Ужасно попадать в ситуацию, когда осознаёшь безысходность происходящего, но продолжаешь борьбу из-за слепой уверенности в том, что всё будет хорошо. После множества сделанных в молодости ошибок, ко мне пришло осознание того, что жизнь слишком коротка, поэтому тратить её на бесконечный самоанализ просто нет смысла. Да и времени может не хватить. Не успеешь оглянуться, как сыграешь в ящик.
Человеческий век ничтожно мал среди бесконечной материи времени, а операции продлевают его с кучей побочных эффектов. Но многие идут на это, чтобы выжить. Впрочем, в моём случае все эти размышления есть не что иное, как пройденный этап. Печально, но правда.
Я — типичный представитель города Будущего. Вернее, был им. Раньше не обращал внимания на вызывающую пафосность этого названия. Да и какое дело до него было одному из многочисленных техников огромной компании, ведущей самый прибыльный бизнес на планете? На подобные размышления даже времени не хватало. Побрился утром, оделся, съел кое-чего и бегом на службу. «Селл»* дал людям то, о чём они мечтали — возможность жить дольше благодаря пересадке органов. Чего скрывать, я и сам не остался в стороне. Впрочем, об этом чуть позже.
Продажа органов и пластических операций очень распространена. Но подобные услуги, несмотря на кажущуюся легкодоступность, туго связывают по рукам и ногам именно с того момента, когда счастливый клиент подписывает заветный договор. Не имеет значения, с кем именно ты его заключил — с «Селл» или с одной из компаний чёрного рынка. Методы работы у них всех примерно одинаковые, а цены разнятся. На чёрном рынке любой орган и операция стоит вдвое дешевле. В итоге, почти каждый житель Земли имеет по несколько кредитов и частенько просыпается ночью в холодном поту от одной только мысли о том, что же произойдёт, если вдруг он или она лишится работы.
Для клиентов «Селл» есть два преимущества. Во-первых, после операции каждые полгода проводится специальная диагностика, которая даёт полное описание происходящего в организме. Если в результате пересадки или пластики развивается какое-то заболевание (такие случаи вовсе не редкость), на медосмотре это будет выявлено и по результатам анализов проводится соответствующее лечение. Но это возможно лишь в том случае, когда необходимая сумма приходит точно в срок. Во-вторых, можно сдать пачку документов в Ведомство по делам малоимущих, тем самым предоставляя оправдание своей неблагонадёжности. Медицинская помощь на время рассмотрения документов не оказывается, но есть шанс, что отсрочат платёж и встречу с организацией, борющейся со злостными неплательщиками.
Для клиентов чёрного рынка вышеуказанных вариантов нет. Когда организм начинает сдавать позиции, то лечиться надо за свой счёт и продолжать отстёгивать необходимую сумму раз в месяц. Как говорится, скупой платит дважды. Если же история выплат нестабильна, то дело передаётся Инспекции по делам неплательщиков.
Хоть «Селл» и отрицает свою связь с этой организацией, но никаких официальных опровержений не было до сих пор. Пока ещё не принято никаких поправок насчёт ограничения деятельности данной инспекции, поэтому позволить себе они могут что угодно, вплоть до убийства.
Однажды я увидел, как они до смерти забили соседа. Он был славным малым, работал ди-джеем в клубе и редко ночевал дома. Мне тогда было лет восемь. Возвращаясь домой, я увидел в подворотне троих в масках и с битами. Они били и пинали ногами несопротивляющееся тело, лежащее на земле. Сердце ушло в пятки, но голос меня в тот момент не подвёл. Услышав вопль «Легавые!», этих козлов как ветром сдуло. Я подбежал к нему в надежде помочь хоть как-то, но было уже поздно. Опознать соседа удалось по чёрной толстовке с бэкпатчем** на спине, которую он всегда носил. Парень не дышал. Его лицо с торчащим мясом вместо глаз и носа больше походило на кровавую кашу. Выбитые зубы в луже крови лежали рядом, а руки с переломанными пальцами были прижаты к груди. В тот день я задержался в школе. Если бы пришёл раньше, то спас ему жизнь. Может быть спас.
Не помню, что произошло дальше. Вроде как меня стошнило, затем я прибежал домой и начал орать сестре, чтобы та вызывала полицию. Позже от нашей матери мы узнали, что сосед взял кредит на пластику и не смог его вернуть. Расплата за это не заставила себя ждать. Именно тогда я узнал, что на задания они ходят в форме. Чёрные костюмы с торчащими белыми воротничками. На плечах были нашивки с изображением кулака, заключённого в треугольник. После волны расправ над сотрудниками инспекции, форму отменили, поэтому выследить их теперь не так просто. Но радует, что эти скоты хоть чего-то стали бояться.
