С самого утра Комуи Ли громко разговаривал по телефону, то и дело срываясь на такие крики, что Канда сворачивал все окна в ноутбуке и со скучающим видом смотрел в окно — благо его стол стоял прямо около него. За последние два часа все поняли, что чьи-то недовольные родственники готовы подать жалобу на их предприятие за некачественное оказание услуг.
— Мне кажется, кому-то сегодня крупно влетит.
Это был Джонни Гилл — смешной парнишка в больших круглых очках и с копной кудрявых волос, которого, между прочим, все очень любили. Их столы располагались напротив, поэтому Джонни иногда заговаривал с Кандой о происходящем, пусть когда-то они даже не представились друг другу. О том, что его зовут Джонни, Канда узнал из десятых уст в случайном разговоре.
— Влетит Риверу, — однозначно сказал Канда. — Какой-то дед со старческим маразмом вздумал нажаловаться на него своим родственникам, хотя тем вообще плевать. Им бы лишь поругаться.
— Откуда ты знаешь? — удивился Джонни, поправив съехавшие очки.
— Внимательно слушал разговоры Комуи.
— Ты ведь отчёты пишешь.
— С такими криками это почти невозможно.
На последних словах из кабинета вылетел Комуи, весь красный и злой, как сам чёрт, вихрем пронёсся к кулеру и, набрав в пластиковый стаканчик холодной воды, опрокинул его себе на голову.
Поняв, что последует дальше, Канда отключил ноутбук и сунул телефон в карман брюк.
— Закончу в машине. Удачи оставаться, — бросил он напоследок и попытался незамеченным проскользнуть за спиной Ли к выходу.
— Канда Юу! — взревел тот.
Канде пришлось отпустить дверную ручку и обернуться вполоборота.
— Что там с Уолкером?!
— Живой пока, — красноречиво ответил он, пожав плечами. — Вам бы не о нём беспокоиться сейчас.
— Канда! — продолжал орать Комуи, но сам Канда уже шёл по длинному коридору к лифту, слушая отголоски истерики.
На самом деле он закончил с отчётами ещё вчера, если не считать дело с Уолкером. Канда так и не знал, как сделать лучше: включать ли пункты о не совсем нормальном поведении или же просто оставить это на последующие недели. Он устало потёр переносицу — голова страшно болела. Сев в машину, Канда ещё раз просмотрел личное дело, которое он так и не удосужился вернуть Комуи, но не заметил никаких упоминаний о попытках суицида. Там даже не было ничего сказано о шрамах как на руке, так и на лице — ни единого слова. В целом Аллен описывался тихой доброжелательной личностью, не имеющей проблем с общением. Школьные годы — пару раз выговоры за драки, и один раз — за курение на заднем дворе школы. Канда вспомнил слова Лави о том, что Аллен потом ещё долго кашлял после первой сигареты. Неужели ему всё же понравилось, и он решил продолжить? Что за глупости.
Он пробежался дальше по строчкам. Учился играть на фортепиано. Развитое воображение и чувствительность к цветам. Занял второе место на городской олимпиаде по математике. Получил грамоту за активное участие в организации досуговых мероприятий в летнем школьном лагере.
Канда вернулся на пару страниц назад. Настоящие родители — Аделина и Каин Уайты. Аделина скончалась при родах, а Каин спился от горя, после чего мальчик оказался в детском доме. В семь лет его усыновил некий Мана Уолкер, переписавший ребёнка на свою фамилию. Когда мальчику было тринадцать лет, Мана Уолкер покончил с собой, пустив себе пулю в череп прямо в спальне. Первым тело обнаружил Аллен.
Канда захлопнул папку, бросив её на соседнее сидение. Разве оставалось ещё что-то странное в том, что в итоге Уолкер шесть лет провёл в психбольнице?
Бабочка.
Снова чёрная крупная бабочка с резными крыльями, как будто искусно вырезанными из бумаги.
