Синхронизация

Торжество-ликование-гордость, охватившие Дориана после того, как огромная тварь, покрытая шипами, рухнула в воду и с базы подтвердили, что она больше не встанет, были настолько ошеломительными, что он невольно усомнился — смог бы он выдержать их в одиночку? Дориан ощущал симпатию и расположение Максвелла как свои, невероятно нравился себе сейчас, был невероятно собой доволен. — Отличные показатели, — сообщил маршал Мак-Тир, когда они вернулись в ангар. — Синхронизация почти стопроцентная. Предупреждаю, выход из дрифта может быть не очень приятен. Не успел Дориан по-настоящему заволноваться, как его обожгло ощущением потери — фантомным, но от того не менее болезненным, — и он повис в креплениях, стараясь восстановить дыхание и чувствуя себя выброшенной на берег рыбой. — Как я и сказал, — невозмутимо констатировал маршал. — Жду вас снаружи. — Порядок? — спросил Тревельян, пока от его костюма отсоединяли кабели. Дориан устало улыбнулся. — Ага. Делаем первую зарубку? — Варварство, — весело сказал Тревельян; его интонация настолько напомнила Дориану собственную, что он рассмеялся. Когда они выбрались из конн-пода, колени и руки у Дориана слегка дрожали, но накатывающая слабость была приятной, как после изматывающей тренировки. Он чувствовал себя спокойнее, чем в дрифте — и с удивлением осознал, что охвативший их кровавый азарт по большей части принадлежал Максвеллу. — Ты агрессивней, чем можно было предположить, изучив твои тесты, — весело заметил Дориан. — Хотя тот удар по ребрам должен был на что-то мне намекнуть. Тревельян смущенно пожал плечами, которые сами по себе могли претендовать на звание произведения искусства, и Дориан торопливо отвел взгляд. Ему не хотелось, чтобы в следующем дрифте Максвелл уловил в его отношении оттенок сексуальности. Айдан и Натаниэль, прикрывавшие их во время боя, уже разговаривали с маршалом, стоя неприлично близко друг к другу. Их нейроконтакт был настолько прочным, что Дориан небезосновательно подозревал: они сохраняют слабое подобие дрифта перманентно. Он невольно ожидал, что их связь с Тревельяном будет такой же, но за пределами конн-пода их отношения неловко замирали где-то на отметке «хорошие знакомые». Они научились гладко входить в дрифт, а сегодня — успешно выдержали испытание боем, но после разрыва нейроконтакта Дориан испытывал только глухое чувство одиночества — должно быть, один из неприятных побочных эффектов. *** После душа и банки пива, преподнесенной Хиссрадом в качестве подарка по случаю «важнейшего события в жизни», Дориан вызвал по видеосвязи Феликса. Он готов был смиренно принять отсутствие отклика, но Феликс ответил почти сразу же и, судя по мокрым волосам, тоже едва закончил с омовениями. — Дориан! — обрадованно воскликнул он. — Друг мой, как же я рад тебя видеть! — Я тоже, — заверил Дориан, согретый столь бурным приветствием. — А где твой ребенок? На лице Феликса отразилось неудовольствие. — Он совершеннолетний. — Уже совершеннолетний, ты хочешь сказать. — Ради любви Создателя, Дориан. Когда он стал моим вторым, ему было семнадцать, не пять. — Так где он? — весело повторил Дориан и вопросительно приподнял брови, когда Феликс замялся с ответом. — В душе, — нехотя пробормотал он. Дориан мысленно поинтересовался у себя, удивлен ли он, и немедленно постановил: ничуть. Феликс был неизменно рационален и рассудителен — во всем, что не касалось его второго пилота, с которым они цапались с не меньшим пылом, чем дрались с кайдзю. — Я всегда предполагал, что тебе нравятся женщины, — не удержался от шпильки Дориан. — Но вряд ли дело в том, что твой ребенок настолько достал твоего маршала, что был лишен запасов чистой воды в наказание. Не то чтобы я сомневался в его способности достать кого угодно... — Позволь снова напомнить тебе, что он совершеннолетний, — кисло сказал Феликс. Кажется, Дориан умудрился всерьез подпортить ему настроение; требовалось немедленно исправить ситуацию, и Дориан, перестав ухмыляться, спросил: — Когда вы выходите из дрифта, ты продолжаешь чувствовать его? Тебе снятся его воспоминания, ты можешь предугадать, что он скажет в следующее мгновение? Феликс обеспокоенно нахмурился. — Дориан, у тебя проблемы с Максвеллом? Проницательный ублюдок. Отвечать на этот вопрос честно не хотелось, но Дориан не мог солгать — только не Феликсу — и нехотя признал: — Мне кажется, что все не... может, отец был в чем-то прав насчет меня, — он почти почувствовал горечь на языке. — Каждый раз, когда мы выходим из дрифта, я безумно хочу заняться с ним сексом. Никакого духовного, мать его, единения. — Ты ведь понимаешь, что Махариэль сейчас в моем душе не потому, что у него нет своего? — осторожно уточнил Феликс, и Дориан досадливо поморщился. — Вы два года работаете вместе, и все эти два года ты души в нем не чаешь — и, судя по тому, что он не заколол тебя родовым кинжалом после того, как ты его обесчестил, это взаимно. — Твоя реакция более чем нормальна, — менторским тоном заверил Феликс. — Сексуальное возбуждение естественно, учитывая, какой всплеск адреналина вызывает битва с кайдзю. Дориан, твое понимание нейроконтакта чересчур возвышенно и