Мой Онешко

      Юлик заходит в спальную комнату, тихо подходя к сидящему Дмитрию, что читал какую-то книгу. Юноша уверен, что-то, благодаря чему Ларин учит новые умные слова. Медленно кладёт руки на плечи, утыкаясь носом в затылок. Мужчина резко прекращает бегать глазами по строкам на страницах, возможно, даже задерживая дыхание. — Иди нахуй, Онешко, — шёпотом, невнятно произносит Дмитрий, не совершая никаких движений, даже обычного шевеления ногой. Юлик ещё сильнее прижимается к мужчине, стараясь быть не назойливым. — Иди нахуй, Юлий Онешко, — громко говорит Ларин, поворачиваясь, сжав в руках тонкую ткань серой футболки на юноше, что безмолвно стоял, слегка наклонившись к мужчине. В карих глазах можно было разглядеть либо вечность, либо пустоту. Сейчас всё вместе. — Иди нахуй, блять, Юлий Онешко, — выкрикивает Дмитрий, резко отталкивая непонимающего Юлика к стене. Тот осознает, что мужчина не в лучшем расположении духа, поэтому, хочет просто кивнуть и выйти из комнаты, потерявшись на кухне или улице до вечера. Не так долго, учитывая, что на часах было два часа дня. Но уйти не получается. Дмитрий быстро переходит к столу, кидая книгу в ошарашенного юношу. Тянется к книжному шкафу. Ещё пять книг быстро прилетели Онешко в грудь и спину, как бы он не пытался увернуться. — Ты обкурился? — пытается держаться красноволосый, не обижаясь на то, что делает мужчина. — Нет, — Дмитрий ехидно смеётся, — но у меня нет уверенности, что ты не сделал этого. Ларин резко кидает ещё книги, которые принимает в себя Юлик. — Скорее ты иди нахуй, — не может сдерживаться юноша, от чего получает пинок коленкой, ровно в торс, — лучше по солнечному сплетению. — Хорошая идея, — Ларин кидает Юлика на пол, благодаря чему тот с грохотом падает, ударяясь спиной об угол кровати. Дыхание сбивается, почти перекрываются воздушно-капельные пути. Вдохнуть воздух — получить ужасную боль в позвоночнике и грудной клетке. Произнести слова почти невозможно — точно такая же, до безумия адская боль. Что нашло на мужчину — красноволосый не знает, да и боится догадываться. Если все это — ролевые игры или пранк, то после этого он устроит тоже самое, разве что неся другой посыл и, без сомнений, имея другие мысли. Юноша получает крепкую пощёчину на правую щёку, не понимая, зачем и за что. А позже и на левую. В глазах всё немного сплывается, но Юлик пытается терпеть. Удар кулаком в грудь. Это — слишком. Пытаясь не концентрировать свое внимание на том, что сейчас хочет сделать Ларин, старается встать. Но поздно. Запястье обжимает ладонь, а по губам проходится кулак. — Ты хотел встать? Давай, — Ларин поднимает Онешко, швыряя его в шкаф, сразу после ударяя толчком об тумбочку и кресло. Сейчас, Юлик — это лишь небольшая вещь для Дмитрия, видимо. Других объяснений здесь нет. Дмитрий берёт ещё книг, что попадают в голову и грудь юноши. Кидает укулеле, которая, к счастью, не сломалась. Бросает табуретку, что попадает по животу. Ещё книги, ручки, карандаши. У Онешко всё просто сплывается. Уже не видит ничего, только разъяренного Дмитрия. Сквозь футболку проступает кровь, как и сочится из губ. Сложно брать воздух грудью, почти невозможно что-либо произнести. Перед ним темнота, смешанная с адской болью тела. Что с Лариным — неизвестно. Что с Юликом — всё плохо. И всё же, находит силы, чтобы убрать табуретку с себя. Такого еще не было. В него ещё никогда не прилетали книги, ручки. Никогда не приходилось замирать от боли. Спасибо, Дима. Онешко медленно, опираясь на мебель, выходит из комнаты, а позже, видимо, из коридора тоже, взяв куртку и обувь в руки. — Иди нахуй, — с трудом кричит напоследок юноша, выходя в подъезд. Холодно и пусто. Спускается по лестнице, оседая на полу нижнего этажа. Он не похож на бомжа, поэтому, вряд ли какая-нибудь проходящая бабушка сочтет нужным вызвать полицию. Скорее, скорую помощь, которая в целом, на самом деле, сейчас бы не помешала. Однако, юноша только садится рядом с лестницей, закрываясь совсем тонкой курткой и запихивая ноги в кеды. Ещё пятнадцать минут. Сознание абсолютно полностью отключается.       В темноте пусто. В темноте нет красивых вулканов, цветов, картин, здесь нет звуков и теней. Здесь пусто. Также, как и в словах Дмитрия. Не чувствует ничего. Либо умер, что не лучший вариант, либо спит. Никого рядом нет. Лишь тело, что тяжело дышит и пытается прийти в себя. А вряд ли. Всё давит на юношу. Казалось бы, сильнее, чем Дмитрий будет. Но нет. Не морально, это явно. Тихо сопит. Тихо дышит. Тихо бьётся сердце. И всё-таки, просыпается. Просыпается от чужих рук. Он чувствует, но не видит. Кругом темно. Чувствует, как поднимается вверх благодаря чьим-то рукам. Беспомощно, будто девушка, лежит на руках мужчины, целующего его куда-то в щёку. Хочет сделать вид, будто спит или мёртв, но это, почему-то, так сложно. Так сложно Диме полюбить, так сложно Юлику понять. Чувствует, как перемещается на что-то теплое и мягкое. Кровать. Не пытаясь сдерживать себя, вытирает глаза, в ответ получая тихое, ласковое «не надо», необходимое сейчас. — Извини, — с трудом выговаривает Юлик Диме, что смотрел на него, будто он был идеалом. — Давно простил, — отвечает мужчина, складывая свои губы на чужие. — Ты принял таблетки от боли в голове? — интересуется Онешко, немного похлипывая, уже засыпая. — Теперь, конечно, — опять отвечает Дмитрий, взяв в руку чужую ладонь. Жалкие пять секунд. И дверь захлопывается. — Спокойной ночи, — сквозь рваное дыхание.