Приключения Шерлока Холмса и мисс Ватсон

      Всё привычное и какое-то родное. Роднее лживых материнских объятий, смущающих разговоров с отцом и непривычной улыбки брата. Вот запах оружейной смазки. И привычное ощущение гладкого металла винтовки под рукой. Любимое, самое любимое место во всём необъятном доме Мориарти — оружейная. Её логово. Убежище, куда она бежит от всех проблем. Тайник с секретами затёртыми воспоминаниями. Здесь и только здесь она позволяет из недр подсознания вылезти тому, о чём никто в этом проклятом мире и не знает. Ну, почти никто.       Любимый ритуал — чистка винтовки. Процесс, который доставляет куда больше удовольствия, чем просмотр плохеньких комедий, и, тем более, чем секс. Привычный настолько, что она смогла бы, если это потребовалось, проделать его с закрытыми глазами, одной рукой и без половины принадлежностей. Но сейчас всё есть и в большем количестве, чем надобно — боевая подруга и верная любимица своей чокнутой хозяйки должна быть ухожена. Она — та же женщина. Пусть и винтовка, но женщина. И негоже ей быть грязной и неопрятной.       Затвор мягко падает в руку — сейчас он не нужен. Вдали от боевых действий и заказных убийств можно расслабиться, разобрать винтовку. Равно как и разобрать по кирпичику стенку в сердце, что скрывает воспоминания.       На место затвора спокойно встаёт направляющая втулка. А на место снайперши — обычная женщина со своими проблемами и дурными воспоминаниями.       Красивое имя — Сабрина. Точно стеклянные камешки, привезённые папой из какой-то поездки, в руке перекатываются. Стучат о пузатые бока. Сабббр. Сабббр. Сабрина очень гордится своим именем. Ещё бы! Такое редкое и приятное. Как и она сама.       Девочка смеётся, прыгая по цветущему лугу, увиливает от рук старшего брата, такого взрослого, мужественного, и отца, заботливого и любящего. — Сабрина, — зовут они, веселясь. — Вот догоним сейчас…       И девочка хохочет. Ей целых семь лет. Но её путь в этом огромном и ярком мире только-только начинается. И нет у неё ещё недоброжелателей. Кроме мамы-злюки, что никогда не обнимает свою дочь. И которая сейчас стоит у кромки леса, кривя лицо в кислой гримасе. — Попалась, егоза — отец, улыбаясь, под смех сына сажает Сабрину себе на плечи. Он такой взрослый! Почти пожилой. Но любимый. И Сабрина уже сейчас знает, что она — папина дочка.       Себастьян солнечно улыбается. Но улыбка словно разлетается на тысячу зеркальных осколков, стоит матушке открыть рот. — Ненавижу вас, — мать ещё молода. Но лицо её точно впитало в себя всю злобу этого мира. Кислое, неприятное, покрытое сеточкой тонких, но видимых морщин. — Вас всех.       Сабрине ещё только семь. И значения многих слов она ещё не знает. Но ей интересно их узнать. — Себ, а что значит «ненавижу»? — Сабрина смотри на брата, пока папочка громко и сильно спорит с мамой. — Ничего, малышка, — Себ, как и всегда, улыбается удивительно солнечно и ярко. И сестра верит ему. Ещё бы! Ему целых девятнадцать лет! Он уже столько всего узнал в своём университете. — Это просто глупое слово.       А мама с папой часто ссорятся. Сабрина уже давно привыкла.       Втулка надёжно закреплена в ресивере. Патч с удалённым нагаром легко планирует в мусорку. А знакомый запах чистящих средств почти врезается в самую подкорку мозга. Она быстрым и отработанным до автоматизма движением вытаскивает вишер. И тихо жалеет, что также нельзя сделать с людьми: вытащить вишер и заставить горькие, чёрные воспоминания нагаром высыпаться в ведро.       Звонкий возраст — 11 лет. Время крепкой и вечной дружбы, первой влюблённости и первых поцелуев под деревом в школьном дворе, ощущение взросления.       