Диктатор

      Наконец пришел тот час, когда все стадии подготовки к ритуалу остались позади. И тщательная приемка магической фигуры, нарисованной Хвостом на увеличенной трансфигурацией ровной могильной плите. И аккуратное размещение в нужных точках доставаемых из безразмерной сумки реагентов. В числе последних были и специальным образом зачарованные лично Волдемортом несколько капель моей крови. Пришлось пойти на такой риск. Если в наше отсутствие сюда нагрянет Аврорат, то для быстрого обвинительного приговора с пожизненным Азкабаном никаких других доказательств не потребуется. Конечно, Хвост обязан был наложить чары для отвлечения внимания как магглов, так и магов, но как проверить их качество или хотя бы наличие, я не знал. Был вынужден в этом довериться Питеру, утешая себя в мыслях фактом, что прошлый сопоставимый по важности и сложности ритуал он скрыл как надо.       Отвратительное на вкус оборотное зелье, неприятное преобразование и последующее мерзкое переодевание в чужую, очень грязную одежду. Обездвиженные, голые, но живые, иначе не подействует оборотка, владельцы "костюмов" — приятели цели валялись в ближайших кустах. Их тоже нашел и притащил сюда Хвост.       Вообще, надо отдать Питеру должное. Пока я "отдыхал" на приеме, Петтигрю проделал огромную работу. Впрочем, не ему лезть в Азкабан, так что, можно сказать, тут мы квиты.       Теперь осталось только найти, похитить и доставить на место главный ингредиент.       Жертву королевской крови.       Аппарация привела нас в тупик между двух старых кирпичных зданий, недалеко от которых, согласно данным стоящего рядом со мной Хвоста, сейчас находилась цель. Тут было темно, грязно и резко воняло мочой. Прокляв про себя местных дикарей, превративших свой дом в помесь помойки и сортира, мы пошли на свет. Через некоторое время, расталкивая какие-то рассыпающиеся гнильем и помоями прямо у нас под ногами пакеты, мы вышли на хорошо освещенную улицу, и… я замер в ступоре.       Яркий свет по-английски аккуратных фонарей со всей беспощадностью обрисовывал ужасную картину. Вдоль стен домов лежали стенающие или вовсе безмолвно лежащие в темных лужах мужские и женские тела. По центру улицы, пошатываясь, ходили и натыкались друг на друга несколько молодых мужчин в разорванных рубахах, испачканных кровью, стекающей с окровавленных лиц. Немного вдалеке, около выхода из какого-то магазинчика, две девушки с заплаканными лицами пытались поднять третью, наверное свою подругу, но безрезультатно. Где-то впереди мелькал проблесковый маячок скорой, а чуть в стороне, там, около остановившейся патрульной машины, что-то лежащее на земле внимательно рассматривали полицейские.       И всему увиденному сопутствовало соответствующее звуковое оформление. Крики, стоны, невнятные мольбы, кряканье сирены…       Осознав, что являюсь свидетелем последствий ужасного террористического акта (ИРА не спит, да), и забыв, зачем именно сюда пришел, я рванулся вперед. Все же вложенные в детстве рефлексы: помочь раненому, защитить женщину, спасти ребенка — они у меня были и будут. Всегда…       К сожалению, до ближайшего женского тела я не добежал, потому что буквально в паре футов от моих ног лежал подросток неопределенного пола. Лежал на тротуаре так тихо, что я чуть было не наступил на него.       Несмотря на тихое неодобрительное ворчание Хвоста я наклонился, чтобы оказать ему помощь, может быть и магией (и хрен с ним, со Статутом Секретности!), но… отшатнулся. Ибо мощный винный дух, от которого даже с такого расстояния глаза аж заслезились, не оставлял никаких шансов на ошибку, что именно послужило причиной его беспамятства.       Я распрямился, еще раз, на этот раз гораздо более внимательно пригляделся к окружающему и оторопел.       Иногда в игровом кино, когда режиссеру нужно гиперболически подчеркнуть ошеломление персонажа, показывают что-то разбивающееся, вроде зеркала с дробящимся на части в гранях сколов отражением. Вот что-то похожее случилось и со мной. Восприятие реальности дало трещину и со звоном рассыпалось на куски, чтобы из обломков, как в калейдоскопе, сложиться в совсем другую картину.       