Дети войны

      16 мая 1961 года.       Четвертьфиналы чемпионата шли куда ожесточённей боёв предыдущего круга — тон задал первый же бой Винтерхальтера против американки Саманты Харт. Накануне молодая ведьма заинтересовала Александра своими нестандартными заклинаниями, связанными с вызовом теней и образов тотемных животных, которые могли как просто отвлекать на себя внимание, так и всерьёз нападать. Занимательные чары, увидеть которые в бою ещё хоть раз было интересно — однако не суждено.       Винтерхальтер свою противницу буквально уничтожил. Не дав американке сотворить первое заклятие, он обрушил на неё комбинацию атак, которые свалили бы и куда более сильного дуэлянта. Две минуты — и фройляйн Харт была брошена взрывом плотной энергии на барьер и лишилась сознания.       Зрители замялись на несколько секунд, прежде чем зааплодировать. Многие из них, по всей видимости, только теперь начали понимать, что свою славу Дурмстранг получил не просто так — даже без Тёмной магии его студенты были способны в бою на очень, очень многое. Однако Винтерхальтер…       Когда он вернулся с арены и сел по другую сторону от Лаубе, Александр осознал, что его старый противник зол. Нахмурившись, Винтерхальтер неотрывно следил за новым боем (Антуан Лашанс из Шармбатона против Флавиу Нейва ди Созу из Кастелобрушу), так и не убрав в держатель палочку, поигрывая ею, явно желая немедленно вновь пустить в ход, и Александру даже в определённой мере стало интересно, что же вывело его из себя. «Накануне он, кажется, допоздна гулял по острову в компании противника по бою и какой-то русской, — вспомнил Александр. — Стоит предположить, что не сложились отношения с девушкой?» Тогда причина более чем естественная и понятная — хотя Александр раньше и не предполагал, что подобное может рассердить Винтерхальтера настолько. Впрочем, это его личное дело.       Больше не думая о настроении Фридриха, Александр сосредоточился на бое, на который ему предстояло выйти через несколько минут, как только закончат нынешние дуэлянты. Слегка повернув голову, он заметил, что его оппонент — Стивен Макмиллан из Хогвартса — смотрит на него очень пристально, точно пытаясь применить легилименцию. Однако попыток воздействия на своё сознание Александр не ощущал (при этом он понимал, что школьник не может быть настолько хорош, чтобы проникнуть в защищённый окклюменцией разум без того, чтобы потревожить барьеры), поэтому списал внимание к себе Макмиллана на попытку понять, чего стоит ожидать в бою. Сам Александр был склонен ориентироваться на то, что видел от британца в его прошлом сражении.       Свой бой Макмиллан строил от обороны и использовал стандартные связки боевых и защитных чар — так называемый «мракоборческий» стиль, направленный на предпочтительный захват противника с наименьшим риском для себя (Александр имел все основания подозревать, что кто-то из родных Стивена, скорее всего отец, является мракоборцем). Такого проще всего поймать необычными контратаками, рвущими всякие шаблоны — почти наверняка это приведёт действующего по предписаниям в ступор.       — Наши следующие дуэлянты: Стивен Макмиллан, Хогвартс, и Александр Штайнер, Дурмстранг!       Александр и его противник вышли в центр зала и поклонились друг другу; зрители наградили их вежливыми аплодисментами. Поднялись барьеры, оградившие дуэльную площадку.       Макмиллан предоставил ему право первого хода, предпочтя выждать и контратаковать, и Александр этим воспользовался, выпустив для проверки по противнику связку чар, призванную оценить скорость его реакции. Студент Хогвартса справился с ними почти легко, лишь с последним заклятием в комплексе у него вышла заминка, но и ту он искупил хорошим щитом; лобовые атаки против него были если не совсем бесполезны, то уж точно долгой дорогой к победе. Затягивать сражение Александр не хотел — это означает необходимость показывать больше козырей, которые стоило бы приберечь для более поздних этапов.       