того, чтобы и будущий учитель и будущий ученик поняли, оба – не только одна сторона – смогут ли они сотрудничать вместе дальше. И это понимание может прийти задолго до истечения трех месяцев. Джаред насильственно улыбнулся, и поскорее выпил, чтобы не выдать себя, словом или выражением лица. Сукин сын! Вот же сукин сын. Чертов колдун, словом не обмолвился, что договор фактически липовый, и может в любой момент закончиться, причем – Джаред уверен был – он, Джаред, мог стать инициатором прерывания договора. В любой момент он мог закончить этот фарс, только вот – как? Что он должен был сделать, чтобы эта временная сделка считалась завершенной? Наверняка – наверняка что-то очень простое. Черт, черт. Вот черт! Джаред соображал, изо всех сил притворяясь расслабленным и довольным, и думал, думал – что? Что делать? Ну ладно, он прерывает контракт. И тут же становится экспонатом музея Рикхарда. И, не забываем! Здесь Дженсен, и чтобы освободить его, Джареда, он запросто отдаст свой раух, снова! И все сначала. – Хорошо, – смущенно улыбнувшись, сказал Джаред, – что вы предлагаете? Говорите яснее, я немного устал, и плохо соображаю. Прямо сейчас закончить старый договор, и заключить новый? Подписи кровью? Что-то еще? Колдун выглядел самодовольным до отвращения. Джареду стоило больших усилий все так же доброжелательно улыбаться и смотреть на него, пока тот разглагольствовал: – Нет, никаких подписей кровью. Все делается очень быстро, один нюанс, из-за чего я и заторопился. Ну прости, что приглядывал за тобой в последнее время так пристально. Я хотел убедиться, что ты мне подходишь, теперь вижу, что да, вполне, но вот в чем дело. Раухтуш – твой, будет храниться все десять лет обучения в камне. Это лучший способ сохранить его, Джаред, сберечь. Но время для заключения его в камень подходит не всякое. Завтра в полночь самый удачный момент. Так встанут звезды, и дата подходящая, все пройдет, как нельзя лучше. Поэтому, если ты согласен и готов, проведем обряд завтра, и тогда же перезаключим договор. Джаред и не думал, что ему удастся уговорить разбить временный контракт сегодня, а постоянный заключить завтра – слишком жаден колдун, и на сутки, да что там! На час не захочет выпускать из рук раухтуш, потому Джаред не стал в колдуне возбуждать такими предложениями подозрение, нахмурился недовольно, пьяно-капризно, протянул: – Ну хорошо. Ладно, завтра. Но все-таки, учитель. Вы обещаете, что отдадите мне его силу? – Хитрец, – засмеялся колдун, – хочешь без усилий получить сразу много? Но ты мне нравишься. Я и сам такой был – все и сразу. – Учитель, – Джаред смотрел на Рикхарда умоляюще, а сам соображал быстро. Хоть и прямо не сказал осторожный колдун, выходило так, что никаких особых вещей для расторжения договора не надо было, как и для заключения нового, а вот то, что колдун скачет, как курица с яйцом с его раухом, говорило о многом. И, возможно, если запихнет завтра ночью колдун раух в камень, не получит он его назад никогда, вот было такое отчетливое очень ясное чувство обмана. Этого допустить было нельзя, но об этом у него есть время подумать до завтра. – Получишь ее, – ухмыльнулся колдун, – но не сразу. Тебе еще кое-чему научиться надо. Это опасное оружие, Джаред, можешь не справиться. – Ну хоть посмотреть, – притворяясь вовсе пьяным, заныл Джаред, – ну пожалуйста. Буду хоть знать, ради чего мне стараться, покажите, прошу! Джаред подумал было, что нет, не поддастся Рикхард на явную глупость, на провокацию, но Джаред так преданно моргал, так смотрел восхищенно, что, польщенный, тот кивнул и важно сказал: – Хорошо, пойдем, покажу. Джаред шел следом за колдуном, собранный, холодный, и думал, что ему даст этот поход? Ну, увидит он, где прячет колдун волшебную силу Дженсена, но как сделать так, чтобы она вернулась к хозяину? Поди ж на сто замков запрятано, за сотней заклятий, вон как пугает, мол, страшная сила. А то Джаред не знал, и не помнил, как швырнул Дженсен многокилограммовую, обитой сталью дверь далеко во двор, выломав косяк, да разве только в физической силе дело. Колдун, наконец, привел его в приемную залу. И не успел Джаред оглянуться, и спросить, а что, собственно, они тут делают, как Рикхард нажал невидимый рычаг на кресле. Оно отъехало, открывая лестницу вниз, в подземелье. Пока шли вниз, Джаред ухмылялся – а хитро вышло. Вход в подземелье, к сокровищу – на видном месте, и никогда не найдешь, и не догадаешься. Внизу, под крутой лестницей обнаружилась комната, освещенная спящими в волшебных шарах существами, которых Джаред уже видел в темнице, но сейчас не до них было, Джаред сразу принялся жадно оглядываться. Какое интересное место! Вот как выглядит сокровищница колдуна, занятно и жутко, и ступить страшно – все какие-то тени шевелятся по углам, и нормальным, обыкновенным выглядит только стеллаж, заполненный книгами, но при ближайшем рассмотрении и книги казались странными. На другом стеллаже светились боками амфоры и бутыли диковинных форм, на столиках там и сям торчали совсем непонятные страшные штуки, одна так очень напоминала засушенную человеческую голову. Но сильнее всего его привлек стеллаж с сосудами. Оно и понятно было – помнил еще, как держал перед ним колдун амфору, и светилась она розовым, от его раухтуша. Которая его? Джаред не мог угадать, но цель его сейчас была не только раух, хотя то, что волшебная сила Дженсена и его раух в одном месте находятся, могло стать невероятной удачей. Но еще большей удачей было то, что он здесь оказался, и даже любезно провожаемый самим хозяином. Если бы один пришел, чудом узнав, где сокровищница, погиб бы, как пить дать, вон колдун что-то бормочет, охранные заклятия снимает. Джаред снова разглядывал сосуды, жадно, пристально – который же? Который Дженсена? Подошел поближе, за ним неотступно шел колдун, и как услышал его мысли, вдруг решил поиграть, спросил весело: – Угадаешь? Где его сила? – А если угадаю? Что будет? – рассеянно спросил Джаред, все силы прилагая, чтобы отыскать – ну должен, должен он найти, увидеть, почувствовать. Колдун слегка насторожился рядом, сказал через паузу: – Зависит от того, что станет с сосудом. Хитрый и осторожный, ишь как завернул. Не поймешь, что это значит. Засветиться, что ли, должен сосуд? Или сам прыгнуть к нему в руку? Джаред вдруг поймал себя на том, что уже с полминуты таращится на маленький серебряный круглый сосуд на нижней полке, возле самого пола. Сосуд не светился, узкое горлышко заткнуто было на вид самой обычной, деревянной пробкой, и в таком, Джаред помнил, у его приемной матери хранилось розовое масло. Он смотрел, смотрел, не двигаясь, и не говоря ни слова, и вдруг в голове начали проявляться образы. Он увидел – теперь полностью, ту самую тень, являвшуюся ему на границе сна и яви. Увидел так четко и ясно – встала перед ним, и обернулась мальчишкой – светловолосым, тонким, хорошеньким, и в нем Джаред, задержав дыхание, узнал Дженсена. Увидел, как мальчик отдает свой сияющий раухтуш колдуну – как учится у него – картинки мелькали быстро-быстро – мальчик рос, превратился в парня, стал таким, каким знал его Джаред, и одновременно этот фантом рассказывал Джареду, и Джаред понимал, что слышал это уже. Что он знает эту историю, просто Дженсен рассказал ее так, что вспомнил он ее только сейчас. И еще кое-что вспомнил. Кое-что очень важное, о чем ничего не подозревающий Рикхард не должен был догадаться. Иначе все сорвется. Джаред набрал воздух как перед прыжком, нагнулся, взял сосуд с полки и, небрежно взвешивая его в руке, повернулся с улыбкой к Рикхарду. Колдун напрягся, но тут же, видимо вспомнив, что Джаред не знает, как воспользоваться силой, деланно рассмеялся и сказал: – Молодец, Джаред. Ты продолжаешь меня удивлять. Ты угадал. – А что должно было стать с сосудом, Рикхард? Джаред продолжал чуть ли не подбрасывать его в воздух, качая в руке, дурашливо улыбаясь. И в отчаянии понимая, что вот – вот оно – спасение, но как же им воспользоваться? Может, колдун ему подскажет? Колдун протянул руку, спокойно предупредил: – Не размахивай им, Джаред. Отдай. Джаред, все так же улыбаясь, протянул руку, и обманутый, успокоенный, колдун улыбнулся и только было хотел взять сосуд, как Джаред одним движением – была не была – вытянул пробку и грохнул сосуд об пол. Ничего, совсем ничего не случилось, ни грома, ни молний, сосуд дзенькнул об каменный пол и покатился по нему, а Рикхард вдруг расхохотался во всю глотку. Насмеявшись, посмотрел на Джареда снисходительно, и точно, как и Дженсену, задал ему тот же вопрос: – Ты думал, это так просто? Вот так, ударишь об пол, и получишь силу? Джаред рискнул улыбнуться: – Попробовать стоило. – А ты меня разочаровал, Джаред. Джаред тихонько отступал от колдуна назад, к стеллажам, а колдун укоризненно качал головой: – Я возлагал на тебя надежды. А ты оказался глуп, как и все кираны. – А раньше вам это нравилось, – подал голос Джаред, – говорили, что