С нетерпением ждущая тебя, Матушка
Отбросив письмо от себя, Фридрих спрятал лицо в ладонях, с нажимом помассировал лоб. — Что-то случилось, Фридрих? — тактично осведомился герр Кестенхольц, с которым они вместе завтракали. — Письмо из дома, — мрачно ответил Фридрих. — Мой отец, кажется, болен. От меня требуют вернуться незамедлительно. — Отправляйтесь, конечно же, — кивнул герр Кестенхольц. — Я справлюсь без вас, Фридрих. Позаботьтесь о семье. — Как скажете, — блекло отозвался Фридрих. Он накрыл салфеткой едва начатый завтрак, поднялся из-за стола, простился с начальником и направился в свой номер гостиницы. Там он вызвал эльфов и отдал распоряжение, а сам остановился у гардероба, невидяще глядя на резную створку. — Дерьмо! — Фридрих с силой ударил по ней кулаком — по руке тотчас же прошла волна боли, засаднили костяшки, но Фридрих не обратил на это внимания. Это письмо — глупый порыв матери. Если отец не в состоянии контролировать её, значит, он в самом деле плох. Может умереть?.. «Только не сейчас… не так скоро», — думал Фридрих, прижимаясь лбом к деревянной панели. Если отец умрёт, он, Фридрих, станет бароном. А барону фон Винтерхальтеру по статусу не положено служить. На своём месте в Департаменте международных отношений Фридрих хотел оставаться как можно дольше. Ему нравилась эта работа, сложная и нередко тяжёлая, но пользу от которой Фридрих отчётливо ощущал, ежедневно пополняя свой багаж умений и знаний. Он разбирался в геополитике и заводил знакомства в разных странах, учился решать конфликты других и контролировать себя. Огромный путь был им пройден с момента выпуска из Дурмстранга — и Фридрих не хотел, отчаянно не желал сходить с него сейчас, когда ещё столькое в нём самом нуждалось в улучшении, корректировке. Он не хотел замыкаться в проблемах Швейцарии и семьи, когда вокруг целый мир — мир, как воздействовать на который он всё ещё учился. Однако теперь нет выбора, нужно возвращаться. Необходимо узнать, как плохо обстоят дела и сколько ещё времени есть в запасе. Мощными порталами через Тегеран, Стамбул и Рим Фридрих добрался до Берна за четыре часа. По прибытии его задержали в Департаменте всего на пять минут — потребовалось подписать заявление на отгул и пообещать в течение суток прислать официальное разъяснение, почему он вынужден был прервать командировку. Едва же с этим был покончено, Фридрих трансгрессировал домой. Родовой замок и горы вокруг были, как всегда, умиротворены и спокойны. — Молодой господин, — возникший на краю трансгрессионной площадки домовик отвесил нижайший поклон. — Мой отец у себя? — спросил Фридрих, не желавший тратить время на поиски по замку родителя. Эльф поднял голову, чуть округлив глаза. — Хозяева уже как неделю в Ницце, молодой господин. С тех пор, как здоровье хозяина… Раздражённо цыкнув, Фридрих махнул рукой — домовик мгновенно замолчал — и крутанулся на месте. Темнота поглотила горы и замок, а секунды спустя кристальный горный аромат сменился солёным запахом побережья. Пахло ещё и цветами — мать любила мерзкие лилии и приказывала эльфам постоянно выращивать их на клумбах вокруг двухэтажной виллы из песчаника, скрывавшейся в тени пальм от взглядов любопытных. Таковых всегда было вдоволь — многие знали, что этот дом принадлежит влиятельнейшей семье Швейцарии, и волшебники, также владевшие виллами в этом престижном приморском районе магической Ниццы, не чурались попыток заглянуть за высокий забор или осмотреть территорию с моря. Свету всегда нужен повод для сплетен. Ярко-красные ставни дома были открыты, и окна первого этажа распахнули настежь, впуская в комнаты воздух. У одного из окон был различим женский силуэт; подойдя ближе, Фридрих увидел мать, отрешённо смотрящую в полутень под ветвями цветущих магнолий. В мундштуке, крепко зажатом между её тонкими пальцами, тлела сигарета. Фридрих нарочито громко прочистил горло. Вздрогнув всем телом — пепел с сигареты упал на подоконник, — мать очнулась от размышлений и повернулась. — Фридрих, вот и ты, наконец… — Я прибыл бы раньше, не забудь вы указать, что находитесь в Ницце, — процедил Фридрих, сегодня не скрывая