***
Мы трансгрессировали в Ноттингем, неподалёку от самого университетского колледжа. Осенний ветер срывал с деревьев последнюю листву, мы с Северусом зябко поежились. — Ты не против? — Северус не успел ничего ответить — я прикоснулась палочкой к его дорожной мантии, и она превратилась в чёрное магловское пальто. Затем то же самое сделала и со своей мантией. — Никак не могу понять, когда ты успела все это узнать? Про эти сомнительные исследования и про этот университет, — поджал губы Северус, прищуривая взгляд на впереди стоящее здание с высокой башней. — В течение недели, — призналась я. — Мне помог кое-кто из моих старых знакомых. Маминых, точнее. Я просто подстраховалась, потому что не верила в способ сновидения. — А их способ лучше? — скептически спросил зельевар, кивнув на университет. Мы стали переходить дорогу по пешеходному переходу. — Группа ученых при университете занимаются клинической нейропсихологией. Они ничего не гарантируют, потому что исследования ещё только проводятся, но у них есть один метод… Северус не дал мне договорить: — Ты что станешь их подопытной? Словно лабораторная крыса?.. Даже и не думай, это опасно. Я вздохнула и с какой-то нежной любовью посмотрела на Северуса, на его нахмуренное лицо, все в россыпи мелких капель дождя. Мне были приятны его волнения обо мне, льстила его забота. Я приостановила шаг и взяла его под локоть. — Профессор Снейп, спасибо за заботу, но не стоит волноваться, — мой голос был полон уверенности, и Северус уступил, но сказал, что прежде чем приступать, мы все должны досконально выяснить про это непонятное исследование.***
Полным недоверия и недоумения взглядом он осматривал трёх молодых людей, которые взахлёб уже четверть часа рассказывали нам про нейропсихологию. Мы сидели в небольшом кабинете с одним единственным узким окошком, которое наполовину спряталось под землей. Помещение было чистое и вполне опрятное — на рабочих столах много книг и журналов, стеллажи с папками были украшены объемным мозгом в разрезе из пластика, по стенам висели любопытные плакаты. Томас Джонсон, знакомый моей матери, был самым старшим — он возглавлял исследования при Ноттингемском университете по клинической нейропсихологии, двое его молодых коллег были помощниками и единомышленниками. Совсем недавно они выиграли грант на исследования и теперь были рады моему присутствию — им не терпелось поделиться своей затеей с умными людьми, я сказала, что Северус, мой наставник в школе, занимается психологией. Конечно же, моя мать об этом ничего не узнаёт. Дочь Томаса проходила у нее который год практику в зубной клинике, и они (моя мама и мистер Джонсон) были не столько хорошими знакомыми, чтобы делиться столь пустяковыми и вполне обычными вещами, как моя заинтересованность психологией. Чем больше звучало фраз и предложений про когнитивные функции мозга, подавленные рецепторы, тем мрачнее становилось лицо Северуса. Учёные в пух и прах разнесли общепринятую гипотезу о способе сохранности информации мозгом. — Воспоминания могут блекнуть, а иногда человек «помнит» то, что и вовсе не происходило, или, к примеру, взять всем известный феномен дежавю… — размахивал руками юный Эдвард — помощник Томаса. — Это всего лишь изменение эмоционального контекста воспоминаний. — Например, приятные воспоминания о романтическом ужине могут перестать быть таковыми после размолвки… Мы взяли за основу теорию Френсиса Крика, — продолжил общий рассказ Томас. — Да, — вклинился в рассказ третий ученый. — Крик предложил подтвердить это активностью нейронов с использованием оптогенетического подхода… — Наша задача, — отмахнулся Томас, увидев непонимание на наших лицах, — доказать, что можно изменить память: поменять плохие воспоминания на хорошие и сформировать «ложную» память. Я усмехнулась про себя, и мы с Северусом переглянулись. Вас давно опередили, хотелось сказать мне им. Этим уже успешно занимается Янус Тики в больнице Святого Мунго. — Речь идёт о подмене воспоминаний, — впервые за двадцать минут подал голос Северус. — Но нас интересует, можно ли с помощью процесса облучения светом, о котором вы так долго рассказывали, мистер Джонсон, вернуть блеклые воспоминания? — Воздействовать на память определенно получится, — кивнул Томас. — Такие опыты еще не проводились, все впереди. Северус многозначительно посмотрел