Руки

4. Охранять твой сон Вскоре комнату наполнило тихое посапывание, изредка прерываемое едва слышными стонами — ворочаясь во сне, Питер порой задевал повреждённые рёбра. Уэйд тем временем взял в руки пистолет, развлекаясь тем, что заряжал и разряжал его, крутил оружие в руках и просто наслаждался видом металла, блестящего в первых лучах солнца, встающего из-за небоскрёбов. Он не мог толком объяснить, какого фига всё ещё торчал здесь, но уже то, что таблички на два голоса талдычили ему послать всё и свалить, было отличным поводом восседать на подоконнике Питера и прокручивать в голове всю фигню, что творилась в последние часы. Вместе с Паучком он надрал парочку задниц — не такая уж и редкость, но забавно, — и его задницу тоже надрали (см. пункт первый). Ему повезло увидеть лицо Паучка, и это был потрясный миг "блядькактыможешьбытьещёсимпатичнеечемясебевоображал", а бонусом к тому же узнал его имя и адрес. Такое случается не каждый день. Да и вообще, пусть Уэйд очень давно и хотел узнать, кто же такой Паучок, но всё это довольно странно. Почему он это сделал? Почему сделал сейчас? Почему не завтра? С какой вообще стати? Почему внезапно ему стало позволено узнать? Куча людей скажет, что за подходящее вознаграждение Дэдпул продаст любую информацию о человеке. Или за пару купюр. Или по приколу. В этом не было никакого смысла и подобное умозаключение в исполнении Уэйда странно уже само по себе. Утро уверенно проложило себе дорогу сквозь тьму ночи, бросая на землю длинные тени и согревая кожу наёмника сквозь костюм первыми нежными поцелуями света. Глубоко вздохнув, он расслабленно откинулся на оконную раму, прижимая прохладный металл пистолета к виску. Во лбу начала разливаться тупая боль, оттеняя постоянное натяжение его изуродованной кожи, а в мозгу лихорадочно вертелись метафорические шестерёнки. Ты же в курсе, что мы могли бы сейчас резаться в плойку*, да? Ну и отстой, он даже во сне не разговаривает, не то, что мы. Наши лучшие диалоги рождаются именно так! Начнём с мелочей. Питер. Знание имени просто обязывает его придумать на будущее хотя бы парочку прозвищ. Конечно, есть "Пит", неувядающая классика. А ещё? Если скрестить "Питер" и "Паучок"... Пити? Не, звучит по-дурацки. "Медвежонка Пи" и "Пи-боя" откидываем сразу же. Потом он попытался слепить "Питер" и "принцесса", но ни "Питеринцесса", ни "Принцесстер" не звучали так круто, как ему сначала показалось. Размышляя, он начал вертеть головой, блуждая взглядом вокруг: покрытое облаками небо, его стопы, мебель в квартире Питера, снова его стопы, проулок за окном... И тут он застыл. Второй раз за день за ним наблюдали внимательные глаза. Внизу, слегка согнувшись под тяжестью школьного ранца и сжимая пальцами края курточки, стояла маленькая девочка с короткими русыми волосами. Их взгляды на мгновение встретились. Пока он удивлённо рассматривал ребёнка, из его головы выдуло все мысли и голоса. Переминаясь с ноги на ногу, девочка подняла руку и прижала к щеке ладонь, слегка заглушая свои слова. — Что вы там делаете? Отличный вопрос. И пока у нас нет на него ответа, нужно сворачивать эту лавочку. Мы явно чересчур расслаблены рядом с Питером, если нас может застать врасплох семилетка. Не слишком похоже на наёмника. — Я... Э-э-э... Мы должны уйти, пока нас ещё кто-нибудь не заметил, не столько ради нас, но ради блага Питера. — Я кое-кого защищаю. — Кого? Уэйд бросил быстрый взгляд на Питера, оглаживая пальцами гладкий ствол оружия, по-прежнему лежащего в его руке. — Друга. Девочка кивнула, словно поняла и приняла такой ответ. — А от чего? От выдуманного зла, картины которого вечно всплывают в его двинутом мозгу, от Санта Клауса или гриппа... Ебать, Уэйд не знал. Он просто очень хотел сидеть здесь, на этом чертовски неудобном подоконнике. Взвесив в руке пистолет, он признался себе, что, скорее всего, дело совсем наоборот: оставаясь здесь, Уэйд защищает себя от мысли, что это всё ему привиделось. Ребёнок вопросительно изогнул бровь, рисуя носком маленькой туфельки круги на пыльном асфальте. М-да, такого он сказать ей не мог. — От кошмаров. — О. — и вновь этот кивок, решительный и слишком взрослый. — А мы друзья? — Наверное, а почему ты спрашиваешь? Она пожала плечами и слегка прикусила губу. — Подумала, можешь ли ты делать так и для меня. В груди Уэйда вспыхнула яркая искорка, в сотни раз жарче, чем освещающий их солнечный свет, и наёмник улыбнулся ребёнку: — Да, думаю, я смогу.