своего раздражения. — Я не указала?.. — Дитлинд расширила глаза в удивлении, но тут же моргнула и передёрнула покрытыми шалью плечами. — Теперь уже не важно, верно? Ты ведь здесь, с нами… — Что с отцом? — перебил её Фридрих, останавливаясь перед клумбой, отделявшей его от дома. С той несло приторным ароматом лилий, и молодой человек старательно подавлял желание немедленно спалить эти отвратительные цветы. — Сердце, — сказала мать и глубоко затянулась. То, как легко она вдыхала такое количество дыма, говорило, что ей не впервой. Фридрих и не знал, что мать курит. — Целители говорят, это наследственное, у его отца тоже была такая проблема. — Насколько это опасно? — Пока непонятно. Целители с ним с раннего утра — я вызвала специалистов из Берна, не доверяю французам, — но ещё не закончили, — Дитлинд сделала ещё одну затяжку и закрыла ладонью глаза. — Ах, ну почему я его послушалась?! Мне нужно было обратиться за помощью ещё на прошлой неделе, и тогда приступа бы не было!.. Оставив её курить и причитать, Фридрих обогнул здание, взошёл по крыльцу к парадной двери и пружинистым шагом направился к комнате, которую всегда занимал отец. На требовательный стук дверь приоткрыл целитель-стажёр и посмотрел волком. — Вам придётся подождать, герр. Осмотр ещё не окончен, и мы не… — Я сын барона, — сказал Фридрих, твёрдой рукой удерживая дверь открытой. — Пропусти. Поколебавшись немного, парень насупился, но попятился — видимо, приметил, что в другой руке Фридриха была волшебная палочка. Винтерхальтер вошёл и тут же едва не закашлялся от концентрированных паров неких зелий, чей тяжёлый дух витал в комнате. Окна были закрыты, даже ставни, и в помещении царил полумрак. Помимо стажёра здесь находились двое целителей постарше: один из них помешивал варево в котле, в то время как другой склонился над бароном. Тот лежал на кровати, бледный и полуживой. Прикроватный стол, который обычно занимали книги и документы, сейчас был уставлен лекарствами. — Ну что вам, молодой человек? — буркнул целитель, который трудился над зельем. — Я желаю узнать, каково состояние моего отца, — заявил Фридрих. — Мы уже сказали баронессе, что всё объясним, когда завершим… Ой! — он шарахнулся в сторону от луча заклинания, пущенного Фридрихом в сантиметрах от его виска. — Вы что, сошли с ума?! — Я требую ответов, — Фридрих выше поднял палочку, указывая теперь уже точно на голову целителя. Второй целитель и стажёр замерли, в испуге пялясь на Винтерхальтера. — Сейчас же. — Фридрих, прекрати, — послышался со стороны кровати слабый голос. — Отец, — Фридрих опустил палочку, но не до конца. — Что это значит? — Они действуют в соответствии с моим распоряжением, — хрипло ответил Конрад, предпринимая попытку приподняться на локтях. Стоявший рядом целитель тут же помог, а когда он отступил, Фридрих лучше разглядел лицо отца — и едва удержал возглас. На пергаментно-бледной коже отчётливо проступали вздувшиеся, почерневшие вены; тёмные круги очерчивали глаза, белки которых налились мясным, кроваво-серым цветом. — Что… что с вами? — запнувшись, проговорил Фридрих. — Последствия войны дают о себе знать, — ответил отец, через слово жадно хватая воздух бескровными потрескавшимися губами. — Проклятия, — Фридрих шагнул ближе, обеспокоенный. — Но вы никогда не говорили… — Зачем бы мне? — оборвал его отец и зашёлся в приступе страшного кашля. Целитель откупорил и сунул ему какую-то склянку, и отец проглотил зелье. — Уходи, — проговорил он, когда восстановил дыхание. — Поговорим позже. — Как вам угодно, — откликнулся Фридрих и с максимально нейтральным выражением, какое только смог придать лицу в тот момент, покинул отцовскую комнату. Дверь за ним моментально затворили и для верности заперли чарами.***