Сабрина любит яркую одежду, боди и яркие лоскутики в волосах — всё по последней моде. Любит математику со сложными формулами (совсем как папа), рисование и природу. Любит американские скетч-шоу и песни Майкла Джексона. Любит отца и брата. Но ненавидит свою мать и всё, что с ней связано. — Ты не имеешь права командовать в МОЁМ доме! — Сабрина, точно маленькая, старательно закрывает уши, силясь не слышать звонкого удара пощёчины. Она не любит, когда ссоры папы и мамы доходят до драк. — Я клянусь тебе, Майкл, я заберу у тебя самое дорогое тебе!       Сабрина взрослая девочка. Она давным-давно, кажется с самого детства, знает, что мать не любит свою семью. Но почему? Ей об этом не говорят. Ведь Себ знает, но скрывает от младшей сестры. Это кажется каким-то нечестным. — Она не член нашей семьи, — отец укрывает на ночь дочь. А та подставляет ему макушку для традиционного поцелуя перед сном. — Я женился на ней только потому что у нас должен был появиться Себ. К сожалению, я не смог дать ей то, чего она хотела…       Сабрина не знает, чего в молодости хотела её мать. Но она искренне считает, что она сама в этом виновата. Её мама — плохая женщина. — А теперь спи, моя дорогая девочка…       Отцовский поцелуй в макушку действует на Сабрину лучше любого снотворного. Но сейчас девочке не спится, как ни крути. Папа назвал её дорогой. А может так случиться, что мама заберёт её? В семье Моранов грядёт развод. А Сабрине в школе одноклассники говорили, что при разводе родителей дети обычно остаются с матерями.       Несколько недель спустя в их дом впервые приходит странный человек — адвокат по бракоразводным процессам. И лицо матери становится в разы более желчным, чем обычно. — Ты не получишь Сабрину! Никогда! — и всё чаще в доме слышны крики, ссоры и угрозы.       От этого очень больно и противно. Почему её хотят забрать у отца? Почему к сорока годам её мать стала такой злой? — Мои родители тоже развелись, — Стейси, подружка по кружку рисования, бьёт носком лакированной туфельки по камешку. — Судья решил, что я должна остаться с мамой, если захочу этого.       Сабрина немного успокаивается: она очень хочет быть с любящим папой, а не со злыдней-матерью.       А после школы девочку поджидает не очень приятный сюрприз. Впервые за долгое время мама приехала за ней. — А где Питер? — Сабрину домой всегда отвозит водитель её отца. — Мы поедем с тобой в одной место. Сначала на машине, потом на самолёте, потом снова на машине, — Сабрине кажется этот маршрут странным. — А папа знает? — привычно-холодные глаза мамы отражаются в зеркале заднего вида. — Знает.       Дорога до странного места очень долга: машина, самолёт, машина. И в странном доме их поджидает странный дядя со странной улыбкой. — Какой ангелочек…       Раствор от омеднения смачивает чистую ткань. Движение. И ещё движение. Ещё один патч выскакивает прочь из ствола. Осталось ёршиком пройтись, соскоблить остатки, как с человека реалии жизни соскабливают детство.       Год вдали от дома, вдали от семьи. Год беспросветного, яростного одиночества. Год боли и сплошного насилия. — Я обещала твоему отцу забрать у него самое дорогое, — мать смотрит на Сабрину насмешливо и ехидно. Мол, кому ты тут нужна? — Я всегда знала, что ты будешь для него дороже всего на свете, с тех самых пор, как тот проклятый тест показал две полоски. Признаться честно, я избавиться от тебя хотела, но твой папаша мне этого не дал…       Сабрина шмыгает носом. Сабрина упорно просится к папе. Сабрине здесь плохо. Плохо от всего: от чужой постели, от чужой и острой еды, от чужих и мерзких прикосновений к телу. — Будешь хорошей девочкой, — мама называет его своим новым мужем. А он лезет ночью в кровать Сабрины, пока мамы нет дома. — Не шуми и дядя Сэм даст тебе вкусную конфетку…       Сабрина кричит и зовёт на помощь, пока Сэм зажимает её рот ладонью. Сабрина бьётся в истерике, получая новую затрещину. Сабрина в ловушке.       Больно. Чудовищно больно. До крика и визга. До слёз на щеках и крови на простыне. А на теле остаются синяки от его пальцев. — Ты была плохой девочкой. Придётся прийти к тебе ещё раз и научить тебя манерам.       