сами таким были. Все и сразу. Разве это плохо? – Неплохо. Но ты слишком хитрый, Джаред, и я тебе не верю. Ты точно такой, как твой бывший хозяин, Дженсен, и тебя ничему не научили его ошибки. Он закончил с рабской цепью на шее, и завтра – ты ведь отказался от него, Джаред? Ну так вот, он мне тоже не нужен, даже в качестве экспоната в музей, он мне надоел страшно, и завтра он умрет, нет, даже сегодня. Сразу же, как я расправлюсь с тобой, неблагодарный, глупый мальчишка, я убью его. А сейчас… Колдун поднял правую руку, и Джареда отнесло к стене, рядом со стеллажом, придавило к ней, но он умудрился проскрипеть: – А как же раухтуш? Колдун так удивился, что опустил руку, и Джареда перестало придавливать. – Что – раухтуш? Твой останется у меня, мне достаточно одного. – Уверен, что у тебя останется? Колдун еще успел нахмуриться, а Джаред, пока его снова не придавило, быстро и отчетливо произнес короткое заклинание. То самое, которое ему нашептывал Дженсен, не один и не два раза, приходивший к нему в полусне серой тенью, приходил, заботясь не о себе – о Джареде, как будто знал, что когда-нибудь ему понадобится это заклятие. Рикхард заорал гневно: – Нет! Но было поздно, лопнула одна из амфор, и залило всю круглую комнату светом, ярким, алым, чистым, ослепительным, от него Джареду сразу стало больно-больно, у него подогнулись колени, и он упал на пол, тяжко и хрипло дыша. Вместе с болью возвращалась к Джареду лавина чувств, таких разных, таких ярких, и воздух словно стал чище. И краски – даже в этом темном подвале – ярче, и главное – Дженсен! Он весь, с его любовью, с его силой, с его болью, стоял сейчас перед ним – откуда взялся в этом подвале? Стоял на коленях перед ним, гладил дрожащими руками по лицу и плакал, а Джаред не мог понять, то ли ему мерещится? Но судя по тому, как взбешен был колдун – нет, не мерещился, Дженсен сумел снять оковы, и пробрался вслед за ними, в слепой надежде остановить Джареда, удержать от рокового шага, а может быть, и помочь? Колдун в ярости закричал: – Ненавижу! Как же я вас ненавижу, щенки, уничтожу! Плевать, найду еще других, кто с радостью отдаст мне раух, но вас видеть больше не хочу, как вы мне надоели со своей глупой любовью! Грохнуло гулко и посыпались с полок сосуды, разбиваясь, Джаред почувствовал, как Дженсен укрыл его своим телом, принимая удар на себя, их отшвырнуло к стене, а потом он, кажется, потерял на какое-то время сознание. В следующее осознанное мгновение он стоял на четвереньках над Дженсеном, не подававшим признаков жизни, и звал его. Он, кажется, просил прощения, и плакал, и умолял, и с ужасом смотрел, как изо рта, из носа, из ушей Дженсена идет кровь, и эта кровь кажется почти черной, и все быстро, быстро происходит. Колдун снова поднял руку, собираясь произнести заклятие, но Джаред, неожиданно для себя самого, чуть не с рычанием повернул голову к колдуну, и выплюнул заклятие, которое, кажется, тоже нашептал ему Дженсен? И от силы и злобы, с какой Джаред произнес его, колдуна отшвырнуло далеко назад. Джаред тут же забыл о Рикхарде, снова склонился над Дженсеном, захлебываясь в слезах, бормоча прерывисто: – Ну Джен, пожалуйста, пожалуйстапожалуйстапожалуйста, ну ты не можешь так со мной, Дженсен, я люблю тебя. Слышишь? Все время любил, всегда, как только увидел, даже без рауха любил, Дженсен. Слышишь меня? Ты должен знать это! Мне все равно, что ты делаешь, с кем, я люблю тебя, люблю, люблюлюблю, только живи. Слышишь? Это все неправда, что я тебе наговорил там, когда мучил тебя, я думал, ты поймешь, почувствуешь все равно, что я люблю, но я должен был придумать что-то, чтобы он поверил мне, чтобы позволил… Дженсен. Джен… Джаред не знал еще, что делать и говорить, и не верил, не хотел верить, что проиграл, но тут Дженсен открыл глаза – яркие-яркие, вздохнул хрипло, закашлялся, выплевывая кровь, и прохрипел: – Я знал. Вздохнул снова со стоном, и даже попробовал улыбнуться: – Знал, что ты… Договорить не смог, а Джаред не сразу осознал, что Дженсен говорит – может говорить, снова! И главное, он понял, о чем Дженсен, научился уже понимать без многих слов. Дженсен знал, что старался Джаред их спасти, и прощает за все, и верит, и, может быть, любит? Колдун снова выбрался из угла, куда его зашвырнуло джаредовым неожиданно сильным заклятием, и проскрипел зловеще: – Ну все, хватит. Теперь вам конец. Джаред хотел было загородить собою Дженсена, но тот придержал его. А потом произошло странное. Дженсен не стал делать никаких эффектных жестов, просто посмотрел на Рикхарда и тихо произнес короткое заклятие. Джаред еще успел увидеть, как Рикхард открыл в ужасе рот, потом грохнуло так, что заложило уши, все заволокло едким дымом, полетели вниз обломки лестницы, падали стеллажи. Джаред еще порадовался, что к Дженсену очень вовремя вернулись способности, быстренько прикрыл его своим телом, а потом его что-то крепко приложило по голове, и он провалился в темноту забытья. *** Выплывал из забытья медленно и неохотно, но в ушах звенел девичий голос, назойливый, как комариный писк, так и хотелось этого комара прихлопнуть, Джаред от раздражения и очнулся. Недовольно открыл глаза, и уставился на незнакомую девицу, склонившуюся над ним. Вместе с удивлением – кто такая? Что за девица? – накрывали валом эмоции, позабытые, яркие, и сразу за ними обрушились воспоминания о последних событиях. Джаред подхватился, резко сел, и со стоном схватился за голову, увидел, что сидит на полу, в одном халате на нижнее белье, среди руин, рядом незнакомая девица пристально его разглядывает, а… – Дженсен? – прохрипел Джаред, – Где Дженсен? Но увидел уже, что два незнакомых парня бережно укладывают его на два сдвинутых стола, и одежда у парней в тех же серебристо-белых цветах, что и у девицы, и, кстати говоря, Дженсен, прибежавший в сокровищницу в какой-то убогой тряпке – тоже сейчас был в чем-то светлом, режущем глаз. – Не понял, – просипел Джаред, пытаясь, встать, девушка без слов помогла ему подняться и подойти к Дженсену. Точно, одежда Дженсена превратилась в такой же, как у неизвестных гостей, наряд. Но не смотря на это, Дженсен все еще был без сознания, и выглядел хреново, в крови, и бледный, как смерть. Глядя на белую с серебром ткань, Джаред почему-то сразу вспомнил, что раньше Дженсен всегда ходил в черном, даже перья при обращении превращались в черную хламиду. А теперь… Джаред вцепился руками в стол, стоять было тяжело, и обвел взглядом полуразрушенную сокровищницу Рикхарда. Самого колдуна нигде не было видно, зато возле стеллажа с книгами возились еще двое мужчин в такой же одежде, как остальные, и оживленно переговаривались. Все это Джаред увидел в один миг, но его сейчас мало интересовало, кто такие эти люди, он уж и так догадался, что пожаловали родичи Дженсена, или что-то в этом роде. Главное было понять, что с Дженсеном, насколько он плох, и где чертов колдун. Он только прокашлялся, как девица опередила его, и сама задала вопрос: – Ты – Джаред? Джаред кивнул, нахмурившись, а девица затрещала, голос ее ввинчивался в мозги и почти причинял боль: – Я Маккензи, сестра Дженсена. Это Джош, старший брат Дженсена, это Том, это Майк, те двое – Крис и Стив, они дружили, пока Дженс не сбежал. Поссорился с отцом и убежал, я почти не помню его в том возрасте, но вот Джош, и мальчики, и родители, они все очень… Ох, это длинная история. Дженсена не могли найти долго, а когда узнали, у кого он, было уже поздно что-то менять. Это было таким ударом для всех. Джаред вспоминал – Дженсен же рассказывал ему это, как мальчишкой еще обиделся на отца, и сбежал из дома, а потом встретил Рикхарда, и потом случилось то, что случилось. Он потерял раухтуш. – Значит, – медленно сказал Джаред, – на самом деле у вас не практикуется такое? На непонимающий взгляд Маккензи, Джаред пояснил: – Ну, отдавать раухтуш, чтобы эмоции не мешали постигать науку волшебства? На несколько голосов, кто возмущенно, кто озлобленно ответили: – Нет! И Маккензи, как будто он сказал величайшую глупость, или что-то очень непотребное, покраснела, и сбивчиво пояснила: – Нельзя, нет. Этого нельзя делать. Без раухтуша человек не может достигнуть вершины мастерства. Раух нельзя отдавать никому, только избраннику, но это всегда взаимный обмен, и добровольный, и тот, кто отдает, получает в два раза больше, и становится сильнее. Рикхард же просто обманул вас. Маккензи так странно посмотрела на него, и так же смотрели на Джареда его спутники, что он забыл, о чем думал – какой же сукин сын этот чертов черный колдун – и спросил растерянно: – Что? Маккензи стесненно посмотрела на брата, и тот, словно поняв ее без слов, отвел остальных мужчин в сторону. Джаред, все больше беспокоясь, и мало что понимая – столько вопросов теснилось в голове, встревожено посмотрел на нее: – Ну что? Маккензи наклонилась над Дженсеном, зачем-то поправила ему воротник, и нерешительно сказала: – Дело в том, что… видишь