Клаус Майклсон/Елена Гилберт. TO/TVD.
6 июня 2017 г. в 21:27
[Елена здесь не двойник, а скорее на месте Кэролайн, таймлайн — третий сезон, наверное]
Письмо, которое он написал ей, Елена прочла несколько раз.
Такие простые слова для такой непростой истории — не раз при прочтении ее губ попеременно касалась то горькая усмешка, то ностальгическая полуулыбка.
«Я не ожидал, что ты узнаешь меня и не собирался сближаться с тобой.
Но увидев тебя тогда на приеме у Локвудов, в самый первый раз встретившись с тобой взглядом, я понял — это неминуемо.
Мне нельзя было делать первый шаг, я должен был отвернуться и забыть о тебе. Должен был позволить тебе оставаться на своей стороне, и сам не пересекать той линии, за которой я уже не враг тебе.
Но тогда мне не стоило целовать тебя — ни в первый раз, ни уж тем более во второй.
Этот свет в тебе — он заставляет меня быть тем человеком, которым я всегда хотел быть и забыть то, кто я есть на самом деле.
Встретив тебя, узнав тебя, я наконец понял кое-что важное о себе. Я могу любить. И я люблю тебя, Елена.»
Полгода назад
— Будет грубо, если ты откажешь мне в танце.
Елена чувствовала себя неловко в этом пышном шикарном платье: слишком взрослой, слишком очаровательной она казалась, тогда как на деле у нее буквально поджилки тряслись, когда несколько минут назад Дэймон буквально втолкнул ее в парадную дверь поместья Локвудов и фактически приказал взять «удар на себя» — он называл это так.
Стефан, всегда такой чопорный и правильный, на этот раз тоже оказался не на ее стороне. Он был солидарен с Дэймоном и как эксперт по первородным гибридам авторитетно заявил, что Елена «идеальный вариант».
Она чувствовала себя идеальной жертвой, агнцем на заклание на алтаре у чудовища, образом которого ее успели запугать до потери пульса…
Впрочем, внешне он оказался так же привлекателен, как оказался и приятен слуху его бархатный голос.
Никлаус Майклсон вовсе не казался ей безжалостным убийцей, который явился терроризировать город и выкачивать кровь из ее лучшей подруги.
Но братья Сальваторе предостерегали, что Клаус многогранен и обаятелен…
— Ну, это же традиция, — непослушными губами отозвалась Елена. — Все танцуют на балах в честь Дня Основателей. Я для этого и пришла.
Когда его рука легла ей на талию — такая сильная, уверенная рука, — Елена ощутила себя невероятно хрупкой и действительно особенной.
То, как этот мужчина вел ее в танце, как он смотрел на нее — никогда прежде она не испытывала ничего подобного.
— Ты должна быть приманкой, ведь правда? — спросил он чуть позже, вкрадчивый и улыбающийся ей с неприкрытой симпатией.
Они гуляли в саду, и Елена понятия не имела, как так вышло — у нее голова кругом шла то ли от шампанского, то ли от близости Клауса.
— Вот только мне кажется, что я делаю что-то не так, — слабо улыбнулась она.
— Например, вот это?.. — склонившись над нею, первородный коснулся ее лица пальцами, приподняв его за подбородок, и мягко, но вместе с тем требовательно накрыл ее губы своими.
Да, это было неправильно.
Но это был лучший поцелуй в ее жизни.
Спустя несколько дней, наполненных мыслями о нем, Дэймон и Стефан отправили ее на очередную миссию в Мистик-Гриль, где она встретила Клауса в компании еще одного первородного. Младший брат, заноза в заднице, неуправляемый и слишком ершистый — о, она знала об этом кое-что, и в конце-концов они с Клаусом оказались в парке, обсуждая трудности общения с младшими братьями.
Он вознес ее на самый верх колеса обозрения, чтобы там, высоко, сказать ей, что думал о ней все это время, и она смущенно улыбнулась, и Клаус сказал, что это то, именно то, что ему в ней нравится — отсутствие жеманства и умение искренне смущаться.
Она сама поцеловала его — не ради Стефана и Дэймона, не ради своей подруги, но ради самой себя.
Той же ночью она умудрилась едва не свалиться с крыши — одно пиво несомненно было лишним, но Клаус поймал ее. И эти надежные, бережные объятия были для нее куда значимее всего, чем полнилась ее жизнь в последний год.
— Я знала, что ты поймаешь меня, — прошептала она, и это была чистая правда.
Следующий праздник грянул совсем скоро — и Елена пригласила Клауса быть своим спутником уже совсем не потому, что ее попросили об этом друзья. Она сделала это потому, что сама хотела этого — быть с ним рядом.
— Один танец. Я не укушу, — с улыбкой проговорил он, протягивая к ней раскрытую ладонь, и Елена не могла не улыбнуться в ответ, делая шаг навстречу, в его объятия.
Пока они танцевали, братья Сальваторе ограбили дом Клауса и попытались убить Кола — что ж, Елена сыграла роль приманки прекрасно, хотя и не собиралась делать этого.
— Зачем ты здесь? — довольно грубо спросил Клаус, когда она явилась к нему, чтобы извиниться и поговорить. — Чтобы сказать, что понимаешь мою израненную душу и склонить голову мне на грудь, пока твои приятели нападут на мою сестру?
— Не будь засранцем, — осадила первородного Елена, и Клаус невольно рассмеялся, а затем жестом предложил ей войти.
— Слушай… Я совершила много ошибок в своей жизни, — начала Елена, не желая откладывать разговора в долгий ящик. — Но ты — не одна из них.
— И что дальше? — приближаясь, спросил первородный. — Ты пришла попрощаться, или чтобы остаться?
— Я не знаю, — честно ответила она. — Я не знаю…
* * *
Шесть месяцев метаний между ним и друзьями, тайные упоительные встречи, бесконечное чувство вины, ложь, ложь и еще раз ложь и вот — в ее руках письмо, и он ждет ее на мосту Виккери, чтобы в последний раз взглянуть ей в глаза перед тем, как уедет прочь навсегда.
— Ты свободна от меня, — тихо говорит он, и в глазах его плещется боль. — Ты свободна от выбора, который не можешь сделать.
— Нет! — твердо возражает она, потому что мчалась сюда сломя голову не для того, чтобы отпустить его. — Ты не можешь принимать такие решения за меня. Если ты уйдешь, то только для себя, потому что я знаю, чего я хочу. Я наконец знаю, и всегда знала… Просто я боялась сказать это.
— Так чего же ты хочешь? — безжалостно спрашивает он, и его взгляд темнеет. Кажется, он ждет какой-то подлости, насмешки… А она выдыхает:
— Я люблю тебя.
Кажется, он оглушен этим признанием гораздо больше, чем мог бы быть оглушен словами о том, что он ей безразличен.
Кажется, он растерян.
Но спустя мгновение он уже целует ее, и Елена знает — он счастлив.
Если они и уедут отсюда, то только вместе.