Нет. Это не тяжелораненые, нуждающиеся в неотложной медицинской помощи, лежали вдоль стен, а мертвецки пьяные. Лужи на пешеходных дорожках, на которых тротуарной плиткой были выложены красивые узоры, это не кровь, а блевотина и экскременты. По улице бродят не оставшиеся в живых мужчины, до последнего сражавшиеся с нападавшими и теперь ищущие своих жен и дочерей, а упитое до умопомрачения, жадное до драки мясо.       — Где мы? — только и мог спросить я, потрясенный настолько непотребной картиной всеобщего безумства.       — Кардифф.       — Что это?       — Так у магглов обычно проходит их уикенд. Повелитель говорит, что вот в нечто подобное нас хочет превратить Дамблдор в своем стремлении все больше и больше привлекать грязнокровок в магический мир. Единственное, что хорошо в этом, — магглы мрут как мухи, так что трупы для твоих тренировок не переведутся никогда. И достать их достаточно просто…       — Но… Ты уверен, что тот, кто нам нужен, обитает… здесь? В этой клоаке?       — Да. Пошли. Цель, — Хвост покосился на артефакт, очень похожий на компас, — недалеко. — Уходя, Питер бросил на помойку и копошащихся в ней крыс весьма красноречивый взгляд. И передернулся.       Чем дальше мы с Хвостом шли по улице, тем выше лезли у меня на лоб глаза и тем сильнее в презрительной гримасе кривился рот.       На заплеванном, заблеванном и зассанном тротуаре все так же валялись вусмерть пьяные тела, а рядом с ними совершенно спокойно пили и жрали мужчины, женщины… Дети! Даже дети! Вся улица, как листьями по осени, была засыпана обертками от фастфудовских сосисок в тесте, или чем там эти обжирались в три горла. Нечто похожее в своем городе я видел только после особо крупного ежегодного праздника. И то лишь однажды, когда настолько серьезные молодежные праздники у нас проводить еще не научились. Кстати, а ведь теперь я смогу еще раз попасть туда и насладиться тем самым, первым, когда у него даже никакого названия не было, кроме обезличенного "дня выпускника"…       У местных аборигенов, впрочем, тоже было на… хм, что и кого посмотреть. Юноши, как, впрочем, и мужчины постарше, выглядели весьма и весьма колоритно. Не обезображенные даже отблеском интеллекта лица. Бритые головы. Наколки где только можно. Клетчатые (!) бейсболки. Спортивные костюмы. На пальцах уйма колец, сойдущих в драке за кастет. Толстые желтые (золотые?) цепочки на шеях… И так до умиления знакомо торчащие из белых кроссовок черные носки. А в носки "по-английски аккуратно"… заправлены треники.       Барышни были под стать своим кавалерам. Отвратительно толстые, безвкусно одетые, вульгарно накрашенные… На слоновьих ляжках сползающие лосины. В огромных декольте — практически вываливающиеся дряблые, отвисшие груди. Некоторые пришли с колясками или с маленькими детьми, которые бегали и играли в окружающей помойке рядом со своими пьяными отцами и матерями.       Как и положено любому человеку, находящемуся в промежутке между состояниями "слегка выпил" и "ноги не идут", местные жители ожидаемо оказались любопытны и общительны. От пятерых таких (трех мужчин и двух женщин) Хвост смог незаметно отмахнуться слабыми беспалочковыми отталкивающими, а вот от четвертого по счету мужчины не сумел. Неуклюжесть стоила Питеру синяка на ребрах и содранных предплечий, мне — легкой хромоты и ободранных костяшек на левой руке, поскольку принимать аборигена мы были вынуждены как совершенно обычные магглы. В дальнейшем, чтобы избегать драки, нам приходилось несколько раз менять траекторию движения, переходя с одной стороны улицы на другую. И это тоже не поднимало мне настроения.       Да, наверное, потом я соглашусь с собой, что далеко не каждый мой соотечественник разговаривает на литературном русском. Да и выпить у нас любят, что уж тут закрывать глаза. И мусорят. И "шумно погулять" любят. Но чтобы целая улица! Город! В Англии!!!       