Забыв о том, что он только что погрузился в ужасы жизни Уолкера, Канда немигающим взглядом смотрел на порхавшую перед лобовым стеклом бабочку. В нос ударил резкий запах корицы, из-за которого захотелось чихнуть. Канда поморщился, задерживая дыхание.
— Привет.
По спине пробежали мурашки. Резко обернувшись, он остолбенело посмотрел на пустой салон автомобиля. Впрочем, кого он ожидал увидеть? Здесь никого и не было. Коснувшись рукой уха, которое только что словно обожгло чужим дыханием, Канда в одну секунду выскочил из машины, всё ещё недоверчиво обходя её со всех сторон.
Он вспомнил слова Уолкера.
Теперь я не смогу его остановить. Нет, это просто воображение. Никакого Четырнадцатого не существует, точно так же как и чёрных бабочек с резными крыльями.
Это просто воображение.
— Нужно проверить зрение. И слух, — остался недоволен Канда своим состоянием.
Пусть он и не придавал важного значения этим галлюцинациям, за руль Канда садиться не решился. Он уже достаточно давно не пользовался общественным транспортом, поэтому долгое время читал таблички на автобусах, прежде чем ему удалось найти нужный маршрут. В автобусе было много людей: кто-то громко разговаривал по телефону, у женщины громко плакал ребёнок, пуская слюни ей на кофточку, а сзади группа подростков неприлично выражалась, гадко хохоча. Канда не доехал одну остановку, предпочтя пройти её пешком.
Он редко заходил в бары, особенно если постоянно перемещался с места на место на автомобиле. В таких местах просто невозможно было высидеть и пяти минут без алкоголя, но так как сейчас транспортное средство осталось около места работы, Канда был не прочь пропустить пару стаканчиков.
Лави стоял за барной стойкой и о чём-то мило беседовал с мужчиной в костюме, который уже был вдребезги пьян. Выкрикнув нецензурное слово, он уронил голову на стойку, громко ударившись лбом, да так и захрапел, продолжая сжимать в руке стакан. Лави молча пожал плечами и, наскоро проведя по явно залакированным рыжим волосам, огляделся в поисках других посетителей.
Канда сидел у края, выжидающе подперев голову рукой.
— Молодой человек, а вам есть восемнадцать? — съехидничал он, уперев руки в бока.
— Пошёл-ка на хер, — ощетинился Канда. — Я сюда не за твоими шуточками пришёл.
— Стра-анно. Обычно все только за ними и приходят.
— Я выпить хочу. Налей чего-нибудь.
— Ты ведь за рулём.
— Сейчас нет. С глазами что-то. Так нальёшь или нет?
Лави промычал что-то неразборчивое в ответ и нырнул к стеклянному стеллажу с алкоголем. Через несколько минут он пододвинул к Канде заказ.
— «Голубая лагуна», — подмигнул Лави, но, заметив его взгляд, выставил вперёд руки. — Расслабься, здесь нет намёков!
После того случая, как Канда выгнал его из машины, они не разговаривали. Канда не любил извиняться. Вернее, не умел этого делать. Ему казалось, что он выглядит чрезвычайно глупо, когда произносит что-то вроде «прости, я был неправ».
— Так и быть, — он пододвинул коктейль к себе.
— Это ты так извиняешься? Извинения приняты.
— Тебе бы тоже не помешало.
Повисло напряжённое молчание, после которого Лави тяжело вздохнул.
— Ладно. Я переборщил тогда, упомянув Алму. Прости. Коктейль за счёт заведения.
Лави тоже не любил извиняться. Это никак не вязалось с его жизнерадостным образом — в такие моменты Канде становилось паршиво. Лави не мог просто сказать: «Извини». Вдобавок ко всему он делал жалобное выражение лица и переходил на странную интонацию, от которой резало уши.
— Ты редко приходишь, чтобы выпить, — заметил Лави, пока Канда чересчур внимательно изучал бокал.