Как по мне, так лучше умереть из-за позднего врачебного вмешательства, чем после очередного визита вышеуказанной организации. Кстати, если у человека нет денег даже взять кредит на лечение, то помощь предоставляется за казённый счёт. В этом случае тоже необходимо собрать кучу документов и обратится в Ведомство по делам малоимущих. Если по результатам проверки будет выявлено, что вы действительно находитесь в бедственном положении, то лечение предоставляется бесплатно. Вот только доживают до логического завершения этой эпопеи не все. Моей матери, например, не повезло.
Мать. Женщина, до самого своего конца остающаяся сильной. Не припоминаю, когда она открыто впадала в отчаяние, хотя нашей семье всегда было нелегко. Мизерное пособие на двух детей и её небольшая зарплата никак не могла помочь семье из трёх человек. Отец бросил нас, когда мне едва исполнилось семь, а моей сестре Линде двенадцать. Я ненавидел его раньше, ненавижу и презираю до сих пор. Даже будучи ребёнком понимал, что мать неспроста отводила красные глаза, когда я приходил вечерами пожелать спокойной ночи. Что отчаянные всхлипы, доносящиеся из её комнаты порой — вовсе не моё разыгравшееся воображение. Но днём она была совсем другой — неунывающей, энергичной и строгой иногда. Когда воспитываешь одна двух непоседливых детей, то трудно быть слишком доброй.
Лин являлась замечательным образцом того, как ребёнок перенимает поведение родителя, даже не осознавая этого. Темперамент, манера общения, громкий голос — всё это сестра забрала у матери. Когда она стала старше, то заметнее проявилось и внешнее сходство. Поэтому мне иногда не по себе становилось того, когда я смотрел на сестру. Слишком много болезненных воспоминаний сразу возникало в голове.
Мать заболела, когда мне стукнуло пятнадцать. Злокачественная опухоль, чёрт бы её побрал. На тот момент я ещё учился в школе и толку от меня было мало, а сестра уже работала и вносила вклад в семью. Болезнь обнаружили поздно. Она прогрессировала всё сильнее, пока мать собирала необходимые документы, а сестра искала деньги на лечение. Но они не успели обе. Спустя три месяца матери не стало. Зато нас наконец-то признали малоимущими и выплатили копеечную компенсацию в связи с кончиной близкого родственника. Именно тогда во мне будто что-то надломилось. Даже сейчас ощутима пустота внутри от этой потери. Правда, если раньше она душила, то сейчас я воспринимаю её как должное, как неотъемлемую часть себя самого.
Немного горько от осознания того, что раньше я не ценил юные годы. С другой стороны, мне просто трудно вспомнить что-то положительное. Оставшись без матери, я совсем отбился от рук. С трудом закончил школу, связался с дурной компанией и погряз в сомнительных развлечениях. Поначалу Линда пыталась вытащить младшего брата из этой мерзости, но все её усилия оказались тщетны. После очередного скандала с дракой она просто ушла жить к подруге, устав бороться с психованным наркоманом. Я же провёл около пяти лет в атмосфере разнузданного гедонизма. Говоря начистоту, то жить было даже по кайфу. Без боли, страха и сожалений. Только теплота иглы в руке и безмятежность. В редкие моменты трезвого разума я понимал, куда прокладываю себе путь, но не останавливался. Испробовал на себе все возможные виды дури, попадал под надзор полиции за драки и аморальное поведение. Друзья детства один за другим умерли от передоза. Правда, смерть товарищей ничему меня не научила, пока я сам не столкнулся с ней нос к носу.
Одним весенним днём я шёл за очередной порцией «счастья»**, как вдруг меня свалил сердечный приступ. Странно, что этого не случилось раньше, ведь своё слабое от рождения сердце я довёл почти до полного уничтожения. Внешний вид же больше напоминал ходячий труп, чем живого человека. Помню, как все прохожие шарахались от меня. Вспоминая тот период жизни, не понимаю, как в теле вообще умудрялась держаться жизнь. Благо, что кто-то жалостливый додумался вызвать «скорую», увидев лежащего на асфальте парня. Этому человеку я обязан своим избавлением от смерти, а позже понял, что в обыденную жизнь порой врывается банальная удача. Редко, но всё же врывается.