Вот именно это "в Англии" и было причиной моего стремительно портящегося настроения.       Нет у меня розовых очков насчет Европы вообще и Англии в частности. И мечты "я уеду жить в Лондон" тоже никогда не было. (Да-да, это особенно смешно.) Зная историю, я отлично осознаю, что врага серьезнее, чем Британия, у моей Родины (впрочем, не только у моей, нагадить британцы успели ой как многим) не было. И только события сороковых и девяностых немного сместили их с вершины пьедестала. Но не было у меня и лютой ненависти…       Ведь переоценить влияние Великобритании на историю цивилизации вряд ли возможно. Начать можно, к примеру, с того, какой язык сейчас является международным. Потом вспомнить огромное число серьезных открытий и изобретений (когда-то "британские ученые" было знаком качества, а не насмешкой), сделавших мир таким, какой он есть: из обособленного по глухим углам — очень маленьким и тесным. Ну и закончить тем, что единственную и неповторимую пока империю, над которой действительно не заходило солнце, создали именно англичане. А уж соответствующее влияние на культуру… Причем культурная инвазия успешно продолжается и сейчас, не только заполняя вакуум, но и вытесняя существенную этническую. К примеру, тот же канон Ро один только чего стоит…       Чем все это не повод не только для зависти, но и… уважения? Уважения к сложному и серьезному врагу? Нет, скорее, не уважения. "Признания достижений" — так будет точнее. Оплачивались-то все эти достижения жизнями сотен миллионов человек по всему миру. И на страницах истории моей Родины британцы использовали всю палитру красок зла: начиная от убийств императора и его советников и заканчивая концлагерями.       Но где-то в глубине души у меня тлело вербально не формулируемое оправдание, что побеждали они нас за счет больших знаний и твердости духа. Ладно — американцы, потомки беглецов и бунтарей, хвостокруты коровьи и лесовики без образования и аристократизма. Им позволительно иметь "белый мусор" и недавно спустившихся с пальм "черных братьев". Ладно — Европа, со всякими там погрязшими в неге и разложении Франциями и Германиями, у которых нормальное монолитное государство появилось как бы не всего сто лет назад. Но уж "старая добрая Англия", немножко чопорная, строгая, но обязательно культурная и просвещенная…       "Нет у меня розовых очков"? Хех. Оказывается-то, еще как есть!.." — подумал я, а внутренний голос холодно и жестко вторил: "Так сними и смотри!"       И я смотрел.       И видел.       Теперь.       Вот группа одетых в клетчатые (!) спортивные костюмы мужчин разного возраста с невероятным пылом пинает какого-то бедолагу. Наверное, это честная дуэль? Как тут не вспомнить любимое изречение моего приятеля Джастина, которое он любит вставлять везде и всегда, причем к месту и не к месту — не важно: "Всегда помни, что ты — англичанин, ведь ты выиграл в лотерею жизни!"       И что, вот эти вот — выигравшие в лотерею? Наверное, это те, кто месят ногами? Или, быть может, выигравший тот, кого месят? Нет, это точно те, кто ссут, хорошо еще, что не срут, прямо там, на улице, куда бросили объедки от своего фастфуда?       Чисто подсознательно, чтобы хоть как-то оправдать англичан, я искал черные или желтые лица, пытался услышать какую-нибудь тарабарскую речь, но тщетно. Никакого "понаехавшего быдла" не было. Люди вокруг оставались белыми (натуральнейшими "осами", как сказали бы в США), а речь английской. Правда, какой же корявой она была! Чтобы понять, что говорили вокруг, приходилось сосредоточенно додумывать часть проглоченного или перевранного.       