— Сейчас как раз настало это «редко».
— А ты разве не должен быть на работе?
— Я на ней, — усмехнулся Канда, делая глоток. — Комуи устроил истерику в офисе, поэтому пришлось уйти дописывать отчёт в другое место. А сейчас я здесь.
— Ты и ноутбук сюда принёс?
— Нет, — Канда решил не упоминать причину того, почему вдруг сорвался и приехал сюда. — Я вынудил того сопляка впустить меня.
— Аллена? Полагаю, ты просто вышиб дверь. Я прав?
Вопрос был слишком элементарным, чтобы ещё и отвечать на него.
— Он режет себя, — добавил Канда, отчего-то хмуря брови. — У него вся рука в шрамах. Я видел, как он режет себя ножом.
Он поднял голову, смотря на остолбеневшего Лави.
— Какой милый пацанёнок.
— Ему, кстати, двадцать.
— Я могу отнять от своих двадцати четырёх лет четыре года разницы в классах и понять, сколько ему. Но как будто для тебя это имеет значение.
— То, что я был когда-то с Алмой, ничего не значит.
— А я-то думал, ты до сих пор с ним. Только… как это называется? Вы взяли перерыв, чтобы отдохнуть друг от друга.
— Несколько дней назад ты называл это иначе.
— И извинился. Слушай, я больше не буду вспоминать Алму, но сейчас ты начал первым.
Канда никогда не упоминал Алму Карму в разговорах. За прошедшие семь лет первые четыре он вообще делал вид, что не знает человека с таким именем. На него злились, называли бесчувственной скотиной, отворачивались. В какой-то момент Канда осознал, что остался совершенно один. Прежний круг немногочисленных знакомых распался — никто не смог понять его поведение. Возможно, если бы не Лави и Линали, с которыми он познакомился уже после, Канда закончил бы похуже Уолкера.
— Как бы ты поступил на моём месте? — спросил он, опустошив бокал полностью.
— Не знаю, Юу. У меня никогда не случалось… подобных ситуаций. Самым грустным событием в моей жизни была смерть собаки, с которой я рос с пелёнок. Помню, я сильно плакал и даже уговорил родителей устроить целую похоронную церемонию с заранее подготовленными речами и прочим.
— Но Алма не мёртв.
Лави на несколько минут отвлёкся на другого клиента, а когда вернулся, долго вытирал сухие руки полотенцем.
— Хочешь знать моё мнение? Старательно хоронить живых порой единственный способ, чтобы не похоронить себя самого.
***
Аллен Уолкер — юноша с красивым лицом и светлыми глазами, въедающимися в душу настолько сильно, что уже не вывести ничем. В первый раз Канда этого не заметил, а теперь, сидя почему-то на полу в том пустом коридоре, внимательно рассматривал лицо Уолкера и отмечал про себя, что тот красив. Шрам почему-то уже не так выделялся — он будто бы поблёк, сгладился… смазался, словно слова в книге с плохим качеством печати. Стоило лишь провести пальцем.
Соблазн был велик.
Канда не удержался и протянул к нему руку, касаясь щеки. Аллен в этот момент стал похож на котёнка, которого приласкали: он закрыл глаза и чуть наклонил голову, подставляясь под руку Канды. Ощущения были странными, словно это и не кожа вовсе, а бархат с коротким ворсом. Палец задел шрам, и Канда с удивлением обнаружил, что грубая линия действительно стала бледнее. Он надавил сильнее, пока щека Аллена не стала чистой.
Тот открыл глаза, как-то странно смотря в ответ и почему-то улыбаясь. Канда сжал руку, вдруг нащупывая что-то твёрдое и продолговатое — нож. Идеально чистое лезвие, блестевшее каждый раз, когда он менял положение кисти.
