The truth is out there

Если бы Шерлок Холмс, говоривший сейчас о золотых рыбках, на самом деле знал о чём думает его старший брат, сидящий напротив, то безоговорочно признал бы себя идиотом. Майкрофт хорошо усвоил принцип безупречного обмана, который работал даже с его братом — уверенность. Безграничная уверенность, на которую ведутся абсолютно все, вне зависимости от умственных способностей. Но теперь каждое сказанное им слово требовало осторожно обращения, потому что за секунду до высказанного Шерлоком предположения у Майкрофта под кожей рождается странное предчувствие. Гнойное и липкое, как трупные черви. Вакуум звенит за границами слуха и сказанных слов, крадется как хищник, обволакивает, готовится задушить. — Ну не знаю, я подумал, может ты себе рыбку завел? — вопрос, как страшное испытание. Осколки крика Хелен в больнице Сальпетриер, растянувшиеся на одно долгое мгновение, которые Холмс — старший не раз видел на видео и наблюдал в живую. Сложившейся калейдоскоп заставил вспомнить, вздрогнуть и, поднявшись с кресла, отойти подальше от заинтересованного взгляда. Потому что Майкрофт был всегда умнее Шерлока, но сузившийся мир аквариумных рыбок до одной единственной женщины вдруг наполнил ему, что он, Майкрофт Холмс, не всесилен. Он, как представитель власти, мог контролировать и манипулировать системой и менять её по своему желанию, потому что у системы нет шанса перед властью, но он ничего не смыслил в человеческой натуре и не умел разговаривать с людьми. Он умел только отдавать приказы, был не терпелив к фамильярности, не делал различий между полами и со всеми обращался одинаково холодно, а Хелен Мориарти, всё-таки, была живым человеком и не желала подчиняться. Унаследованная непокорность от отца и брата, которую Майкрофт заметил в её серо — голубых глазах, ещё когда она смотрела на него ясно и прямо, стараясь выяснить информацию о Шерлоке. Непокорность, которую Холмсу захотелось контролировать или по возможности истребить. Он до сих пор сам до конца не понимал собственных желаний, но это стало единственной задачей, с которой ему не удалось справиться и Хелен осталась той, кем была, даже, когда её взгляд стал затуманен принимаемыми лекарствами, а поступь Смерти рядом с ней стала слишком явной. — Смени тему. Я настаиваю, — вылетевшая скороговорка, заставила Шерлока ненадолго замолчать. Секундная передышка в разговоре с братом дала Майкрофту возможность перевести дух и успокоить скулившие, как раненные звери, эмоции. Появившийся лёгкий страх только усилил поднимающийся внутри и начинающий бурлить гнев, а как Майкрофт не раз успел убедится в том, что гнев заразнее чумы. — Ну разве не чудо, мистер Холмс? — внезапный вопрос миссис Хадсон заставляется честно признать своё состояние. — Я едва сдерживаю эмоции, — не хвастаясь и не прибегая к преувеличению, ответил он. — Тебе это удается, — низкий протяжный рык рождается где-то в горле на замечание Шерлока. — Он счастлив Вас видеть, только скрывает это, — субъективная оценка миссис Хадсон закручивает перед Майкрофтом новый виток воспоминаний о Хелен. Он и не сразу вспоминает какая это была по счету попытка навестить в больнице Хелен. Но каждый присутствующий при этой встрече боялся сидящего напротив человека. Майкрофт боялся возможной истерики Хелен, но был счастлив видеть её живой. Холмс боялся сидящего рядом с Хелен Филиппа, потому что каждый раз представлял её холодное, мертвое тело в его руках и отчетливо видел, как Граф, прижимая её к своей груди, пытается сделать хоть что-нибудь, чтобы удержать жизнь в этом хрупком теле, но был счастлив, что в тот момент Фил принял единственное верное решение. Майкрофт вздыхает. Он помнит каждую ночь после этих визитов. Помнит, как лежа в постели, он прислушивался к отголоскам приходящей к Хелен Смерти и ему казалось, что сердце его вот-вот разорвётся от горя и страха. От таких мыслей становится только больнее. — Во что еще поиграем? — неуёмная энергия Шерлока, осознавшая свою победу над Мориарти, рвётся наружу и Майкрофт понимает, что в квартире на Бейкер — стрит 221В проигравших и выигравших представителям