Меня спасли. Правда, едва только я пришёл в сознание, взяли расписку о согласии на экспериментальную пересадку сердца компании «Селл». В ней было ещё что-то написано про ознакомление с вероятностью побочных эффектов и летального исхода. Например, если искусственное сердце не приживётся в организме, как мне позже объяснили. Бумажку я подмахнул и после задумался, что произошло, если бы я не оставил свой автограф? Без наркоза раскроили грудную клетку и вытащили наружу бьющееся, окровавленное сердце? Учитывая всю дикость наших продвинутых времён, такой исход вполне имел место быть.
Врачи сделали всё идеально. Я быстро шёл на поправку под их бдительным надзором. Линда будто забыла все ссоры и драки, едва только увидела своего непутёвого брата живым. Помню, как она влетела в палату, распихав врачей в стороны. Растрёпанная, бледная как смерть, Лин обняла меня и зарыдала. Бормотала про то, что я — сволочь и скотина, что чуть не свёл её в могилу, потом что-то про мать… Я же молча гладил её по голове. Тогда же и понял, что Лин — единственное, что осталось у меня в жизни.
Сестра стала приходить каждый день. Наши отношения наконец-то наладились. Скандалы и драки наконец-то ушли в прошлое. Наши ссоры всегда были бурными. Во время одной из них я приложил её головой об угол. Всё случилось потому, что она пыталась помешать мне выносить вещи из квартиры. Помню кровь на её лице, рассечённую бровь. Как она кричала, чтобы я наконец-то сдох в мучениях. Отчасти это пожелание сбылось. Никто в этом невиновен, кроме меня самого. Как бы печально не звучало, мы все заслуживаем смерти.
Жизнь состоит из мелочей. Из простых радостей, которые не ценишь из-за собственной узости мышления и эгоизма. Свежий воздух во время прогулок возле больницы, солнце над головой, пение птиц, обилие зелёных растений вокруг. Я находил всё это очень приятным и искренне радовался, что могу дышать без респиратора. Что заново обрёл жизнь, которую чуть не угробил самостоятельно.
На смену умиротворению пришло беспокойство. Больница находилась на севере города Будущего, там, где воздух самый свежий. Понятно было, что меня не просто так поместили сюда, а из-за того, что я был частью эксперимента. Как позже объяснил один врач, «Селл» планирует запустить производство новых искусственных органов, которые послужат более дешёвым аналогом устаревших вариантов. Их преимущество в том, что они быстрее выращиваются и лучше будут приживаться в организме. Таким образом, отпадёт необходимость постоянно проходить диагностику, тратить деньги на дополнительное лечение, продолжительность жизни станет выше, повысится рождаемость и так далее. Он говорил, что судьба многих зависит от меня. Слушая это, я смотрел на сереющее над городом Будущего небо и внезапно почувствовал укол в сердце. Это было только самое начало.
Через месяц ко мне пришёл важный гость. Вернее, гостья, сотрудница компании «Селл». Она без лишней скромности заявила, что за пересаженное сердце нужно будет заплатить. «Откуда взяться деньгам у торчка-тусовщика, который только что вылез с того света?» — напрямую спросил я. Сотрудница компании (её фамилия была Кей) улыбнулась, явно зная о том, что такой вопрос возникнет в разговоре. Поэтому она сразу предложила решение: устроиться работать в «Селл» и погасить долг в рассрочку. Согласно договору, который она любезно принесла с собой, часть заработка шла в уплату за сердце. Ещё мне надлежало принять участие в социальной программе по реабилитации асоциальных элементов, помогающей заблудшим овцам обрести нормальную жизнь среди приличной части общества. «В случае вашего согласия на эти условия, компания оплачивает лечение от наркотической зависимости, не требуя ничего взамен, — говорила Кей. — Вы же начнёте новую жизнь и своим примером покажете, что каждый может изменится». Вспомнив весь пережитый мной ад, я согласился. Иного было просто не дано, они не оставили мне выбора.
Я принял участие в программе реабилитации. «Селл» снял про это шоу на целых десять серий. Какое-то время я вообще не сходил с мониторов с жалостливой историей о том, каким ужасным человеком был и как счастливый случай помог мне обрести себя. Некоторые люди действительно плакали от этих рассказов и верили в чудо. Представляю их лица, если бы они увидели, что творилось на съёмках слезливых историй. Особенно тот момент, когда я трахал одну грудастую ассистентку недалеко от съёмочных декораций и как нас чуть не застали за этим.
Снимали эпизоды в больнице, реже — за её пределами, когда я выступал на встречах раскаявшихся наркоманов. Призывал их больше не прикасаться к допингу. После засветился в нескольких передачах, а потом все дружно про «Несчастного Кева» (имя для публики) забыли. Со временем я закончил учёбу и получил повышение по службе. Линда вернулась домой. На тот момент она уже успела разбежаться с мужем, поэтому новую жизнь я начал не в одиночку.