И дело тут явно было не в бедности. Судя по одежде, бездомных на улице сейчас не было. Да и мне ли, пережившему в далеко уже не сопливом возрасте девяностые (которые, кстати, опять в самом разгаре сейчас), не знать, что такое настоящая нищета? Да. В том времени, из которого я сюда попал, тоже далеко не так все хорошо, как говорят с экранов телевизоров… Но чтобы такое!!! Причем, что самое страшное, чтобы такое было привычно! Вон, ни бобби, ни медики не морщатся от увиденного…       А ведь если задуматься, то мог ли такой мягкий, мелодичный и неконфликтный стиль музыки, как Панк, родиться в стране, где жители питаются цветочной пыльцой и какают радугой? Судя по тому, что я вижу даже сейчас, — нет, не мог. А раз все же родился и был невероятно популярен, то ошибка не в решении задачи, а в условии. И жаль, что раньше я на этот факт не обращал внимания. К сожалению, далеко не всегда люди то, на что смотрят, видят. И я тоже в их числе. Не заметил за деревьями социального протеста леса неустроенности жизни.       "Вот тебе и "God Save the Queen" от семьдесят седьмого…" — промелькнула на задворках сознания короткая и печальная мысль.       С каждым новым сделанным шагом вперед по этой загаженной улице печали становилось все меньше и меньше, а разочарования и злости — все больше и больше.       Жирная тварь неопределенного пола блюет в детскую коляску, не обращая внимания на заходящегося криком младенца.       "И вот эти вот называют нас дикими варварами? Пьяницами?"       Группа на группу месятся накрашенные мужчины в женских ночнушках с какими-то разодетыми в кожу на голое тело качками.       "И вот это вот называют "золотым миллиардом"?"       Одетый в когда-то приличный, а сейчас рвано распущенный на полосы костюм англичанин тащит… волочит по асфальту за ногу свою бессознательную даму.       И самое страшное, что все это…       Привычно.       Естественно.       Обычно…       "И вот этому мы проиграли? Эти вот нас победили?"       Внезапно все увиденное на миг вспыхнуло и сложилось в единую картину. И меня поглотила яркая, всепоглощающая, замешанная уже не на удивлении и разочаровании, а на чистой ненависти мысль:       "И вот ЭТО оказалось лучше нас?" — стучало в ушах беззвучным диким криком.       "М-да… Если что-то такое или же еще худшее происходило в тех, описанных в Библии еврейских поселениях, то я отлично понимаю Яхве, организовавшего четверке городов теплый, серно-лечебный дождь. Устроить и мне, что ли, что-нибудь подобное? К примеру, классическую такую акцию устрашения в лучших традициях Первой магической? Огонь, взрывы, трупы… Все бегут, прячутся, трезвеют… Пустить метку?"       — Он очень близко, — рывком за рукав спортивного костюма Хвост вернул меня обратно. На грешную, очень грешную землю из мечтаний о мире красоты и гармонии. Того самого, где "женщины пляшут и бегают кони"…       — Веди, — сказал я и в очередной раз поморщился. Мечты остаются пока мечтами. Развлечения — потом. Сначала нужно сделать работу.       "Вот как неприглядно выглядит со стороны реализация древней максимы: "Умный правитель держит желудки своих подданных полными, а головы — пустыми". А результаты обратного подхода мы видим сейчас на примере того, что раньше называлось СССР, — подумал я. — Печально. Интересно, а существует идеальный общественный строй? И что вообще считать идеалом? Хорошо еще, что это не мои проблемы. Об этом пусть голова болит у всяких Фаджей, Дамблдоров и Волдемортов…"       Бродить долго действительно не пришлось. Но пока шли, я, чтобы хоть как-то отвлечься, сделал попытку мимикрировать под окружающих. Плюнул на нескольких лежачих, пару раз сбил с ног пока еще не до конца сломленных гравитацией, а только еще покачивающихся пьяных. Это неожиданно оказалось удачной находкой. Теперь нам с Хвостом с опаской уступали дорогу те, кто еще не до конца пропил мозги. Все как у самых примитивных хищников: либо ты охотник, либо ты добыча. И статус охотника нужно постоянно поддерживать…       — Вон он, — махнул рукой Хвост в сторону двери очередного кабака.       Парнишка, хотя какой он парнишка, лоб лет двадцати трех — двадцати пяти, был весьма колоритный. В неизменной кепке и не менее неизменном спортивном костюме, с роскошным фингалом под глазом, к которому он временами весьма естественным жестом прижимал какую-то железку. Покачивающаяся походка и резкие движения безошибочно характеризовали его состояние как классический "недоперепив". В правой руке абориген держал какую-то еду, обертками от которой чуть ли не по колено завалена ближайшая автобусная остановка. Увидев нас, еду эту он равнодушно бросил на тротуар и вдогонку машинально растер пакет ногой, испачкав и так грязную улицу несъедобным месивом.       