Перекрестные огни

В комнате витает аромат лавандового масла и горелого пластика. Стены обернуты обоями с рисунком, имитирующим сосновое дерево. Вдоль первой стены — спящая змея. Гигантский железный удав с выпученными глазами-шурупами. Чешуей его покрывают разноцветные корешки книг, выставленные в алфавитном порядке. Вдоль второй стены — широкая картина. На ней изображен человек, повидавший сотни битв на своем веку. Доспехи его — изуродованные ошметки металла. Его армия разбита. Его королевство падёт. Человек лежит на поле, что заросло покрасневшим вереском и бледной пшеницей. Он истекает кровью, но на губах его сияет улыбка. Посреди комнаты лежит полосатый в клеточку каштановый ковер, на крайнем углу его возвышается груда сваленных друг на друга велюровых подушек и плюшевых игрушек. Девушка лежит на животе, подложив руку под одну из подушек и уткнувшись щекой в плюшевого бурундука с растрепанным огрызком искусственного меха, что когда-то являлся пушистым хвостом. Она зевает и рассеянно скользит сонным взглядом по стенам вокруг себя. Вскоре девушке надоедает праздное бездействие. Она садится на колени, протягивает руку и поднимает с пола плюшевого бурундука, на котором пару секунд назад покоилась её голова. Без особого интереса она осматривает его круглую морду с черными глазами-бусинками. Проводит пальцем по светло-розовой полоске бархата, проходящей от хвоста к макушке, после чего бросает бурундука обратно в гору разноцветных плюшевых зверьков и подушек. Девушка чувствует печаль и тяжело вздыхает. Она не знает причин этой грусти, но принимает это как должное. Девушка медленно поднимается на ноги, аккуратно расправляет немного измятое платье. Она раскидывает руки в стороны, словно канатоходец, и очень осторожно делает шаг вперед. Каштановый ковер под её ногами покрывается рябью, начиная мелко дрожать и раскачиваться. Девушка делает ещё один шаг, стараясь не смотреть на него, но спотыкается и едва не падает. Она чувствует себя маленьким ребенком, делающим свои первые шаги на слабых и непослушных ногах. Девушка давным-давно вышла из этого возраста, но, тем не менее, передвигаться на своих двоих кажется ей в новинку. Головокружение постепенно начинает уходить. Девушка смелеет и опускает руки, лишаясь равновесия. Немедленно падает, но тут же поднимается и упрямо идет дальше, до тех пор, пока не упирается в стену, неожиданно выросшую перед её носом. Она останавливается и озадаченно смотрит на девушку, находящуюся на другой стороне комнаты и столь же удивленно смотрящую на неё саму. Она протягивает руку и дотрагивается до невидимой стены. Незнакомка проделывает то же самое. Похоже, это зеркало, думает девушка. У незнакомки стройная фигура в обтягивающем вишневом платье. Её волосы огненно-рыжего цвета, они ниспадают на плечи шелковой волной, мягко перехваченные алой шелковой ленточкой. Её глаза сияют зелеными угольками в полумраке комнаты. Девушка продолжает неотрывно смотреть на свое отражение. В её взгляде смешались восхищение и изумление. Она пока не может признать в этой привлекательной девушке себя, но продолжает смотреться в зеркало и вертеться, оглядывая отражение с разных сторон. Девушка не помнит своего детства. Она не знает своего имени. Она не помнит, какой была её жизнь, и существовала ли она вообще. Её воспоминания — чистый лист белой бумаги. Когда девушка, наконец, отрывает свой взгляд от большого зеркала, проходит уже несколько минут или даже... Неважно. В этой комнате нет часов, так что время не имеет значения. По крайней мере, для неё. Итак, девушка нехотя отворачивается от зеркала и продолжает свой путь. Неторопливо ступая босыми ногами по мягкому ворсу ковра, она направляется к огромной двери из железного дерева. Она осторожно дотрагивается до круглой ручки двери и тут же отдергивает руку, словно та укусила её. Ничего не происходит. Тогда девушка глубоко вдыхает воздух и, зажмурившись, поворачивает