Принять родных барон согласился лишь поздно вечером. Перед этим целители, уходя, спели матери сказку про наследственные проблемы с сердцем, которые начали проявлять себя из-за возраста. Эта ложь, однако, мать успокоила, и в комнату супруга она входила с робкой надеждой в глазах. — Как вы себя чувствуете? — спросила Дитлинд, приблизившись к кровати мужа. Присесть, однако, или коснуться покоящегося на подушках барона она не решилась. — Лучше, — коротко бросил Конрад. Он выглядел больным, но уже не так устрашающе, как ранее днём — чёрные вены пропали с лица, а белки глаз почти вернули свой естественный цвет. — Быть может, вы хотите чего-нибудь? — продолжила мать после секундной заминки. — Распорядиться об ужине? Или подать вам воды?.. — она взяла с прикроватного столика стакан и, наполнив его, протянула мужу. — Я желаю поговорить с сыном. А вы ступайте. Мать вздрогнула и опустила глаза, но не заспорила. Поставив стакан обратно на стол, она молча вышла, не оглядываясь. Когда за ней затворилась дверь, отец повернулся к Фридриху. — Надеюсь, ты ничего не сказал своей матери о моём состоянии. У неё длинный язык, а огласка нам ни к чему. — Я ничего не сказал. Отец скупо кивнул и продолжил: — Пришла пора нам с тобой поговорить о будущем, Фридрих. Согласно прогнозам целителей, мне не прожить больше трёх-пяти лет. За это время ты должен принять все дела семьи, — он сделал паузу, чтобы глотнуть воды. Отдышавшись, отец продолжил: — Это включает в себя несколько условий. Во-первых, ты будешь через день встречаться с герром Хауслером, моим поверенным, который будет вводить тебя в курс экономической составляющей наших дел. Во-вторых, я сам буду просвещать тебя по части политики, в которую вовлечён. В-третьих, что вытекает из первых двух требований, ты должен покинуть должность в Департаменте. У тебя больше нет времени, которое можно было бы тратить. — Работа в Департаменте приносит много пользы начиная со связей в других странах и заканчивая развитием моего характера, — с достоинством произнёс Фридрих. — Я не считаю её тратой времени. Кроме того… видите ли, поступая на эту работу, я сказал герру Кестенхольцу, что оставлю должность, когда стану бароном. Ни днём раньше, ни днём позже. И я намерен сдержать своё слово. В комнате повисла тишина. Нахмурившись, отец пристально смотрел на Фридриха, уверенно расправившего плечи, не намеренного отступать. Эта должность, это обещание были слишком дороги ему, чтобы сдаваться. Кажется, отец почувствовал это. Он поджал губы, но затем произнёс, всем своим видом выражая неудовольствие: — Приоритетом являются дела семьи. Если сможешь совместить с ними свою работу — работай. — Я справлюсь, отец, — сказал Фридрих. Конрад дёрнул щекой, и этот жест вышел полным раздражения и мрачной досады. Когда отец заговорил вновь, его голос звенел привычной сталью: — И последнее, на сей раз обсуждению не подлежащее. Ты должен жениться. От неожиданности Фридрих опешил. — Что? — Ты должен жениться, — повторил отец не допускающим возражений тоном. — Роду нужно продолжение, а тебе — наследник. Оторопело глядя на него, Фридрих ощущал, как жар растекается по венам, приливает к голове. Фридрих постарался взять себя в руки и звучать рационально: — Отец, но позвольте… — Я же сказал, никаких обсуждений, — чуть повысил голос Конрад. Это, кажется, забрало у него немало сил, но и доставило мстительно удовольствие — отец не любил, когда ему перечили. — Я уже обсудил этот вопрос с Вильгельмом Кроненбергом. Его дочь составит тебе достойную пару.***
Закат давно догорел, и по саду стелилась индиговая темнота, когда Фридрих вышел из дома под сень пальм. Апрельские ночи даже здесь, на юге, ещё пахли прохладой, но в данный момент Фридрих не чувствовал холода. Он вообще ничего, кроме злости, не чувствовал. — Что случилось? — мать опять курила, на этот раз устроившись в плетёном ротанговом кресле у самых клумб с лилиями. Фридрих плохо видел её глаза, но догадался, что она плакала. Не ответив, Фридрих прошёл мимо неё и замер у парапета террасы, слушая шум моря. Ком в груди, ком огненных ядовитых змей неприятно шевелился. Одинокая чайка надрывалась справа по берегу, кружа над чем-то на бледно-серебристом в лунном свете песке. Невдалеке, за границей барьеров, закрывавших магический квартал, проплывали магловские яхты. Сзади послышались шаги — это мать подошла, окружённая облаком дыма и тревог. — Что произошло? — вновь спросила она. — Мой дорогой, ты должен сказать мне… — Нет, не должен, — отрезал Фридрих, не взглянув на неё. Ему было чертовски душно. — Извините, но я хочу побыть один и подумать. — Не смей так разговаривать со мной! — вдруг взвилась мать. Её голос звенел от возмущения и, кажется, слёз. — Я твоя мать, поэтому следи за тоном!.. Фридрих повернулся к ней с раздражением и презрением. — Приношу извинения. Спокойной ночи, — и он резко зашагал прочь. Ему было всё равно, плачет эта женщина или нет.***