семьи Мориарти поровну. — Зачем мы теряем время? — эмоции, как звери срываются с цепи и их уже невозможно остановить. — Служба антитеррора в боевой готовности. От нас сейчас никакой пользы. Займёмся дедукцией. Клиент оставил, пока меня не было. Что скажешь? — У меня работа, — поздно парирует Майкрофт и ловит брошенную ему шапку. Одному Шерлоку известно, где он взял это убожество. — Я всегда побеждал, — Майкрофт вынужден был признать: когда ему было необходимо произвести на кого — либо впечатление или доказать своё превосходство его собственное благоразумие укладывало его же безумие на обе лопатки. «С какого из предположений начать? — задумался Майкрофт и посмотрел на Шерлока. Тот не обращал на него ни малейшего внимание, увлеченный начавшейся дуэлью и потоком собственных мыслей. — Что ты сделаешь, братец мой, если первое из моих предположений будет абсолютно бессмысленным?». — И одинокого, не так ли? — у страха есть свойство: чем больше чего-то боишься, тем больше становится вероятность, что это произойдёт. В воцарившемся безмолвии Майкрофт ощутил жуткую опустошённость и тоску. — С чего ты взял, что он одинок? — он, как и Шерлок, может прожить без человеческого общения, но возникшая из неоткуда жалось к себе стала просто невыносима. — Может женщина с короткой стрижкой? — не унимался Шерлок. И Майкрофт, пристально наблюдающий за ним в этот момент, осознал: он привык, что окружающие люди считают его монстром, но монстрами не рождаются, а становятся. Они просыпаются внутри людей, им лишь нужен подходящий случай: обман, обида, злость, ненависть. Эти чувства, как и любовь, являются мощной, притягивающей силой. — Вероятность много меньше, — попытался возразить он. В какой-то момент Майкрофт перестал верить в такие хрупкие вещи, как хорошие намеренья или убеждения. — Хотя вряд ли, — продолжил Шерлок цепочку своих рассуждений, — ты имел дело со стриженными женщинами и женщинами вообще, — выражение на лице Шерлока, причинило Майкрофту невыносливую душевную боль. Хотя, чтобы сейчас не говорил его брат, Холмс знал, что такое счастье. — То, что он сентиментален ясно, потому что шапку штопали три — четыре… — Пять раз. И тщательно. Шапка того не стоит. Он к ней здорово привязан. И более того, пара штопок — это признак сентиментальность, но пять — это уже обсессивно-компульсивный невроз. — Вряд ли, — возразил Майкрофт Шерлоку, но был согласен с тем, что любое состояние Хелен стало для него навязчивым состоянием. И если признаться честно, то Хелен Мориарти всегда вызывала в нём навязчиво возникающие в сознании мысли и действия, принуждающие его к обязательной их реализации. — Ты сказал он нервный? — вот так всегда, приходится отталкивать всех, кто рядом с ним.  — Помпон на левой завязке весь изжёван, что говорит о склонности к неврозам и…  — И он раб своих привычек, — интересно, Шерлок, задал молчаливый вопрос Майкрофт: почему я это делаю? Потому что могу… — Блестяще. — Элементарно! — Майкрофт всей душой и сердцем желал, чтобы этот разговор поскорее закончился. Его начинало тошнить от того, что ситуация, которую он держал под контролем достаточно долгое время, начала выскальзывать у него из рук. — Ты упустил, то, что он одинок. — Я этого не вижу, — хотя, возможно, не нужно казаться тем, кем ты не можешь быть. Любовь к человечеству может привести к разочарованию. — Ясно, как день. — Да. — Проще некуда. — Говори. — Боже, даже ёжику понятно. — Да говори же… — У любителей дурацких шапок чаще всего непростые отношения с людьми. — Ерунда, может ему нравится быть не как все. Это не означает, что он одинок, — и все опять считают его монстром, потому что для решения проблемы был выбран самый быстрый путь. — Именно. — Не понял? — Он не как все и ему наплевать, а остальным на него наплевать, — ложь от первого до последнего слова. Использовав слабости Хелен Мориарти, Майкрофт Холмс слишком поздно осознал, что на это у него не было никаких прав.  — Я вовсе не одинок, Шерлок. — Откуда ты знаешь? — Ладно, пойду поработаю, если не возражаешь, — как были взбудоражены его нервы и мысли после этого разговора, как болело сердце. И всё же в каком мраке проходила внутренняя борьба Майкрофта Холмса с самим собой, — всего доброго, — растерянно бросил он, поспешив покинуть квартиру 221B по Бейкер- стрит. К полудню в Лондоне начался дождь. Он лил сплошной стеной и день сразу померк, утратив своё многоцветие. За окнами машины, залитыми водой, мелькали бесформенные предметы. Небо было грязно — желтым. Пугающий, ассиметричный облик города словно выводил его за пределы времени, позволяя Майкрофту сосредоточится на собственных мыслях. До встречи с Хелен Мориарти для Холмса его мир был слишком обычен, слишком скучен и мал. До встречи с Хелен Мориарти для него чужая человеческая боль была еще одним средством для достижения цели, а теперь он легко мог представить, как ей трудно было вставать по утрам с постели и улыбаться, сражаясь с этой жизнью. Пусть сейчас мысли Майкрофта походили на тиски глубочайшей паранойи, но он сделал бы что угодно, прибег бы к чему угодно, принёс любую «кровавую жертву» лишь бы Хелен смогла найти в себе силы научиться жить дальше, простить его за причиненную им боль и предательство. Но также, к сожалению, Холмсу было доподлинно известно, что Хелен могла простить людям всё. Всё, кроме предательства, а фарс её жизни заключался в том, что те люди, которые ей встречались на пути, постоянно предавали её. Уже совсем стемнело, дождь стал тише, но ветер усилился и его резкие порывы, казалось, даже через каменные стены насквозь прожигали Майкрофта холодом. Он смотрел в бездну пришедшей беззвездной ночи и не мог принять решение, что делать дальше. Он никогда не умел признавать свои ошибки и извиняться, но уже достаточно долгое время оттачивал свои способности выходить практически из любой ситуации путём переговоров и весьма гордился достигнутым мастерством. А всякие переговоры есть процесс двухсторонний и с другой стороны должна находиться более — менее разумная личность. А Хелен была одной из таких личностей и Майкрофт надеялся, что у него всё получится. Оставалось только дождаться её возвращения из Шотландии в Париж. При чём об этой поездке Холмс — старший узнал совершенно случайно, во время очередного разговора с Филиппом Графом. Филипп в очередной раз завершал свой рассказ о состоянии Хелен, после которого Майкрофт намеревался напомнить ему об условиях заключенного контракта, по которому «работа будет считается выполненной, как только медицинские показание Хелен Фрей (Моориарти) будут свидетельствовать о значительном улучшении её психологического состояния» (Майкрофт сбился со счета и не мог сказать точно сколько раз они продлевали, заключенный между ними контракт, и меняли его формулировку), как Граф, как будто бы догадавшись, что Холмс собирается ему сказать, поспешил добавить, что доктор Сорель настоятельно рекомендовал «сразу не возвращаться их подопечной к обычному образу жизни, а поменять впечатления». И, перебирая варианты, предложил поехать Хелен в Шотландию. — Филипп… — хотел возразить Холмс. — Мистер Холмс, — перебил его Граф, — позвольте закончить, — в голос Фила просочилось раздражение, которое другим людям Холмс никогда бы не позволил, но Граф был для Холмса немым укором в отношениях с Хелен. Он не понимал, как из цербера и гончей для неё, а также меркантильного человека, для которого деньги это мощнейший мотиватор для исполнения любого приказа, Филипп Граф превратился в верного пса, охраняющего покой «хозяйки» или способного загрызть любого за малейший проступок перед ней, поэтому родившаяся совсем недавно в его душе завить с легкостью побеждала раздражение и Холмс молчал. — Я буду считать работу выполненной, как только мы вернёмся… — Это всё? — переспросил Холмс, ожидая от Графа более развернутого ответа, - хорошо, — так и не дождавшись от Филиппа подтверждения, согласился он. Безмятежная утренняя тишина разливалась над миром, постепенно перетекая через стены домов в город и за его пределы, когда Майкрофт Холмс устало откинул голову на списку кресла. Предстоящий разговор с Хелен Мориарти, который он планировал всю прошлую ночь, пугал даже больше, чем нависшая над Вестминстерским дворцом угроза взрыва.