круглую ручку двери, в полной уверенности, что та закрыта. Дверь приветливо заскрипела петлями, покрытыми многовековой пылью и немного приоткрылась. Девушка недоуменно пожимает плечами и шагает за её порог. Новая комната оказалась уютной гостиной, из тех, что есть в каждом уважающем себя частном доме. Бежевый диван и пара кресел перед телевизором с маленьким черным экраном. Несколько книг и газет, сложенных в аккуратную стопку на журнальном столике со стеклянной крышкой. Стены, оклеенные скромными обоями с приятным цветочным узором, белоснежный ковер на полу и занавески на окнах им в тон, а также несколько сосновых полок, отполированных до блеска, на которых гордо выстроились в ряд круглые глиняные горшки с фиалками и пушистыми кактусами. — Здесь есть кто-ни… — девушка обрывает себя на полуслове, неожиданно заметив огромное темное пятно на ковре, всего несколько секунд назад казавшимся идеально чистым. Это не краска? Она наклоняется ближе и дотрагивается до подозрительного пятна. Её палец окрашивается в алый. В воздухе ощутимо витает какой-то странный металлический запах. Нет, это не краска. Она уверена в этом. Девушка разворачивается обратно к двери, почувствовав непреодолимое желание вернуться в прошлую комнату. Но её взгляд натыкается на камин из белого кирпича. Дверь исчезла. Но она точно была здесь! По спине девушки пробегает стайка мурашек. Определенно, нужно уходить отсюда. И как можно быстрее. Она прерывисто вздыхает, разглядывая две новых двери. Одна из них ведет в прихожую, а другая — в спальню или в ванную. Может быть. Девушка неуверенно поворачивает ручку левой двери. Заперто. Она поворачивается к правой двери, с неудовольствием посмотрев на кровавый след, тянущийся к порогу. Это плохая идея, думает она. Очень плохая идея. И, тем не менее, она открывает эту дверь. А в следующее мгновение превращается в каменное изваяние, застывшее на пороге. Всё верно, эта комната оказалась ванной. Но сейчас она больше всего напоминает скотобойню. «Уходи. Уходи, немедленно!» «Но вторая дверь заперта. У меня нет ключа, и я понятия не имею, где его найти!» «Плевать. В гостиной окно без решеток. Просто открой его и прыгай вниз. Это всего лишь первый этаж. Сваливай отсюда. Живо!» Девушка продолжает таращиться на лохмотья мяса, грудой сваленные на дно фарфоровой ванной, когда-то белоснежной, а теперь ярко-алой от крови, неровными ручейками стекающими под её ножки, сделанные в виде рыжих когтистых лап. Неужели этот бесформенный мясной фарш, смешанный с раздробленными костями и мыльной водой был при жизни живым существом или даже… «…человеком?.. Боже мой, ЭТО было человеком?!» Кто мог сотворить такое? Это могло быть лишь чудовище. Кошмарный монстр с силой и яростью, выходящей за переделы возможностей и всякого понимания. И, если это так — а это действительно так ( Не может человек быть настолько кровожадным! ), «несчастный случай» здесь не поможет, то тогда этот монстр, должно быть, где-то поблизости и если она не поторопится, он может обнаружить её и убить. И единственный выход сейчас — послушать голос разума, сбежать из этого дома через окно и отправиться на поиски людей. Живых людей. Ведь ей нужна их помощь. Ей действительно нужна помощь, ведь она повредилась рассудком и не помнит даже своего имени. Девушка резко распахивает правую створку окна, садится на подоконник и с опасением всматривается вниз, но не видит ничего кроме выстриженных сфер кустарника. Кажется, где-то впереди, за стеной забора с острыми зубьями горят фонари, но их тусклый свет мало что меняет. В саду, что опоясывает дом цветущим лабиринтом разнообразных растений, как больших, так и не очень, царила зловещая темнота. Всё что нужно сделать теперь — это пересечь сад, думает девушка, продолжая сидеть на подоконнике, озираясь по сторонам. Если бы только у неё был фонарик… Но чего нет — того нет. Она спрыгивает с подоконника и