Фридрих шёл, не разбирая дороги. Его мысли были отрывистые, туманные, путанные. Поднявшаяся во время разговора с отцом, усугублённая матерью злость владела им, и Фридрих беззастенчиво искал, на кого или что её можно выплеснуть. В очередном узком проулке было двое мужчин. Темнокожие и крепкие, они по очереди прикладывались к горлу бутылки и курили самокрутку, что-то обсуждая на почти неразборчивом диалекте французского. На вышедшего в переулок Фридриха они уставились в первый момент отупело, затем в их тёмных глазах полыхнула мысль. Дальше всё происходило мгновенно. Один из негров достал из кармана нож, но прежде, чем сумел пустить его в ход, был отброшен назад мощным заклинанием. Ударившись головой, он мешком осел на землю. Второй негр вскрикнул, выпучив глаза, а затем по-животному зарычал и кинулся на Фридриха. Тому это и нужно было — наложив на магла Силенцио, Фридрих оскалился и рубанул его Режущим, затем ещё и ещё, и всё больше крови растекалось вокруг… — Проклятье! — вскрикнул кто-то, и палочка стремительно рванула из руки Фридриха. Вздрогнув, сжав кулаки, Фридрих обернулся, готовый давать отпор. — Какого?!.. — он осёкся, встретившись взглядом с человеком, обезоружившим его. Увидев его лицо, тот дёрнулся и отступил на шаг. — Фридрих?.. — Кристоф? — Фридрих моргнул, не веря своим глазам. Но, кажется, это был не морок — бывший одноклассник, с которым он приятельствовал в школе, стоял перед ним на грязной тёмной улочке Ниццы, ошалело на него пялясь. — Что ты здесь делаешь? — Что ты забыл в магловском районе?! — выдохнул Ройтер потрясённо. — Проклятие, я бы Гриндевальду меньше удивился, чем тебе… Фридрих требовательно протянул руку. — Верни мою палочку. Кристоф поколебался, но отдал оружие. Откинув с лица волосы, он подошёл с израненному Фридрихом негру и склонился над ним. Фридрих наблюдал за этим с пустотой во взгляде и душе. Его гнев поутих, и теперь он вновь контролировал себя. Тем временем Кристоф провёл палочкой над маглом, останавливая кровь и закрывая раны. Закончив с этим, проверил другого — тот был недвижим, но дышал, — после чего вернулся к Фридриху. — Нужно убираться отсюда, — сказал Ройтер серьёзно. — Полагаю, ты не горишь желанием встречаться с жандармами. Фридрих кивнул и хотел было проститься и трансгрессировать, но Кристоф раньше вцепился в его руку. Миг — и они оказались посреди небольшого кладбища у церковной стены. По другую сторону высилась скала, которую венчали развалины с величественными колоннами. — Где мы? — Ла-Тюрби, — Кристоф махнул рукой в сторону. — Там, вниз по холму, к морю — Монако. Там, — он указал в противоположную сторону, на улицу за кладбищенской оградой, — мой дом. — Твой… — Фридрих оборвал себя, спросил строго: — Зачем ты перенёс меня сюда? — Ну как же? Я сказал, нам надо было сматываться из того переулка. При этом, — он направил на него волшебную палочку, — нам есть, что обсудить. Фридрих поднял в ответ свою. — Что же? — По крайней мере условия, по которым мы расстанемся друзьями, — голос Кристофа звучал необычно, холодно. — Ты должен поклясться, Фридрих, что ни одна душа не узнает, что ты видел меня. — Кому бы я и зачем стал рассказывать? — осведомился Фридрих. Какая-то часть его существа — та, наверное, что толкнула на нападение на тех маглов — требовала выпустить заклинание в бывшего товарища. Разумная часть, взращённая сильной за годы работы в Департаменте, упорно сопротивлялась. — Ещё скажи, что не поделишься этой информацией со Свидерским. — Опять же, с чего бы? Ваши дела меня не касаются. На его последние слова Кристоф усмехнулся и опустил палочку. — А ты не особо изменился, — сообщил Ройтер с удовольствием. Он провёл палочкой по воздуху