Год боли и жуткого унижения. Год страданий и насилия. Где папа? Почему он до сих пор не нашёл свою любимую дочь? — Ты не против? — дядя Сэм в очередной раз зажимает Сабрине рот ладонью. А сам смотрит на свою жену. — Да мне насрать, — мама курит в дверном проёме и спокойной смотрит, как её мужчина раздевает со смехом её брыкающуюся малолетнюю дочь. — Душ потом прими. — Не бойся, малышка. Дядя Сэм даст тебе конфетку…       Сабрина рыдает в ночи, захлёбывается в ночи бессмысленными слезами. И молится лишь об одном: скорее вернуться домой.       Год моральных пыток. Год страха и стресса. Двенадцатилетие меняет, ломет и корёжит ещё совсем недавно маленькую девочку. Сабрина… Нет, не камешки больше стучат в её имени. Гром гремит! — Радуйся, маленькая дрянь: твой папа заплатил выкуп и щедрые алименты за твою худую задницу, — мать дышит ей в лицо сигаретным дымом, ведёт себя так, как давно хотела вести себя с ненавистным ребёнком. — Долго пришлось его доить, повышая цену и рискуя свой головой. Но это того стоило: столько денег! И нам хорошо, и ему, и тебе.       Сабрина безучастно смотрит в стенку. Год. Всего год молитв. И скоро она будет дома. Вот что это теперь изменит? — Когда-нибудь я убью вас. Обоих, — тихо и зло шепчет Сабрина. Они ещё не знают, какое чудовище сотворили своими выходками: насилием, избиениями, пренебрежением и издевательствами. — Я клянусь. — Дорасти сначала, — усмехается мамин муж, больно дёргая за волосы.- А не то я опять приду к тебе и накажу.       Неделю спустя Сабрина оказывается в родной Англии. И она знает, что отец больше не видит в ней свою маленькую принцессу. — Господи, что они с тобой сотворили?       Чистый патч мягким шариком скатывается в ведро. Всё в порядке. Винтовка вновь в идеальном состоянии. Впрочем, как и всегда. И готова к выстрелу.       Сабрина не живёт — существует с тех пор, как ей было одиннадцать. Шесть лет непрерывной вереницы психологов и психиатров. Четыре попытки суицида на фоне хронической депрессии. Еженочные кошмары с криками и воплями. Нежелание жить в этом мерзком, мрачном мире. Сабрина боится. Боится всего, начиная от мужских прикосновений и заканчивая тенями в темноте её родной комнаты. Страх порождает ярость. Ярость, желание отомстить. И ничего больше не нужно давно уже не девочке. — Папа, почему ты не хочешь понять, что я не желаю рожать детей? — Сабрине семнадцать и этот разговор у них с отцом был уже не раз и не два. — Не спеши, дочка, — в уголках его глаз таятся слёзы. И Сабрине от этого больно. Она знает, как отец жаждет увидеть её детей. Но этому никогда не бывать. Нет, Сабрина не может и не желает даже думать о том, что ей будет владеть мужчина. Только не после всего произошедшего.       Год за годом формируется одна единственная мысль, одно желание: убить мать и отчима. Убить за всё, что они сотворили с её семьёй. Без сожаления и жалости. Мучить их, как они мучили беззащитного ребёнка. Эта мысль — единственное, что помогает удержаться на краю рухнувшего мира, не сорваться в вечный, мёртвый мрак. Мысль, ставшая целью существования. Но единственное, что останавливает от намеченного пути — отец, искренне любящий, гордящийся своими детьми. И Себастьяном, политиком и видным мужчиной. И скромными успехами Сабрины в сохранении собственного душевного здоровья. — Мой сын — пэр палаты лордов! — два таких похожих мужчины с давно не похожими улыбками радостно обнимаются. И только Сабрина знает, что Себастьян давно шпионит на Северную Корею, путается с мафией и позорит их семью тайными криминальными делишками. А ещё Сабрина знает, что всё это он делает ради неё, с того самого дня, когда впервые призналась в том, чего желает большего всего на свете. Брат это делает ради неё, её жажды мести, что живёт в груди девушки и воет от голода. Себастьян — ищейка, которая вынюхивает малейшие следы давно исчезнувшей в неизвестном направлении матери. Но, к сожалению, пока безуспешно.       