Like father, like son

      Зачем люди влюбляются? Бессмысленно, глупо, растеряв последние крохи гордости и самоуважения. Почему нельзя отключить в себе саму возможность любить? Может быть, кто-нибудь с этим экспериментировал? Я бы согласилась стать его подопытным кроликом, так было бы гораздо проще.       Сделав вид, что меня очень интересует наполовину тыквенное, наполовину нелегально-сорокоградусное содержимое моего кубка, я исподтишка следила за парочками, веселившимися в Большом зале.       Его сложно было не заметить, и если он сам, возможно, смог бы, изловчившись, потеряться в толпе, то его спутница — нет. Ее ярко-рыжие волосы, как маяк, не давали мне отвести от этой пары взгляда.       Прощальный вечер в Хогвартсе отгремит, завтра мы сложим полученные дипломы в сундуки к остальным школьным вещам, в последний раз сядем в экспресс, который доставит нас на Кингс-Кросс, и сказка для нас закончится. А была ли она сказкой?       Может быть, для кого-то и да, но для меня — разве что сказкой о гадком утенке. Действительно, кому нужна такая, как я, когда есть зеленоокая прелестница? И даже тогда, когда ее не стало рядом со мной, я попросту оставалась одна, по-прежнему никому не нужная. Немудрено, что он выбрал ее — яркую, веселую, красивую. Я и сама это прекрасно понимала, не строя никаких иллюзий. Только проще от этого не становилось.       Прошептав Лили что-то на ухо, Джеймс взял ее под руку, и они исчезли в темноте школьного двора вместе с Блэком и МакКиннон. Я сделала глубокий вдох, чтобы не разреветься, и до боли сжала кубок, так, что тот грозил треснуть. — Сев, еще? — вопросительно оттянул карман мантии Мальсибер. Я кивнула, глядя, как сок щедро разбавляется новой порцией огневиски, делая мое пойло еще более противным и куда более головокружительным.       Наконец я, рассердившись на себя, отвела взгляд от входа. Ну в самом деле! Каковы шансы на то, что сейчас в дверях появится Поттер, подойдет ко мне, скажет, что все это время был в меня тайно влюблен, а Лили — это так, блажь, а потом мы сядем верхом на его крутую метлу и улетим в закат?! Хватит бредить, этого никогда не случится!       Меня вывел из задумчивости пьяный смех, раздавшийся над ухом. Роджер. У него красивый голос, и сам он... ничего. Он даже похож на Джеймса, если не приглядываться, а если взъерошить ему волосы и нацепить на нос очки, будет и того лучше. Но тогда это не имело особого значения.       В тот момент вообще казалось, что завтра не наступит, и, когда Мальсибер, поймав мой внимательный взгляд, наклонился, чтобы лучше меня слышать, я поцеловала его. И он ответил. Я почувствовала, как голова кружится, ноги слабеют, а удивленно присвистнувший Эйвери, как и все в тот миг, казался каким-то поразительно далеким. Жутко хотелось сделать какую-нибудь глупость, и я прошептала Роджеру на ухо, чтобы он увел меня отсюда.       В слизеринской гостиной было пусто, только какая-то парочка, не обращая ни на кого внимания, зажималась в углу. Прижав к стене, Родж почти что набросился на меня, жадно целуя. Контраст холодной каменной кладки под лопатками и горячих, слегка влажных широких ладоней Роджера на моей груди заводил — низ живота откликнулся приятным томлением. Он прижался сильнее, и я почувствовала его возбуждение, возликовав: то-то же, Поттер, ты не единственный парень на свете!       Мальсибер, раскинувшись на кровати, похрапывал, когда я, поморщившись, встала с постели. Приятное опьянение схлынуло, оставив после себя тупую ноющую головную боль. Наскоро натянув мантию и заметив на белой простыне несколько алых капелек, я убрала взмахом палочки все следы моего здесь пребывания и вышла из спальни семикурсников.       Все, что я тогда чувствовала, — это огромное желание сходить в душ и смыть с себя чужой пот, свою кровь и отвращение к себе, что и сделала, благодаря Мерлина, что не успела отдать Забини тот флакон с противозачаточным — самой пригодится.