над своей головой, очерчивая круг дезактивации барьера, после чего убрал оружие в карман. — Прости за эту сцену, но мне рисковать нельзя. — Я понимаю, — кивнул Фридрих, тоже спрятав палочку. Кристоф как-то странно дёрнул рукой в его сторону, но в последний момент передумал и отвёл взгляд. — Ну, кхм… Как насчёт выпить за встречу по старой памяти? Фридрих задумался, а после согласно наклонил голову. Слегка повеселев, Кристоф жестом пригласил его следовать и повёл бывшего товарища прочь с кладбища, на тихую безлюдную в этот поздний час улочку сонного городка. Миновав несколько строений, они остановились у старого, сложенного из кирпича двухэтажного дома, зажатого между соседними. — Заходи, — сказал Кристоф, отперев дверь ключом. — Только потише, мои девочки, наверное, спят. Прихожая была маленькая, утлая; в ней с трудом помещались шкаф для мантий и обувная стойка. Приглушённый свет, который зажёг Кристоф, освещал уходящий дальше узкий коридорчик и деревянную лестницу на второй этаж. — Направо, — сказал Кристоф. — Здесь у нас кухня — располагайся, я принесу выпить. Пока он открывал шкафы и доставал бутыль и бокалы, Фридрих опустился на предложенный стул. Он осматривал маленькое помещение с тенью любопытства и брезгливости, слившихся в единое чувство, которое не укрылось от внимания Ройтера. — Да, мы не как короли живём, — проворчал он, поставив на стол два коньячных бокала. — Не будь таким снобом, Винтерхальтер. — Я лишь удивляюсь, — сухо отозвался Фридрих, наблюдая за тем, как хозяин дома разливает янтарную жидкость. — Что ты, что Беата всегда были любителями комфорта. — Теперь выбирать не приходится, — пожал плечами Кристоф, усаживаясь напротив него. — За встречу? — За встречу. Они выпили, и Фридрих спросил: — Как давно ты здесь обосновался? — Уже почти год, — ответил Кристоф. — С самого рождения дочки. Беата настояла, что для ребёнка этот климат благоприятнее, чем Швеция, куда мы подались вначале. Кроме того, у неё остались кое-какие связи с подругами по Шармбатону, и те помогли отыскать место, где нет волшебников. Эта новость повергла в глубокое удивление, но и вызвало другое, куда более неприятное чувство. — Ты живёшь среди маглов? — кажется, Фридриху не до конца удалось скрыть брезгливость. — Не только живу, но и работаю на одного магловского букмекера из Ниццы, вытрясаю из неплательщиков долги, — Кристоф строго посмотрел на него. — Не вижу в этом проблемы. Они люди как люди, ничего особенного. Фридрих вскинул бровь, смерил его долгим взглядом. — Ты изменился со школы. — Как теперь вижу, не я один. Раньше ты не отличался такой толерантностью. Они сделали ещё по глотку, и Ройтер вдруг улыбнулся. — Знаешь, а я тебе даже рад. — Я тоже рад встрече, Кристоф, — откликнулся Фридрих, за ножку покручивая бокал. — Ну вот врёшь же, — Ройтер устало вздохнул, но предпочёл не развивать тему. — Расскажи лучше, как сам. Ты всё ещё в Министерстве? — Да, — бросил Фридрих, перед глазами которого вновь вспыхнуло лицо отца; зазвучали слова — приговор. Кристоф внимательно посмотрел на него. — Что стряслось? Но Фридрих только отмахнулся и прикончил коньяк. Его тепло успокаивало лишь немного. Кристоф вновь наполнил гостя и свой бокалы, продолжая смотреть пытливо. Однако повторить вопрос он не успел — на лестнице раздались шаги, заскрипели ступени, а затем послышался голос: — Крис, ты вернулся? Ты не один?.. — переступив порог, девушка замерла в дверях, схватившись за сердце. — Ах! — Нет повода для беспокойства, Беата, — сказал ей Кристоф. — Фридрих здесь как наш гость. Казалось, Беата пропустила его слова мимо ушей. Всё так же настороженно она смотрела на Фридриха, и в глазах её отчётливо читался страх. — Моя семья… — Ничего не узнает, — заверил её Фридрих, прекрасно понимая, откуда на лице девушки такой ужас. — Я дал слово. Не утратив подозрительности до конца, Беата всё же подошла к столу; Кристоф мягко приобнял её за талию, и Беата опустила руку ему на плечо. В свете одинокой лампы Фридрих лучше её рассмотрел и отметил, что жизнь в добровольном изгнании из магического общества сильно сказалась на девушке. Больше не было