ли, Дженсен вернул свою силу, вернее, свои способности. И он сделал почти невозможное – мы думали, он навсегда останется во власти черного колдуна, но он вернул свой раух, не без твоей помощи. Он снова с нами, видишь, как поменялась его одежда? Это знак нашего рода. Но он так слаб сейчас. Он очень слаб, а мы не можем ему помочь. Джаред испугался, невольно схватил Дженсена за руку, ладонь была ледяная. Джаред пробормотал: – Истратил все силы, защищая меня. Черт… И Рикхард, он же сделал что-то с колдуном. Где Рикхард? – О, об этом не беспокойся. Он больше не навредит никому, не обманет никого, забирая у людей души. Был такой мощный ментальный удар, что мы сразу увидели, и услышали, где Дженсен, и что происходит. Примчались на помощь, но оказалось, он все уже сделал. Колдуна больше нет, Дженсен уничтожил его. – Точно? – недоверчиво спросил Джаред, все сжимая в руках холодную ладонь Дженсена. – Да, точно. Даже пыли не осталось, так ударил. Но сам… ты видишь, что с ним? Только ты можешь ему помочь. – Что? Как? Джаред растерялся, но тут же вспомнил ее слова – про то, как на самом деле нужно пользоваться раухтушем. Обменяться. С Дженсеном. Джаред торопливо проговорил: – Да, я понял, да. Надо обменяться, но как? Я готов, конечно, но как он? Он ведь без памяти. Джаред видел, чувствовал, что Маккензи колеблется, теперь, когда он был снова целым, он слышал малейшие нюансы эмоций всех присутствующих, и понимал, что опасность есть для Дженсена, но они волновались, не из-за этого, а словно их что-то смущало, Джаред не вытерпел и рявкнул: – Не играйте со мной, леди. Вы что-то скрываете? Что? Маккензи вздрогнула, посмотрела на него с удивлением, и заливаясь краской, ответила: – Нет, но… Просто это очень серьезный шаг. Обмен раухами означает… Я просто не уверена, что Дженсен одобрил бы это. Джаред облегченно перевел дух – их волнуют этические проблемы. И прицепился к заинтересовавшему: – Что означает? Что в вашем чертовом обществе означает обмен раухами? Я до недавнего времени вообще не знал о существовании раухтуша, и хотелось бы знать. Что означает обмен? Джаред, в общем, уже примерно догадывался, что нечто интимное, или важное, и особенное, но очень хотелось услышать пояснения непосредственно от внезапно объявившихся чопорных родственников Дженсена. И побыстрее. Маккензи отчего-то замолчала, Джаред терял терпение, но тут к ним подошел Джош, и очень буднично сказал: – Это значит, что вы станете парой. Партнерами. Раухом не обмениваются с кем попало, это вообще происходит один раз в жизни. Иногда вообще не происходит, вот у меня, например, нет пары, не нашел еще. У Мак тоже нет, у ребят тоже. Этот обряд связывает людей на ментальном уровне, навсегда. Развязать такой узел почти невозможно. Джаред соображал быстро. В перечисленном он не видел для себя ничего ужасного, но, возможно, родственники не хотели видеть его парой их Дженсена? Тогда зачем предложили? Хотя нет, не предложили, вынуждены были сказать, что есть такой способ реанимации почти уже трупа. Джаред спросил, не заботясь о вежливости – минуты убегали. И он, черт возьми, боялся, и хотел, чтобы рука в его ладони не была такой ледяной, и плевать, каким способом: – Что вас смущает? Я готов к обряду, мне все равно, что вы сделаете. Лишь бы он выжил. Или вы считаете меня недостойным партнером? Джош удивленно поднял брови, усмехнулся: – Не в этом дело. Не важно, что считаю я, или Мак, он уже выбрал тебя, но я почему-то думаю, что он сам не согласится. Джаред растерялся, он уже вообще ничего не понимал: – Как? Он выбрал? Тогда почему не согласится? И откуда вы знаете, что он выбрал? Джош досадливо крякнул: – Киран есть киран, чтоб тебя. Он же отдал тебе камень, сделал хранителем? А впрочем, это сейчас неважно. Не о том мы. Не согласится из вечной своей гордости, уж я-то его знаю. Маккензи заспорила с братом: – Откуда ты знаешь! Он же выбрал его уже давно, почему нет? – Мак, ты не понимаешь! Джаред хлопал ресницами, и не понимал, что происходит, и его все сильнее одолевала паника. Надо было действовать, спасать Дженсена, а они тут стоят над его бесчувственным телом и спорят! Но как раз в момент, когда Джаред готов был закричать, Дженсен начал подавать признаки жизни, ладонь в его руке слабо дернулась и Джаред рявкнул: – Заткнитесь все! От удивления Маккензи и Джош замолчали, а Джаред уже склонился над Дженсеном, спрашивая встревожено: – Джен? Слышишь меня? Открой глаза, пожалуйста, Дженсен! Дженсен со стоном открыл глаза, и снова слабо пожал Джареду руку, попытался улыбнуться, но тут он увидел маячившую рядом с джаредовой головой тень, перевел взгляд и в изумлении выдохнул: – Джош?.. Потом посмотрел на Маккензи, она уже плакала, уткнувшись старшему брату в плечо, и прошептал: – Не может быть. – Маккензи, да, – севшим голосом сказал Джош, и улыбнулся, – ну что. С возвращением, брат. *** Это было так странно – наблюдать со стороны за Дженсеном в окружении родственников и друзей. Джареда оттеснили от стола и они почти не говорили ничего вслух, но обострившиеся органы чувств помогали ему понять, что они общаются, и пытаются помочь легкими прикосновениями пальцев к ладоням Дженсена, он видел вспышки энергии, чувствовал эмоции, и все это быстро, в доли секунды, но очень скоро услышал и кое-что прозвучавшее вслух, и это был очень слабый, но крайне возмущенный протест Дженсена: – Нет, вы что, с ума сошли?! И тут же огорченное, Маккензи: – Я так и думала! Джаред вдруг почувствовал себя так, будто у него отняли самое лучшее, самое дорогое, или ударили, неожиданно и сильно. Он скорчился от боли, даже зажмурился, но тут же услышал, как его зовет Дженсен: – Джаред, подойди, пожалуйста. Так умоляюще, что Джаред подлетел тут же, растолкал не успевших разойтись друзей, склонился над ним, схватил за руку, спросил одними глазами – что? Дженсен выглядел уже получше. Совсем чуть-чуть, но лучше, хоть немного но взял силы от родных, но видно было – мало, мало совсем мало, разве на один вздох и взгляд. И знал Джаред – больше не сможет взять, не врали они, словно Дженсен зациклен был на Джареде, и мог взять только у него, но вот ведь – не хотел. Джаред понимал, научился понимать без слов, понимал, что не хотел Дженсен, но почему? Спросил вслух, не сумел сдержать обиды, голос дрогнул: – Почему нет, Джен? Я ведь… Я помочь тебе хочу. Они говорят, я только и могу помочь. Я готов, Дженсен, прошу тебя, дай мне помочь. Дженсен покачал головой в отрицательном жесте, Джаред, не замечая никого вокруг, как будто они одни были, снова попросил: – Дженсен. Пожалуйста. Я что, так противен тебе? Дженсен выдавил из себя еле слышное: – Нет. Джаред, так нельзя. Не хочу вынуждать. Это… слишком серьезно. Навсегда, ты должен… У тебя должен быть выбор. Обессилел совсем от длинной речи, прикрыл глаза, а Джаред вместе с облегчением – нет, не отвергают его – испытывал лютое озлобление на дурацкую гордость и благородство почти умирающего Дженсена. Как будто ему нужен это выбор! Он выбрал уже давно! И подохнет ведь Дженсен, в полной уверенности, что поступает правильно. От бессильной злобы Джаред скрипнул зубами и спросил растерянно: – Так что делать теперь? Дженсен разлепил губы и прошептал: – Домой… И, кажется, отключился окончательно, а Джош снова заспорил с сестрой. Джаред не слушал их, кажется, Джош кричал, что нужно сейчас же оправить Дженсена в их родной дом, а Маккензи возражала, что в замок Дженсена, но ему было все равно. Он вспомнил, как излечил Дженсена от побоев палача, и некогда было ругать себя, что не вспомнил раньше, вот дурень, так растерялся, сосредоточившись, он повторял про себя слова заклятия, не обращая ни на кого внимания. Он не видел, как удивленные, замолчали Маккензи и Джош, он не отрывал взгляда от лица Дженсена, и повторял и повторял заклятие. Он чувствовал, как сила уходит, и торжествовал внутренне – нет, я не дам тебе умереть. Джош не позволил ему отдать слишком много. Остановил, оттащил прочь, почему-то ругался, но Джареду снова было все равно – он обессилел, но зато знал теперь, что Дженсен не умрет, вот прямо сейчас – нет. Что мог, он сделал, пусть Дженсен и не захотел обменяться раухами, но хоть так он помог. Доносилось, как сквозь вату: – Не ожидал, что он может так… – Киран! Быть не может!.. – Научился кое-чему, надо же. – Джош, смотри, Дженсену лучше! Губы порозовели, и щеки! Джаред улыбнулся удовлетворенно, и только было начал уплывать в небытие, как увидел надвигающееся лицо Джоша. Джош схватил его крепко, встряхнул, потребовал: – Джаред! Открой глаза, посмотри на меня! Джаред осоловело моргал, ноги подгибались, и хотелось упасть и заснуть на месте, но его держал неожиданно сильный Джош и говорил медленно и раздельно: – Джаред, послушай меня. Дженсену здесь нельзя, он слишком слаб, это проклятое место тянет из него последние силы, тебе тоже незачем здесь оставаться. Ты должен быть рядом с ним. Мы сами все приберем, работы