романтично. Совместимость, психологическая и физическая, не предполагает, что вы должны стать единым целым на веки вечные. Он говорил так убедительно, что не поверить ему было сложно; Дориан невольно улыбнулся, и лицо Феликса тоже осветила теплая улыбка. — А теперь, если ты меня извинишь... — Я хочу знать все подробности, — заверил Дориан. — Напиши мне. Если хочешь, можно даже в стихах. Феликс ухмыльнулся — никогда прежде Дориан не видел у него такого проказливого выражения лица — и выключил видеосвязь. *** Солас, всегда доброжелательный и вежливый, неизменно вызывал у Дориана однозначную приязнь — тем удивительней было чувство смутной тревоги, накатившей во время планового осмотра. Дориан маялся им, как головной болью, пока Солас брал у Тревельяна кровь и проверял сохранность рефлексов. Наконец, Солас закончил с ним, предложил леденец за хорошее поведение (Тревельян неожиданно согласился, потребовав клубничный, к вящему веселью Дориана) и, занося данные в падд, коротко бросил Дориану: — Левая рука. Дориан послушно закатал рукав, Солас шагнул к нему с инъекционным пистолетом — и Тревельян, до того мирно застегивавший рубашку, перехватил его руку. На миг повисла неловкая тишина; потом Тревельян, смущенно покраснев, торопливо разжал пальцы. — Извините, доктор, я... — Не вы первый, — невозмутимо заверил Солас — запястье у него покраснело и обещало позже расцвести синяками. — Хоу, помнится, едва не сломал мне нос. — Просто беда с этим Хоу и носами! — развеселился Дориан и, когда Тревельян бросил на него осторожный взгляд, подмигнул. — Можно подумать, он объявил им войну. Дориан все еще смаковал наслаждение от возникшей ситуации, находя нездоровое удовольствие в мысли об агрессивном собственничестве, когда раздался сигнал тревоги. *** — Жить будут, оба, — заверил маршал, когда выбравшиеся из конн-пода Максвелл и Дориан поспешили спросить о «Железном Быке». — Они удержались в дрифте, так что обоим досталось вполсилы. Да и вы со «Стражем» хорошо сработали. Сейчас Хисрадом и Крэмом займется Солас, но вечером можете зайти в лазарет. Маршал похлопал их по плечам, что в его исполнении было жестом почти непозволительной сентиментальности, и направился в свой кабинет. Тревельян улыбнулся Дориану — в равной степени устало и удовлетворенно — и потянул за рукав, взяв курс на жилые отсеки. — Я должен что-то сказать? — спросил Дориан, когда они дошли до его каюты — та, что принадлежала Тревельяну, была чуть дальше по коридору. — Нечто вроде «спасибо за хорошую драку»? — Не обязательно, — заверил Тревельян, за плечо прижал Дориана спиной к двери — и поцеловал, как в тысячный раз. Возбуждение, и без того неуместно острое, немедленно накатило с новой силой; Дориан приоткрыл рот, и дрожь от прикосновения чужого языка к его собственному продрала от затылка до крестца. Нелепая мысль о необходимости обсудить что-то возникла и тут же пропала. Одной рукой Дориан обхватил Тревельяна за шею, второй попытался набрать код — не получилось, и пришлось развернуться к двери лицом, чтобы тут же почувствовать зубы на загривке. Мигнула зеленая лампочка. Тревельян втолкнул Дориана в комнату, развернул к себе, снова поцеловал — непристойно, жарко, требовательно, вжался всем телом, от ключиц до паха, и Дориан словно вернулся в собственные шестнадцать, когда для того, чтобы кончить, хватало трения и нескольких поцелуев. Когда воздуха не осталось, Максвелл перестал терзать его губы и сделал мучительный шаг назад, чтобы стянуть майку и расстегнуть пояс на простых армейских штанах. Дориан попытался сделать то же самое, но если с майкой он справился без проблем, то ремень оказал сопротивление, вступив в сговор с дрожью в пальцах, рожденной видом почти обнаженного Максвелла: растрепанного, с потемневшими глазами и явно собиравшегося вытрахать из Дориана душу. Они справились в четыре руки. Пряжка звякнула об пол, знаменуя поражение, и Дориан успел рвано вздохнуть, прежде чем губы Максвелла снова накрыли его рот. *** Он стоял посреди обломков, возмутительно целый, и дышал запахом гари и тлеющих тел. Сон, понял Дориан. Это сон, и к тому же не мой. Среди огня и трупов вдруг наметилось движение. Дориан попытался что-то разглядеть в дыму — и увидел существо, похожее на кайдзю, но в разы меньше, антропоморфней. Существо смотрело на него несколько долгих мгновений, и наравне с липким ужасом Дорианом владело осознание: впервые к нему вернулось воспоминание о том, что было до, впервые он может заглянуть в прошлое и попытаться найти там ответы… — Ты бессилен мне помешать, — сказала тварь. — Они пытались использовать эту силу, чтобы слепить из человеческого мяса непобедимую армию. Я обращусь к ней для другого. Я сотру их с лица земли. Мир заслуживает того, чтобы получить избавление — любым путем. Воспоминания хлынули мутным потоком: стерильно-белые коридоры лабораторий, лого «BlackCity» на пластиковом стаканчике, тянущийся к запястью шнур капельницы, экраны с данными аномалии, собственная подпись под документом — напротив слова «доброволец», вертолет «Джустиния», давший по твари залп из ракетной установки… Максвелл безотчетно прижал его ближе, не просыпаясь, и Дориан, вздрогнув, открыл глаза.