на меня. — Я готова стать вашей первой пациенткой, — тут же выпалила я, не дав Северусу поселить в моей душе зерно сомнения. — Если вы готовы провести данный оптогенетический метод на мне. Это ведь не опасно? — Это будет опасно, Гермиона, — тут же сказал Томас. — Мы, конечно, закупились современным оборудованием и сможем вычислить, в каких конкретных участках мозга произошли нарушения, но… Ты хоть представляешь, что это за процедура? Вначале мы должны создать генетический конструктор, затем встроить его в вирус-переносчик, ввести тебе его в мозг, чтобы вызвать генетическую модификацию клеток, встроить туда световод. А только затем активировать нейроны светом… Все исследования еще только впереди. И пока что не на людях. Я думал, тебе интересно узнать о новых методах в нейропсихологии… — Но это гуманнее, чем химическая или электрическая стимуляция мозговых клеток, — возразил Томасу Эдвард. Я поежилась от услышанного. На Северусе не было лица. Он сидел в такой позе, готовый в любую секунду сорваться и унести меня отсюда подальше. — Я вам написала, потому что нахожусь в отчаянии, мистер Джонсон. Мне нужно срочно вспомнить кое-что важное для меня, но у меня нет времени экспериментировать с лекарствами… Неужели ничего поделать нельзя?.. — не сдавалась я. — Это что-то из кратковременной памяти? — уточнил третий ученый, имя которого я не знала. — Если так, то тут на девяносто девять процентов проигрышный вариант. — Нет, это… это долгосрочные воспоминания, но… — Но мисс Грейнджер бы хотелось вспомнить всё досконально… — прервал меня Северус, и я поняла почему: он боялся, что я случайно проболтаюсь про то, что мне помогли забыть эти моменты моей жизни. — Понимаю, — кивнул Эдвард. — Наверное, ты много раз думала о чем-то, группа нейронов, кодирующее твое воспоминание, изменилась. Ты добавляла новые подробности, когда обдумывала это?.. У тебя возникло ложное воспоминание, и ты уже не помнишь, что к чему? — Да… — нахмурилась я, пытаясь сопоставить его предположение с действительностью. — Наверное, так. А еще воспоминания поблекли. А для меня они важны. — О чём они? — поинтересовался Томас Джонсон и послал своего коллегу за чаем для гостей. — О… событиях м-м… шестилетней давности. — Ты совсем ничего не помнишь? — Помню отрывки. Если меня спросят, я отвечу, что произошло, но, думаю, что-то важное для меня поблекло окончательно. — Это вполне естественно для человека. Всё помнить невозможно, — усмехнулся Эдвард. — Какие-то связи в нейронных группах ослабляются, какие-то — выключаются, группы хуже связаны внутри себя, поэтому мы и забываем. Но не о чем волноваться, вряд ли у тебя развилась болезнь Альцгеймера. Ты ведь не об этом волнуешься? — Единственный способ вспомнить — это воздействовать на ту группу нейронов, отвечающую за твои вопоминания шестилетней давности, — хмыкнул Томас. — Мы тут придерживаемся теории, что воспоминания не исчезают окончательно, они хранятся в памяти, просто утрачивается доступ к ним. Это вполне доказал своими экспериментами Уайлдер Пенфилд. — Значит, пока рано говорить об экспериментах на людях? — ощущая всю беспомощность положения спросила я. — Сначала будут мыши. Много, много мышей, — поджал губы Джонсон и развел руками.***
Северус стойко и терпеливо успокаивал меня, сидя рядом на скамейке. Он наколдовал воздушный купол, чтобы мы окончательно не промокли и не простудились. Я была сильно расстроена услышанным, рассчитывала, что мне предложат выход из моей непростой ситуации, поделятся наработками и успешными исследованиями в области нейропсихологии, но все оказалось не так радужно, как я себе представляла. — Гермиона, — в который раз позвал меня профессор, но я лишь уткнулась в ворот его пальто и вздрагивала от глухих рыданий. — Память к тебе не вернётся, а вот эмоциональное состояние уже пошатнулось… — Мне вообще грозит смерть, если я не выполню свой долг. — Что за чушь. Эти гадалки нагнетают ситуацию… Уж мне ли не знать? Я всхлипнула и посмотрела на Северуса воспалёнными глазами. Я чувствовала, как кожа на лице сильно припухла. — Получается, остаётся только один единственный способ… Ты мне поможешь? — Кто ещё на это согласится? — театрально закатил глаза Северус и крепче обнял меня, слегка встряхнув за плечи.***