тут много, нужно очистить место, расколдовать и отпустить пленников. А вам пора домой. И, Джаред. Не делай так больше, забудь это заклинание. Ты можешь погибнуть, отдавая свою силу, можешь не рассчитать. Слышишь меня? – Но Дженсен… – пробормотал Джаред, усиленно стараясь не упасть. – Обещай, – настырно попросил Джош, – или я сотру это опасное заклятье из твоей памяти. – Ладно, обещаю, – недовольно пробормотал Джаред, рассеянно оглядываясь по сторонам, лишь бы не смотреть в глаза сверхсерьезному Джошу. Он увидел еще, как деловито по сокровищнице расхаживали Стив с Крисом, как Майк и Том рассматривали какой-то горшок, как Маккензи суетилась вокруг Дженсена, но в следующую минуту Джош сказал: – Договорились. И еще, Джаред. Передай ему, как очнется – пусть не расслабляется. В гости нагрянем, как только разгребем тут все. А потом все вокруг потемнело, завертелось, и его затянуло в какую-то темную воронку, как тогда, когда его похитил Рикхард. *** Следующее возвращение в реальность было похоже на пробуждение. Будто Джаред спал, долго спал, никак не мог проснуться, и снилась ему всякая страшная дрянь, и вот он, наконец-то, смог выбраться из кошмара, и какое счастье видеть знакомую хозяйскую спальню, и чувствовать, как даже во сне его держит за руку Дженсен. Джаред почти полминуты верил, что все это ему приснилось, пока не повернул голову, и не увидел наряд Дженсена. Разглядывал хмуро сложную вязь рисунка – серебром по белому, совсем немного золота и красных нитей, еще чуть-чуть черного, и думал совсем постороннее – что за такую красоту любая модница из его родного Ренлари продала бы душу. Душу? Джаред невольно сжал в руке ладонь Дженсена. Воспоминания прокручивались в голове с бешеной скоростью и пугали содержанием до слабости – хорошо, что он лежал. Неужели это был он – хладнокровный ублюдок, говоривший Дженсену такие жестокие слова? Шлюха, останешься тут навсегда, от тебя никакого толку, ты не нужен мне, неужели это он заставлял мучиться Дженсена, держа его связанным и голым в своей спальне, зная, как он ревнив и горяч – заставлял наблюдать, как он играет со своими любовниками? Осознание того, что Дженсен, как раз в этой вот спальне, в этой кровати, проделывал почти то же самое – ничуть не успокаивало, наоборот, было только противней на душе. Мелкая, гнусная месть, недостойная, и ничем такое оправдать нельзя, даже если это делалось для спасения. Джареду казалось теперь, что он тогда наслаждался местью. И еще куча вопросов со всеми этими неприятными воспоминаниями, на некоторые он сразу находил ответ, родня эта – ясно, что они увидели мощнейший выброс энергии, когда Дженсен вернул свою силу и использовал ее для уничтожения Рикхарда. Сразу явились, но что им раньше мешало найти колдуна? Может, как раз раухтуш и мешал? Черт его знает, как пользовался раухом черный колдун, но то, что родственники явились сразу же после того, как Джаред вернул свой раухтуш наводило на размышления. Если Дженсен когда-нибудь согласится с ним говорить – можно будет узнать, а еще интересно было, почему Дженсен уже после обучения у черного колдуна не смог жить со своими родичами, или не полагалось? Или он считался пропащим, и нельзя было им общаться? Раз уж Дженсен продал душу дьяволу, если выражаться высокопарно, так оно и было – и незнание и неопытность не освобождало мальчишку от ответственности. Джаред очень боялся теперь, что вот сейчас Дженсен проснется, и ему придется смотреть ему в глаза. Нужно было уйти раньше, потому что казалось, он просто не сможет, не сумеет оправдаться, нет таких слов, и еще вспомнилось, что вот, они дома, он сам этого страстно желал, но это значит, что все в их жизни станет по-прежнему. Он здесь никто, один из многих, слуга, раб, и надо сделать усилие, чтобы вспомнить себя. Вспомнить, что говорил Крейг, и смириться. Джаред осторожно отпустил руку, и начал сползать с кровати, молясь про себя, чтобы Дженсен не проснулся. Но напрасно, стоило ему немного отодвинуться, Дженсен потянулся следом, снова схватил его руку, и пробормотал, не открывая глаз: – Нет… Джаред сразу вспомнил, как раньше, давно – в прошлой жизни, до Рикхарда, Дженсен вот так же не позволял ему уйти. Не отпускал, пока не заснет крепко, и сейчас смотрел в это прошлое с бесконечной жалостью к одинокому, напуганному мальчишке, который так и остался жить во взрослом теле ренсара. Жестокий, как многие дети, неумелый, но страстно жаждущий любви. Не знающий, как ее вернуть, как найти потерянное, так и не сумевший вырасти с того момента, как Рикхард забрал его раухтуш. Джаред снова сделал попытку освободиться, Дженсен недовольно промычал что-то и открыл глаза. Джаред замер, мысли все вылетели из головы, ставшей пустой-пустой, он наблюдал, как Дженсен приходит в себя, осматривается, и поворачивает голову к нему. Джаред вытянул руку из хватки Дженсен и в этот раз тот не остановил его. Но двинуться дальше Джаред не смог, так и сидел, и сердце стучало в ушах, как сумасшедшее. – Джаред, – после долгого молчания тихо сказал Дженсен, и от его голоса у Джареда все внутри перевернулось. Одно слово, имя – и сколько оттенков чувств, и усталость, и смирение, и радость и обида, и жалоба, и Джаред сразу купился, весь, с потрохами, на эту жалобную нотку, какая на хрен разница, что он тут думает, и почему страдает – нужно помочь Дженсену. Он тут же пододвинулся ближе, взял Дженсена за руку, успокаивающе погладил по внешней стороне ладони, еле удержался, чтоб не поцеловать костяшки пальцев – не уйду никуда, не беспокойся, я тут – и осторожно спросил, понизив голос: – Позвать кого-нибудь? Ринора? Врачевателя? Есть хочешь? Дженсен успокоено вздохнул, и прикрыл глаза. И вроде как заснул, или что, Джаред не разобрал, задумался, что делать дальше, как Дженсен сказал еле слышно, так тихо, что Джареду пришлось наклониться к его губам: – Не надо никого. Не помогут, мне нужно… Восстановиться надо, мешать будут, тормошить, вон всех... Дженсен замолчал, и Джаред раздраженно подумал, знает он, что ему нужно. Враз бы на ноги встал, для него, Джареда – вреда никакого, говорила же Маккензи – кто отдает, получает в два раза больше. Положим, ему ничего не надо было, а Дженсен бы поправился сразу. Джаред подождал еще немного – увидел, шестым чувством угадал, что Дженсен заснул крепко, и, наконец, встал с кровати – дел было много. Пока Дженсен спит, нужно успеть все сделать – встретиться с управляющим, с Крейгом, послать за лекарем в соседний город, пусть и лишнее, скорее всего, не поможет лекарь при такой болезни, но вдруг посоветует чего дельного для восстановления сил. И скорее вернуться назад, к Дженсену. Хотел как лучше, но вышло как всегда – при виде Джареда все всполошились, закричали, разом прибежал Крейг, потом долго его допрашивал суровый Ринор, а потом его и вовсе в спальню не пустили, управляющий и не пустил. Джаред аж растерялся, стоял тупо перед закрытой дверью, и снова вспоминал с неожиданной яростью – кто он тут есть – никто. Крейг увел его скорее в стражницкую, и, взволнованный, возбужденный, пристал с расспросами, что, да как? Шутка ли – почти три месяца не было Джареда в замке, и Крейг жаждал все узнать, и про странное исчезновение Джареда, когда он растворился прямо в воздухе на глазах у жителей замка, и такое же необыкновенное его появление. Ярость скоро улеглась, осталось терпкое чувство горечи, но его затмевало беспокойство – как там Дженсен? Ведь он просил его не трогать, говорил, что никто ему не поможет, а эти и правда тормошить будут, отбирать последние силы. Джаред и не думал отвечать на сыплющиеся на него вопросы, медленно загораясь гневом. Он тут сидит, а Дженсен… Наконец, терпение его лопнуло. Он отставил стакан, и велел Крейгу: – Заткнись. От удивления Крейг и правда замолчал, потом рассмеялся, правильно поняв причину его недовольства: –Успокойся ты, Джей. Знаешь ведь, Ринор глотку за своего ренсара перегрызет. Ничего не сделают ему плохого, он пылинки с него сдувает, всегда прыгал вокруг Дженсена, как курица вокруг яйца. Правильно, один раз упустил, так теперь не надышится. Джаред сразу же прицепился: – В смысле упустил? – Ну как же. Он ведь с детства к нему приставлен был. Мне сам Ринор сказал как-то, торжественно так. Мол, моя вина, что господин лишился всего, я не знаю, что имел в виду старик, но, вроде как, мальчишкой еще Дженсен сделал что-то, и Ринор винит себя, что не усмотрел. – Ага, – Джаред кивнул своим мыслям, складывая мозаику. Рискнул спросить, как бы между прочим: – Слушай, а родные есть у нашего колдуна? Ну, где-то семья его есть? Крейг нахмурился, изображая задумчивость, потом покачал головой: – Я не уверен, но пока я тут, никого не видел. Хотя слышал, как-то Дженсен ругался с Троллем, с Ринором то есть. Дженсен орал, что никого не убивал, к сестре отправил. Я не понял тогда, может, у Ринора сестра есть? Но лезть не стал, и спрашивать, знаешь, когда хозяин злится, лучше