Сабрина тихо сходит с ума в своём тесном мирке: учёба на дому, психологи, рисование и изнуряющие занятия спортом. Всё это — попытка абстрагироваться от кошмаров, научиться с ними жить. К сожалению, раны, нанесённые предательством матери и насилием со стороны отчима, слишком глубоки, не затянутся, как ни старайся. — Ваш отец говорил, что вы занялись восточными единоборствами, — очередной психолог смотрит внимательно и пристально поверх новомодных очков. — Не расскажете, зачем? Чтобы оторвать член Сэму и засунуть его в щель моей мамаши, — яростно думает Сабрина, сжимая кулаки. Но вместо этого говорит заученное: — Чтобы защититься. — Вы чего-то боитесь? — Да. Боюсь того, что этот мир может сделать с беззащитной женщиной.       Психолог рассыпается пафосными речами о том, что прошлое надо отпускать. И вообще стоит уйти в шаолиньские монахи и выращивать цветы, жевать жвачку и говорить «мир вам, братья!». Но Сабрину это не волнует. Куда сильнее её волнует, что на её восемнадцатилетие Себастьян (в тайне от отца, конечно) дарит ей первую винтовку и первый же пистолет. — Учись, сестрёнка, — у Себа давно уже не та солнечная улыбка. Скорее, хмурая, натянутая, сменившаяся в тот день в больнице, когда врач сказал Моранам, что Сэм сотворил с их любимой девочкой. — Снайперы везде нужны.       И Сабрина учится. Прилежно и упорно, насколько это вообще возможно для неё. Монстру внутри неё нужны клыки, чтобы уметь убивать. А Сабрина не сомневается — она способна на убийство с того самого момента, когда Сэм впервые пришёл в её постель.       Двадцать лет. Молодость в самом разгаре. Но ни светские тусовки золотой молодёжи, и друзья, ни молодые и загорелые на курортах парни не прельщают. Это мелочь. Шелуха на её пути к мести. И мараться о неё Сабрина не хочет. — У моего друга сын твоего возраста, — только отец не желает оставлять в покое свою сходящую с ума двадцатилетнюю дочь. — Если бы ты захотела… — Спасибо, пап, — Сабрина пытается благодарно улыбаться. Отец не со зла это говорит. Но справиться с панической атакой куда сложнее. — Но я не могу. Просто, не могу… — Извини, — его поцелуй в макушку по-прежнему действует лучше любого успокоительного.       Сабрина смертельно устала бороться с собой и со своими странными, неправильными порывами. С ужасным прошлым и непонятным будущим. Лишь слышит в ночи вой ветра за окном. Саббббрррриииина — грохочет гроза на горизонте. — Я хочу пойти в армию.       И родня даже не противится. Впервые за долгое время Сабрина чего-то захотела сама, без чьей-либо указки. Отец думает, что его девочка идёт на поправку, выздоравливает. Чушь полнейшая. Лишь Себ знает, чего хочет его сестра.       Военная одежда как влитая сидит на Сабрине. Точно девушка для этого и родилась — носить её. И оружие. Настоящий боевой пистолет, а не обычный пневмат. А после курса тренировок ей дадут настоящую винтовку. — В снайперы хочешь пойти? — командир удивлённо изгибает бровь. — Ты хоть знаешь, как винтовка выглядит? — Отец на охоту водил, — Сабрина врёт. Ей самой пришлось всё учить, потому что отец никогда бы не доверил ей оружие.       Три ходки по два года в Ирак. Сорок боевых заданий в общей сложности. Пятьдесят один убитый враг. Тренировка новичков. Всё просто. Привычно. Любимо. Война — вот место Сабрины. Жаль только, что всё хорошее кончается слишком быстро.       У папы новая семья: с давней любовницей, с которой он встречался в бытность своего первого брака, и младшим сыном-подростком. Но и старшим детям в этом доме всегда рады. — Вы могли бы быть моими детьми, — говорит при знакомстве Кэти. И Сабрина искреннее жалеет, что это не так. — Жаль, что вам с матерью не повезло.       