Казалось бы, что хорошего в том, что в оборот меня взял сам Дьявол? Как ни странно, это действительно помогло. За десять лет на руинах прошлой жизни удалось построить новую, благодаря поддержке сестры и грамотному лечению. У меня получилось.
Но один день изменил всё. День, когда мне следовало знать то, что я должен был знать с самого начала.
***
Как-то раз я задержался на работе. Дождь остервенело стучал по крышам и поливал улицы, ветер дул прямо в лицо, мешая движению вперед. Ругая себя за то, что не поехал утром на машине, я, чертыхаясь, дошёл до дома. Промокший до нитки, я включил свет в коридоре, едва только закрыл входную дверь. Не скажу, что отличаюсь внимательностью к деталям, но не заметить изменившуюся обстановку квартиры мог только слепой. Серые стены стали белыми, часть мебели исчезла вовсе, а квартира буквально сверкала чистотой. Меня мучил вопрос: с чего вдруг сестре в голову пришло делать ремонт и перестановку? Тем более, за один день.
— Макс!
Мой пёс не вышел меня встречать. Чем дальше я заходил в дом, тем больше удивлялся изменившейся обстановке. Стало как-то слишком минималистично. Белые стены в сочетании с тусклым светом ламп придавали моей квартире сходство с больничной палатой. Даже корзинка, в которой спал Макс, исчезла. Комната сестры находилась в отдалении от остальных двух. Из-под двери шёл яркий свет. В недоумении я постучал в дверь. Линда сидела перед ноутбуком в наушниках.
Сестра витала где-то в своих мыслях и ничего не замечала вокруг. Я тронул её за плечо и крикнул, пытаясь переорать играющую музыку.
— Лин!
Она обернулась и закричала. Отпихнув меня, сестра выскользнула в коридор. Я пришёл в себя, когда услышал хлопок двери за спиной. Внутри клокотала растерянность пополам с раздражением. На календаре было двадцать третье августа 3001 года. Но ведь был всего лишь 3000 год… Календарь, ремонт в квартире за один день, исчезнувший пёс, истерика Линды — всё это раздражало и выглядело ужасно странно. Ругнувшись вслух, я вышел из спальни и позвал сестру. Она закрылась от меня в ванной и разговаривала с кем-то по телефону, захлёбываясь в плаче. Я подёргал дверь.
— Лин, прекрати этот ёбаный цирк! Какого чёрта произошло, пока я был на работе?!
В ответ раздалось нечто неразборчивое. Рыдая, сестра так и не смогла сказать ничего вразумительного. Я начал уговаривать её — она завелась ещё сильнее, заставляя меня каяться и испытывать чувство вины непонятно за что. Ох уж эти бабы… Тут в мозгу возникла странная мысль о том, что сестра просто сошла с ума. Или пострадала от амнезии. От этих мыслей внутри всё похолодело. Разбираться в причинах происходящего было некогда. Я знал, что должен помочь ей, чего бы не случилось. Дверь слетела с петель с двух ударов. Увидев меня, Линда издала сдавленный крик и потеряла сознание. Я подлетел к ней, чтобы вынести из ванной и вызвать врача. Но вдруг взгляд упёрся в рядом висящее зеркало. Было похоже на то, что из него на меня уставился искореженный экспонат анатомического театра в лохмотьях, заляпанных чем-то чёрным.
Полувырванная щека неаккуратными клочками свисала с правой стороны лица, слегка прикрытой остатками чёрных волос. Вместо глаза зияла пустота. Окровавленное лицо, с уцелевшими слева остатками серой кожи с кровавыми потёками, смотрело вперёд с ужасом. Затем тварь приложила ладонь к безгубой ухмылке вместо нормального рта. Будто издевалась, пародируя меня. Обезображенной рукой она держалась за косяк. Рука. На ней хорошо знакомая татуировка в виде логотипа одной из моих любимых команд. Тут я всё понял. Подобно молнии поразила страшная догадка.
Той тварью, уставившейся из зеркала, был я сам.
«Нет, этого не может быть!» Со стоном я схватился за голову, сполз по стене вниз и вспомнил, что мой пёс был очень плох в последнее время. Вспомнил аварию, свои жуткие боли в сердце, начавшиеся тогда, когда я ещё был жив. Ровно год назад.