быть подальше. Джаред уставился на Крейга с зародившимся подозрением, но удержался от вопросов, сейчас его меньше всего интересовала судьба мелкого рыжего засранца, из-за которого все началось. Он уже не мог глушить беспокойство, и порывисто поднялся. Крейг удивленно посмотрел: – Куда ты? Не пустят тебя, сиди. – А это мы посмотрим, – сквозь зубы сказал Джаред и поспешил к спальне Дженсена. Возле дверей, как будто Ринор мысли его прочитал – уже торчала парочка охранников, и один их вид разозлил Джареда невероятно. Чертов Тролль! Он не снижая скорости, шел вперед, охранники пытались его остановить, но Джаред – как само в голову вспрыгнуло – произнес короткое заклятие, и сделал движение руками, будто плывет – стражников разметало в разные стороны. Еще несколько слов – закрытые изнутри двери распахнулись, и Джаред вошел внутрь, весь кипя от гнева. Но гнев прошел тут же, как он увидел бледное лицо Дженсена, с закрытыми глазами, белое-белое, стукнуло тревожно сердце – кажется, ему стало хуже? На изумленного и рассерженного Ринора он не смотрел, на пятившегося от него перепуганного лекаря тоже – все свое внимание отдал Дженсену – быстро подошел к кровати, наклонился, взял за руку – ледяная. Точно, хуже стало. Не удержался, выругался тихонько, захватило отчаяние, и страх, и видно, так ярко его чувства отразились на лице, что Ринор, возмущенно начавший: «Что ты себе…» замолчал, и подошел ближе, вглядываясь в Джареда так, словно видел его впервые. Джаред тут только увидел его, оглянулся, увидал еще слуг, и велел не терпящим возражений тоном: – Уйдите все. Ему хуже, вы только мешаете. – Джаред. Ринор рассматривал его так, будто впервые видит, но Джареду было не до объяснений. Он хотел, чтобы все ушли, он знал способ помочь, и собрался это сделать, снова, пусть Джош его предупреждал, что все может кончиться плохо, но иного выхода он не видел, нетерпеливо, умоляюще попросил: – Ринор, пожалуйста. Ринор некоторое время хмурясь, решал что-то для себя, и вдруг кивнул, сказал неохотно: – Хорошо. И вскоре комната опустела, мягко закрылись двери, Джаред, движимый неясным прозрением быстро разделся, и нырнул в кровать к Дженсену. С Дженсена во время его отсутствия уже сняли его светлые роскошные одеяния, лежал он в одной шелковой ночной рубашке, и спал, не спал, а словно был в обмороке. Джаред прижал его крепко к себе, тихонько погладил по спине, и пробормотал: – Вот так. Сейчас лучше станет, подожди немного. Сейчас. Он знал теперь, неизвестно откуда, но знал точно очень простое и ясное – должно помочь, а если нет, он знает заклятие, и не позволит Дженсену вот так, после всего, что было – взять и уйти. Джаред вглядывался в бледное лицо, ему казалось целую вечность, когда наконец увидел признаки улучшения. Джаред коротко вздохнул, прижал к себе ренсара покрепче и подумал, что, может, и не придется нарушать клятву, данную Джошу. Попросил мысленно – ну давай, давай, согревайся скорее, приходи в себя. Дженсен, как услышал – вздохнул, разлепил мутные глаза. Разглядел, кто его держит в объятиях, вдруг нахмурился и едва ворочая языком спросил жалобно и сердито: – Куда?.. тбя не ло… просил ведь. Холодно. Не…хди больше. Хотел придвинуться, но Джаред сам притянул его, чуть не задыхаясь от подступивших слез, все гладил, гладил по голове, и бормотал: – Не уйду, не уйду. Прости, прости, не уйду, так вышло, больше не оставлю, даже на минуту. Спи, я тут, все хорошо. *** Дженсен проспал сутки, и Джаред не отходил от него, а потом стало немного легче. Дженсен все так же никого не хотел видеть, никому не позволялось заходить в спальню, кроме Джареда, и только он мог кормить его, мыть, убирать за ним, но чем лучше ему становилось, тем больше между ними возникало непонимания, испарилось, как не было, доверительное отношение первых дней после возвращения. Они почти не разговаривали, иногда Джаред ловил на себе очень грустный взгляд Дженсена, и готов был, кажется, на все, чтобы утешить, развеселить его, но Дженсен на любые попытки поговорить замыкался, отворачивался от него, говорил кратко – нет, спасибо, ничего не надо – но и не гнал, хотя теперь Джареду казалось, что он явно лишний, и не нужен, и его только терпят, настолько холодно держался с ним его непредсказуемый, любимый, странный хозяин. Когда стало совершенно ясно, что Дженсен уже не на краю гибели, все еще слаб, но с каждым днем ему все лучше, Джаред не вытерпел и нарушил гнетущую тишину спальни. – Дженсен, – решительно начал он, - я… Дженсен, сидевший в кровати со всех сторон обложенный подушками и с книгой на коленях, замедленно повернул голову к нему. Джаред, уже сто раз повторивший про себя речь – я больше не нужен тебе, я пойду, если понадоблюсь, позовешь – перестал дышать, и вообще забыл про все слова, так его поразило, как на него смотрит Дженсен. Он вспомнил сразу, как под дых ударили, задохнулся, точно так смотрел на него Дженсен в северной башне, после сумасшедшей ночки с Беннором – горечь, и боль, и страх, и словно он ждет удара. Джаред не помнил, как запрыгнул на кровать, не думая, что делает, весь один порыв – опомнился, когда увидел – что хватает Дженсена за плечи, за руки, трясет его: – Дженсен, ты что подумал? Джен, ты забыл, или не веришь? Я ради тебя… Я все… Дженсен, посмотри на меня, ну ты ведь сейчас весь, целый, он с тобой! Неужели ты не чувствуешь? Этот ублюдок Рикхард сделал тебя таким? Забрал, когда он нужнее всего тебе был, и ты так и не научился доверять, любить, нет, не плачь! Я видел, какой он, яркий, огненный, твой раух всегда помогал мне, в самые трудные минуты, ты вернул его, и все будет, теперь все, ну не сразу, да. Просто не бойся, ты ведь через столько прошел, не для того же, чтобы в последний момент отступить? Джаред держал Дженсена обеими руками, снова держал, не давая упасть, сидел в неудобной позе, на коленях, перед ним, держал за плечи, и с мукой наблюдал, как без единого всхлипа плачет его Дженсен, и думал, ну давай, откройся, скажи что-нибудь, перестань прятаться. Дженсен вдруг оттолкнул его, упал назад, на подушки, закрыл лицо руками, но Джаред не отставал, навис над ним, отнял руки от лица, поцеловал в дрожащие губы, попросил: – Дженсен, ну же, скажи, что тебя мучает. Я не отстану. Чего ты так испугался? Неужели ты думал, что я уйду? Дженсен вытер мокрые щеки, вздохнул прерывисто. Сказал гнусаво: – Но я же… Я так… Я чуть не убил тебя. Джаред наклонился и страстно заговорил: – Джен. Ты был без рауха, но даже и тогда ты не был бессердечным сукиным сыном. Ты был как заблудившийся, слепой мальчишка, я как вспомню все это, у меня сердце заходится от жалости, и честно, я готов их всех, твоих равнодушных родственников поубивать. Дженсен вспыхнул: – При чем тут… Я сам во всем виноват! Они не могли потом ничего, поздно было. Колдун получил мой раухтуш и стал неуязвим для всех, а я… Я не мог к ним потом вернуться, я уже не был белым магом. Не мог им стать без рауха. – Они бросили тебя, – Джаред был непреклонен. Он вспоминал, что Дженсен всегда был один, и никакой замок, полный прислуги, семью заменить не мог. Дженсен оказался в эмоциональном вакууме, в пустоте, без навыков общения, удивительно, что не превратился совсем в отморозка. Дженсен, позабыв про свое горе, защищал родню: – Они не могли иначе! Я же отдал самое дорогое, такое у нас не прощается, человек сразу становится отверженным. Они не пытались меня убить! Подарили замок. Это много, даже очень. Джаред даже рот открыл. Ну и порядки у этих ренсаров! Спасибо говорит, что охоту за ним не устроили. Но увидел, что Дженсен отвлекся, и не плачет. И впервые за долгое время разговаривает с ним, решил дальше про родственников не нажимать – потом расспросит, при случае, а сейчас поговорить о том, что больше всего волнует. – Ну хорошо, – примирительно сказал он, сел поудобнее, тоже подпихнув за спину подушки, – ладно, черт с ними. Давай о тебе. Дженсен сразу нахохлился, отвернулся, но Джаред был настроен решительно: – И даже не отворачивайся. Дженсен не реагировал, так и сидел, отвернувшись, но Джаред не отступал. – И не надейся, что я заткнусь, – заявил он, – вот даже не рассчитывай. Видеть больше не могу твоих терзаний. Дженсен ожидаемо вспыхнул, дернулся, повернулся к нему всем телом: – Что? Ты… – А что, я не прав? – не переставал наступать Джаред. – Давно пора уже как-то двигаться дальше, а ты все переживаешь о прошлом. Было – прошло, оба живы, что не так? Ну ладно, не смотри так возмущенно, что ты хочешь? Я тупая деревенщина, мне не понять твоих душевных метаний. Джаред намерено был груб, ожидая бурной реакции, но Дженсен вдруг снова опустил глаза, весь как-то потух, и принялся пальцами разглаживать одеяло на коленях, Джаред мысленно дал себе пинка. Не туда, надо по-другому. Подобрался поближе, толкнулся плечом в его плечо, сказал примирительно: – Я все понимаю, ты себя простить не можешь. Но меня же ты простил? – заговорил взволнованно, стараясь