Я, конечно, не хотела прибегать к легилименции, но у меня не оставалось другого выбора. Точнее оставался, но очень сомнительный — принимать зелья или магловские таблетки, улучшающие память и не дающие не то что гарантии, даже намёка на положительный результат, интересующий меня. Легилименцию же я не хотела по понятной причине — Северус может в подробностях увидеть, почему я сорвалась в прошлое — есть шанс, что он увидит свою смерть и то, что я убила Беллатрикс из-за него. Какие выводы он сделает, узнав это, я не знала. Впадёт в депрессию? Начнёт бездумно рисковать, зная, что ему ничего не грозит?.. — Ты готова? — поинтересовался Северус, нерешительно крутя в руках волшебную палочку. Кажется, он тоже был неуверен в этом методе. А ещё боялся причинить мне боль и неудобства. — Все в порядке, — заметив его реакцию, сказала я и приободряюще улыбнулась. — Ты запомнил, что искать? Библиотека. Та самая, что в Выручай-комнате. Лодочная станция. И больница Святого Мунго. Если получится, то события, произошедшие в битве за Хогвартс — они тоже важны. Все, что связано с этим. Ищи все. Северус кивнул и направил палочку прямо мне в лицо. Я смотрела на него сосредоточенно, готовая к проникновению в свой мозг. Я не случайно выбрала эти локации. Библиотека слишком уж часто возникала в моей памяти. А Выручай-комната и подавно не желала принимать больше никакой вид, кроме этого помещения. Больница Святого Мунго, а точнее, Янус Тики явно что-то скрывал. Лодочная станция. Я была уверена, что мои первоначальные воспоминания верны, но все же Батшеде удалось поселить в мою голову тень сомнения. Битва за Хогвартс. Это самые основные воспоминания, которые я хотела бы вернуть. Я настроилась на результат. Я верила, что Северус поможет мне — он отличный легилимент. Заклинание слетело с его уст и охватило меня — я не сопротивлялась. С этой минуты мой мозг и мои воспоминания не принадлежали мне. Обстановка его комнат в Хогвартсе растворилась, померкла. Я, как и при погружении в осознанное сновидение, вначале увидела только ослепительную белизну. Затем все стало, как в тумане, — неясные образы маячили передо мной, я знала, что Северус нащупывает воспоминания. Они словно при быстром перематывании пленки, проносились перед взором, безликие, едва ощутимые. Запретный лес. Густая серебряная кровь течёт по моим рукам. Передо мной лежит ни в чем не повинное животное. Сейчас оно лишь средство для достижении цели. Спасти жизнь. Вернуть тело. Я ни секунды не мешкала. Ради любви я готова пойти на любой риск и на любую жертву. Воспоминание растворилось, и возникло другое. Библиотека. Джинни сидит на диване и просматривает газету. Она кидает на меня встревоженные взгляды. То и дело ее глаза натыкаются на меня. Я всеми фибрами души ощущаю ее волнение, когда поворачиваюсь от… Все снова становится будто в тумане. Видение размывается, но я слышу голос Северуса. — Гермиона, расслабься. Ты будто не хочешь, чтобы кто-то видел это. Но я не сопротивляюсь. Я расслаблена и я доверяю Северусу. Я тоже хочу видеть все. Воспоминание поддаётся не сразу. Оно капризно отбрыкивается, мельтешит, образы неясные и нечеткие, все течёт вяло, будто в замедленной съемке, будто вот-вот остановится. — Не думай об этом воспоминании, — просит Северус. — Позволь мне. Я услышала его и поняла, но у меня получилось с трудом то, о чем он просил. Не думать? Совсем? Как я могу не думать, если я вижу воспоминание и волей-неволей начинаю его прокручивать про себя, переживать все заново. Джинни была рядом со мной после случившегося — опекала, успокаивала. Она следила за мной, боясь, что я что-нибудь натворю. Следила, но не доследила. Я все равно смогла выбраться и выкрасть маховик. Я помню этот момент. Джинни лежала на диване и читала магическую газету, в то время, как я перебирала книги Северуса — протирала их от пыли, просматривала, что таят в себе страницы. Иногда внутри я находила записки, фотокарточки, заметки, сделанные на полях его рукой фиолетовыми чернилами. — Гермиона, — снова просит Северус. — Очень много помех, воспоминание видоизменяется, когда ты думаешь о нем. Я должен буду добавить заклинания… Северус и правда начал колдовать. Я почувствовала, как мое тело будто парализовало, и не только тело — весь мой мозг будто впал в анабиоз. Он стал вялым. Хотелось только одного — спать, спать, спать. Туман вокруг меня рассеялся, снова начал превращаться в мутное пятно, а