Окружающий мир за этот вечер хорошенько протоптался у меня по самым больным мозолям, но это вот стало последней каплей. Слишком страшными были запавшие в память слышанные в детстве рассказы дедушек и бабушек о голоде, пришедшемся на их военную молодость (а прабабушка мельком еще и дореволюционные времена упоминала, когда говорила, сколько умерло у нее братьев и сестер) — чтобы я мог презрительно относиться к пище. Да и "благословенные девяностые" лично у меня тоже были далеко не жирными.       Как-то все то, с чем я раньше успешно боролся порознь, внезапно разом навалилось на меня. Тут и личное одиночество; и другая нация с совершенно чуждым менталитетом; и язык; и часто просто разрывающая в клочья своими парадоксами мозг магия; и вся эта гребаная аристократия, чтоб ей свою голубую кровь с фонарей на асфальт вылить; и "социально близкие" магглорожденные, которые не могут и, что самое страшное, не хотят смотреть дальше своего собственного носа. Надоедливые дети, желающие обязательно что-то с тебя поиметь взрослые, старые манипуляторы, молодые долбоебы и древние призраки, совместно вытянувшие из меня не один километр нервов… А тут еще и разочароваться в самом себе!       Это ужасно. Больно. Противно. Чувствуешь себя, как будто тебя грязно поимели. Прямо в душу. А за такое кто-то обязательно должен заплатить.       Без разговоров.       Потому что так уж устроена человеческая психика, что позволить себе безответно спустить обиду можно только тому, кого объективно (пусть параметры и критерии этой самой объективности каждый устанавливает для себя сам) признаешь выше себя. А вот ровне или низшему...       Раньше я всегда стремился быть хорошим мальчиком. Старался действовать по принципу: "если тебе плохо, то найди того, кому еще хуже, и помоги ему, хотя бы словом". Ну и уж точно не "падающего — толкни". Однако сейчас… Сейчас я хотел абсолютно другого. Не попробовать ли разочек, хотя бы в качестве удовлетворения любопытства, строго противоположный подход? Не попробовать ли утопить свою боль в чужой? Так что маггл-англичанин окончательно и бесповоротно подписал себе смертный приговор.       Больше не могу, да, если честно, и не хочу себя сдерживать. Пусть он ответит за все. Я просто устал быть правильным.       "Хотя еще не до конца. Кое-какие нормы у меня еще остались. Например, я никогда не был приверженцем социального шовинизма, так любимого протестантской цивилизацией. И меня очень сильно печалит, что многие весьма достойные люди неосознанно впитывают его, даже не замечая, насколько они стали искажены окружающей пропагандой. О чем я? Да, к примеру, о следующей логической цепочке:       "Нужна человеческая жертва? Где ее найти? Ну конечно же — в трущобах. Ведь это так очевидно: если неудачники настолько неугодны Богу, что не могут обеспечить себе достойную жизнь, то последняя им и вовсе не нужна. А я успешен и могу с чистой совестью использовать ее для своих планов. Потому что они нищие, бедные, бомжи, быдло…"       Конечно, пойти наловить бедных, а поэтому (или из-за того что) слабых и беззащитных гораздо проще, но… насколько же это омерзительно! Пусть я жил, живу и, наверное, помру идеалистом, но я верю в Человечество. Что оно оставит позади бредни сословной или имущественной дискриминации. Поэтому я с такой же легкостью в сердце полез бы и в Букингемский дворец (готовиться, правда, пришлось бы гораздо дольше и серьезнее), а не только в эти ухоженные трущобы!       "Помнишь же, что "когда морализируют добрые, они вызывают отвращение; когда морализируют злые, они вызывают страх". Так вот. Ты — не злой…" — внезапно откликнулся внутренний голос. Совесть же вообще почему-то молчала.       