Руки

22. Ни границы, ни стены не живут дольше любви Тебе, наверное, послышалось. Наверняка. Питер этого не говорил. Точно, много что звучит похоже на «я люблю тебя». Уэйд разваливался. Всё в его голове завопило и заорало, затем наступила мёртвая тишина и всё началось снова. Ведь этого не случалось. Питер был добрым, и заботливым, и прекрасным, и хорошим и, о, таким совершенным. А Уэйд… ну, в костюме он был горяч, но всё равно убийца и наёмник, а стоило ему обнажить кожу, как вся его привлекательность испарялась. Он урод. Он чокнутый. Он опасен. — Нет, не любишь, — выпалил Уэйд. На Питера он не смотрел. Его мозг заволокло дурманящим туманом, а кожу будто растянули. Ему хотелось сбежать как можно дальше и забиться в тёмный угол, где его никто не узнает и не найдёт, но его ноги словно приросли к полу, а мышцы дёргало с каждой новой волной прокатывающейся по нему боли. Питер беспечно отбросил винчестер и потянулся к руке Уэйда; тот отдёрнул её, избегая контакта, и лицо Питера исказилось, словно от боли. — Уэйд, сними маску. — Нет. — Пожалуйста. — Нет. Его сердце болезненно сжалось; что-то сдавливало его всё сильнее, угрожая раздавить в кашу. Это всё в его воображении, отвратительная галлюцинация, абсолютная ложь, и как только исчезнет сладость кожи и волос Питера, останется только боль, сжигающая самое нутро. Ничто из этого не может быть настоящим, всё чересчур спокойно, тепло и уютно. Такого с Уэйдом не бывает. Не в его жизни. — Уэйд… — шёпот Питера пулей пробил его сердце. — Я не лгу, знаешь? Ты давно начал мне нравиться, как только мы начали пересекаться чаще. Уэйд, ты… ты умный и всегда меня смешишь. За всей этой болтовнёй ты заботишься о людях, ты так усердно пытаешься стать лучше и я это вижу. Я вижу в тебе больше, чем ты думаешь, и судя по всему… Мне кажется, я тебе тоже нравлюсь. Он ощутил, как руки Питера скользнули по его шее и осторожно потянули за край маски, медленно стягивая ткань. Дыхание Уэйда сбилось, и ему на мгновение пришлось закрыть глаза, погружаясь во тьму, пульсом барабанящую в его голове, пока кончики пальцев нежно пробегали по его изъязвлённой коже. Уэйд подавил в себе желание шарахнуться подальше; вместо этого он сильнее сжал веки — не хотел видеть отвращение, возникающее при виде его лица. Питер всё уже видел, но рядом с Паучком, цельным и прекрасным, Уэйд был ничем. Он — ничто по сравнению с ним, удивительно чудесным, с его доброй душой и чистой кожей. Питер поймёт это в любой момент. Но Питера, вопреки ожиданиям Уэйда, не стошнило. Он почувствовал, как Питер потёрся о его нос своим, почти осязаемо оглаживая теплом своего тела. Мягкие губы коснулись его собственных, так легко и нежно, будто просто дыхание или стук сердца, но это касание вплавилось в мозг и сердце Уэйда со всей мощью эмоций, клокотавших в его груди. Его руки взлетели вверх и стиснули бока Питера, ему хотелось — нет, требовалось — чтобы тот был рядом, потому что сейчас всё неслось в свободном падении и, стоит Питеру исчезнуть, Уэйд со всей дури хряпнется о землю и расползётся на такие мелкие ошмётки, что никакому проклятущему фактору регенерации не собрать. Слегка дрожащие ладони Питера вернулись к нему на затылок, а затем их губы снова встретились, гладкая кожа с грубой, и от этого нежного прикосновения в животе Уэйда закружились бабочки. Лёгкое и сладкое, оно отшибало дыхание куда сильнее, чем Уэйд мог себе представить. Казалось, весь мир исчез, остался лишь Питер в его руках и их потрясающе идеальный поцелуй. Спустя несколько бесконечных чарующих мгновений тот прекратился, но, едва переведя дыхание, Уэйд вновь склонился к Питеру, осыпав его быстрыми поцелуями. ‍Когда они, наконец, отодвинулись друг от друга, в голове тяжело дышащего Уэйда царила тишина. Питер с сияющим взглядом счастливо и влюблённо улыбался, поглаживая шею и спину Уэйда. Божечки, это всё реально настоящее. Он быстро обхватил Питера за талию, притягивая того поближе к своей груди и усаживая к себе на колени, крепко обнимая. Каштановые пряди юноши щекотали ему подбородок и Уэйд зарылся в них лицом, чувстуя, как его тело дрожит в такт мягкому смеху Питера. Уэйд вдохнул запах его волос и, ощутив как тот расслабленно откидывается ему на грудь, стиснул парня ещё крепче, стараясь закрыть его собой со всех сторон. — Ты меня любишь? — Ага… Не осталось больше места ни для вопросов, ни для сомнений. Уэйд просто знал, что хочет себе Питера — всё, что получится, желательно целиком и полностью. Чмокнув Питера в лоб, а затем в макушку, Уэйд провёл рукой по его спине, молча укладывая в голове всё случившееся. Он медленно покачивался, баюкая Питера в объятиях; в его груди, плечах и голове угнездилось какое-то щекочущее чувство, по лицу расплылась широченная улыбка. Питер довольно вздохнул и поскрёб одно из засохших пятен крови на костюме Уэйда. — Пойдём домой? — Да, малыш.