искристого взгляда и изящной лёгкости движений. Некогда нежнейшие руки порядком огрубели — зато на безымянном пальце гордо блестело аккуратное золотое кольцо. — Хельга спит? — спросил Кристоф, нарушая молчание. — Спит, — коротко ответила Беата, всё ещё не в силах оторвать взгляд от Фридриха. Она словно бы увидела привидение, напоминание о прошлой жизни. — Вот и отлично, — немного невпопад заявил Кристоф. — Будешь с нами коньяк? Беата медленно покачала головой. Переборов себя, она осторожно спросила: — Фридрих, скажи мне… как Лукаш? — В порядке, — ответил Фридрих. — Женат, двое сыновей. — Он счастлив? Фридрих вспомнил чету Свидерских на приёме в своём замке в прошлом августе: устало-циничного Лукаша и подавленную Анну. — Это не мне судить, — он поднялся из-за стола. — Благодарю за приём. Мне пора. — Прощай, Фридрих, — Кристоф тоже встал и протянул ему руку. — В будущем месяце мы отплываем в Америку. Не думаю, что нам доведётся ещё повстречаться. Бросив взгляд на бледную, напряжённую Беату, замершую за спиной мужа, Фридрих пожал руку приятеля. — Удачи вам.***
Если барон Конрад фон Винтерхальтер что-то решил, он никогда не откладывал претворение замысла в жизнь в долгий ящик. Помолвка его сына и Арабеллы Кроненберг состоялась в родовом замке Винтерхальтеров две недели спустя. Весь приём Фридрих был холодно вежлив и не выпускал из рук бокал с вином. На другом конце зала его невеста стояла в окружении подруг и старших дам, весело щебечущих и поздравляющих с прекрасным союзом. Подальше от неё налегала на выпивку Лора Пробст, бросая на Фридриха тоскливые взгляды. Отец, благодаря стараниям целителей не выглядевший больным, обсуждал что-то с герром Кроненбергом — не иначе как условия выгодной для обоих сделки по объединению семей. Фридрих поморщился. — Вы не выглядите довольным, Фридрих, — тихо заметил, когда они ненадолго остались одни в толпе, герр Кестенхольц с намёком. — Простите, мне действительно сложно это скрывать, — мрачно отозвался Фридрих и сделал глоток, буравя взглядом украшенный жемчугом каскад медовых волос, закрывавший спину его в скором будущем жены. — Брак — это не так плохо, как считают молодые люди, — проследив направление его взгляда, сказал начальник. — Хорошо иметь в жизни опору, поддержку. — Только не будучи к этой самой опоре насильно привязанным, — вздохнул Фридрих. Он не врал начальнику никогда, и сейчас не видел смысла скрывать своё состояние, которое тот и так угадывал. — Но даже больше, чем этот брак, меня расстраивает перспектива скорого ухода из Департамента. — Как скоро? — Максимум пять лет. С большой долей вероятности, меньше. — Но вы ведь знали, что это произойдёт, верно? — герр Кестенхольц поправил очки. — Ещё когда вы пришли ко мне на собеседование, у вас был план. — Был, — признал Фридрих. Тогда, молодой и окрылённый своим умом, талантом, перспективами, он и подумать не мог, как сложно будет следовать плану. Не представлял, что ему, гордому наследнику богатейшей семьи Швейцарии, придётся по душе служба на далеко не самой престижной должности; что польза от службы будет настолько велика, работа в Департаменте разовьёт его по многим направлениям; что начальник станет для него почти отцом. Герр Кестенхольц опустил руку ему на плечо и крепко, поддерживающе сжал. После, не говоря ни слова, отошёл, пропуская к Фридриху Флавиу. — Это твой начальник, да? — спросил ди Созу. Он прибыл из Бразилии специально ради помолвки Фридриха (задействовав при этом связи своего отца в посольстве и получив исключительное разрешение на использование дипломатического камина), но также — чтобы посмотреть Европу и завести знакомства. — Да, — коротко ответил Фридрих, примечая в толпе Рудольфуса Лестрейнджа. Тот уловил его внимание и кивнул, отсалютовав бокалом. Фридрих кивнул в ответ и повернулся обратно к Флавиу, скучающе оглядывавшему зал. — Прости, заметил делового партнёра, — извинился Фридрих и для приличия спросил: — Как идут дела в твоём клубе? — Так себе, — кисло ответил Флавиу, рассматривая картины на стенах бального зала. — В этом сезоне вылетели в одной восьмой Бразильской лиги. Про АПЛ вообще речи не идёт. — Но в целом ты заинтересован в АПЛ? — с большой долей уверенности в том, что так и есть, уточнил Фридрих. — Ещё бы. В Американской Премьер-Лиге все деньги и связи. Оттуда же преимущественно берут игроков в национальные сборные. — И что ты уже предпринял для изменения ситуации? — Уволил тренера, сейчас ищу нового. Ещё подумываю нанять профессионального менеджера — у меня самого нет возможности уделять клубу столько времени, сколько стоило бы. Кроме того… — Флавиу раздражённо цокнул языком. — Имидж — крайне важная вещь, Фридрих. С нашим нынешним топовые игроки не горят желанием присоединяться к команде даже с учётом денег, которые я предлагаю. Говорят, не видят перспектив. — Вот как… — Фридрих задумался. Прикинув свои возможности, он решил, что вполне может помочь выгодному партнёру. — Скажи, у тебя есть свободная позиция для охотника? — Её легко организовать, — Флавиу чуть склонил голову к плечу, заинтригованный. — Не хочешь пообщаться насчёт неё с Маркусом Ленцем? — С Ленцем?.. — Флавиу свёл на переносице брови, вспоминая. — Это который игрок «Гейдельбергских Гончих» и сборной Германии? — Именно. Вот он, — Фридрих указал на беседовавшего с Лукашем Маркуса. Флавиу хмыкнул. — Твой друг? — Вместе учились в Дурмстранге. Маркус подумывает разорвать контракт с «Гончими» из-за разногласий с руководством. Полагаю, он не откажется от твоего предложения, если достаточно его мотивировать. — Хм, — Флавиу смерил Маркуса взглядом, которым мог бы оценивать породистую лошадь. Вдруг спохватился: — В чём твой интерес, Фридрих? — Люблю посмотреть хорошую игру, — солгал Фридрих, искренне считавший походы на матчи потерей времени. — Америке пока особо похвастать нечем. Особенно Южной. Я помню матч, на котором мы были в Рио с послом Гальстером, «Бразилия — Аргентина», «160:90», — Фридрих позволил себе снисходительную улыбку. — Впрочем, сложно ожидать красивую и результативную игру, когда команды летают на таких мётлах. — И в самом деле… — протянул Флавиу с понимающей улыбкой. Наверняка прекрасно помнил, что одним из предприятий Винтерхальтеров являлась крупная фабрика по производству мётел. — Хорошее замечание. Пожалуй, пришла пора и моему клубу обновить мётлы… — он сделал многозначительную паузу, а затем спросил: — Представишь нас с Ленцем? — Само собой. Десять минут спустя Фридрих был свободен — Флавиу и Маркус разговорились, не скрывая заинтересованности друг в друге, — и ушёл с видного места в полутень у скрытого гардиной выхода на террасу. Перехватив почти что требовательный взгляд Лестрейнджа, пялившегося на него полвечера, Фридрих сделал приглашающий жест и вышел на улицу. Луна всходила над горами, освещая долину, серебря вьющуюся по ней реку. Морозный воздух ночи прекрасно бодрил — получше любого кофе, и Фридрих не спешил согревать себя чарами. Ещё немного. Ещё пара часов — и он на сегодня свободен, может вернуться к действительно важным делам. Свадьба только в июле, в подготовке его участие не потребуется, а это значит, что будет возможность вплотную заняться изучением положения дел семьи параллельно с работой в Департаменте. Прошедшие две недели Фридрих избегал мыслей о браке, но теперь они лезли в голову, выводя из себя. Трата времени и сил. Абсолютно бесполезно и бесперспективно для него. Род — да, род выиграет; а что получит лично он? Смазливую девочку на пять лет младше него, холодную и заносчивую. «Хотя бы кудахтать не будет дни напролёт», — малодушно подумал Фридрих, вспоминая собственную мать. Может быть, ему повезёт ещё больше, и у жены окажется немного ума? Вроде бы как-то раз в разговоре она уже проявляла его зачатки… Лестрейндж присоединился к нему, когда Фридрих уже начал терять терпение. — Мои поздравления, мистер Винтерхальтер. — Благодарю, мистер Лестрейндж, — откликнулся Фридрих, которого кольнула неприязнь. В Дурмстранге считалось приличным учить разные языки и проявлением уважения — разговаривать в чужой стране на её наречии. Британские маги себя так не утруждали. Какое-то время они молчали, притворяясь, что рассматривают ночные горы. Из британской магической аристократии