С внутренним голосом я спорить не стал. Глядя на цель, я остался при своем мнении, что, наверное, вся династия крутится в своих гробах, видя, что их кровь есть в этом говне, и молит об очищении. И что не без серьезных оснований идеи сословного неравенства так привлекательны и в наше время. Причем даже в глазах тех, кто согласно этим самым идеям считаться выше, чем грязью, не сможет никогда. Как любили поговаривать немцы, мастера профессионально пофилософствовать: "человек начинается только с барона"…       — Хей-ой! Пац'ны де былали? — подскочивший к нам парень был полон неудовольствия, которое, активно размахивая руками, пытался нам с Хвостом сейчас выразить.       "И что вот он спросил? Как можно так коверкать родную речь, история которой корнями уходит в глубину тысячелетий, и находить в этом еще что-то, чем можно гордиться? Черт! Я никогда не смогу сказать так. Поэтому придется говорить очень короткими фразами. Что он там подумает о нас — не важно. Главное, чтобы не убежал. А потом уже будет все равно…"       — Чо-тесь? На синь-линь? Вываты! Геыли? Нте, мез вас били!       "Ну и срань у него в мозгу! Ладно. Попробую говорить на простейшем языке, авось поймет. Конечно, по большому счету на его нежелание — плевать. Можно вообще его спокойно с собой утащить и магией, но лучше все же не привлекать особого внимания".       — Пой. Дем. С. На. Ми, — медленно, по слогам произнес я.       — Сей. Час. Же. Торопись, — добавил Хвост.       — Чотавас, Крыс? Чотерес ни? — заинтересовался Джим или Джон, как-то так его по словам Хвоста звали.       — Да. Пойдем. Покажем.       — Не-е-е. Мень. Я п'ед…       Время еще было, но уже начинало поджимать. Поэтому я принял решение дальнейших разговоров не вести, а сразу решить дело силой.       — Пойдем, — и, подхватив парня под руки, мы потащили Джима-Джона в сторону ближайшего темного угла. Им оказался проезд между магазином и жилым домом, с очень удачно разбитыми лампами уличного освещения.       — Ду я, иду! К'давенямащ'ите? Сазато и не мо-хоте? — спросил конвоируемый парень, но и на этот вопрос ответа не получил, потому что у нас с Хвостом обнаружилась проблема. Переулок оказался не пустым, а достаточно плотно заполненным "отдыхающими" горожанами. Достаточно для того, чтобы наше отбытие аппарацией не осталось незамеченным.       В принципе, если подумать, этого и следовало ожидать. Если уж на главных улицах творится непотребство, то тут, как говорится, "сам бог велел". И я бы еще понял, если бы местные, ведомые жаждой секса, забрались сюда, чтобы насладиться друг другом в необычной обстановке и одновременно не нарушать общественного порядка. Но чтобы просто пьяным (или закинувшимся чем-то посерьезнее синьки) поваляться в своем собственном говне?       Бог ли, эволюция ли, не так сейчас важно, кто именно сделал человечеству невероятный подарок — возможность мыслить. Так почему же многие люди так настойчиво пытаются от этого дара избавиться? Причем зачастую делают это с небывалым размахом, с невероятной изобретательностью обходя все социальные, физиологические и моральные преграды на пути к полной деградации… Печально.       Ладно. Все с магглами уже понятно. Дело в другом. Статут Секретности должно соблюдать. Пусть эта пьяная биомасса не способна сейчас и появление дракона осознать, но… Рисковать, что Аврорат сейчас отследит заклинание и станет копать? Или будет проводить расследование потом? Не. Не нужно мне такого. Хрен его знает, как именно реализована министерская слежка (хм, надо будет, кстати, расспросить о такой важной вещи Учителя) и какими путями и к кому потом утечет информация. Мне только еще для полного набора откровенного врага в лице Фаджа не хватало! И, кстати, еще не знаешь, что хуже: Азкабан от Министерства или жесткий поводок "а-ля Снейп" от Дамблдора.       