WOAS. Этот безумный мир.

[Нора — супруга Элайджи, обращенная им же в вампира пару столетий назад] Жизнь в Новом Орлеане никогда не бывает скучной — порой Норе даже хочется, чтобы их дни были заполнены рутиной, но в последний раз она жила тихо и мирно лет эдак сто семьдесят тому назад: каждое утро тщательно заплетала волосы в замысловатые косы, сидела у окна с вышивкой, смиренно молилась перед обедом и играла на пианино перед матушкой. А затем в ее размеренной жизни появился Элайджа Майклсон — и мир преобразился. Нора влюбилась без памяти — и влюбилась взаимно. Матушка была против — и юная Хильдегард решила бежать, чтобы быть рядом с любимым. Он раскрыл ей правду о себе и своей сущности накануне побега — и Нора не дрогнула, не испугалась и не испытала отвращения. Для истинной любви пара клыков не помеха — к тому же, вскоре она обзавелась такой же собственной парой: перспектива разделить с Элайджей вечность была настоящим подарком судьбы. Нора знала — они способны любить друг друга не просто вечность, но и гораздо дольше. Семья Майклсонов была настоящей бомбой с часовым механизмом: очень скоро Нора выяснила, что отец Элайджи ведет на своих детей охоту, а братья и сестры не очень хорошо ладят между собой, демонстрируя коварство и хладнокровие в попытках насолить друг другу так или иначе. Они с Элайджей постоянно скрывались: то от Майкла, то от Никлауса, то от Финна, то от Кола. Порой случались времена союзов и перемирия — но это редко длилось дольше пары-тройки лет, затем вражда и соперничество возобновлялись с новой силой, интриги и драмы постоянно сопровождали Майклсонов. Когда Никлаус призвал Элайджу на помощь в новом тысячелетии, Нора не предполагала, что они осядут в Новом Орлеане. Элайджа обычно не стремился долго жить рядом с Никлаусом — слишком коварным и слишком жестоким был младший брат, слишком непредсказуемым и ревнивым к чужому счастью и чужим успехам. Но все изменил ребенок — тогда еще не родившийся. Элайджа жаждал уберечь племянницу от всех невзгод — и Нора понимала его. Для них самих возможность зачать ребенка была лишь мечтою, и хотя они на протяжении прожитых лет уже воспитали нескольких детей, взятых из приюта, бессмертное дитя было совершенно иным шансом. Шансом любить частичку себя всю ту вечность, что им отведена. И началось безумие — первородные истово боролись за власть в городе с Марселем Жераром, с ведьмами, с оборотнями, с вернувшейся из мертвых Эстер, с воскресшим Майклом. А еще оставались семейные распри и недопонимания — Норе пришлось видеть всякое. Элайджа был укушен Никлаусом и несколько дней провел в горячечном бреду, вызванном ядом оборотня. Женщина Клауса и мать бессмертной малышки, Хейли, посягала на их семейное благополучие, тайно добиваясь Элайджи. Внезапно объявилась их давно утерянная сестра Фрея, поначалу настроенная очень агрессивно и жаждущая мести… Нет, рутина и Майклсоны были совершенно несовместимы. Вот и это утро началось весьма своеобразно: Нора едва успела выпить свой кофе, заблаговременно сваренный заботливым мужем и оставленный для нее на плите, когда Элайджа явился весь измученный и, на ходу сдирая с себя рубашку, явил ее взору кровавые письмена по всему торсу, возникающие на его теле ранами. — Я даже не уверена, что хочу знать, что это такое, — вздохнула Нора, понимая, что это неизбежно. — Новое заклинание Фреи, дорогая, — отозвался Элайджа, морщась от боли, пока новая надпись отпечатывалась на его ребрах. — Ты не могла бы записать все это, пока записи не исчезли? У нас не так много времени. — Как обычно, — усмехнулась Нора и с легким укором, больше похожим на беспокойство, прибавила: — Ты делаешь для этой семьи больше, чем они заслужили. — Это ради Хоуп, ты же знаешь, — отозвался Элайджа. *** — Итак? — Нора сложила руки на груди, поглядывая на супруга с неким вызовом. — Теперь пора объяснить, что все это значило, не так ли? — Неужели думаешь, что я утаил бы от тебя что-то? — мягко улыбнулся старший Майклсон. Он восседал в своем любимом кресле, изучая записанные Норой в большой ежедневник слова, которые она считывала с его тела. На нем уже был один из его элегантных костюмов, и выглядел он бесконечно идеальным: будто его тело не кровоточило всего пару часов назад. Нора бесконечно уважала его за это умение быть собранным — сама она далеко не всегда могла похвастать столь безупречным самообладанием. — Все эти слова должны сложиться в древнее пророчество, — пояснил Элайджа. — Разгадкой займется Фрея, конечно, но… — Значит, есть шанс, что Люсьен Касл не лжет? — у Норы тревожно екнуло сердце. — Мы справимся, если так, — заверил ее Элайджа, заметив тень тревоги, пробежавшую по лицу жены. — Ведь иначе быть и не может, Нора. Мы справимся, ты и я. — Всегда и навеки, — улыбнулась ему Нора ласково. — Я знаю, милый. Но разве могу я не переживать за тебя? Ты так отчаянно бросаешься в любую битву… — Я не могу оставаться в стороне. — За это я тебя и люблю: ты никогда не оставишь тех, кто тебе дорог. Пророчество сулило много бед и опасностей, и Нора знала: будет тяжело. Возможно, они окажутся в отчаянном положении, но преодолеют это вместе — как было всегда.