отец Фридриха пригласил на помолвку сына лишь Блэков, Лестрейнджей и Ноттов; остальных, как видно, барон фон Винтерхальтер не считал достойными. Все трое британских господ привезли с собой жён и наследников, но лишь Рудольфус Лестрейндж изъявил желание переговорить с Фридрихом наедине. Значит, он прибыл не только для исполнения навязанного обществом долга. С учётом того, что в прошлый раз, на Рождество, именно Рудольфус был выбран Волан-де-Мортом в качестве посредника, нет причин сомневаться: и на сей раз дело обстоит именно так. Фридрих не знал, чего ждал Лестрейндж, но помогать ему начать разговор не был намерен. Ему не нравился этот молодой маг. Слишком горд он был тем, что ему доверили быть почтовым голубем. — Тёмный Лорд справлялся о вас, — наконец сказал Рудольфус. — Он хочет знать ваш ответ на его предложение. — Тогда почему он не прибыл сам? — хладнокровно спросил Фридрих. Лестрейндж помрачнел. — Вы забываете, о ком говорите, сэр. — Вовсе нет, я держу в уме. Мистер Волан-де-Морт должен знать, что здесь, в этом замке, открыты к сотрудничеству с любым чистокровным. Из-за этого я и недоумеваю, почему он пренебрегает столь удобной возможностью завести полезные контакты. — Проявите уважение! — рявкнул Лестрейндж, смешной в своём порыве раболепной преданности. — Уважение? — процедил Фридрих. Он полностью развернулся к Лестрейнджу, не намеренный больше терпеть этого напыщенного мальчишку. — Ваш покровитель не считает приемлемым для себя лично вести переговоры с чистокровными континента. Вместо себя он посылает вас, даже не удосужившегося навести чары, чтобы говорить на моём языке — уже одно только это говорит об отсутствии у вас дипломатического потенциала. Отправлять такого человека в место, где присутствуют главы всех влиятельных европейских родов, как минимум недальновидно. Из ситуации я могу сделать заключение: либо мистер Волан-де-Морт не слишком заинтересован в сотрудничестве с чистокровными Европы, либо он банально не подумал о том, чтобы выбрать переговорщика получше. В любом из этих вариантов он не выглядит интересным союзником, — Фридрих легко усмехнулся, наблюдая за тем, как шок и ярость, расцветая, смешиваются на лице Лестрейнджа. — Можете передать это мистеру Волан-де-Морту как мой ответ. Впрочем, если он проявит себя более перспективным партнёром в будущем, мы с удовольствием возобновим взаимодействие. Хорошего вечера, мистер Лестрейндж. И, обозначив прощание полупоклоном, Фридрих удалился обратно в зал, оставив Лестрейнджа сжимать кулаки и скрипеть зубами от сдерживаемой ярости. «Наверное, именно так ощущает себя отец», — подумалось Фридриху, когда звуки музыки и болтовни вновь окружили его. Прямолинейность почти до грубости, властность, уверенность в праве громко заявлять о своей позиции, пусть даже она и унижает других — вот черты барона фон Винтерхальтера. Порядком привыкшему за последние пять лет к дипломатичности Фридриху это было пока ещё ново, но чувство… чувство собственного превосходства было отменно приятным. На душе стало значительно легче, и Фридрих даже нашёл в себе моральные силы во имя соблюдения приличий присоединиться к невесте. И тут же вынужден был внести корректировку в свою характеристику этой девушки: она была ничуть не смазлива — действительно красива, причём редким видом красоты, который Фридриха почему-то тянуло назвать «горной». Холодная, величественно застывшая в чётко выверенной позе, при этом с лучами солнца в волосах и морем зелени в глубоких глазах восхитительно яркого оттенка… — Ах, дорогие, вы такая красивая пара! — воскликнула мать, умильно глядя на мрачно изучающего Фридриха и отрешённую Арабеллу. — Я так рада! Не могу сдержать слёз!.. — Ну-ну, Дитлинд, дорогая, успокойтесь… — заворковала над ней фрау Кроненберг, и обе удалились к столу с ликёрами и десертом. Проводив их взглядом, Фридрих иронично заметил невесте: — Прекрасная картина счастливой семьи: родители куда более рады этому союзу, чем мы с вами. Арабелла одарила его ледяным взглядом и величественно отвернулась, не проронив ни слова. Больше попыток завести с ней разговор Фридрих не предпринимал.