Сабрине она нравится. Тихая, спокойная, приветливая и всепонимающая. Полная противоположность своей предшественницы. Её сын очень похож на свою мать. И это не может не радовать. — У Майкла был инфаркт, — за эти два года Кэти, ещё молодая женщина, поседела на полголовы. — Он не хотел тебя тревожить, пока ты была в Ираке. Боялся за тебя. — Что говорят врачи? — Положительная динамика, избегать серьёзных стрессов…       А на годовщину развода родителей отец получает странную заказную бандероль без обратного адреса. Никому и ничего не сказав, он уединяется в своём кабинете. Через несколько часов Кэти находит своего супруга мёртвым. На старой кассете, которую отец получил перед своей гибелью, было записано одно из многочисленных изнасилований Сабрины.       Ненависть чёрной волной топит душу, стоит полисмену рассказать о причинах смерти Майкла Морана. Презрение. Гнев. Жажда убить, растоптать, изничтожить. Шесть лет Сабрина откладывала. Но настало время исполнить давно данную клятву.       Промасленная бумага липнет к коже, пока она копается в ящике в поисках полироли. Её винтовка — верная подруга — должна сверкать матово и радовать глаз своей хозяйки. Но сначала надо пройтись тряпкой и заменить втулку вновь на затвор.       Сабрина пьёт, как не пила на весёлых попойках после боя, на похоронах родного отца. Скромных, надо сказать. Ни многочисленных коллег и представителей других знатных семейств Лондона, ни дальних родственников. Лишь самые близкие — жена, трое детей и близкий друг-адвокат. — Я хочу отомстить им, — пьяно и зло шепчет Сабрина Себастьяну. — Больше всего на свете хочу… — Я знаю, — как и всегда, понимающе кивает брат и улыбается. Совсем не так, как в детстве. — И я помогу тебе. — Себ придвигается ближе, смотрит так странно, почти торжествующе. — У меня есть один… друг. Он обещал помочь с этим… делом. Но ему нужен умелый и хороший снайпер.       Сабрина нутром чувствует подвох. Странное всё же предложение. Подозрительная помощь. Но Сабрина соглашается. Ради такого она готова хоть в ад сигануть без раздумий. Спустя неделю Моран совершает такой же маршрут, что и пятнадцать лет назад: машина, самолёт, машина. Только страна другая. И дом другой, не тот самый, из давних кошмаров. И жизнь другая.       Мать и Сэм странно смотрят на коробку с конфетами, почти пугаются, хотя и сами не знают чего. Они ещё не знают, что их самый дикий кошмар прячется в доме, а не в дурацком картонном прямоугольнике со сладостями. — Я пришла отдать вам конфеты…       В домике на отдалённой ферме их криков никто не услышит. Телефоны не работают. И милое развлечение может продолжаться столько, сколько захочет Сабрина.       Дядя Сэм вопит, как резанный поросёнок. Мать, обмочившись, рыдает, умоляет, просит. Но Сабрина радуется, свершая свою месть. — За меня, отца и конфеты, — пуля попадает Сэму точно в глаз. И растолстевший педофил мешком валится в ноги матушки, рыдающей, пахнущей кровью и мочой. — Не губи! Прошу! — она рыдает ещё горше, верно, обмочившись ещё раз. — Ты же моя дочь! — Да мне насрать, — выстрел приходится куда-то в живот. И эта грязная тварь ещё мучается, прежде чем умереть. — Не ожидал от вас такой ярости, мисс Моран, — Джим, тот самый загадочный друг Себа, принимает Сабрину, ещё пахнущую недавними убийствами, в своём номере.- Впрочем, это закономерно. Дали волю детским комплексам?       У Джима Мориарти раздражающе идиотская манера разговаривать. Позёрство, лицо — вечная, неснимаемая маска. Его речи полны сплошного, надменного пафоса, а жизнь — зла. — Вы хотели нанять меня в качестве киллера. Когда я могу приступать к работе? — Сабрина вздыхает. Смешная, как у пони, чёлка падает на глаза (руки бы оторвать её последнему парикмахеру). Цель жизни выполнена. И до краёв её, потерявшую всякую человечность, наполняет блаженная пустота. Наконец-то. — Завтра, — Джим, как маленький, кривит лицо, поигрываясь пистолетом. — Мои люди встретят тебя в Бангладеше. — Спасибо. — Ты мне это спасибо кровью и потом отработаешь, — на Сабрину направляется пистолет.       