Когда он снова взглянул на Уолкера, тот сидел уже боком к нему, с закатанным рукавом футболки. Шрамов — нет. И тут он почувствовал такую ярость, что вспышка на мгновение ослепила его. Он повалил Аллена на пол, оседлав сверху и проведя лезвием по горлу — так, чтобы не осталось крови, но перехватило дыхание. Аллен смотрел на него с предвкушением, будто бы совершенно не боялся.
Канда знал, чего он хочет.
Сжав нож крепче, он надавил кончиком на чистое предплечье. Пошла кровь, медленно стекающая на пол. Зрелище оказалось завораживающее, и Канда не удержался, вытерев кончиком пальца дорожку и лизнув его. Вкус был сладким, а не солёным. Он повёл лезвием вниз, к локтевому сгибу, смотря, как на девственно-чистой коже появляется кроваво-красная линия. Он нанёс ещё один порез, и ещё, и ещё, пока рука едва ли не полностью не окрасилась в алый цвет.
— Нравится?
Канда вздрогнул, очнувшись от наваждения, и едва не закричал. Под ним лежал вовсе не Аллен Уолкер, а Алма Карма. То самое лицо, которое он запомнил с момента последней их встречи.
— Давай же, Юу. Тебе нравится быть жестоким. Интересно, а понравится ли это Аллену?
Стены вокруг задрожали. Стало тяжело дышать. Канда запрокинул голову вверх и вдруг осознал, что находится вовсе не в квартире Уолкера, а в глубокой вырытой яме. Влажная земля кишела извивающимися червями, которые ползали и падали вниз. Он вскочил на ноги, принявшись стряхивать скользких тварей.
Рядом больше никого не было. А сверху, где ещё блестел свет, падали комья земли. Кто-то закапывал его заживо.
***
После работы в баре Лави перестал любить места общественного питания. Он обходил стороной кафе и даже рестораны, а уж о бургерных и речи быть не могло. Однако одно местечко всё же осталось для подобных случаев.
Кафе называлось «Счастье» и располагалось в десяти минутах ходьбы от бара. Лави всегда шёл через дворы, срезая перекрёсток, где постоянно было шумно из-за пробок и сигналящих друг другу автомобилей. На том перекрёстке первые этажи домов были отданы под бутики с одеждой, обувные магазины и салоны сотовой связи. Вывесок было много — вечерами перекрёсток сиял яркими огоньками помимо сотен фар машин и уличных фонарей.
Однако стоило лишь свернуть за угол, ныряя в уютные детские дворы с зелёными деревьями, как наступала тишина. Вечером лишь одинокие огни над подъездами тускло светили, притягивая к себе ночных мотыльков; стрекотали кузнечики. В какой-то момент пробирала дрожь — а вдруг где-то рядом притаился похититель или маньяк? Лави уже давно вырос из того возраста, когда родители пугали детей подобными байками, чтобы те не гуляли допоздна.
В темноте всё кажется иным. Даже если утром, при свете солнца, говоришь себе, что никогда больше не будешь бояться тихих переулков, ночью непременно передумаешь.
Лави никогда не упоминал об этом вслух, но он не любил возвращаться домой после захода солнца. Именно потому, что в такое время фантазия оживала и собственные мысли пугали сильнее, чем какой-нибудь очередной фильм ужасов.
За окном кафе благодаря искусственному освещению было не так уж и темно. Лави пил уже третью кружку кофе. Достав телефон, он быстро набрал сообщение: «Ты скоро?» — и отправил адресату. Сидеть здесь в одиночестве после работы было не скучно, но весьма утомительно. Лави с гораздо большим удовольствием вернулся бы домой и растянулся на диване с книгой в руках.
Но ждать больше не пришлось — дверь в кафе распахнулась, и на пороге показалась Линали Ли. Обведя взглядом полупустое помещение, она мигом прошмыгнула за нужный столик.
— Скоро, — сказала она, и Лави не сразу понял, что это относится к смс-сообщению. — Давно ждёшь?
— Всего-то час, — улыбнулся он, в несколько глотков приканчивая кофе. — Я уже успел выпить три кружки.