Легко отбив контратаку, Александр мимолётно опустил руку в карман и, достав, сжал в левой ладони зубочистку. Каноны дуэлей сейчас были ему врагами — нужно было действовать нестандартно.       Очень быстро, не давая Макмиллану времени на новый удар, Александр подбросил зубочистку вверх и трансфигурировал её в металлический кол длиною в полметра, который тут же размножил и бросил в противника одновременно со многих сторон. Макмиллан вновь продемонстрировал быстроту реакции, успев укрыться круговым щитом — колья, отскочив от него, посыпались на площадку со звоном, и Стивен превратил их в цепи, извивающиеся подобно змеям, направил их на Александра. Он, однако, произнёс краткую формулу, возвращая зубочистке её первоначальную форму, и мгновенно вновь преобразовал её, на этот раз в растение дьявольские силки, которое, быстро множась и извиваясь, стремительно поползло к Макмиллану.       Тот, кажется, опешил от такого хода, и первая лоза крепко вцепилась в его ногу, когда Стивен опомнился и принялся уничтожать растение, поджигая его — огонь был самым верным защитником от дьявольских силков… Но и крайне удобным инструментом, которым Александр воспользовался, раздув пламя порывом ветра, а затем, пока противник боролся с ним и продолжавшими наседать оставшимися ещё целыми силками, указал палочкой на пол под ногами британца и сотворил быстрые чары — каменные плиты вмиг стали вязкими. Стивен с чувством выкрикнул что-то, что Александр за треском огня не расслышал — он и видел-то лишь очертания оппонента, заслонённого от него дымом и пламенем, — но тут же, ориентируясь на голос, выпустил из палочки три луча, первый из которых пошёл напрямую, а два других, почти одновременных, — с рикошетами от барьера.       Макмиллан будто предвидел подобную попытку — в одну секунду с первым собственным заклинанием Александра из-за стены огня в него полетел синий луч Экспульсо; Штайнер видел проблеск, но предпочёл защите завершение собственных чар. И в тот же миг, когда его рикошетящие лучи скрылись в дыму, ударная волна швырнула Александра назад.       Зрители ахнули — это он ещё успел услышать прежде, чем от столкновения с барьером всё помутилось в его сознании. В ушах пронзительно звенело, перед глазами колыхались ало-рыжие и чёрные пятна; долгие секунды потребовались Александру, чтобы понять, что это — огонь и дым. Он был на грани потери сознания, но всё же сумел устоять: привалившись спиной к магической преграде, широко расставив ноги. Он не мог позволить себе упасть — где-то там, на трибуне, сидел тот, перед кем нельзя было показывать слабость. Осознание этого, засевшее глубоко в подкорке и говорившее, даже когда весь остальной мозг не соображал, держало на ногах лучше, чем любая воля к победе, чем желание постоять за честь школы.       Постепенно в голове прояснялось, хотя звон в ушах ослабевал очень медленно. Как только пятна перед глазами приняли более-менее чёткие формы, Александр с усилием оттолкнулся от барьера и сделал шаг в направлении пламени. То уже начало спадать; махнув палочкой, Александр очистил площадку от дыма, сделал проход в гаснущем пламени.       Даже оставаясь на расстоянии он понял, что победил.       — Победитель — Александр Штайнер, Дурмстранг!       Его противник лежал на полу, сражённый пущенными под прикрытием пламени чарами. Последний дьявольский силок, тлеющий с одного конца, из остатков сил сжимался вокруг руки Макмиллана — Александр медленно и вслух, чтобы не потерять концентрацию, произнёс формулу, и растение вновь стало обычной зубочисткой, которую Штайнер левитировал к себе на ладонь.       