Из солдата королевской армии в наёмники? Просто, быстро, легко. Сабрина даже не сожалеет. Ни о чём.       Мягкий пшик дозатором. Лёгкое скольжение тряпкой по стволу. Любимые ощущения почему-то ассоциируются с лучшим временем в её жизни.       Сабрине не то, что нравится убивать. Нет, она просто исполняет заказы любой стрепени важности. Быстрая и лёгкая смерть — пуля в висок. Долгая и мучительная — левое подреберье. Какие только странные заказы она не выполняла: отстрел предателей, убийство мафиозных баронов и прочей лезущей под ноги сети Мориарти шушеры. Но у каждого киллера есть своё табу — исключение из общего списка правил. Кто-то не устраивает взрывов и массовых убийств, кто-то не берётся за убийтсва при свидетелях. У Сабрины это — убийство детей.       Неважно, что это за ребёнок. Важно другое. Сабрина видит в них себя, ту, ещё маленькую, счастливую. Дети — единственный осколок радости в этом лишённом добра мире. Той радости, которая Сабрине давно не доступна. — Надо же. Щепетильный убийца, — Мориарти на первой за долгие месяцы встрече обходит её кругом. Смотрит своим страшным взглядом ей в глаза. Но Сабрина не боится. Не мертвецам бояться мертвецов. — Это что-то новенькое. — Сабрина только продолжает молчать, не обращая внимания на его слова. Куда о большем говорят жесты. А мимика и руки у Мориарти слишком живые для гения преступного мира. — Ничего не хочешь сказать в своё оправдание? — Лишь то, что с остальными заданиями у меня нет осечек, — нет, Сабрина не боится. Она боялась бы, останься у неё хоть что-то, ради чего она могла бы жить. К сожалению, такой цели у неё нет и не предвидится.       С пистолетом Мориарти выглядит странно. Ему бы больше подошёл тесак или любое другое холодное оружие. Но с огнестрелом он выглядит почти дико. Не то по-детски, не то по-гейски. Сабрина для себя ещё не решила, кто же её начальник: гей или большой ребёнок. Возможно, что и то, и другое. — Ты совершенно не боишься смерти, но боишься мужчин, — дуло пистолета смотрит девушке прямо в лоб. — Странная ты, Тигрица.       Откуда он знает её солдатское прозвище? Впрочем, не важно. Вопрос в другом: почему Джим милует её? Он точно псих: оставлять чокнутую на свободе. Но своих клиентов Сабрина отстреливает хорошо. С этим не поспоришь.       Не все задания лёгкие. Частенько приходится серьёзно подумать головой, разобрать стратегию, подсчитывать планы отступа… И при всём при этом казаться обычной женщиной в глазах соседей и родственников. — Летишь в Италию, подруга, — Джонатан, её командир, хороший человек. Для наёмника, конечно. — Босс хочет, чтобы ты была под его шефством в составе личной охраны.       Странно это всё, конечно. Но Сабрина не спорит. Впрочем, Моран всегда выделялась среди киллеров. Именно она убила польских предателей братьев Падалеки. Она спасла босса от предназначавшейся ему пули через две недели. Она… Она… Она… Как на зло, ей попадались интересные заказы. — Будешь выполнять мои задания без посредников, — Сабрина удивлённо смотрит на Джима. То ли от того, что он никогда не спускался до этого в оружейную, то ли потому что решил обзавестись личным снайпером. — Давно хотел завести себе ручного зверька. И у меня для тебя дело.       В операции «Большая игра» ей отведена отдельная, важная роль. — Я хочу увидеть, как убьёшь Шерлока Холмса, — у Мориарти совершенно, абсолютно ненормально блестят глаза. Для него доведение Холмса до смерти — то же, что и месть матери для Сабрины.       Месть, которая не свершается — противник оказался слишком хитрым и изворотливым. Даром, что гений частного сыска. А его верная псинка Ватсон, как её называет Джим, слишком верной.       