— Туалет работает до самого закрытия, — пожала плечами Линали.
Она взяла меню, лежащее на краю столика, и принялась перелистывать страницы.
— Здесь есть что-нибудь алкогольное? — спросила Ли.
— Это кафе.
— А пиво?
— Поищи. Нечасто увидишь девушек, которые приходят в кафе, чтобы выпить пива, — заметил Лави, смотря на кофейные разводы на дне кружки.
Оставшиеся крупинки загадочным образом вычертили практически ровные линии, и Лави в задумчивости принялся вертеть кружку в руках, пока наконец хаотичные линии не стали напоминать рисунок.
— Официант! — рука Линали взметнулась вверх, будто бы она была прилежной школьницей, знающей ответ на вопрос учителя. — Стакан пива!
— Эй, — Лави тем временем повернул к ней кружку. — Что ты тут видишь?
Девушка озадаченно ткнула указательным пальчиком с ярко-красным ноготком в щеку.
— Крупинки кофе.
— Да нет же, — качнул головой он, — посмотри лучше.
Линали подозрительно посмотрела на него, но потом перевела взгляд и несколько секунд изучала любезно подставленную ей кружку.
— Похоже на бабочку, — сказала она, выпрямляя спину.
Вот именно. Бабочка. Крупинки лежали так симметрично, что Лави сначала не поверил своим глазам. Два передних крыла выглядели практически одинаково: вытянутые кверху и плавно загибающиеся книзу. Задние крылья тоже были слишком уж похожи. А если присмотреться к белым пятнам, где крупинок не было, можно было подумать, что это специально сделанный узор. Прямо как у настоящей бабочки.
Бабочка.
Юу ведь тоже что-то говорил о бабочках? Или о мухах?..
— Ему не стало лучше, — прервала его размышления Линали.
Лави поставил кружку обратно на стол.
— Знаешь, я думала, что Канда наконец-то свыкся с мыслью, что прежнего Алмы больше нет. Я понимаю, пусть они и не видятся, но Канда не может не думать о нём или не вспоминать. Это ведь естественно, когда не можешь выкинуть из головы человека, с которым провёл столько времени, так? — Линали задала в конце вопрос, словно ожидая поддержки.
Конечно, это так — Лави кивнул:
— Он человек, а не машина, пусть и держит всё в себе.
— В последнее время он практически не появляется дома. А когда приходит, то даже не разговаривает, хотя я вижу, как ему трудно удержаться, чтобы сразу не закрыться в своей комнате.
— Поговори с ним. Пусть Юу не будет отвечать, но не слушать-то он не может. И, поверь, он всё прекрасно услышит.
Официант принёс заказанное пиво, и Линали с наслаждением сделала несколько глотков.
— Иногда мне кажется, что это тебе нужно быть рядом с ним, а не мне, — расстроенно пробормотала она, замерев на мгновение, а потом подняла широко распахнутые глаза на него. — Лави?
Тот нервно хохотнул.
— Перестань. Мы хорошо общаемся именно потому, что между нами расстояние. Юу не в состоянии вытерпеть кого-то под боком долгое время. Ситуация с тобой тому доказательство — рано или поздно он начнёт отдаляться.
— Лави, — снова назвала Ли его имя, — Канде и так не нравится, что я о многом разговариваю с братом, но разве я могу иначе? Он единственный человек, который понимает его ситуацию. Тебе ведь проще — ты живёшь только для себя.
Когда-то Линали отказалась помогать Комуи в его работе, решив попробовать что-то своё. Это можно было принять за подростковый бунт и желание выделиться, вот только родственные связи всё равно никто не отменял. Брат и сестра Ли продолжали общаться, а Комуи по-прежнему следил за Линали, чтобы та не натворила каких-нибудь глупостей. И она, пусть и не признавалась вслух, продолжала прислушиваться к мнению брата.
Не будь лгуньей, Линали. Разберись в себе, а потом пробуй разобраться в других.