Только в этот момент он заметил, что заграждение уже снято, и к британцу спешат целители. Дольше стоять здесь не было смысла, и Александр, отмахнувшись от целителя, предложившего свою помощь, направился обратно к трибуне участников; поднимаясь по лестнице, он даже не позволил себе взяться за перила — Винтерхальтер за ним наблюдал.       Их взгляды пересеклись. А затем Фридрих чуть-чуть, едва приметно наклонил голову.       — Хорошая дуэль, — сказал Лаубе, когда Александр сел рядом с ним. — Хотя я и не ожидал от вас, герр Штайнер, упора на трансфигурацию… Вы, кажется, готовились к турниру под надзором герра Фихтнера?       — Да, — подтвердил Александр, не став добавлять, что с кем-то же ему надо было заниматься, раз преподаватель боевой магии не счёл нужным уделить время тренировке своих студентов перед соревнованиями.       Последний бой между русским и японцем Александр почти не помнил — ещё не до конца пришёл в себя, да и думал о другом. «Уровень боевой подготовки в Хогвартсе однозначно переоценён. Я думал, победить будет сложнее».       — Итак, вот и подошёл к концу второй день нашего турнира! — забрав у ассистента волшебный микрофон, громко объявил герр Троймиц, когда Николай Назаров из Колдовстворца обеспечил себе участие в следующем раунде соревнований. — Завтра нас ждут полуфинальные бои, после которых у финалистов будет день отдыха перед решающей схваткой. А сегодня всем спасибо и хорошего дня!       — Идёмте, — поторопил своих студентов Лаубе, поднимаясь.       Они втроём одними из первых покинули зал и направились к экипажам, стоявшим в готовности на площадке перед дуэльным комплексом. За шумом голосов возбуждённо переговаривающихся зрителей и топотом ног Александр вдруг услышал доносившийся издалека оклик:       — Фридрих, подождите!       Винтерхальтер не услышал — или сделал вид? — и первым забрался в экипаж.

***

      После того, как они вернулись в гостиницу, Александр принял ванну и позволил себе проспать несколько часов — организму нужно было время, чтобы отдохнуть и восстановиться, а сон был лучшим лекарством; прибегать к помощи зелий, разумеется, правилами турнира было запрещено.       Когда он проснулся, за окном уже начали собираться сумерки. Захотелось пройтись по городу — вчера, тренируясь, он этого не успел, — и Александр через четверть часа спустился в холл «Летучего корабля». Там было пусто, как и в целом в гостинице (наверное, все разошлись гулять), и только в одном из кресел у окна сидела девушка в мантии Колдовстворца; на софе рядом устроилась старая Янина и, кажется, успокаивала девушку:       — Ну что ты, Машка, в самом деле, переживаешь? Будто не знаешь, какие они все там, в этом Дурмстранге?..       Это уравнивание всех студентов под некий, явно неприятный, шаблон задело Александра, однако он промолчал и прошёл мимо ведьм к выходу. Однако вдруг девушка, подняв на него глаза, вскочила.       — Постойте!       Александр остановился и развернулся.       — Чем могу помочь? — хладнокровно осведомился он по-русски.       — Я бы хотела поговорить с вашим товарищем, Фридрихом, — произнесла девушка, глядя на него с большой решимостью, — вот только никак не могу его поймать, а подняться и постучать к нему в комнату было бы неприлично.       — Тю, и всё? — хозяйка гостиницы всплеснула руками. — Так бы сразу и сказала, что стесняешься к нему подняться!.. Ты посиди пока, я тебе этого паршивца сама приведу.       «Винтерхальтер — «паршивец»? — недоумение Александра достигло своего апогея. — Что он мог такого с ней сотворить? Девушка не выглядит ни гневной, ни, наоборот, шокированной и раздавленной…»       — Не надо, Янина Елисеевна! — воскликнула девушка, удерживая её на месте, и вновь обратилась к Александру: — Вы не могли бы мне помочь? Просто позовите его, пожалуйста.       