Мориарти рвёт и мечет. Кричит подобно дикому зверю в своём кабинете. Никто и близко не сунется к ярящемуся боссу. И только Сабрина стоит посреди этого дурдома и думает, пока начальник заряжает, нарочито медленно, пистолет. Жаль, что это дело попалось именно сейчас, когда Сабрина только начала вновь ощущать вкус жизни. — Запомни, ведьмочка Сабрина, в моём пистолете всегда найдётся пуля для больного тигра, не способного выполнить приказ! — дуло пистолета угрожающе упирается в висок. Это уже третье наведение на неё оружия. Интересно, когда Джим всё же убьёт её? Но пока Сабрина по-прежнему не реагирует. - А пока я хочу напиться и поболтать о проблемах простых смертных.       Да, Джим Мориарти определённо странный. Чудовищно странный. До сумасшествия. И с чего это он решил поболтать со своим личным снайпером? Решил завести себе друга? Завидует Холмсу? — Что сделало тебя таким? — рискованный вопрос. — Когда было пять, мой дядя на моих глазах изнасиловал и убил мою сестрёнку…       Сабрина знает, что Джим врёт. Такой человек как Мориарти никогда про себя ничего не скажет. — Но ты не веришь. — Ни на йоту. — И правильно делаешь. Люди имеют свойство врать, Саби-Васаби.       Действительно, зверушка. Нечто забавное, обитающее рядом. Что-то, с чем можно поговорить в минуты скуки, что можно отпинать во время приступов ярости. Сабрина давно свыклась с этой ролью. Притёрлась. — Ирэн меня разочаровала. Отправлю её к террористам… — у Джима слишком капризный голос. Сабрина лишь морщится, перебирая отчёты о миссиях — Мориарти ненавидит разбираться с документацией, радостно спихивая бесполезные кипы отчётов на того, кто совсем не приспособлен для роли секретарши. — Знаешь, что она удумала? Она влюбилась в Шерлока! — Да? А как на это отреагировала Ватсон? — Сабрина в чём-то понимает Джоанну: общаться с эксцентричными гениями весело бывает. Чего только Джим ни придумывал! Как ему только Холмс не отвечал. Только Ватсон выбрала доброго ангела. Моранам суждено работать с опасным демоном. — Приревновала, конечно, — Мориарти фыркает, принимая совсем уж какую-то невообразимую позу в кресле. — Наш Шерлок такой замечательный, что ворует дамские сердца быстрее, чем раскрывает дела, — да и не только женские, если на то пошло. Иначе Джим так бы не бесился. — Скучно. Посмотрим, что там на форуме «Дорогой Джим!»       Мориарти идиот. Пусть и гений, но идиот. Сабрину в этом не переубедить. Впрочем, она тоже идиотка. Хотя бы потому что верит психу. — Саби-Васаби, у тебя хоть один бойфренд был? — Джим внимательно (как и всегда) смотрит на труп Джонатана. Сабрине почти физически больно от осознания, что человек, которому она доверяла, оказался предателем, шпионящим на несносную сестричку Холмса. — Это не пытки и убийство, а чистой воды сублимация.       Сабрина хмуро молчит, вытирая кровь с рук. Знает, что Джим и так обо всём в курсе. Какой смысл сотрясать воздух лишний раз фактами, которые и так известны? — Глубоко тебя ранил отчим, — Мориарти сочувственно кривит лицо. Но Сабрина знает: это маска, не более. На самом деле Джим хладнокровнее акулы. — Надо избавляться от комплексов, дорогуша. — Хочешь с этим помочь? — Сабрина злится, скаля зубы, как настоящий тигр. Сабрина злится на всех окружающих за их склонность к предательству. — А я как раз думал о наследнике моей империи, — перемена в поведении Джима, как и всегда, поражает: ещё минуту он искренне сочувствовал, а сейчас уже откровенно веселится и почти насмехается. — А мне казалось, что ты гей, — Сабрина только и может, что растянуть губы в ехидной усмешке. Она сама никогда не хотела рожать, а Мориарти так и подавно не стоит детей заводить: слишком хорошо Моран помнит, как он говорил о Вероник Лейстрейд, с каким сарказмом называл детей необходимым злом этого мира. — Ну, я человек разносторонний, люблю смотреть на ситуацию с разных углов…       Сама не зная почему, но Сабрина соглашается на этот странный… эксперимент. И всё оказывается не так уж и плохо. То ли это всё настолько смешно, что ей всё равно, то ли детские воспоминания наконец-то успокоились, улеглись и не причиняют больше такой боли. Всего-то посторонние мужчины в комнате, небольшие садистские наклонности Джима и периодическое шептание во время секса имени заклятого врага. Это даже мило.       