морщится, когда её босые ноги касаются чего-то мокрого и ледяного. Она наклоняется и поднимает с земли огромные ножницы. Они для стрижки кустов, а не для разделки мяса. Но, похоже, их владелец не видел особой разницы в этих делах. Иначе, почему эти острозаточенные лезвия покрыты толстым слоем запекшейся крови? — Помогиии мнее. Девушка вздрагивает и роняет ножницы. — Помогиии мнее, — повторяет голос, плавно растягивая буквы окончаний и превращая слова в завывания, — Помогиии!.. Это человек стоит за её спиной. Как раз возле окна, из которого она только что спрыгнула в сад. Но девушка не станет оборачиваться. Ни за что. Она срывается с места и бежит в сторону забора, петляя между деревьями и клумбами. Её сопровождает звук хлюпающих шагов и треск ломающихся деревьев. Кем бы ни был этот просивший о помощи, он явно направляется за ней. Он не торопится, совершенно не торопится и это очень несвойственно для преследователя. — К черту, к черту, — судорожно бормочет себе под нос девушка, перепрыгивая через сваленные в груду лопаты и грабли, — К черту! Иди ты к черту!.. Она резко останавливается, едва не врезавшись в калитку, представляющую собой высокую железную дверь с волнистой решеткой. На ней висит массивный круглый замок. Из его пасти черным языком вываливается маленький ключ на серебристой цепочке. Девушка хватает его дырявый глаз и поворачивает в замочной скважине. Замок не открывается. Хлюпающие шаги доносятся ближе. Девушка чертыхается и поворачивает ключ в замке ещё раз, против часовой стрелки. Замок крякает. Она срывает его с двери и швыряет на землю. После чего распахивает дверь и ныряет в спасительный свет уличных фонарей. Делает несколько шагов вдоль забора и в недоумении останавливается перед зияющей пропастью, что простирается вместо шоссе вокруг дома. На противоположной её стороне сияют огни и туманные очертания зданий города. Откуда же взялась эта пропасть? Землетрясение? Строительные раскопки? Тогда где-то здесь должен быть временный мост в город. Не может же быть, чтобы этот дом был отрезан от остального мира! Девушка кидает взгляд в черноту провала и отшатывается обратно к стене забора, чувствуя липкий ужас, неожиданно затопивший её сознание. Это просто сон, думает она. Правда? Девушка нервно кусает губы, смаргивая слезы, мутной пленкой подернувшие глаза. Она смотрит на далекий город, но не видит никакого выхода к нему. Она совершенно забыла о хлюпающих шагах за её спиной, которые раздаются теперь совсем близко. Её глаза осторожно закрывают чьи-то ладони. По её щекам из-за них течет что-то теплое и мокрое. Это не слезы, это… — Помогиии мнее, — шепчет ей в ухо уже знакомый голос, — Ты поможешь мнее? Ты поможешь мнее, милаяя. — Нет, — едва слышно отвечает она, — Отпусти меня! — Помогиии… — Отпусти меня и тогда я помогу тебе! Он убирает ладони с её лица, проводя кончиками пальцев от век к подбородку и останавливаясь на шее. Его пальцы оставляют на её коже алые следы крови, постоянно сочившейся из его рук. Он бесцеремонно берет её за плечи и разворачивает к себе, низко наклоняя голову, чтобы она могла разглядеть в треснувшем свете фонаря его лицо. Девушка моргает и широко распахивает глаза. Его лицо — красная маска, кусок сырого мяса с узорами переплетённых друг с другом сине-зеленых вен и сухожилий. Лицо без кожи и волос, лицо иллюстрации из анатомического атласа. Зрачки его глаз с лопнувшими сосудами — ясно-голубые. В них слабо мерцает огонек живого дыхания, отражение невыразимой боли и тоски. Когда девушка смотрит в них, перед её глазами проносится тысяча разноцветных стекляшек. В каждой из них есть отражение её самой. Каждая из них — это воспоминание. — Помогиии мнее… Ты нужнааа мнее… Ты нужнааа нам... милаяя… Его шепот постепенно затихает, пропитываясь печальным воем встречного ветра. Он обнимает её, стискивая её шею до звонкого хруста костей. Девушка не сопротивляется. Её сердце остановилось.