достучаться: – Помнишь первый день, как мы вернулись? Я ведь боялся до смерти, так боялся смотреть тебе в глаза, думал, ну как я… Я столько наговорил тебе. Измучил тебя, да еще эти опыты. Я думал, ты никогда меня не простишь. Дженсен, широко распахнув глаза, смотрел на Джареда, слушал, и Джаред понял, что двигается в правильном направлении, продолжил искренне: – Я хотел уйти, так стыдно было, и плохо, а тут ты очнулся и посмотрел на меня, и все, я понял, что ты… Ты даже не думал сердиться, я увидел сразу, что ты, ну я не знаю. Простил сразу? Или вообще не винил меня? Дженсен кивнул, все так же не отводя от Джареда взгляда, такой открытый, растерянный, ошеломленный. Джаред снова задохнулся от жалости – ну как же так, почему Дженсен не видит, почему не доверяет своему сердцу? Он, Джаред, весь перед ним, и не раз говорил – люблю, а он как глухой, что ли? Или считает себя недостойным любви? Ой, как же тяжко-то ему. И даже в голову не пришло Дженсену обвинить Джареда, в том, что он делал, зато себя обвинять горазд. Джаред с трудом сглотнул, и поддался порыву, взял осторожно руку Дженсена и поцеловал в ладонь, пробормотал в нее растроганно: – Какой же ты… невозможный, Джен. Такой… Люблю тебя, сил нет, как. Дженсен прокашлялся, но руку не отнимал, спросил немного растерянно: – Ты правда думал, что я буду обвинять тебя? Джаред, но ты же говорил мне – я все время это слышал. – Что говорил? Дженсен смутился, задумался, сказал удивленно: – Не говорил, но ты смотрел. Ты так смотрел, как будто просил прощения. И помнишь, как ты запястья мне растирал? Ты всегда показывал… – Почему ты сейчас этого не видишь? – серьезно спросил Джаред. Дженсен хмурился, кусал губы, словно не решался ответить, Джаред мягко попросил: – Дженсен, пожалуйста. Дженсен будто заставляя себя, заговорил медленно, с трудом: – Я знаю, что ты… не можешь причинить мне… боль. Я вижу, что ты готов… Но я не уверен, что это то, что тебе нужно. Я так много сделал ошибок, чуть не погубил тебя, и себя тоже, и… Джаред. Ты сказал, что жалеешь меня. Джаред хотел было возразить, но Дженсен покачал головой, он говорил все уверенней: – Нет, не перебивай. Ты говорил. А мне не нужна твоя жалость. И ты можешь уйти, Джаред, я не сказал тебе сразу, но теперь подумал, что не имею права тебя держать. Ты в любой момент можешь уйти, разумеется, не с пустыми руками, у Ринора лежит для тебя щедрое денежное вознаграждение, и все нужные бумаги. Джаред подумал раздраженно – когда вдруг все стало так плохо? Ишь, и деньги, и даже документы успел справить. Интересно, когда? Спросил, не скрывая горечи: – Выгоняешь? Дженсен вскинулся, полыхнул глазами, как раньше, но тут же взял себя в руки, и сказал нейтрально: – Нет. Джаред потер рукой глаза, вздохнул, сказал расстроено: – Это хорошо. Не знаю просто, что я буду делать, без… без тебя. Нужно было подумать. Сообразить, что делать, что-то он не то сказал? Как теперь исправить? И главное – Дженсен продолжает упрямо твердить, что ему, Джареду, не нужен Дженсен. Не нужен этот замок, не нужно все это. Вот же… гордый, невозможный. Упрямая, любимая сволочь. Джаред тяжело поднялся с кровати, пошел к выходу. И уже в дверях, опомнившись, бросил через плечо, прежде чем выйти: – Даже не надейся, Джен. Даже не думай. Добровольно я не уйду, а свое денежное вознаграждение можешь подарить Ринору, или кому захочешь. *** У дверей спальни кроме двух стражников, торчал Грин, все трое при его внезапном появлении замолчали, и испуганно на него уставились. После того, как Джаред несколько дней назад движением руки раскидал стражу, отношение к нему в замке сразу переменилось – смотрели на него с испугом и опаской, обходили, с разговорами не лезли. Джареду это не нравилось, но налаживать заново отношения с жителями замка все некогда было, безвылазно сидел в покоях хозяина, а вот теперь, может статься, и поздно уже. Джаред поманил к себе пальцем Грина, спросил грозно: – Чего тут трешься? Ринор прислал? Мальчишка закивал: – Ринор, да, видеть тебя, то есть вас, хочет, просил вас зайти, я думал, как бы передать его распоряжение, они не пускают же! А тут ты сам, простите, сами вышли, вот… Мальчик замолк, испуганно моргая, глядя снизу вверх на Джареда, и тихонечко пятясь. Джаред рассеянно наблюдал за Грином, размышляя, удастся ли опять приручить мальчишку, и как все изменилось, и как это странно. Улыбнулся, сказал задумчиво: – Это хорошо, мне как раз очень нужно с ним поговорить. Сейчас буду, скажи ему. Грин убежал, как ветром сдуло, и когда Джаред вошел в кабинет управляющего, тот уже ждал его, указал сразу на кресло, без слов. Джаред так же молча сел, разглядывали они друг друга с минуту, задумчиво, и не торопясь. Начал первым Ринор: – Я вижу, нам есть о чем поговорить. Меня интересует в первую очередь, что с тобой случилось. В общих чертах я знаю, ты был у Рикхарда. Пленником? – Не совсем, – Джаред смотрел прямо, всем видом показывая, что скрывать ничего не собирается, – я все расскажу, что случилось со мной, где был, но сперва вы. Ринор высокомерно поднял брови. Выдержал паузу. Спросил сухо: – Что ты хочешь знать? – Расскажите мне об обряде, в котором происходит обмен раухами. Высокомерная маска разом слетела с лица старого ренсара, он спросил с удивлением: – Ты и об этом знаешь? – А еще расскажите мне в подробностях, как случилось, что Дженсен в двенадцать лет – столько ему, кажется, было? – отдал раухтуш, обманутый красивыми сказками о могуществе и власти. И про его семью, расскажите про них. Про Маккензи, про Джоша. Мать его жива? Ринор при упоминании об обмане потемнел лицом, бросил на Джареда гневный взгляд, но Джаред весь подался вперед, сказал взволнованно: – Я не из праздного любопытства спрашиваю. Ему сейчас очень тяжело, привыкать жить с раухом, когда полжизни был без него. Он страдает от событий, которые живы только в его памяти – он сейчас вспоминает все, заново. Всю свою жизнь, я верю, что вы старались, чтобы он не совершал каких-то жестоких, непоправимых поступков, но он все равно страдает. И я хочу ему помочь, не знаю пока, как, но, может, вместе у нас получится? Расскажите мне о нем, пожалуйста. Ринор молчал долго, хмурился, никак не мог решиться, но наконец, вздохнул тяжко и сдался. Проворчал сердито: – Хорошо, расскажу. Не стал бы, да вижу, что Дженсен… Дженсену ты зачем-то нужен. Значит, придется с тобой сотрудничать, как бы не хотелось мне тебя пристукнуть. Джаред ободряюще улыбнулся: – Неплохое начало, я считаю. Ничего, вы еще ко мне привыкнете. *** Джаред не скоро вернулся в хозяйские покои. Долгая беседа с Ринором прояснила многие детали в истории Дженсена, но, в общем и целом все было именно так, как он и думал. Но сведения об обряде его немного смутили, оказалось, там все гораздо серьезнее, чем он представлял. Положив про себя обязательно поговорить с Дженсеном на эту тему, Джаред все же попытался вернуть расположение жителей замка, не то, чтобы это ему было нужно. Но он не привык, чтобы при его появлении все разбегались или замолкали. На удивление быстро он смог договориться с прежними приятелями по попойкам и оружию, и Крейг первый похлопал его по плечу, когда Джаред искренне извинился. Потом они еще посидели в стражницкой, повспоминали прошлое, Джаред рассказал урезанную версию своего пребывания у Рикхарда – по его словам выходило, что Джаред был в плену у злобного черного колдуна, а Дженсен героически его спас, но сам при спасении пострадал. На самом деле, если подумать, так оно и было, а на самый животрепещущий вопрос – откуда проявились в нем способности, Джаред ответил так, как они и договаривались с Ринором. Ринор подсказал ему воспользоваться рикхадовой версией – мол, Джаред наполовину ренсар, черный колдун что-то такое сделал с ним, что в плену у него проявились спящие способности. Джаред еще посмеялся про себя над старым интриганом Ринором, тот считал, что незачем знать каждому кирану о спящих в любом человеке, не зависимо от того, киран он или ренсар, способностях. И все время, пока он разговаривал с Ринором, потом с Крейгом и соратниками по охранницкой службе – все время видел перед собой Дженсена, словно настроен был на него каждой клеточкой своего тела. Может, мерещилось ему, но стоило ему немного сконцентрироваться, и он видел Дженсена, проступала, накладывалась одна на другую две картинки, вот Ринор сидит в кресле и рассказывает, а вот через его силуэт просвечивает лежащий в кровати Дженсен. Лежит на боку, не спит, видно, что думает о чем-то, вот заходит Силье с подносом, и Дженсен говорит тихо: «Нет, не хочу, убери» и Джаред, отвлекшись от реальности, где ведет свой рассказ Ринор, говорит одними губами: «Поешь, тебе нужно. Даже если не хочешь, ну пожалуйста, Джен!» Дженсен вздрагивает, оглядывается, потом садится в кровати, и тянет к себе поднос. Джаред не говорил об этом видении Ринору, хотя ловил на себе его недоверчивые взгляды, как будто