Это было не сложно, притом в определённой мере любопытно. Александр кивнул.       — Подождите здесь.       Вновь поднявшись на этаж, где находились их комнаты, Александр придал лицу самое равнодушное выражение и поступал в нужную дверь, однако ответа так и не получил. Попробовав ещё пару раз и при помощи Гоменум Ревелио удостоверившись, что в номере пусто, он вернулся в холл.       — Его нет в комнате, — сообщил он подавшейся ему навстречу девушке.       Та вдохнула, опустив глаза, но тут же вновь вскинула голову.       — Тогда, может быть, вы знаете, куда он мог пойти?       Александр задумался.       — Он мог отправиться на ужин в Красную палату — он знатен и предпочтёт общаться с пребывающей в данный момент на Буяне аристократией, чем с прочими.       — Красная палата, значит… — девушка свела на переносице светлые брови.       «Наверное, понимает, что ей, обычной студентке, туда даже не войти…»       — Чудно!       — Чудно? — не сдержавшись, переспросил Александр.       — Конечно! — кивнула она с воодушевлением. — Быть может, там сейчас и Константин Аркадьевич — вот замечательный разговор выйдет!.. Не хотите присоединиться?       Александр опешил.       — Вы хотите, чтобы я пошёл с вами? — с подозрением уточнил он.       — А почему нет? — пожала она плечами. — Я очень хочу выяснить одну вещь, и если удастся единовременно выслушать мнения сразу нескольких людей…       Янина закатила глаза.       — Дурная ты, Машка. Нет чтобы плюнуть и пойти к своим в «Самобранку» праздновать Колькину победу — нет же, надо ерундой страдать.       — Это не ерунда, — мягко возразила девушка и погладила старуху по руке. — Мне потом зайти рассказать, чем всё кончится?       — Всё равно ведь прискачешь, стрекоза, — проворчала Янина, но неожиданно по-доброму.       Улыбнувшись ей, девушка обратила к Александру взгляд, горящий такой решимостью, что юноша ощутил искреннее беспокойство. Он слишком хорошо знал Винтерхальтера и то, каким он становился, когда кто-либо ему перечил — а эта русская явно была настроена на спор.       — Так что вы ответите?       — Я согласен сопровождать вас, — ответил он чуть более, наверное, официально, чем было вежливо. Девушка кивнула с благодарностью и подошла к нему, и Александр придержал дверь, пропуская её на улицу.       — Тоже обидишь её — заколдую, — прежде, чем он успел выйти, пригрозила Янина и вернулась к своим делам.       «Да кто эта девушка такая? — про себя поразился Александр, нагнав её. — Старуха, озлобленная на весь мир, ей покровительствует, в разговоре упоминался Константин Мелехов, да ещё и Винтерхальтер как-то замешан…»       — Я забыл представиться, — произнёс он. — Александр Штайнер.       Девушка сконфуженно прикусила губу.       — Ох, простите, вылетело из головы! Мария Ровинская.       — Очень приятно, госпожа Ровинская.       — Взаимно, — она улыбнулась. — Но мы ведь не на светском приёме, так что можете обращаться ко мне по имени.       — Благодарю, однако вынужден отклонить ваше предложение, — сказал Александр, вовсе не намеренный, пока не разберётся в ситуации до конца, переходить на столь фамильярное общение.       Она, кажется, немного удивилась, но пожала печами и не стала ничего добавлять.       Путь через площадь и по улочкам проходил в молчании, впрочем, вполне комфортном, не стесняющем ни одного. Один раз они столкнулись на улице с двумя девушками из Колдовстворца, и те тут же стали звать Марию пойти с ними, но та отказалась, пообещав присоединиться к друзьям позже.       — Как знаешь, — протянула одна из девушек, пока её товарка с повышенным вниманием глядела на Александра, остановившегося в ожидании спутницы чуть поодаль. — Но смотри, к твоему приходу может ничего не остаться совсем — Вася идёт на рекорд и уже умял половину запасов блинов в «Самобранке».       — Скажите ему, чтобы был поосторожнее, — серьёзно попросила Мария. — Я, конечно, в случае чего помогу, но не уверена, что хочу провести этот вечер в борьбе с его несварением желудка.       Девушки засмеялись.       — Так и передадим!       — У нас очень дружная компания, — пояснила зачем-то Мария, когда они продолжили путь. — Сейчас все празднуют выход Коли Назарова в полуфинал дуэльного чемпионата… А я не могу веселиться, пока не разберусь кое в чём, — она на миг замолчала, а затем вдруг спросила: — Скажите, господин Штайнер, вы не знаете, за что Фридрих так не любит маглорождённых?       Вопрос был неожидан, но после него всё встало на свои места. «Выходит, всё ещё более естественно, чем я думал. Девушка оказалась не той, по мнению Винтерхальтера, крови».       — За то, что они в принципе есть, я полагаю, — ответил Александр. — Он — наследник одной из древнейших и наиболее уважаемых в Западной Европе чистокровных семей, а для таких маглорождённые всегда были костью в горле.       Мария выслушала его, склонив голову к плечу.       — Мне кажется, это очень поверхностное суждение, — прямо сказала она. — Не может быть всё так просто.       — Может, уж поверьте, — возразил Александр. — Большинству людей для травли других не нужны поводы и причины — хватает и уверенности в собственном превосходстве.       — Тогда мир печален, — как-то уж слишком спокойно ответила Мария. — Однако я думаю, что вы не совсем верны в своей оценке. У каждого человека есть мотивы; более или менее ярко выраженные — но есть.       — Тогда предположу, что это просто доставляет ему удовольствие.       — Ох, господин Штайнер, какие заявления!.. — Мария попыталась перевести всё в шутку, но сама же следом задала вопрос серьёзным тоном: — Вы двое не слишком ладите, верно?       Александр промолчал. Обсуждать это с девушкой, которую знал меньше часа, он не собирался.       — Подскажи, — обратилась Мария к домовому эльфу, встретившему их в холле Красной палаты, — Фридрих фон Винтерхальтер здесь?       — Да, госпожа Ровинская, — услужливо ответил эльф. — Оповестить, что вы хотите его видеть?       — Лучше скажи, где он сидит, — понизив голос (мимо проходила группа почтенных господ), попросила Мария. — Мы сами о себе оповестим.       — Как угодно, — ответил домовик с поклоном. — Господин фон Винтерхальтер занял третий стол у окна в западной трапезной.       — Спасибо, — Мария улыбнулась эльфу. — Господин Штайнер, идёмте!       Пока они шли через холл огромных размеров, она спросила:       — Вам доводилось бывать здесь раньше?       — Нет, — он мог бы ещё добавить, что его род последние лет двадцать не слишком благосклонно принимается в высшем обществе, но не стал.       Мария кивнула как будто с пониманием.       — В правом крыле, — начала рассказывать она, хотя он вовсе и не просил, — за дверью, что мы прошли, находится большой бальный зал, из-за которого, собственно, Красная палата и получила своё название — он невероятно роскошен и весь выдержан в алых тонах.       — Как и всё остальное здание, как я вижу, — заметил Александр, обводя взглядом холл.       — Остальные комнаты сделали под него уже после, — сказала Мария. — Когда-то давно это был дворец какой-то царевны, я уже не помню точно; с тех пор что здесь только не было, но лет сто пятьдесят назад здание купили трое друзей-чистокровных и переделали под клуб «для своих». Сейчас здесь проводят балы, а в остальное время богачи, приехавшие на остров, приходят сюда на обеды и ужины или же поговорить о политике за кофе и чем покрепче, — в её голосе отчётливо звучало весёлое снисхождение. — Очень чопорное место, господин Штайнер, очень. Не приходите сюда, если хотите веселья… Тут довольно много помещений, но нас с вами сейчас интересует западная трапезная — она выходит окнами, как можно догадаться, на запад, на порт.       