Вскоре мы нашли удобную площадку для аппарации — закуток между двумя высокими мусорными баками. Но он ожидаемо оказался занят. Искать другую было и некогда, и лень, поэтому мы с Петтигрю, переглянувшись, решили не особо стесняться и освободить эту. Маггл получил несколько сильных, но совершенно немагических ударов ногами и с громкими проклятиями в сторону "пидорасов, от которых стало вообще некуда податься" отковылял… да мне было пофигу, куда он там делся. Я схватился правой рукой за Питера, после чего втроем мы аппарировали к подготовленной для жертвоприношения площадке.       И тут, после привычно проведенной необходимой подготовки, я совершенно спокойно, не обращая внимания на крики и мольбы материала, начал ритуал. Мне было абсолютно не жаль этого англичанина, поэтому искренняя попытка Хвоста мне помочь (или это была хитрая закладка для будущих приязненных отношений?) пропала втуне. Быть может, потом мне и будет нехорошо, но сейчас у меня ничего не дрогнуло. Ни когда я делал первый разрез на воющем от ужаса теле, ни когда полчаса спустя после начала ритуала я доставал из груди обрубка все еще живого тела превратившееся в артефакт сердце.       Последняя подготовительная часть штурма — манок-прикормка для дементоров был готов. Даже я, не имея никаких способностей к эмпатии, морщился от волн страха, боли и ужаса, которыми фонило продолжающее биться, вопреки всем законам природы, человеческое сердце. Дело осталось за малым: пойти и вытащить азкабанских сидельцев, ради которых мне пришлось уже так много всякого нехорошего совершить.       Кстати, самым последним этапом ритуала стала приборка. Мы долго затирали магическую фигуру, отменяли трансфигурацию, расставляли по местам передвинутое и ремонтировали заклинаниями поврежденное. Заодно подождали, пока кончится действие оборотного зелья. Потом я переоделся в специально подогнанный под мою фигуру аврорский костюм. Он, даже списанный и спертый до утилизации, обошелся мне очень дорого, особенно если учесть, что такую улику после штурма следует в обязательном порядке уничтожить. А жаль. Оригинальная алая аврорская мантия имела столько же общего с обычной, сколько бронетранспортер с внедорожником. Вроде и то, и то ездит по бездорожью и перевозит пассажиров, но защищенность… Крепкая ткань не стесняет движений в поединке, защищает от простых и ослабляет серьезные проклятья. Имеются удобные карманы для эликсиров. Встроены согревающие и охлаждающие чары. В общем — мечта да и только. Даже у гильдийцев я не видел настолько удобной формы. Хотя много ли я видел?       "Надо будет заказать себе такую же. Все же Волдеморт, рассчитывая на тактику бей и беги, мантии своих Упивающихся зачаровывал больше на незаметность и легкость, чем на защиту. А тут — почти что броня! Правда, цена… М-да… Недешевое это дело — содержать личную дружину. В каком бы времени и какой бы мир, обычный или магический, это ни был. Вот куда денежки-то министерские полноводной рекой утекают. Эх, вот бы хотя б ручеек от этого потока себе в карман направить! Мечты-мечты…"       — Ава…       — Питер, стой! — отвлекшись на размышления, я еле-еле успел остановить Хвоста, собиравшегося прикончить пришедших в себя невольных свидетелей ритуала. Они да труп с ужасными ранами — вот единственные оставшиеся улики. — Оставь магглов в покое!       — Но они же расскажут все…       — Ничего они не расскажут. Обливиэйт. Обливиэйт, — стер я магглам совершенно не нужные им воспоминания за последние пять часов. "Необоснованная жестокость, жестокость ради жестокости, ради "красоты" или удовлетворения личных болезненных желаний, глупа и контрпродуктивна. Я взял столько, сколько мне было нужно. Остальное — уже перебор. Да и не хочется, если честно, лишнего на себя вешать. Вот только как объяснить это Хвосту? А если так…" — Не будь таким милосердным. Ты только подумай, как маггловские авроры вывернут их наизнанку!       — Ха! Отличная шутка!       — Вот-вот. Закончишь здесь?       — Да! Добавим-ка ярких красок на эту картину! Империо! — произнес непростительное Хвост. — Ты! Иди к телу своего друга. Часть трупа съешь сам, часть — запихни в рот ему, а частью — измажь себя и второго.       Смотреть людоедскую постановку я не захотел. Достал портключ, попрощался кивком с Хвостом и перенесся к ожидающим меня гильдийцам.