старик знал, что он сейчас видит сразу две картины, что он и тут, и там, не говорил потому, что сам себе не верил, думал, может он так себе придумывает, для собственного успокоения. Но он поймал момент, когда задремавший Дженсен вдруг проснулся и запаниковал, и тут же, прервав разговор с Крейгом, коротко извинился и поспешил к нему, перед спальней почти бежал, потому что по нервам било затопившее Дженсена отчаяние. Влетел, как ненормальный в спальню, увидел сразу – Дженсен лежит весь сжавшись, зажмурившись, с побелевшими губами, подбежал, не зная, что делать, скорее влез на кровать, обнял со спины, прижал к себе, забормотал: – Спокойно, все хорошо. Дженсен, прекрати мучить себя. Ты не виноват, слышишь? Успокойся… Говорил что-то еще, поглаживал по закаменевшим плечам, целовал в шею, просил, звал, и Дженсен потихоньку начал откликаться. Завернутый в тугой узел, так, что спина горбом, начал распрямляться, а потом и вовсе вывернулся в его руках и уткнулся лбом в широкую грудь. Вздохнул успокоено, и тут же заснул. Руки и спина затекли, но Джаред не шевелился, оберегая его сон, как только начинал Дженсен во сне хмуриться или стонать, тут же гладил по плечам, и шептал любовные словечки, такие, какие никогда бы не решился сказать не спящему, и что странно, действовало. Дженсен переставал ерзать и дышал спокойно, тихо-тихо, лицо разглаживалось. Джаред не решился оставить его в этот раз, только выскользнул из кровати, чтобы раздеться, а потом все думал, как же отвлечь Дженсена от воспоминаний. Понимал задним умом – нужно это, чтобы вспомнил, чтобы знал, как наука на будущее, но слишком болезненно все протекало у Дженсена, и не довольно ли? Джаред задремал только под утро, и проснулся тут же, как от толчка, ему казалось, и минуты не спал. Увидел, как Дженсен отводит от него сияющий взгляд, настроение у самого тут же поднялось, при виде такого довольного, розового со сна, с блестящими глазами Дженсена. Спросил шепотом: – Как ты? Дженсен отчего-то выглядел смущенным, застенчивым даже, Джаред спросил удивленно-радостно: – Ты чего? Дженсен смотрел странно, будто хотел что-то сказать, и не решался, и так забавно морщил лоб, что Джаред тихонько рассмеялся, спросил ласково: – Ну что, что? Дженсен, видно, решил что-то про себя и ответил, почти весело: – Не сейчас. Расскажу, но мне самому надо это… осознать. Сел в кровати, потянулся сладко, и простонал: – Ох… Сил нет, как есть хочу. *** Джаред одно мог сказать – то ли днем, когда ему все мерещился Дженсен, то ли ночью, когда он всю ночь не спал, и караулил его сон, случилось чудо. Дженсен резко пошел на поправку. На следующий день он уже встал, и после плотного завтрака расхаживал по двору, с детской радостью разглядывая пробивающиеся сквозь камни зеленые травинки. Он бродил везде по замку, будто заново знакомился с ним, то слышно было его радостный смех из конюшни, где он с восторгом теребил Лорда за гриву, и гладил по широкой, блестящей спине, то Джаред находил его в позабытой северной башне, где Дженсен любовался расстилающимся перед ним видом, то слышно было, как Дженсен спорит с кем-то в кухне, и Джаред находил его за дегустацией мяса, сидящим за столом, уставленным тарелками, над ним нависала Силье, уперев руки в боки, а Дженсен с перепачканными в соусе губами доказывал, что вот этот кролик вкуснее всего остального. Джареду так странно было видеть его таким, Дженсен словно даже стал еще моложе, с яркими, блестящими от удовольствия и любопытства глазами, улыбающийся, и внезапность перемены настораживала, но Джаред так хотел верить, что все хорошо, все нормально. Ну сколько можно еще мучений? Однако, червячок сомнений все свербел, не давал покоя, Джаред не мог понять, отчего так резко Дженсена отпустило? Самое интересное, он сам чувствовал необыкновенный подъем сил, и ощущал чистую, ни с чем не сравнимую радость жизни, которую испытывал Дженсен. Джареду казалось, он читает эмоции Дженсена, и сопереживает, испытывает то же, как будто они имеют одно сердце, черт знает, это было так странно – он думал, что ему снова кажется, и не решался об этом ни с кем говорить, да и какая разница, что чувствует он? Главное, Дженсену стало явно лучше, настолько лучше, что он весь будто светился, такой красивый, яркий, молодой, в непривычно светлой одежде – совсем другой, непохожий на себя прежнего. Джаред ходил везде за ним тенью, не решаясь идти рядом, вступать в разговоры, а Дженсен вдруг перестал нуждаться в его постоянном присутствии, мягко отослал его вечером, мол, хочу спать один. Джаред и не обиделся, испытал лишь облегчение, о, значит, и правда здоров. Ну и как на него обидишься, когда он прямо в душу заглядывает своими сияющими глазами, слегка краснеет, и улыбается так извиняюще, что Джаред готов на край света бежать, если попросит, хоть луну с неба, хоть что, лишь бы вот так смотрел, как будто и правда Джаред не пустое место, а что-то значит для Дженсена. Джаред так быстро привык к этому ощущению – что он знает каждую минуту, где Дженсен, что делает, что чувствует. Вот мыслей не мог прочитать, но, если уж быть честным перед собой – не очень-то и горел желанием, это было страшно. Всегда страшно узнать, что ты не нужен, что безразличен, лучше не знать ничего. Следовал везде за Дженсеном, не мог лишь в небо за ним взлететь. Птица, в какую обращался Дженсен, тоже сменила перья, разворачивала в полнеба белоснежные крылья и взлетала сразу ввысь, кричала оттуда победно и радостно, а однажды затосковавшему в ожидании Джареду упало сверху перышко, сперва белое – а как коснулось ладони, вспыхнуло засияло ярко-красным, рубиновым переливалось остье, лежало в ладони и светилось, как необычное, безмолвное признание. Джаред, улыбаясь, повертел его в руках, полюбовался, посмотрел сквозь него на солнце, а потом спрятал в ладанку, поближе к сердцу, и долго еще прижимал к ней руку, не умея себе объяснить, отчего так спокойно стало и счастливо на душе. И все, казалось, пришло в норму, мирно текло время в замке, пока однажды не прибежал к нему ранним утром в каморку Дженсен, непривычно взволнованный, и не затряс его за руку: – Джаред, вставай! Ну вставай же! Джаред никак просыпаться не хотел, снилось ему что-то яркое, доброе, будто бежит по лугу, бежит-бежит, и вот уже ногами в воздухе перебирает, и, хохоча от счастья, уже летит, раскидав в небе руки, а снизу переливается семицветьем луг, лес, озера, и так хорошо, и красиво все, что остаться бы, ну хоть на капельку еще! Но пробился уже до сознания голос Дженсена и Джаред очнулся, испугался даже – таким взволнованным выглядел Дженсен. Но тут же понял – уловил своим новым умением распознавать его эмоции – ничего страшного не случилось, потому спросил спокойно: – Что такое? Не страшное, но все-таки случилось, раз прибежал к нему. Дженсен вцепился ему в рукав ночной сорочки, сказал нервно, отрывисто: – Мама с отцом. И Мак с братом. Там, во дворе. Джаред понимающе кивнул: – Ну да, они обещались. Что ты волнуешься? Погладил по руке, вцепившейся в его рукав, но Дженсен нервно руку отдернул, полыхнул, как раньше, глазищами, подозрительно, с ног до головы окинул его взглядом и приказал: – Вставай, ты нужен мне. Жду, быстрее, Джаред, одевайся, и ко мне! Вылетел вон из каморки, а Джаред, в легком недоумении от непонятного, нервного поведения Дженсена, принялся поспешно одеваться. Дженсен ждал его чуть не у дверей, кинулся навстречу, воскликнул: – Что так долго? И заметался по комнате, Джаред чутко уловил его смятение, хотел было успокоить, но вдруг нахмурился, почувствовал непривычный аромат страха, и… еще чего-то. Дженсен перестал бегать, встал перед ним, обреченно вздыхая и отворачиваясь, и вдруг вырвалось у него отчаянное: – Я не успел сказать, не знал, как. Теперь… Через пять минут они тут будут, и ты… Джаред всерьез перепугался, схватил его за плечи: – Что случилось-то? Джен, что ты не успел сказать? Дженсен неохотно, еле-еле, через себя выдавил: – Ну помнишь… В тот день… Ты в тот день с Ринором разговаривал, я видел тебя у него. Помнишь? Джаред отпустил его, а Дженсен продолжал, несчастным голосом: – Ты потом еще в стражницкую пошел, я видел. А потом я заснул, и мне приснилось, будто я снова без рауха, и так страшно стало. А ты прибежал, помнишь? – Значит… – Джаред медленно говорил, пытаясь уложить в голове, – значит, с тобой то же происходит? Что и со мной? И ты знаешь, когда мне плохо? Как и я про тебя? Мне не показалось, и я не схожу с ума? Дженсен несчастно вздохнул, и посмотрел на Джареда повлажневшими глазами. Сказал тихо-тихо, так, что Джаред еле разобрал: – Ты так хотел помочь мне, а я так искал твоей помощи, что он начался сам, этот обмен. Обмен раухами. Такое бывает, но я думал, что это сказки. Он не до конца произошел, но мне хватило, чтобы выздороветь. Джаред вспомнил, что ощущал в тот день прилив сил, и весь мир играл вокруг яркими красками. Но он думал, это просто от того, что