Врачи слушали мои жалобы и выписывали обезболивающие, больше похожие на мел, чем на лекарства. Чтобы приобрести что-то посильнее, нужны были деньги. Учитывая то, сколько я отдавал за свой мотор в месяц, цена на них была просто неподъёмной. Боль не отступала и мешала нормально жить. Давящая камнем, жгущая огнём, приходящая ниоткуда и пронзающая сердце внезапно… Всякий раз разная и от этого более невыносимая. Измученный, я пошёл по иному пути. По которому уже ходил однажды. Так возобновилось юношеское увлечение «счастьем». Мне довелось познакомится с одним эксцентричным типом в клубе, который регулярно его приносил за приемлемую плату. Говорил, что поможет от любой боли, даже если расчленяют без наркоза. Этот гад не обманул. Даже улучшенный вариант предложил, подешевле. Старые воспоминания, старательно стёртые врачами, вернулись опять. Только теплота иглы в руке и безмятежность. Без боли.
Разумеется, я старался держать себя в руках и мне везло. До той поры, пока не наступил роковой день. Год назад я сел за руль и слетел с трассы. Далее происходящее предстаёт в виде неясных воспоминаний. Свет фонаря. Чьи-то крики полицейский сигнал. Реанимация. Врачи, тщетно пытающиеся меня вытащить. Они действительно старались, но не смогли. Рыдания сестры. Конец.
Отрезок времени между реанимацией и возвращением к сестре был настолько краток, что я не успел сообразить, что время для живых и мёртвых идёт по-разному. У Лин прошла годовщина гибели любимого брата, а у меня — всего лишь мгновение в несколько секунд. Двадцать третье августа 3000 года. Времени теперь в избытке. Так странно... К такому обычно не готовишься, о таком не мечтаешь перед сном. Смерть забирает внезапно, когда и понять-то толком ничего не успеваешь. Так было со мной и со многими другими. Кстати, не было ни длинного коридора со светом впереди, ни грозного гласа Божьего. Ничего. Вообще.
Множество вопросов роилось в голове в тот грустный вечер. Я просто сидел в своём доме. Мёртвый. Мёртвый как пыль. Неудивительно, почему Лин сбежала, увидев такое. Я и сам себя узнал с трудом.
— Линда, где ты? Линда!
Женский голос раздался где-то в глубине квартиры. В сложившейся ситуации я был абсолютно бессилен. Поэтому провёл рукой по щеке сестры и просто ушёл.
***
Теперь мне придётся провести целую вечность, пытаясь смириться с произошедшим. Мир теперь настолько поменялся, что я не устаю удивляться ему. Во-первых, он намного краше того, чем я видел, будучи человеком. Из серого и безликого, разукрашенного вывесками многочисленных клубов и магазинов, стал разноцветным. С голубым небом, нетронутым тучами. Свежим ветром и чистой речной водой. Лесами без дурацкой колючей проволоки. С живыми обитателями, снующими туда-сюда.
Так забавно видеть милые викторианские здания и ухоженные улочки, где прогуливаются странные стимпанковые персонажи. В основном, они просто проходят мимо. Но от некоторых из них исходит свет. Такие замечают меня. Обычно они пугаются и убегают.
Ночью город не менее красив, но вместе с чернильной темнотой и тишиной приходит опасность. Не только в лице отморозков и воров. Ещё есть тьма и её дети — заблудшие души, одержимые злобой. Монстры, созданные людьми. Монстры, живущие среди людей уже тысячелетиями. Их объединяет одно — все они реальны и могут причинить вред. Зная об этом, будучи живым, я бы не стал выходить на улицу после трёх ночи. И сейчас никому не посоветовал бы.
Я хочу увидеть мать. Своих друзей, погибших так рано. Соседа, ставшего жертвой человеческой жестокости, не знающей конца. Как говорится, зло пожирает само себя. 3000 год и есть тому прямое доказательство. Лин, как ты нужна мне сейчас… Ты всегда была более рассудительной из нас двоих. Мне страшно. Мы достигли апогея, когда настала пора задуматься о том, что так жить нельзя. Жаль детей и праведников. Жаль наших отцов и матерей и ещё тех немногих здравомыслящих, кому приходится вариться в этом котле вместе с прочим человеческим отродьем.
Может, я один такой, застрявший между жизнью и небытием? Пока не знаю точно. Когда-то давно читал о том, что призраки возвращаются в том случае, если их на свете что-то держит. Вот только что держит меня, понять пока не могу.
Значит, я буду бродить в ночи, искать под её покровом ответ. Стану кошмаром для тех чувствительных, кто способен меня видеть. Новым героем страшных баек, как лицо на стене. Может, смирюсь с этим. Может и нет. Пусть я не дышу, но существую. А раз существую, то всё ещё надеюсь.