Александр кивнул, благодаря за сведения, но мысленно всё продолжал недоумевать: кто эта девушка такая?       Трапезная представляла с собой зал с высоким потолком и стрельчатыми окнами, стены которого были расписаны магическими существами, преимущественно связанными с морем или же самим островом. На равном удалении друг от друга были расставлены круглые столы с белыми скатертями с красной лентой, пущенной по краю. Занято столов сегодня было много, почти все — ради турнира на Буян съехалась всякая публика, — а за одним из тех, что стояли у окон, и расположился Винтерхальтер. Рядом с ним сидел и что-то с чинным видом рассказывал студент из Кастелобрушу — Флавиу Нейва ди Созу, выигравший сегодняшний бой и ставший противником Винтерхальтера в полуфинале. Третьим за их столом был Джозеф Флинт из Хогвартса, выбывший из турнира ещё накануне.       — Добрый вечер, господа! — Мария ворвалась в их беседу с непринуждённостью, которой можно было только позавидовать. — Не возражаете, если мы составим вам компанию?       Юноши взглянули на неё одинаково надменно, однако в отличие от британца и бразильца Винтерхальтер вдобавок был явно зол. Однако Мария не обратила на это внимания; она повернулась, поискала кого-то глазами, а затем весело помахала рукой. Проследив направление её взгляда, Александр увидел за столом в противоположном конце трапезной Константина Мелехова в компании градоначальника и герра Троймица.       Винтерхальтер тоже видел это.       — Нет, разумеется, — сквозь зубы проговорил он и представил всех друг другу.       Разговор завели на английском.       — Хочу отдать вам должное, сэр, — обратился к Александру Джозеф Флинт. — С Макмилланом вы сегодня разделались превосходно! МакГонагалл себе чуть локти не искусала. Она его декан и преподаватель трансфигурации — двойной удар по гордости.       — Это вовсе не было моей целью, — холодно ответил Александр. Он знал, что это была за компания: насмотрелся на такие в школе.       — Насколько я знаю, цель — устроить финал между учениками Дурмстранга? — поддела Мария.       Александр коротко взглянул на Винтерхальтера; тот был мрачнее тучи.       — Пожалуй, за этим даже интересно было бы понаблюдать, — медленно произнёс Флавиу, но его скучающий вид диссонировал со словами. — Особенно если бы разрешили применять Тёмную магию.       — Согласен с вами. Впрочем, Дурмстранг справляется и без неё, — вновь встрял Джозеф со своей песней. — Трансфигурация в бою — ха! Это известный трюк что Дамблдора, что МакГонагалл — гриффиндорцев, а вы поставили их на место их же оружием.       — Ах, ну неужели и в Хогвартсе факультеты враждуют? — сокрушённо вздохнула Мария. — Я столько наслушалась от Диего о подобном в Кастелобрушу, — она кивнула Флавиу, тот поджал губы, — и всем известно, как порой борются между собой ученики Шармбатона, особенно девушки.       — Ну а как не враждовать? — Джозеф пожал плечами. — На Гриффиндор вечно попадет всякий грязнокровый сброд и маглолюбцы с предателями чистокровности. Взять того же Макмиллана — он из чистокровной семьи, принадлежащей к Священным двадцати восьми, а якшается с отребьем.       Мария нахмурилась, стиснула в руках алую льняную салфетку.       — Знаете, раз уж вы заговорили об этом, — начала она с возрастающим возмущением и повернулась к Винтерхальтеру. — Скажите мне, чем плохи маглорождённые?       Фридрих молчал: держал себя, чтобы не вспылить.       — Тем, что воруют нашу магию, — ответил Джозеф; было такое чувство, что этот ответ ему вложили в голову вместе с алфавитом.       — Как и тем, что ставят наш мир под угрозу разоблачения, зачастую не умея держать язык за зубами, — добавил Флавиу всё тем же скучающим тоном.       — Боже, неужели вы правда так думаете?.. — прошептала Мария, в неверии распахнув глаза. — Вы, чистокровные, действительно полагаете, что маглорождённые только и ждут возможности рассекретить перед маглами наше общество?..       — Вы не растрепали своим родителем про магию только потому, что они умерли.       Все повернулись к Винтерхальтеру. В его глазах горел мрачный огонь.       — Вы, фройляйн, мните себя большим экспертом по магическому миру, потому что прожили много лет в доме Мелехова? — продолжил он, перейдя на немецкий, и с его выговором слова звучали ещё жёстче. — Смею вас разочаровать: вы как были, так и остались чужачкой в нашем обществе. Вы не понимаете, по каким законам оно живёт, и никогда не поймёте, особенно со своей глупой верой в то, что все маги равны, — он слегка наклонился к ней. — Нет, они не равны. Всегда есть те, кто на вершине, всегда есть черви у их ног. И именно к этой категории вы вместе с подобными вам грязнокровыми выродками и теми, кто их поддерживает, и относитесь.       — Следи за словами, — одёрнул его Александр. — Ты говоришь с девушкой.       Фридрих повернул к нему голову; крылья его носа трепетали, на бледных щеках проступил гневный румянец.       — Я говорю с грязнокровкой так, как она заслуживает, — его рука коснулась палочки. — Не смей поучать меня, Штайнер.       — Господа, — проговорил по-английски Флинт, с тревогой следивший за закипающей ссорой, явно не понимая слов. Ди Созу наблюдал очень пристально, но не имел намерения вмешаться. — Что?..       Мария встала. Она не плакала, как стала бы другая, не выглядела злой или оскорблённой — она смотрела на Винтерхальтера со жгучим разочарованием.       — Кажется, мистер Штайнер, вы были правы, — сказала она и, круто развернувшись на каблуках, ушла.       Повисшая тишина была острее тысячи иголок.       — Грязнокровка? — проговорил Флинт, поморщившись. — То-то я думал, почему нет манер…       — Мистер Штайнер, — обратился Флавиу. — Из всех нас только вы не высказали свою позицию по вопросу крови.       Уже успевший подняться из-за стола Александр смерил его ледяным взглядом.       — Мой отец был адъютантом Геллерта Гриндевальда, чем я горжусь, — произнёс он с достоинством. — Полагаю, по этому можно судить, каких взглядов придерживаюсь я, — и он покинул зал.       На улице он несколько раз глубоко вдохнул начавший уже холодеть вечерний воздух, успокаиваясь. Хотелось вызвать этих чистокровных гордецов на бой — всех троих сразу! Какое право у них судить мага по крови, тем более по тому, с кем он общается? Флинту вот чистокровность не помешала в первом же туре проиграть, а Макмиллан выступил достойно.       «Не хочу, не хочу быть таким! — Александр остановился на краю дороги, прислонился спиной к стене какого-то дома. — Таким чистокровным я никогда не стану!..»       — Герр Штайнер?       Александр открыл глаза — перед ним стояла Мария, встревоженно на него глядя.       — Фройляйн? — он кашлянул, чтобы выровнять голос, продолжил по-русски: — Я думал, вы ушли.       — Я ждала вас, — отозвалась она негромко. — Догадывалась, что вы выйдете вскоре после меня, — девушка слабо улыбнулась. — Хотя бы в вас я не ошиблась.       Александр вновь прикрыл глаза, потёр переносицу. Не хотелось расстраивать её ещё больше, но скрывать не было смысла.       — Скорее всего, вы всё же разочаруетесь и во мне, госпожа Ровинская, — сказал он, встретившись с ней взглядом. — Я — потомственный чистокровный волшебник, прадед которого в своё время развлекался тем, что уезжал в экспедиции в Африку и устраивал охоту на маглов-аборигенов. Во время войны мой отец, в отличие от прочей семьи, принял сторону Гриндевальда и некоторое время спустя стал его правой рукой, о чём я говорю открыто и чем горжусь. Более того, я всецело разделяю убеждения отца.       — Значит, вы адепт «Общего блага», — Мария вздохнула. — Час от часу не легче… Но объясните мне, чем вас эта идея так привлекает, за исключением того, что за неё бился ваш отец?       — Тем, что она пытается открыть магическому сообществу глаза на реальную угрозу, которая всегда у нашего порога.       — Реальная угроза, значит… — она помолчала. — И чем, скажите мне на милость, ваши убеждения отличаются от убеждений тех господ, из общества которых мы только что сбежали?       Сравнение с ними Александра задело.       — Тем, что они — честолюбивые идиоты, единственное удовольствие которых в жизни — мериться длиной генеалогического древа. Им плевать на то, что маглорождённый ты или чистокровный — не важно, потому что все мы волшебники. Волшебство у нас в крови, и не имеет значения, владели ли им наши предки. Всё определяется нашей собственной силой, только нашей.       — А маглы? — спросила Мария.       — А маглы нам не ровня, — уверенно заявил Александр. — Они ниже нас в эволюционной лестнице, как неандерталец ниже человека разумного.       — Хотя мне и импонирует то, что вы знаете о биологической эволюции, ваши постулаты чудовищны. Прощайте, господин Штайнер.       Неожиданно Александр ощутил укол вины, когда она развернулась и решительно зашагала прочь — так же, как от стола чистокровных недавно, — однако не стал догонять, просто стоял и с досадой смотрел, как она уходит.       Пройдя ещё пару метров, Мария вдруг остановилась, а затем вернулась к нему.       — Нет, и всё же, вы в самом деле верите в это?       — Верю.       — А почему? Почему вы в это верите?       — Разве можно просто ответить на такой вопрос? — проговорил Александр, с непониманием на неё глядя. — Вера складывается из слишком многих аспектов, из личных качеств и опыта конкретного человека, и невозможно за раз объяснить их все.       — А вот и неправда — при желании можно объяснить всё, что угодно, — возразила Мария. — Вы просто не хотите объяснять мне причину, так? Вы беспокоитесь, что, произнесённая вслух, она покажется недостаточно веской или вовсе глупой? Так вот, вам не надо опасаться, — она сделала ещё шаг к нему. — Я выслушаю вас и ни за что не буду смеяться или подшучивать. Потому что я искренне хочу понять, что заставляет вас считать всех маглов ничтожествами.       Александр не знал, что сказать. Чувства, с которыми Мария это произносила, её взгляд…       — Ма-а-аша! — раздавшийся ниже по улице крик избавил его от необходимости искать ответ. — Вот ты где!       Стуча каблуками по мостовой, к ним взбежала запыхавшаяся девушка; она была полновата, раскраснелась от бега, но её голубые глаза светились весельем. Вслед за ней бежал высокий русский, в котором Александр узнал своего завтрашнего противника, Николая Назарова.       — У-у, я смотрю, нашла себе спутника на вечер! — засмеялась девушка и тут же, сделав книксен, кокетливо подала Штайнеру руку. — Оксана Мелехова. Вашей даме я почти сестра.       — Александр Штайнер, — он обозначил поцелуй и вежливо кивнул Николаю, который смотрел напряжённо.       — Дурмстранг? — Оксана ахнула и опять засмеялась. — А я-то гадала, на кого Машка могла променять наших ребят! — она совершенно неаристократично толкнула подругу локтём в бок. — Что, на Тёмненьких потянуло?       — Оксанка, уймись, — отмахнулась от неё Мария. — Коля, веди её уже, куда вёл.       — К вам домой, — проговорил Николай хмуро. — Идём, Маша, и тебя доведу.       — Нет-нет! — запротестовала Оксана. — Вот что, судари, мы сами дойдём — вон уже и крыльцо наше видно. А вы идите, не то баба Яня вас ещё в гостиницу не пустит!       И она, взяв Марию за локоть, потянула её в сторону богатого дома с зелёными ставнями.