Но, главное, чтобы их отношения не страдали, заходя за неположенную черту чувств и эмоций. Сабрина знает, что они никогда не выйдут из строго прописанных ролей «начальник-подчинённая». Хотя иногда и становится жаль, что в жизни Моран всё как-то извращено. Спустя столько лет девушка поняла, что из неё могла бы выйти неплохая жена. Или нянька такому же психу, как Мориарти. — Почему именно я? — Сабрина задумчиво смотрит на шнурки своих берцев. Завязать по-обычному или помаяться дурью и опробовать один из способов, найденных в интернете? — Мне ужасно нравятся люди, которые не выносят своих эмоций на публику, — Джим курит отвратительную сигарету с ментолом. И её запах почему-то злит Сабрину. Нет, определённо он себя ведёт иногда чересчур по-гейски. — А ещё ты крайне эффектно вписалась в наши стройные ряды: даже я не могу похвастаться убийством собственной мамаши и её муженька. — Я рада, что оценил, — Сабрина берёт со стула ровно сложенную майку — военные привычки проявляются во всём. — А ещё у тебя мёртвый взгляд, я это сразу приметил. Ты не боишься меня, в отличие от остальных. Даже твой братец едва в штаны не наделал, когда мы впервые с ним встретились, — Сабрина спиной чувствует: Джим внимательно смотрит на неё. — Ты сумасшедшая, конченный псих. Почти такая же, как и я. От такой детки мне и нужны детки: от той, что защитит своего ребёнка, как настоящая Тигрица, но что не будет с ним сюсюкаться и излишне любить. Меня в детстве это так раздражало в поведении моей мамаши…       Мориарти очень сложный человек. — Как и всегда, прячешься в оружейной, Саби-Васаби? — знакомый до дрожи голос. — Хотела почистить винтовку, — руки, как и всегда, ловко двигаются, разбирая оружие. Всего лишь ещё один привычный алгоритм действий. И тоже очень любимый.       Походка у Джима мягкая, но какая-то змеиная: пройдёт и плечом не заденет. Зато настроение у него слишком хорошее, что и не удивительно. Он почти уничтожил своего соперника. Конечно, это не может его не радовать. — Готовишься к окончанию игры? — Джим смотрит в упор, даже не мигая. Холодные, почти змеиные глаза. Но Сабрине всё равно. Она всегда хорошо сносила этот взгляд. — Я нашла выгодную позицию из окон одной квартиры. Парни как раз занимаются её хозяевами, — все детали отправляются в специальную сумку, а воспоминания на дальнюю полку. — Тревор и Сью будут меня страховать. Впрочем, ты и сам можешь это всё прочитать: копию плана я оставила тебе на столе ещё неделю назад. — Ох, Саби, ты же знаешь, как я не люблю эту макулатуру, — Джим кривит в отвращении лицо. Иногда Сабрине кажется, что на самом деле он не гений криминальной сети, не математик по образованию, а обычный капризный ребёнок, который не может добраться до вожделенной игрушки.       Сумка собрана. План готов. Сегодня совершенно точно умрёт Шерлок Холмс. Или его драгоценная подружка. Тут уж сыщику выбирать. А Сабрина позаботится о том, чтобы в случае неповиновения мисс Ватсон осталась всего лишь приятным воспоминанием в жизни мистера Холмса. — Знаешь, в моём пистолете много пуль. На каждого найдётся, — Мориарти иногда кажется человеком без логики. Вот зачем ему опять направлять на Сабрину свой дурацкий пистолет? — И не только для тебя. Но и для меня.       Джим совершенно точно странный. За четыре года общения с ним Сабрина это совершенно точно усвоила. Но к чему это он сейчас ведёт?       Сабрррррина… Тигриный рык висит в воздухе.