сразу за этим я внезапно четко увидела библиотеку. Вновь Джинни и вновь ее взгляды. Я стою у полок и перебираю книги. Почему их так мало? Я беру каждую из них в руки и глажу, прижимаю к груди. Какой-то резкий звук, но я не обращаю внимания на него. Мне ни на что не хочется обращать внимание. — Гермиона, — зовёт меня Джинни, и я поворачиваюсь к ней. Как смеет она отвлекать меня от одного единственного занятия, которое меня успокаивает? Джинни подходит ко мне, шурша газетой и куском пергамента в руках и почему-то дрожит. Ее губы трясутся, а лицо белое, как мел. Я не понимаю, зачем она это делает. — Гермиона, это письмо от целителя Тики, — с трудом говорит она и вымученно улыбается. Я вижу в ее руках два письма — одно точно из Министерства Магии — на конверте печать. — Ты не против, если мы снова к нему наведаемся? Я хотела бы удивиться или поразиться, но я лишена всяких чувств. Я лишь немой наблюдатель — Северус что-то сделал, чтобы максимально обезличить мои воспоминания, убрать из него мое нынешнее участие и, кажется, ему это удалось. Паучий Тупик. В доме тихо и темно, будто он мёртв, как и его хозяин. И все же я иду внутрь. Я хочу что-то найти. Что-то, не знаю чего. Но я вскрываю дверь заклинанием, иду внутрь дома и в темноте начинаю свои поиски. Я открываю бисерную сумочку и начинаю уменьшать его книги, закидывая их внутрь одну за одной. Что-то блестящее приковывает мой взгляд. Я протискиваю руку между стеллажами и выуживаю серебряный гребень. Какой он красивый, как переливается при лунном свете! Должно быть, Северус хотел подарить мне его на свадьбу или сразу после, но не подарил. Шум, грохот. Разбитое окно. Я поворачиваюсь и натыкаюсь на фигуру — изящную и худую, находящуюся в какой-то неестественной позе. Кто это? Я на автомате нащупываю палочку и приближаюсь к незнакомцу. Тот меня видит и быстро начинает шевелиться — тоже достаёт палочку. Лунный свет падает на тонкие руки в рваной кофте. Хриплый смех. — Что ты здесь забыла, грязнокровка? Тоже ищешь пристанище? Не важно. У меня появился ещё один шанс убить тебя, — я вижу, как она заносит палочку и действую быстрее. — Авада Кедавра! Я вижу удивление, застывшее в ее глазах, я слышу звук падающего тела. И я чувствую, как нарастающий во мне гнев выплескивается наружу. Ненависть заполняет каждую клеточку моего тела. Но почему я ее так ненавижу?.. Она пожирательница и убийца. Она отняла жизни моих друзей и знакомых, жизни неизвестных мне людей. Разве я ее ненавижу только за это? Я пытаюсь вспомнить. Медленно, но верно, я осознаю свою ненависть к Беллатрикс Лестрейндж в полной мере. Она убила. Убила Северуса. Я вспоминаю это и не чувствую никакой жалости к распластавшейся на полу женщине. Воспоминание вихрем сжимается, я переношусь в другой временной отрезок. Больница Святого Мунго. Я снова прикована к кровати — я не могу пошевелиться, мои руки привязаны к койке, а тело сотрясается от судорог. Я чувствую панику, я чувствую жалость и всепоглощающее разочарование, боль от потерь и утрат. Столько жертв, столько сломанных судеб и искалеченных тел… И ещё одна жертва. Кто?.. Я поворачиваю голову направо и вижу пустую койку. Ее не было ни вчера, ни сегодня. Я смутно помню, что ее уносили. Или это был очередной мираж?.. Процедуры не могут длится так долго. Она умерла. Я снова пытаюсь выкарабкаться из тканевой паутины, но меня держат не только кожаные браслеты, меня держат магические путы. Я зажимаю в руках что-то твёрдое и острое. Я аккуратно пальцами провожу по металлу. Призрак девушки встаёт надо мной. — Есть только один единственный способ — Отдел тайн. Маховик времени, — говорит она и исчезает, растворяется прямо в воздухе. Я сжимаю гребень со всей силой и чувствую, как приятно ломит пальцы, ощущаю сильный рывок в животе. Перед моими глазами калейдоскоп красок — они смешиваются, образы накладываются друг на друга, обрывки воспоминаний заменяют одно другое, переплетаются или меркнут и вовсе. Я выныриваю из этого зыбкого состояния и оказываюсь у Северуса в руках. Он с беспокойством оглядывает меня, и, как оказалось, уже в который раз называет мое имя. Я тяжело и часто дышу, до конца не понимая, где я — все ещё в воспоминании или уже нет? Слишком все четко вокруг, слишком реальны объятья Северуса. Я сжимаю пальцами ткань его сюртука и говорю: — Я знаю, что делать.