Дженсен здоров, и все равно не понимал, почему таким несчастным сейчас выглядит Дженсен. – Ну, и? – тупо спросил он. – Ну как же, – Дженсен растерялся, – я же… Я должен был сказать. Это как… ну, как помолвка. Это… очень важно, это почти брак, а я не сказал. Джаред молчал с полминуты, переваривая новость, но потом ясно улыбнулся: – Ну вот, сказал же. Дженсен, не понимая, смотрел на него, спросил настороженно: – Ты не злишься? – Нисколько. Джаред не сказал, что сейчас не только не злится, а готов сплясать, и походить на голове, и родня, и никто ему нипочем. Но, видно, все это было написано у него на лице, или опять Дженсен прочитал все, передалось по давно возникшей, невидимой связи. Дженсен облегченно вздохнул, но тут же нервно схватил Джареда за руку: – Джаред, нужно идти, они уже в приемной зале! Джаред, улыбаясь, шел за Дженсеном, и даже осознание того, что тот не обманул, нет, но по каким-то своим причинам не сказал ему правду, не портило настроения. И ведь, засранец, сказал только сейчас, скорее всего, родня его в полном составе сразу бы увидела эту связь, недаром так косился на него Ринор! Тоже, старый хрыч, мог бы открыть Джареду глаза, но каким-то тайным знанием, как будто теперь у Джареда и Дженсена была и память одна, Джаред знал, что говорить нельзя было, это такое интимное, и личное, что Ринор и не посмел бы влезть. А вот родня бы могла вмешаться, особенно если бы увидела, что Джаред и не подозревает ничего о том, что уже связан, остался только шаг. Они вошли вместе в приемную залу, и сразу же привлекла внимание Джареда рыжая макушка, маячившая возле Маккензи. Рыжий, как подсолнух, обернулся на звук отрывающихся дверей, и засиял улыбкой, и чуть рукой не замахал ему. Джаред вроде и предполагал, что маленький рыжик жив, но как-то не ожидал его увидеть, и не утерпел, сказал радостно, вполголоса: – Сира, рыжий черт! Дженсен, и так весь натянутый, как струна, вспыхнул от его слов, будто даже забыл, что полон зал гостей, его родственников, обернулся к нему всем корпусом и, сверкая глазами от ярости, воскликнул: – Я так и знал, что ты сразу же вцепишься в него! Стоило только ему появиться! Джаред открыл от удивления рот, и краем глаза заметил, что оживленно беседовавшие родственники затихли, и с интересом прислушиваются к их разговору, а в толпе их, между прочим, прячется еще один рыжий, и кажется, это Арисса, и прохиндей тоже в цветах дома Эклзов. А Дженсен продолжал бушевать: – Иди, потрахайся. Соскучился поди! Ну, чего стоишь? Беги встречай свою любовь! Джаред, и забывший уже, каким ревнивым может быть Дженсен, изумленно таращился на него, Сира благоразумно спрятался за спиной Маккензи, а Дженсен обрушил свой гнев на нее: – Просил же никогда его сюда не привозить, Мак! Хочешь лишиться своего миленького служки? Недолгая тишина была прервана сразу многими голосами, явно материнский, с гордостью произнес: – Сразу видно наш темперамент! Алан, ты посмотри, мальчик совсем вырос! Голос Джоша, сразу увидевшего главное: – О, так тут уже почти дело сделано! Ревнивый, чей, не понять пока: – Какая милая семейная сцена. И невозмутимый, Мак: – И тебе здравствуй, братец. Джаред опомнился, схватил Дженсена за руку, крепко сжал, прошипел уголком рта, все еще пытаясь любезно улыбаться Эклзам: – Прекрати немедленно! Но Дженсен успокаиваться не желал, вырвал руку, закричал: – Не смей мне врать, Джаред! Не делай вид, что тебе безразличен этот, этот… И потом улыбаться, как ни в чем не бывало! Лгун, как ты можешь? Так засиял, как будто… Джаред почувствовал, что Дженсену на самом деле больно, и плюнул на приличия, ну и терпение лопнуло, он схватил Дженсена за запястья, и не обращая внимания больше ни на кого, нарочито спокойно, хотя внутри все бушевало, заговорил: – Дженсен. Посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри, не отворачивайся. Успокоился? Вот, хорошо. Я тебя сейчас отпущу, только пообещай, что выслушаешь меня. Теперь посмотри на него. Маккензи, вытащи засранца из-за спины. Посмотри, не морщись. А теперь вы, леди, не знаю, как вас. Данниль? У вас теперь Арисса служит, я правильно понял? Я давно знал, теперь вижу и сам, Дженсен, ну посмотри же. Неужели не видишь? Дженсен тяжело дышал, переводя недобрый взгляд с Сиры на Ариссу, и ничего не хотел понимать, Джаред видел это, и его начинало злить все это дурацкое представление, заводясь, Джаред грубо повернул Дженсена к себе, со страстью и обидой высказывая ему в лицо: – Я ведь умереть за тебя готов, все, что хочешь, что угодно. Никто мне не нужен, как ты можешь сомневаться во мне? Я их… не любил, нет. В них видел только тебя, я теперь знаю это. Они чем-то похожи на тебя, совсем чуть-чуть, ресницы, веснушки, самая малая часть тебя мне была дорога в них, похожая улыбка, хоть что-то, что напоминало о тебе. Я всегда любил только тебя, во всех, в каждом, искал тебя. Если не можешь простить, ну… что ж, я пойму. Я уйду, ладно. Только ты не должен так… Это несравнимо, понимаешь? Джаред смутился, оказывается, он говорил в полной тишине, отпустил Дженсена, пробормотал: – Я… кажется, глупостей наговорил, прости. Пойду. Не успел он сделать шаг, как тишина взорвалась за спиной хором голосов: – Как мило! – Дженсен, останови его! – Нет, нет, постойте, молодой человек! Не останавливай меня, Алан, я должна познакомиться с ним поближе! Джаред двинулся было прочь, но тут Дженсен вырос, встал перед ним, бледный, с горящими глазами, решительный, уперся ему в грудь ладонями. Джаред озадаченно посмотрел на его руки, на Дженсена. За спиной все снова затихло, и Дженсен сказал взволнованно: – Я немного перенервничал, прости. Не уходи. Пожалуйста. И Джаред остался, ну разве мог он отказать Дженсену? Разве можно было устоять перед этим умоляющим взглядом? Хотя до конца вечера у него осталось подозрение, что Дженсен хотел, и не решился сказать ему совсем другие слова. Дженсен был почти готов, но в последнюю, самую последнюю секунду отступил, и Джаред подумал, что, может, оно и к лучшему. Пока. До конца вечера его не отпускали от себя родители, но потом Алан переключил внимание на сына, и Джареду оставалось издалека наблюдать, как осторожно они общаются, а Донна упорно расспрашивала его обо всем подряд, о кухне, о родителях, о погоде, и, самое главное, Дженсен не кидался больше на Сиру, все время вертевшегося возле Маккензи, на Ариссу тоже не обращал внимания. Но ближе к ночи совершенно недвусмысленно дал понять, что желает видеть его у себя. Джаред хмыкнул, неисправим, что ты сделаешь. *** Ложились в этот день в замке поздно, взбудораженные, носились, готовя комнаты для гостей, слуги, а Джаред, давно распростившийся с гостями, дожидался Дженсена в его спальне. Но того все не отпускали, Джаред ждал-ждал, да и заснул. Проснулся от ласковых прикосновений, и не открывая глаз, притянул к себе Дженсена, пробормотал сонно: – Ну наконец. Что так долго? Дженсен не отвечал, приник сразу к его рту, жадным, голодным поцелуем, Джаред отвечал, сперва неуверенно, потом все активней, заводясь, и не вспомнить, когда уже у них что-то было, поди, еще до похищения? Дженсен, весь дрожа от нетерпения, срывал с него тряпки, бормоча: «Джаред, ну, скорее, я так соскучился, Джей…» как будто они и правда не виделись, долго-долго, и Джаред заряжался от него этой страстью, невыносимым, жарким, тянущим желанием. Дженсен был везде, окутывал, обнимал его, просил, ненасытный, горячий, жадный, жадный до любви, выдаивал его досуха, и снова просил, зажигал одним только взглядом, вздохом, и просил – держи меня, Джаред! Держи, не отпускай – и Джаред держал, и не отпускал, и не было такой силы, чтобы он смог отдать, отпустить от себя, забыть, разлюбить – он говорил, повторял, теперь не стесняясь. Говорил все те нежные и глупые любовные прозвища, которые шептал он в ту ночь, когда появилась связь, и Дженсен и не думал возмущаться или возражать, улыбался, целовал его в ответ, и снова просил – держи меня, Джаред, держи, не отпускай. А утром рано, когда запели первые птицы, Джаред произносил следом за Дженсеном слова клятвы. Его ладони лежали на груди Дженсена, ладони Дженсена на его, и пальцы светились рубиновым, и с каждым словом Джаред пьянел от затапливающего его чувства любви, и он знал, что это вот – Дженсена. Такое яркое, сильное, бесконечное, такое, что казалось, он теперь стал неуязвим и могуществен, и спрашивал взглядом Дженсена – ты чувствуешь это? – Дженсен отвечал, тоже без слов – да, да – и по пьяным от счастья глазам его Джаред видел, что да, чувствует. А потом Дженсен, устроившись в его объятиях, вполголоса повторял все те ласковые слова, какие прежде шептал ему Джаред. Интимные, нежные – повторял, улыбаясь, уже засыпая, нашептывал ему, для него, в первый раз, как песню, как колыбельную, и Джаред никак не мог наслушаться – тебе, люблю, лучший, мой, хороший. Люблю, люблю, навсегда. конец октябрь-декабрь 2012г ________________________________________