***
Питер поймал Эрика у выхода — промелькнул серебристым вихрем, взметнув ветер перед лицом Леншерра. Встал, уперев руки в бока, сдвинув брови на переносице. «Забавный парнишка». — Больно? — кивнул на загипсованную ногу. В ответ Питер лишь усмехнулся. — Нет, но девчонки ведутся на подобное, поэтому и ношу. — Ну, если девчонки, то тогда совсем другое дело, — Эрик кивнул головой, прощаясь, и дернул ручку двери. Мальчишка был забавен, но сейчас не время для пустой болтовни. Он уходит. — Прощай. Передавай привет Чарльзу, он, конечно, бывает порой занудным, но он неплохой парень, и… — Я твой сын. — Что? - слова Питера пролетели рядом, но мимо, так что Леншерр не успел даже за них зацепиться. — А ты мой отец. Когда-то давно ты повстречал мою мать, и вы… Мальчишка тараторил невыносимо быстро, так, что у Эрика мгновенно начала болеть голова. Сын? У него? Вот этот вот болтун, он… кто? Леншерр зажмурился, крепче схватившись за дверь: надеялся, что таким образом удастся поставить зашатавшийся было вокруг него мир на место. — Ты… — глаза он так и не открыл. Почему-то Эрик сразу поверил парнишке, не требуя доказательств и подтверждения фактов — наверное, знал с самого начала. С той самой секунды, как этот невозможный наглец появился в его жизни, чтобы вызволить из тюрьмы. «А разве сейчас он не делает то же самое?» — Твой сын, — невидимый Леншерру Питер нервно сглотнул. Показная храбрость давно уже испарилась, и теперь наедине с отцом остался потерянный, одинокий подросток — интересно, сколько ему лет? — Сколько тебе лет? — мужчина наконец решился открыть глаза. Питер растерянно моргнул, явно не ожидая подобного вопроса. — Что? Мне? — Эрик не выдержал и усмехнулся: ребенок да и только. И пусть он обладает силами, с помощью которых можно перевернуть мир — черт, он всего лишь мальчишка. Его мальчишка. Было странно мыслить подобными категориями, но Эрик почувствовал, что он вполне может это делать. Снова. — Ты же не собираешься уходить, правда? — Питер насупился. Больная нога, видимо, давала о себе знать, так как парень постоянно переступал с места на место, не находя удобного положения. Впрочем, ни слова жалобы Эрик от него не услышал. «Упрямый». — Не собираешься? — голос задрожал, еще немного — и сломается. Леншерр встретился взглядом с сыном (черт, почему он так легко принял это слово?). Карие. Не голубые, как у Эрика, но почему-то именно этот факт окончательно заставил понять: этот смешной паренек с будто седыми волосами действительно его сын. Другой и одновременно похожий до мурашек на коже. Странный и до боли родной, забытый. Невозможный. — Нет, ведь тогда некому будет проводить тебя до твоей комнаты — иначе ты свалишься по дороге, с твоей-то ногой. — Эй, я же сказал, что уже ничего не болит, и я вполне могу дойти до комнаты самостоятельно! — возмущенный голос заставил Эрика усмехнуться — на несколько секунд, ровно до того момента, пока Питер резко не замолчал и не уткнулся лицом в его рубашку. Неловко положил руки на плечи подростка, ощущая, как они вздрагивают под ладонями. Зарылся носом в серебряные лохматые волосы сына и — на мгновение, всего на мгновение — позволил чувствам взять верх. — А знаешь, — Питер поднял голову, и на его заплаканном лице появилась улыбка, — спорим, что я даже с гипсом смогу обогнать тебя? Слабо ли тебе победить сопливого подростка? — Для своих лет ты слишком бойкий, тебе не кажется? — Эрик удивленно приподнял брови, мысленно усмехаясь про себя. «Отчаянный». — Весь в отца, — мальчишка ухмыльнулся уже во весь рот, любуясь растерянностью Леншерра. — И если этот отец не напряжет свой древний зад и не поторопится, то рискует остаться в коридоре на всю ночь. Оревуар! Эрик лишь покачал головой, провожая глазами серебристый вихрь, снова взметнувшийся рядом с ним. Сломанная нога, конечно, замедляла передвижение Питера, однако за ним все равно было совершенно невозможно угнаться. «Несносный».***
Эрик внезапно слышит какой-то шум в коридоре и оборачивается. В университете всегда неспокойно, и даже ночью нельзя полностью расслабляться. — Wo ist die Küche? Ich habe mich verlaufen… [1] — кажется, кое-кому не спится, и он решил перекусить на ночь. Мужчина переводит взгляд на часы и усмехается: два часа ночи, самое время для трапезы. Внезапно Питер снова дергается во сне, и Эрик поворачивается к нему. — Я здесь, эй, слышишь? — слова неловкие, вымученные. Леншерр не знает, как вести себя — точнее, знает, но все мышцы сковывает от осознания того, что когда-то точно такие же действия он совершал в отношении другого человека. Дочери. Маленькой девочки. Той, что отняли у него и больше никогда… — Папа? — голос Питера хриплый со сна, взгляд не сфокусирован. На сыне — зеленая вытянутая футболка с отвратительным, кислотного цвета, черепом на ней. Эрик не раз говорил, что она ему не нравится, но разве Питер мог поступить не по-своему? «Своевольный». — Что ты тут делаешь? — Тебя караулю. Вдруг тебя кто-нибудь украдет прямо из кровати, — голос ломается, шутка, задумывавшаяся смешной, рассыпается на мелкие осколки от соприкосновения с реальностью (ведь тебе не хотелось бы, чтобы это повторилось, правда, Эрик?). — Страшный сон приснился? — Да. Питер хмур, но затем его взгляд проясняется. — Знаешь, если ты так каждую ночь будешь ко мне приходить, так хоть предупреждай. Мало ли, вдруг у меня нервы ни к черту, еще подумаю, что ты маньяк, испугаюсь, заору — вряд ли остальные этому обрадуются. Эрик хохочет, забыв на мгновение обо всем — кажется, это так просто, когда этот мальчишка рядом. Кажется, как будто сам мир становится лучше лишь от одного его присутствия. «Невозможный». «Невыносимый». «Самый лучший». «Мой сын». [1] «Где здесь кухня? Я заблудился» — нем.